Соль со льдом

      Я ненавидела его. Я ненавидела его до той степени, что был бы удобный случай, я б убила его без зазрения совести. Я ненавидела его так же, как и его отца. Я ненавидела в нем все. Точнее, все, что от отца. Я считала, будто если его родители сделали больно моим, а значит я обязана сделать больно ему. Только вот вышло наоборот, к моему величайшему сожалению. Просто в какой-то момент я перестала чувствовать ту всепоглощающую жажду мести, правда, до сих пор не поняла: месть за что или за кого? В тот момент просто не знала, что делать. Просто хотелось выжечь в себе это. Просто хотелось снова смотреть на него прищурившись, наплевательским взглядом, презрительно… с ненавистью. Но не могла. Все началось тогда, знаете, достаточно давно. Достаточно давно, чтобы я забыла детали, но я все помнила и помню до сих пор. Он меня тогда толкнул и я стукнулась своими коленками. Они тогда были такими чистыми, без шрамов как у остальных детей. Помню, как сначала растерялась, что-то вроде: «Боже мой, как он посмел меня толкнуть». А тогда самым обидным было даже не это. Я…я просто видела, как ему наплевать, будто знала, что и мне было бы наплевать, будь он в схожей ситуации. И этот момент, когда осознаешь в десятилетнем возрасте, что на тебя наплевать, что этот мерзкий мальчишка даже не взглянул на тебя… Да, уже тогда мне было обидно. Меня с детства учили этикету, красивым, напыщенным выражениям, умением видеть эстетику во всем. Я была из богатой семьи, это так, но не чувствовала в себе ни капли аристократичности, что было в нем. Он ходил с высоко поднятой головой, четким, выражающим холодность и бесчувственность взгляд. В десять лет, понимаете?! Я знала, что могу быть такой, знала, что это нормально, если живешь в богатой семьи, но… Однако, это сейчас совсем неважно. Тогда, кстати, я не знала, чей он сын. А все-равно чувствовала это странный накаленной воздух между нами. Это раздражало. Хотелось током шибануть себя, чтобы прекратить это. Я ненавидела его уже тогда. Эти голубые… нет, синие глаза, эти черные, вороньего крыла волосы, всегда были на виду, более того, я выискивала их в толпе. Просто ненавидела себя. Но еще больше я ненавидела его отца и свою сестру. Он сделал так, чтобы она сошла с ума, он убедил ее в том, что ее родная родня желает ей зла, что ее родители забыли ее, в то время, как он забрал ее, отнял у матери из рук. Сказав лишь: «ваша дочь умерла в процессе родов». Потом, я стала ненавидеть его из-за того, что она бросила меня, сдав в истинный ад. Дальше, я ненавидела за то, что он лгал, делал все только для себя, что считал себя богом, один словом. А затем он медленно убивал меня. Убивал меня также, как и мою старшую сестру. Его ненавидела моя мать, потому что он отнял у нее бизнес, что был некогда ее всем, ее питанием, ее мечтой, ее жизнью. А отец… отец был его должником. Всегда. Та еще семейка, должна сказать вам. Нет, это не история «Ромео и Джульетты». Тут совсем иной конец. Даже не так, тут совсем другой смысл конца. Я перечитала невероятное количество романтических книг, надеясь встретить того самого принца, который приедет ко мне на белом «мерседесе» и с букетом алых роз в руках. Хотела ровно сто одну розу. Помнится, я даже встретила такого, помнится я влюбилась в очаровательного парня, который был мил, обаятелен, смышлен. Да уже, знаете, я тогда свято верила в искреннюю любовь до гроба. Все бы так, если бы не тот факт, что это парень приползет через месяц на коленях к моей лучшей подруге с признанием в любви. Эх, если бы этот самый факт… А как же я была зла, когда тот самый голубоглазый брюнет, что ненавидела всей своей душой, вышвыривает моего бедного-бывшего-возлюбленного за шкирку на улицу. Я ненавидела его за тот взгляд, которым он меня одарил. Я ненавидела его за те холодные голубые глаза, которые запечатлелись в моей памяти навсегда. А тогда? Тогда, на тренировке, как только он положил меня на лопатки, руки прижимая к полу. А что тогда? Что случилось в тот день, а?! Я даже думать об этом не могла. Запрещено мне было, ибо это слишком, думать о нем по ночам, думать о старшем брате своей лучшей подруги, по совместительству соседки, ибо это слишком, думать, какого это, когда ко мне прикасаются его теплые пальцы, когда его ранее холодные глаза перестали таковыми быть, когда у него сбивается дыхание, пока я провожу пальцами вдоль его торса… А потом идти на тренировку, где он снова и снова будет заставлять меня бегать по кругу, где будет заставлять работать до седьмого пота, до звездочек над головой, он же тем временем будет сканировать своим взглядом, кривится, сразу же отворачиваясь. А потом мы просто поцеловались. Просто напились до беспамятства и поцеловались. Только я помнила, он помнил, мы помнили. Тогда ненавидела уже я себя. Знаете, тот момент, когда ты отчетливо начинаешь понимать, что хочешь поставить на репит один какой-то момент, Просто это тот самый момент, когда хочешь кого-то по-настоящему сильно, до боли в костях, когда мысли в голове путаются, когда твой взгляд застывает на нем, когда ты понимаешь, что делаешь, но не можешь остановиться. Все до одури просто. Все до одури как в обычных книгах про любовь. В итоге я сорвалась, просто перепутав воображение с реальностью. Поцеловав его во время поединка, просто поняла, что сделала не сразу. Просто, подумала, почему бы и нет, если я уже проиграла, как только увидела его победную ухмылку. Тогда же глаза распахнула, когда он повел губами, впуская язык в свой рот. Я тогда, помнится, приставила палку к его горлу, объявляя о своем выигрыше, и пока он не очнулся встала на ноги с натянутой улыбкой на лице, уверена, никто этого даже не заметил. «Нет, я выиграла. Я всегда выигрываю» — сказала тогда, а потом ушла из зала под изучающим взглядом своей кураторши. Вечером же, встретив его глаза в столовой, ответила на его изучающий взгляд. Впрочем, я понимала, что все это закончится через несколько дней, когда я приду к нему после разговора с одной подругой, которая философски подметила, лучше попробовать запретное, чтобы потом больше к нему не возвращаться, чтобы искушения больше не было. Стоило только его губам прикоснуться к моей шее, пройтись своими руками вдоль моего тела, как мои мысли улетучились. Я тогда всю ночь наслаждалась его руками, его губами, пальцами. Да, только вот рано утром тихо вышла за дверь, и не оборачиваясь ушла в комнату, где должна была спать его младшая сестра. Я знала, что сделала, я понимала это отчетливо. Думала, будто все прекратилось, но все только началось. Начались эти двусмысленные взгляды, небрежные касания, эти брошенные язвительно-похотливые фразы, которые потом эхом по всему телу разбегались. Я все еще ненавидела его. И даже тогда, как во сне представляла, что он заводит меня за угол после тренировки и трахает, представляла, как он приходил ночью в зал, когда я занималась без света, в полной тишине и темноте, представляла, как он обнимал меня со спины, прижимая к себе покрепче. Вам не понять, как я ненавидела его. Я все забыла. Я забыла его, забыла родную мать, отца. Я забыла даже себя, не понимала, кто я такая, какое у меня имя. Десять месяцев прожить не зная, что ты такое — невыносимо. Потеряв память, я потеряла все, что у меня было, все, я все потеряла. Но обрела страх, постоянно настороженнее, постоянные подозрения. А когда снова обрела себя, поняла, ничего ведь не изменилось. Я прожила чуть ли не целый год в прострации и ничего не изменилось после. Я не понимала слез матери, не понимала, почему смотрят на меня как на призрака, не понимала, почему все не такое, как раньше. Но больше всего не понимала, почему по-прежнему хочу этого самого голубоглазого брюнета, почему все еще хочу, чтобы он прикоснулся, почему память такая беспощадная штука, ибо каждую ночь подкидывает картинки из прошлого, не всегда самые приятные. Иногда лучше что-то да забыть навсегда. Больнее всего то, что я призналась, что люблю его. Я сомневалась, кляла на чем свет стоит, но сказала ему это. Но знаете, я все-таки ушла. Я пообещала себе, что уйду не оборачиваясь, как только мне исполнится девятнадцать, из того здания, что улечу на другой континент и вернусь спустя десятки лет. И то не факт… Я ушла даже не смотря на него, несмотря на то, что он так сильно хотел меня удержать рядом, несмотря на то, как он вставал на колени, руки мои к себе прижимая, просил не уходить. Несмотря на то, что его сестра, моя лучшая подруга обняла крепко-крепко, сказав что-то вроде «ты не можешь бросить меня, и тем более его». Но я смогла. Я просто поцеловала его на прощания, понимая, что все еще ненавижу, понимая, что упустила целый год, что безвозвратно влюблена. Я просто ушла с мамой за руку, держа в руке сумку, пока он стул отбрасывает в сторону, уходит из аэропорта, руками зарываясь себе в волосы, а подруга села рядом с окном, дожидаясь, когда взлетит мой самолет. Я знала, что полюблю еще кого-то, я знала, что в конце-концов смогу создать семью, где муж будет меня любить, где мой муж никогда не будет знать моего прошлого, где мой муж будет знать меня максимум на пять процентов, где мои дети всегда будут расти в любви и здравии. Но я также хорошо знала, что никогда не забуду, что со мной случилось в прошлом, что никогда не забуду его голубые глаза и черные волосы, что никогда не забуду, какой я была с ним, и как я его ненавидела…