Come see me. Come along. I am alive. It hurts me.
— Идем, Алек, — раздается рядом голос Страквезера, — мы не скорбим по ушедшим, пока не свершится наша месть. А она будет ужасной за то, что они сделали с нашим домом. Александр лишь качает головой. На асфальте кровь. Чертова куча крови. Слишком много крови. Слишком много. Но никто, черт побери, не знает, кто это сделал с ней, и где она сейчас. Они ничего не знают. Брюнет идет к Изабель. Та крепко обнимает его и говорит: — Мы перережем их всех. — Это не вернет ее. — Проговаривает парень. Ему хочется подохнуть, как собака, той смертью, что он заслуживает. Если она мертва, а она, скорее всего, мертва — ее ничего не вернет. И тут Изабель пугается. Она ошибалась — ее брат может сломаться. Девушка сильнее прижимается к Лайтвуду, пытаясь пробудить в нем надежду, но он только из всего смотрит куда-то вдаль, куда-то мимо кладбища, мимо машин копов, мимо людей… Ей больно, ему больно, Джейсу больно было бы. Но хуже всего то, что Айрис так искренне волнуется за свою наставницу, ищет глазами, но не видит. — Где Аида? — Наконец спрашивает, игнорирует кровь буквально под ногами. — Вероятно, с Джеймсом. — Отвечает на столь сложный вопрос Алек, а Изабель… Изабель молчит. Боится заплакать. Честное слово, слезы буквально прожигают глаза. «Терпи, Изабель» — Говорит себе, пытаясь сконцентрироваться на старшем брате который не сдвинулся с места, который мог лишь смотреть в одну только точку, не сводя своих пустых, холодных голубых глаз. — Я не хочу их всех терять. — Шепчет ему на ухо Иззи. — И тебя я не могу потерять. Очнись, пожалуйста. — Дергает его за черную рубашку, пытаясь вызвать в нем хоть что-то. — Алек… — Он устало переводит взгляд на сестру, но ей кажется, будто смотрит сквозь нее. — Она не могла умереть. — Говорит Айрис, проводя рукой по волосам. Глаза широко раскрыты. — Мы найдем ее. Я сделаю все возможное, чтобы найти ее. — Запально говорит Мериза. Ее глаза мечутся из стороны в сторону. — Мам… не надо. — Прочистив горло просит парень, отцепляя сестру от себя, не желая встречаться с взглядом полным паники Айрис. Он смотрит на одинокую Жаклин, которая «ломает» свои пальцы, что для нее совершенно неестественно. Она достает сигарету из кармана, трясущимися пальцами зажигает ее. С ней явно что-то не так. Он впервые видит, чтобы у этой женщины сдали нервы. Единственный, кто, наверное, самый беспристрастный — это Роберт. Он опирается на трость, которая у него появилась от силы два дня назад, если не меньше. Алек знает. Нет, все знают, что Роберт болен. Все знают, что его кончина скоро. Все хотят поскорее увидеть его в гробу и, наконец, закопать его под землю, плюнув напоследок в его могилу. Мужчина оглядывается, взглядом ищет старшего сына. Подзывает пальцем. Каких тогда усилий стоило Алеку натянуть совершенно непроницательную маску. Отцу не стоит видеть его слабости. И парень не покажет ему их. Не в этот раз. — Александр, чтобы у тебя сейчас на уме не было, но ты обязан вернуться к своим делам прямо сейчас. Мне нужно знать все об этой девчонке. Подозреваю, она была той самой предательницей. Если это так, а я прав, тогда найди ее — и убей. Убей всех, кто прямо или косвенно связан с повстанцами. Времени осталось не так уж много. — Хриплый голос отца наждачкой проходит по ушам сына. Нет, приемника. Алек ему перестал быть сыном уже давно. Теперь это сугубо профессиональные, рабочие отношения. Никак иначе. Парень лишь кивает на тираду отца, оставляя в своей памяти одну фразу: «Убей всех, кто прямо или косвенно связан с повстанцами.» Алек убьет, он обещает. А обещания он сдерживает всегда.***
Она просыпается, но не знает, кто она, что она, где она. Спокойное лицо парня — вот что видит, стоит открыть глаза. Боль. Это единственное, что чувствует. Она не знает почему это чувствует, не знает, что именно чувствует, но понимает это. Где Кира? Где Джейс? Они, кажется, играли в бильярд, но почему она так смутно это помнит? Где Жаклин? Какой сегодня день? И что происходит? — Добро пожаловать в реальный мир, Аида. — Ее глаза снова фокусируются на парне. Светло-русый ежик волос и светло-голубые глаза, даже слегка сероватые. Он красивый, думает она. Аида, Аида, Аида… Что-то знакомое. Но что? Джейс? Но кто такой Джейс? В ее сознании полнейшая путаница. Она знает, что знакома с этими людьми, но… не помнит. А Жаклин? Это… это близкая ей женщина. Хочет вспомнить черты лицо, но стоит подумать о них и те тут же расплываются, а потом и вовсе исчезают. Бильярд? Она умеет играть в бильярд? — Аида? — Голос еле слышен. В горле совсем пусто и сухо, будто в пустыне. — Кто это? Это я? — Парень наклоняет голову в бок, разглядывает ее, но потом резко хмурится. — Что ты помнишь? — Спрашивает он неожиданно, а девушка вот-вот задрожит от этого резкого, раздражительного тона. Плакать. Она очень хочет плакать, но не может даже лечь удобнее. — Боль. — Шепчет она. Это, наверное, единственное воспоминание, в котором она уверена. — Еще. Что ты помнишь еще? — Настойчиво спрашивает незнакомец, сжимая подлокотники, на которых покоятся его напряженные руки. Она боится. Она чувствует свой страх так отчетливо, как только может. Кровь едва ли застывает в ее жилах. — Телефон. Я помню… что я что-то печатаю. Помню какую-то женщину… она была такой грязной. Но я не помню, кто это. — Вспомни. Пытайся! — Неожиданно громко говорит парень, поднимаясь со своего кресла. Его размашистые шаги, его сутулые плечи дают ей толчок на попытку вспомнить кого-то еще, что-либо еще. — Как зовут твою мать? — Спрашивает спокойнее незнакомец, а та вжимается в койку еще сильнее. — Я… не помню… — Снова говорит, виновато потупив взгляд. Смотрит на свои руки, которыми пошевелить не может. Забинтованы. То, что вот эта белая ткань на ее руках называют бинтом она знает, но что насчет остального… Смотрит на ноги, думает согнуть одну з них, но правая нога вспыхивает таким огнем, что девушка невольно вскрикивает. — Не двигайся! — Рычит парень. — У тебя половина костей переломаны. — Ты знаешь, сколько тебе лет. — Я не уверена. — Смущенно отзывается, облизывая губу, но и она болит. В горле слишком сухо, но уперто не замечает сего факта. — Где родилась? — Я… — Начинает, но замолкает. — Я говорю на английском. Значит, я американка? Англичанка? — Осознает неожиданно для себя. — Откуда ты знаешь, что говоришь на английском? — Чувствую. — Неопределенно отвечает, ибо это пока все, что знает наверняка. — Но кто ты? — Она смотрит прямо в глаза шатену, что секунды четыре-пять молчит, после же его губы начали раздвигаться в улыбке. — Я — Теодор Рейкен. Зови меня просто Тео, Ария. — Обманчиво ласково представляется он. — Ария? Меня зовут Ария? — Прокручивает в голове имя, только вот оно не находит отклик в ее сознании. Оно кажется ей неправильным. — Да, сестренка, да. Добро пожаловать во Францию. — Его улыбка вызывает у нее страх. Она боится, и это парализует её.***
3 месяца спустя. — Тебе нравится твой новый цвет волос, Ария? — Спрашивает Тео, приобнимая девушку за плечи. Она смотрит на себя в зеркало, на свои каштановые волосы, подрезанные в ровное каре. Что-то не так. Опирается на трость, с которой везде и всегда ходит. Боль в правой ноге еще мучает изредка. Сломанная нога не раз напоминала о себе. Ребра уже срослись, но и они мучают время от времени. — Мне нравится, — врет «брату». Он столько для нее всего сделал, а она, паршивка, будет заикаться над тем, что ей не нравится? Тео расплавляет горделиво плечи, а она, кажется, сейчас усмехнется. Заправляет за ухо прядь, наклоняя голову вбок и на мгновение в голове мелькает ее отображения, какой она была, казалось бы, совсем недавно. Но не помнит. Точнее не может вспомнить полностью свой образ со светлыми волосами. Продергивается и снова уставилась на парня. — Что мы делаем сегодня? — Ей ни капельки не интересно, что они делают сегодня. Честное слово. — Хм… — Легкая кривая улыбка на его губах, и хитрый взгляд. — - Французский. — Ну нет! Ахр, я устала от французского. — Шипит она. — Ты должна отменно знать свой родной язык. — Округляет глаза, взывая к ее совести. — Наш отец бы не обрадовался, узнай бы, что его дочурка пренебрегает своей родней. Да, знаю, я, может, и не знаю, никогда не видел, но это еще не значит, что он бы был на твоей разгильдяйской стороне. — Как узнала «Ария», у нее и Тео был общий отец, которого убил его брат, что теперь правит США. Но и узнала, что у них с Тео разные матери. По словам брата девушки, он нашел ее лежащую на асфальте рядом с Новым Орлеаном. «Ты лежала в луже собственной крови. Представляешь, что я почувствовал, когда узнал, что сестра, которую я разыскивал годами, лежит и умирает» — сказал он ей недавно. Кажется, она у него в вечном неоплатном долгу. — Но… я пригласил Жозетту к нам сегодня на ужин. Поговорите, можете даже разбирать вещи в шкафу. А еще лучше, если вы уберетесь. — Ох, спасибо, братик. — Язвительно мычит девушка, радуясь тому, что сегодня хотя бы сможет поговорить с кем-то из женского пола, кроме их домработницы.***
Лидия сидит рядом с пьяной Изабель, что совсем недавно хотела выброситься из окна. — Я ненавижу этот чертов мир! — Вскрикивает в сотый раз Иззи, качаясь из стороны в сторону. Лидия прикрывает глаза, мысленно взывая к Богу. Себастьян сидит за столом, молча наблюдает как его девушка сходит с ума под присмотром Банши. Рыжая переглядывается с Себастьяном Моргенштерном снова, как только подруга начинает безудержно смеяться. — Я хочу виски. Себ, принеси мне виски, дорогой. — Облизываясь, подается вперед, но Лидия тут же садит подругу назад. — Успокойся. — Не выдерживает Мартин, когда брюнетка чуть не сломала ее ноготь. — Мой отец — мертв, мой брат — скоро будет мертвым, моя мать уже морально мертва, моя лучшая подруга буквально мертва, мой сводный брат — мертв. Кто следующий? Мой парень, да, Себастьян, ты? Кто?! Ты, Лидия?! — Снова заводит старую песню Лайтвуд. — Кира не мертва… — Начинает Лидия, тут же прикусывает язык. — Наверное. — Но какое-то седьмое чувство подсказывает ей — Аида жива. Изабель снова заливается смехом. — Они мне не дали убить Натали, а ведь все это из-за нее. — Шепчет устало брюнетка, успокаиваясь, но в этот раз из ее глаз начинают течь слезы. Лидия применительно укладывает голову подруги себе на колени, поглаживая той волосы. Моргенштерн закрывает глаза руками. Он знает — их жизнь катится прямо в помойку с отходами. — Во сколько ее казнят? — Спрашивает тихо Лидия у светловолосого парня. — Прямо сейчас. — Коротко сообщает он, смотря на часы в телефоне.***
Миссис Монтроуз не верит своим глазам. Она потеряла все и всех. Свою дочь, своего мужа, свою компанию. У нее нет ничего. Есть деньги, есть дом, есть доля от развода, но буквально у нее ничего нет. Зато ее старшую дочь убьют у нее на глазах. Она ненавидит этих людей. Она ненавидит эту организацию. Она ненавидит их всех за то, что отобрали у нее сводную сестру, ребенка, оставив в неведении, мужа, младшую дочь. Все. Они отобрали у нее все. Когда она увидела ту злостную смс-ку от Киры — не поверила глазам. В голове крутились мысли: «Кира. Что ты делаешь?! Дай мне помочь тебе, скажи только как». Но, кажется, это была предсмертная записка. Ее дочь знала, что умрет. Сначала думала, у нее есть старшая дочь. Она… она объяснит все. Она обязательно все расскажет. Какое же её было разочарование, когда вместо предполагаемой дочери увидела сумасшедшую женщину с садисткими наклонностями, полностью неуравновешенной психикой. Которая, оскалившись проговорила: «Она мертва, потому что сла-а-бая, потому что все мы умрем. Я ей предлагала лучшую жизни, но отказалась, Теперь она ме-е-ертва-а-а». Сейчас, стоя позади толпы, молча наблюдая как Натали ставят посередине зала, а Мериза ходит вокруг да около, что-то к кому-то взывая, Джинни Монтроуз чувствует только вину. Она виновата. Она виновата из-за того, что была слепа все эти годы, виновата, что допустила все это, виновата, что не нашла в себе сил прекратить это безумие. Она трусиха. Когда в зал заходит Алек, ей хочется провалиться сквозь землю. В руках у него пистолет, пальцы руки сжимают оружие так сильно, что, кажется, еще чуть-чуть и оно треснет под его напором. Он смотрит прямо и женщина невольно сравнивает его с Робертом. Мертвым Робертом, поправочка. Ее внутренности холодеют от того взгляда, которым окинул зал парень. Нет, уже мужчина. Мериза незаметно для всех, по крайней мере, она так думает, проводит рукой по плечу сына, успокаивающим жестом. Он не смотрит на мать, он смотрит ровно на Натали. Миссис Монтроуз тяжело вздыхает. Как же она виновата перед своими детьми. Она не достойна их. Алек что-то шепчет. Что-то, от чего сестра Киры начинает улыбаться. Она ему отвечает, но совершенно не слышно, что именно. Ее дочери были чудовищами. Были. Но их мать все еще верит в обратное. Она свято верит, что это просто скверные характеры, ничего более. Верит в то, что они хорошие, просто было скверное настроение. Она их мать, и верит в лучшее в них. Она верит в них. Нет. Она верила в них. Верила в прошлом времени. Алек стреляет, а Миссис Монтроуз закрывает глаза, отчаянно зажимая уши руками. Она не верит. Ее дочери не могут быть чудовищами, и тем более, мертвы…***
Жозетта что-то лепечет на французском, а «Ария» пытается хоть что-то понять из быстрой речи собеседницы. Милая брюнетка с кучерявыми волосами, карими глазами и веснушками такая улыбчивая, что Арии становится неуютно. Ее, вроде как подруга, слишком… приторная. Она ее раздражает. Так и хочется постоянно сказать «французская сучка, помолчи» — Но кому от этого пойдет на пользу. Впрочем, милая Жозетта все-равно не понимает американский, так что можно спокойно говорить свои мысли вслух. Девушка снова переводит свой взгляд на костяшки рук и недоумевает, почему у нее они кажутся такими стесанными, а у ее болтливой «подруги» аккуратные, нежные, и вообще, руки. У Арии кожа грубая, а спина, будто исполосованная. Тео говорит, что нашел ее лежащую в собственной крови на асфальте. Это ладно. Но как она оказалась на грани жизни и смерти. Что ее довело до такого? Это явно не авария. Это не авария исполосовала ее спину. Впрочем, сейчас у нее по всему телу раны шрамы от осколков стекла машины. Но спина… Вот что ее волнует. Ее волнует ранее сломанный нос. Тео говорит, что это просто такая форма, просто изюминка. Но она то знает, что это не от рождения. Знает и все. — Oh, je pense aller à la fête d’anniversaire de mon Alec. Qu'en pensez vous? — {Ох, меня пригласили на вечеринку в честь дня рождения Алека. Как думаешь, мне идти?} Спрашивает кудрявая, а Ария мгновенно хмурится. Алек. Она знает парня по имени Алек. Знает, но не помнит. Алек. Алек. Алек. — Alec? — {Алек}. Переспрашивает она, а Жозетта наконец обращает на нее свое внимание. — Oui Alec, mais tu ne le connais pas, — {Да, Алек, но ты его не знаешь}. Говорит небрежно та, махая рукой, но Ария уже знает вторую часть. Алек Лайтвуд. В голове крутится лишь это имя и эта фамилия. Всего один вопрос заседает у нее в голове: кто такой, черт возьми, Алек Лайтвуд?!