***
Каминная полка в спальне Тина в честь Рождества была украшена ветвями остролиста, свитыми в гирлянды с гроздьями ягод, красными лентами и хрустальными шарами. На столе горели увитые зеленью большие свечи, и их огоньки отражались в разноцветных шарах на каминной полке. В самом камине энергично трещали дрова. Войдя в спальню, Кан слегка оторопел. Тин тоже на мгновение замер, но потом подошёл к нему и обнял. - Кан, с моей стороны... это не просто прихоть, не просто развлечение, - прерывисто проговорил он. - Я очень сильно хочу тебя. Это... взаимно? Кан недолго медлил с ответом. - Взаимно, - тихо, но уверенно сказал он. - Тогда... больше никаких невинных игр, - Тин чуть отстранился и, взяв его лицо в свои ладони, посмотрел ему в глаза. - Мне необходимо, чтобы ты – обнажённый – был в моей постели. Решать тебе. Такая прямолинейность несколько обескуражила Кана, но он заставил себя не поддаваться этому чувству. - Я решил, - гриффиндорец высвободился из рук Тина, быстро прошёл к кровати, закрыл глаза и бухнулся на неё, распластавшись на постели в форме морской звезды. Спустя всего лишь миг Тин оказался рядом и его руки легли Кану на плечи. Кан невольно напрягся, однако глаз не открыл. - Спокойно, - раздался шёпот у него над ухом. И Кан, в самом деле, от одного только мягкого шёпота Тина почти сразу успокоился. Впрочем, ненадолго. Потому что на глаза ему внезапно легла прохладная шёлковая лента, которую Тин ловко завязал у него на затылке. Кан резко выпрямился, но тут же почувствовал, как ладони Тина снова успокаивающе опустились ему на плечи. - Расслабься, львёнок. От звука его ласкового голоса у Кана мурашки побежали по спине. - Я хочу, чтобы сначала наслаждение испытал ты один, - подчеркнул Тин. - Я подарю его тебе. - Но как?.. Зачем?.. А ты сам?.. - запротестовал гриффиндорец. - Тише, тише, - со смешком перебил его Тин. - Считай, что это приключение. - Какое ещё приключение? - насторожился Кан. Завязанные глаза вызывали в нём острое чувство полной беззащитности, к которому примешивались мелькавшие в голове мысли о любовных удовольствиях. Удовольствиях, о которых он и думать пока стыдился. - А как ещё я смогу узнать каждую частичку твоего тела? - задал Тин вопрос, приведший Кана в ступор. - Или то, какие ласки тебе нравятся, а какие – нет? Кан полулежал на постели как одурманенный. Ему хотелось возразить Тину, сорвать со своих глаз проклятую ленту, но на это у него не хватало элементарной воли. - Я хочу узнать, что способно воспламенить тебя сильнее всего, - шепнул ему в ухо Тин, обдав горячим дыханием. - Что тебе приятнее – когда я ласкаю тебя руками, или губами, или руками и губами одновременно? Когда Тин вдруг лизнул кончиком языка край его уха, от вожделения, окатившего тело жаркой волной, у Кана свело живот. - Тин, прекрати так... Он попытался было развязать ленту, но Тин ловко перехватил его запястья и продолжил свои лёгкие касания языком. В Кане от его действий стремительно нарастало томление, однако он всё же сдержал рвущийся из груди стон. - Как тебе больше нравится, Канталуп? - выдохнул Тин ему в шею и сам удивился сладости в своём голосе. - Так или вот так? Он прижался губами к линии челюсти Кана и чуть прикусил кожу. - А, может, так? Тин медленно провёл своими ладонями по рукам гриффиндорца. - Так, как ты делаешь сейчас, Тин, - слукавил тот в надежде, что это поможет ему справиться со всё возрастающим желанием. Тин негромко рассмеялся и вновь прижался губами к его шее. “Он знал! Он знал с самого начала!” - поразился Кан мысленно. Прежде чем он успел возмутиться, Тин убрал руки с его плеч, положил ладони ему на живот и кончиками пальцев неспешно вёл руки всё выше и выше, почти до шеи, и снова вниз, на этот раз до самого низа живота. Кану стоило огромных усилий не выгнуться ему навстречу. Затем одной рукой Тин обхватил Кана за талию, а другой стянул с него мантию и расстегнул пуговицы на его рубашке. Гриффиндорец затаил дыхание, а Тин, помедлив, осторожно распахнул ворот его рубашки, обнажил ему грудь, со щемящим чувством аккуратно снял с его шеи свой серебряный подарок и накрыл ладонями соски. Кан содрогнулся. Теперь ему мучительно хотелось, чтобы Тин коснулся его губами. Не выдержав, он сладострастно простонал. - Всё, с этого момента для меня нет лучшей музыки, чем твои стоны, - прошептал Тин и поцеловал его в висок. - Тин, тебе... тебе это не нравится? - осмелился спросить Кан, надеясь, что тот поймёт, о чём он спрашивает. - Что именно? - уточнил Тин. Не понял. Кан вздохнул – придётся сказать прямо. - Моя неопытность, - пояснил он, радуясь, что шёлковая лента скрывала сейчас его глаза. Тин едва сдержал смех. - Кан, всё в тебе восхищает меня, - искренне заверил он и жарко поцеловал в губы. - Я... - Ты дрожишь, - отметил Тин, стараясь сдерживать собственное нетерпение. Кан почувствовал, как его дыхание щекочет ему щёку, а пальцы ласкают спину. - Ничего не могу с собой поделать, - нервозно проговорил он, и это было чистейшей правдой. Желание, страх и предвкушение слились вместе, свернулись внутри него в спираль и стали неотделимы друг от друга. Кан ещё никогда так сильно не нервничал. Всё было так странно – незнакомо, волнующе. Тин хотел подарить ему наслаждение, и Кан был уверен, что тот непременно сделает это некими потрясающими способами. О том, что между ними будет, гриффиндорец боялся даже думать. Но он определённо будет обнажённым и беззащитным. Тин – тоже. Они будут по-настоящему вместе. И всё это случится в ближайший час. Или – в ближайшие часы, учитывая то, как неспешно всё происходило. По телу Кана прокатилась ещё более сильная волна дрожи. Неожиданно Тин отстранился от него. По его движениям Кан понял, что он снял с себя мантию и снова расположился перед ним. Однако когда Тин с помощью пары заклинаний молниеносно избавил его от всей одежды за исключением рубашки и боксеров, Кан сглотнул и вцепился в подвернувшуюся под руку декоративную подушку. “Мерлиновы подштанники, да соберись же ты, Кан! Люди занимаются сексом каждый день! Так что, Кан, хватит трястись как первокурсник под взглядом Снейпа! Аргх! Вот только мыслей о Снейпе сейчас и не хватало! О-о-ох, может, лучше всё прекратить?” - мелькали панические мысли в его сознании. Но когда он попытался запахнуть на себе рубашку, Тин взял его за руки, переплёл свои пальцы с его пальцами и сделал это так нежно, что у Кана чаще забилось сердце. - Канталуп, я хочу любоваться тобой. Видеть тебя всего. Поэтому не закрывайся от меня, - голос Тина был не менее нежным. Кан кивнул и растянулся на постели. После чего ощутил, как ладони Тина заскользили по его бёдрам, легли на талию, поднялись выше, вновь накрыли соски. Тин снял с него рубашку, и теперь на гриффиндорце остались одни лишь боксеры. - Красиво, - хрипло сказал Тин, проводя пальцами по верхнему краю боксеров, а потом по тончайшей ткани. В Кане разгорался настоящий пожар от его прикосновений. Кроме того, когда Тин гладил его тело, Кан чувствовал и касания рукавов его рубашки – значит, сам Тин не разделся. От этого желание в Кане почему-то разгорелось ещё сильнее. Что это? Неужели он открыл в себе первый фетиш или что-то вроде того? И сколько ещё таких открытий произойдёт за эту ночь? В следующее мгновение он судорожно вздохнул, когда Тин подцепил пальцами резинку его боксеров и сдёрнул их одним рывком. “Наконец-то...” - подумал Кан, невольно дёрнувшись всем телом от ощущения того, как прохладный воздух прильнул к его пылающей коже. Схватившись руками за одеяло под ним, буквально вцепившись в него ногтями, он постарался сохранить хотя бы видимость самообладания. - Ты такой сладкий красавчик, Канталуп, - голос Тина дрогнул. - Не зря у тебя такое имя... Мерлин, Кан, ты нуждаешься в постоянных напоминаниях о том, как ты красив. Ему, в самом деле, никогда в жизни не доводилось видеть ничего более эротичного, чем тело Кана – обнажённое и горячее во всех смыслах. Снова накрыв губы Кана жгучим поцелуем, он начал медленно ласкать ладонями его бёдра, которые двигались словно бы сами по себе. Это сочетание страсти и неопытности сводило Тина с ума. - Тин... - приглушённо произнёс Кан в ответ на его действия. Но Тин его не слышал. Он подтянул Кана ближе к себе и втиснулся плечами между его бёдер. Гриффиндорец тут же представил себе, что Тин собирается сделать. “Н-нет, это...” - ошеломлённо вспыхнуло в его голове. - Тин! - вскрикнул он и даже стал отталкивать когтевранца, но тщетно. - Тебе понравится, львёнок, вот увидишь, - промурлыкал Тин и, осторожно разведя его ноги, коснулся своими губами внутренней стороны бедра Кана. Наслаждение змейками поползло по ноге Кана вверх от того места, к которому прикасались губы Тина. Сам же Тин испытывал наслаждение уже просто от того, что теперь ничто не мешало ему целовать тело Кана, скользить руками по его упругим ягодицам, прикусывать его нежную кожу. Язык Тина затанцевал по коже гриффиндорца более настойчиво, и от охватившего его блаженства Кан на мгновение выпал из реальности. Подобное действо было гораздо приятнее, чем он ожидал. Дрова громко трещали в камине. Или это кровь стучала у Кана в ушах? Впрочем, ему было всё равно. От того, что вытворял с ним Тин, он, в конце концов, не выдержал и вскрикнул. Всё это было лишь началом, но Кан дрожал всем телом уже так сильно, что опять невольно вцепился в руки Тина, пытаясь освободиться, потому что испытывал чересчур острое удовольствие. Тин на это хрипло рассмеялся. - Не бунтуй, Канталуп. Сегодня ты мой пленник. - Ти-и-и-ин, подожди, дай хоть дух перевести... - с трудом продралось сквозь сухое горло Кана. - Нет, потому что хочу распробовать наслаждение вместе с тобой, снова и снова, - расплывчато произнёс Тин. После этих слов Кан сразу ощутил иное прикосновение. Язык Тина лениво закружил вокруг входа в его тело, и это доставило Кану совершенно одуряющее удовольствие. - Может, помедленнее? Или побыстрее? Ещё нежнее? - шептал Тин перед каждым новым прикосновением. Собраться и ответить было выше сил Кана. Он мог только захлёбываться стонами, когда Тин языком, словно дротиком, наносил удары в его обнажённое тело. - Ти-и-и-и-ин... пожалуйста... - всё-таки сумел выдавить Кан в изнеможении спустя долгую минуту этой сексуальной экзекуции. Он совсем обессилел, голос почти пропал. - Перестань командовать, - усмехнулся Тин, бросив короткий взгляд на его лицо и заметив, что гриффиндорец успел искусать себе губы. - Лучше расскажи мне уже всё о своих желаниях. - Рассказать?.. - таящийся внутри огонь бросился Кану в лицо. - Я не знаю, как... не знаю, что... Тин шепнул: - Не надо бояться. И резко проник языком в его тело. Кан ахнул и содрогнулся от предвкушения. Так он и извивался под искусными ласками Тина, чувствуя, как каждое касание высекает из него искры магии. Дыхание Тина было жарким, и всё же кожу Кана щекотало прохладой. Тин дразнил и ласкал, замирая на миг, чтобы Кан мог достичь пика экстаза, всё выше и выше с новой волной восторга. Кану казалось, что он слышит довольный смех Тина, а потом была очередная атака, и гриффиндорец уже не видел и не слышал ничего. В какой-то момент Тин прервался и Кан, изнывая от многократно усилившегося желания, сорвал со своего лица шёлковую ленту и, часто поморгав, посмотрел на него. Тин, встретившись с ним взглядом, вновь склонился над ним и тягуче поцеловал в губы. Затем подушечками больших пальцев Тин принялся гладить его соски, тем самым заставив Кана снова издавать стоны. Ни разу в жизни Кан не чувствовал себя таким... таким раскованным, сексуальным, желанным, даже развратным. От получаемого удовольствия он медленно прогнулся, ощущая, как жар от прикосновений Тина заструился вниз по всему его телу. “Такого... не бывает”, - мелькнуло у гриффиндорца в голове, но Тин тут же доказал ему, что бывает. Тихо вскрикнув прямо в поцелуй, Кан ещё сильнее выгнулся на постели. Накатившие на него чувства были так обострены, что он едва не задохнулся. Однако Кан больше не заглядывал внутрь себя. Он вдруг стал другим Каном, тем Каном, которого открыл в нём сегодня Тин – жадного до удовольствия, хищного и изнывающего от неутолённой страсти. Этот Кан в отличие от былого Кана не желал предаваться несмелым фантазиям, он хотел жить полноценной жизнью. Этот Кан хорошо подходил ласкающему его парню. Этот Кан легко мог стать любовником Тина и впоследствии не раскаяться в этом. Тая от глубокого поцелуя Тина, Кан бился, чуть ли не бесновался под его прикосновениями. Он жаждал того, чтобы Тин прекратил уже так неумолимо распалять их взаимное желание и, наконец, занялся удовлетворением этого самого желания. Когда Тин поцелуями стал прокладывать дорожку от его губ к груди, Кан судорожно вздохнул. - Ти-и-ин... что ты собрался делать теперь? - сбивчиво спросил Кан и не узнал свой голос, настолько сорванным он был. - Прежде всего, это, - отозвался Тин, облизав его соски. - А потом вот это... И он заскользил языком по его животу. Кан охнул, когда Тин слегка прикусил его кожу возле пупка. В ответ гриффиндорец бездумно вцепился пальцами в рубашку Тина. - Ты действительно такой сладкий, Канталуп, - пробормотал Тин, подняв на него голодный взгляд. - Я всегда хотел вот так попробовать тебя и ласкать долго-долго. - А когда... когда я смогу попробовать тебя? - неожиданно для самого себя спросил Кан. - В любой момент, когда захочешь, - просто ответил Тин и скользнул рукой по внутренней стороне его бедра, заставив Кана снова восторженно ахнуть. Услышав это, Тин сполз ладонями на его ягодицы, словно в точности знал, в каком именно месте тому хотелось ощутить его прикосновения. - Кажется, тебя это очень разволновало, - прокомментировал он, поцеловав Кана в живот и продолжив гладить его ягодицы. - Потому что... нет, что ты... что ты со мной делаешь? - ещё больше заволновался Кан. Неожиданно Тин прошептал незнакомое гриффиндорцу заклинание “Любрикус!” и одним уверенным движением глубоко проник в Кана пальцами. Задохнувшись, Кан резко схватился за его плечи. - Тин! - Не паникуй, я знаю, что делаю, - успокоил тот. Не обращая внимания на его испуг, Тин несколько раз повторил свой трюк с пальцами, а когда Кан застонал от наслаждения, улыбнулся. - Эти стоны говорят о том, что тебе нравится, - поддразнил он. - Д-да... - едва выговорил Кан. - Ты хочешь... ещё? - вновь охрипшим голосом спросил Тин, продолжая двигать пальцами внутри его тела. - Тин, прошу тебя... пожалуйста... - Кан всё ещё задыхался и был не в состоянии сформулировать предложение. - “Пожалуйста” – что? - пытливо поинтересовался Тин. Его движения сделались более точными, более жаркими, они словно гасили инстинктивные остатки сопротивления Кана. Это была настоящая чувственная пытка. - “Пожалуйста, остановись”? - настойчиво уточнил Тин. - Или “пожалуйста, не останавливайся”? “Пожалуйста, остановись”, - хотел сказать Кан, но только потому, что это удовольствие становилось невыносимым. - Пожалуйста... не останавливайся, - выдохнул он в итоге. Так Тин и поступил, не переставая ласкать Кана настолько искусно, что вскоре тот стал стонать беспрерывно, почти на одной ноте. - Ты так распутно сейчас выглядишь... Настоящий падший ангелочек, - медово прошептал Тин ему на ухо. - Готовься к эйфории, она вот-вот накроет тебя. До Кана едва доходил смысл услышанного, он был под властью тех невероятных ощущений, которые создавали пальцы Тина. А тот, тем временем, участил движения, и тогда Кан стал извиваться всем телом, желая ещё более сладостных впечатлений. Но внезапно хрипло вскрикнул, почувствовав обжигающую волну, прокатившуюся по всему его телу. Казалось, опаляющий огонь пожирает всё его существо. Затем огонь постепенно угас, превратившись в тлеющие угольки. Кан лежал с закрытыми глазами, испытывая умиротворение, греясь в тепле затихающей эйфории. - Что ты со мной сделал, Тин? - шёпотом спросил он. - Доставил тебе удовольствие, только и всего, - лаконично ответил Тин. Кан открыл глаза и увидел перед собой его лицо с хитро блестящими глазами. - И это всё, что ты... намерен сделать со мной? - не утерпев, уточнил гриффиндорец. Тин убрал свою руку, всё ещё находившуюся у Кана между ног. - Пока что, - улыбнулся он. Его губы ещё договаривали эти слова, когда Тин стремительно взмахнул своей волшебной палочкой, после чего отрывисто произнёс пару заклинаний: Кан даже не успел ничего понять. Однако покрывало под ними само собой слетело с кровати, а сами они на несколько секунд поднялись в воздух. - Воу! - рассмеялся Кан, вольготно устраиваясь среди кобальтового оттенка подушек и простыней. Тин поймал его смех губами, целуя с такой несдержанностью, что Кан опять потерял голову. Ещё до того, как спина гриффиндорца коснулась простыни, Тин начал заново покрывать поцелуями его плечи. Приятная на ощупь постель лишь слегка охладила пылающую кожу Кана, и всё его внимание сконцентрировалось на губах Тина, которые вновь стали вырисовывать на нём сложные узоры. Обняв Тина за шею, Кан выгнул спину, а тот коленом раздвинул ему ноги, чуть царапая кожу на их внутренней стороне. Кан инстинктивно стиснул бёдрами его колено. “Притормози”, - замерев, сурово сказал себе Тин. Ему по-прежнему хотелось продлить удовольствие. Слишком долго он этого ждал. Кан, между тем, расслабленно упивался вкусом губ Тина, давлением его колена между своих бёдер, трением тела Тина, всё ещё одетого, простёртого поверх его собственного, полностью обнажённого. Тут он понял, что хочет видеть Тина раздетым, хочет ощутить его кожу своей кожей. Поэтому, пальцы Кана проворно нырнули под ткань рубашки Тина и прикоснулись к его коже. Та оказалась горячей и гладкой, под ней прощупывались тугие мускулы. - Тин, сними рубашку, - требовательно попросил он. Тин удивлённо взглянул на него, но потом парой движений сорвал с себя рубашку вместе с галстуком и серебряными часами, а Кан жадным взглядом охватил его обнажившийся торс. Мускулистые плечи. Тонкая талия. Живот, настолько соблазняющий своей рельефно обозначенной мускулатурой, что от него невозможно было отвести взгляда. Кан и не отводил, пока Тин снова не увлёк его в поцелуй. Жарко ответив, гриффиндорец провёл своими ладонями по груди Тина. Ногтями Кан чуть царапнул его соски и с губ Тина сорвался стон. Кан улыбнулся в поцелуй. Как же ему всё нравилось: давление груди Тина, источаемое им тепло... Кан заелозил по простыням, выгибаясь вверх и вперёд, чтобы усилить это ощущение. Он словно преподносил себя Тину. И если бы он умер в эту минуту, то умер бы самым счастливым. Кан зажмурился, дрожа от вновь возрастающего желания, буквально кайфуя от ощущения горячих губ Тина, его языка. Последние ещё остававшиеся у него внутренние запреты растворились без следа. Он погрузил пальцы в волосы Тина, обвил его своими стройными ногами. Теперь Тин лежал между его бёдер, и Кан по чистому наитию подтянул колени кверху, чтобы ему было удобнее. Тин сразу же ритмично задвигался, не отрываясь от него. Кан вскрикнул и стал ответно двигать бёдрами. Однако Тин неожиданно отстранился, и Кан протестующе заныл, распахнул глаза, потянулся за ним, вот только тот быстро завёл ему руки за голову и прижал их к постели. Теперь бёдра Тина сжали клещами его ноги. - Ти-и-и-ин... - Кан заёрзал, но так как теперь Тин не касался ни одной из жизненно важных частей его тела, никакого облегчения ему это не принесло. Он нахмурился и с досадой прикусил нижнюю губу, а Тин, являя собой живое воплощение фразы “Так близко и в то же время так далеко”, как ни в чём не бывало, окинул его оценивающим взглядом знатока и явно остался доволен увиденным. - Кан, давай сделаем это, не торопясь, - с непередаваемой мягкостью в голосе произнёс он. - Ну, Ти-и-ин! - выражение лица Кана стало обиженным. - Я не хочу делать это, не торопясь. - Нет, хочешь, - вкрадчиво подчеркнул Тин. - Просто ты сам ещё этого не знаешь. Что Кан мог противопоставить такой логике? Всё равно его сердце билось так бурно, а дыхание было таким частым, что вести разумную беседу он не мог, а уж тем более спорить на столь важную тему. Вообще, его немного бесило спокойствие Тина, хотя, приглядевшись, Кан убедился, что оно напускное. Веки Тина отяжелели, в глазах тлели угли, губы были плотно сжаты, а лоб до того напряжён, будто Тину приходилось сдерживаться изо всех сил. Впрочем, видимо, не “будто”. После недолгой игры “в гляделки” он освободил запястья Кана и пустился в новое неспешное путешествие по его телу, не забывая уделить особую ласку животу, отмеченному следом недавнего засоса. Кан следил за ним, как зачарованный. И, как и в прошлый раз, губы Тина обожгли гриффиндорцу кожу, когда тот добрался ими до входа в его тело. Проведя языком вокруг этого укромного местечка, Тин сместился на внутреннюю сторону его правого бедра и, прикусив там кожу, одновременно с этим снова проник в Кана своими пальцами. На этот раз проник с поразительной точностью, безошибочно найдя точку удовольствия. Кан взвыл. - Нравится? - с придыханием спросил Тин. Кан кивнул, глядя на него затуманенным взглядом. - Я так и думал, - Тин улыбнулся. В любых других условиях нотка самодовольства, прозвучавшая в его словах, заставила бы Кана рассердиться, но сейчас он испытывал такое острое наслаждение, что не мог сосредоточиться ни на чём другом. Ему казалось, что даже его кости превратились в растопленное масло, потому что всё внутри пылало. Дыхание ещё больше участилось и стало неглубоким. Хватаясь за простыни, как за спасательный пояс, Кан лежал навзничь, запрокинув голову, его тело сотрясала мелкая дрожь, а Тин безостановочно ласкал его нетерпеливо ждущее тело. Тин даже подсунул одну свою руку ему под спину, обхватил его ягодицы и приподнял его бёдра. Пока Тин творил с ним чудеса, Кан решил, что уже умер и попал в место, куда более замечательное, чем рай. Его тело вскидывалось и извивалось само собой, без участия воли. Растущее напряжение вот-вот должно было прорваться, кульминация маячила совсем рядом, совсем близко, она поднималась над горизонтом подобно летнему солнцу, ослепляющему Кана своими лучами, обжигающему накапливающимся жаром... И вдруг Тин отстранился. - Тин! - глаза Кана, непонятно когда закрывшиеся, резко открылись. Стоя на коленях, Тин возвышался над ним – растрёпанный, с горящими глазами – и возился с застёжкой своих брюк. Увидев, чем он занят, Кан понял, что будет дальше, но всё равно почувствовал себя обделённым. Он лежал, обнажённый, и следил за Тином, ослабев от желания, уже изголодавшись по его близости. Собственное тело казалось Кану таким пустым и так жаждало заполнения, что ему не удавалось даже лежать неподвижно. Его грудь дико вздымалась при каждом судорожном вздохе, ноги и бёдра беспокойно дёргались. Но вот – брюки Тина отброшены на пол вместе с боксерами и всем остальным. И когда он, наконец, накрыл обнажённое тело Кана своим обнажённым телом, то застонал и, к радости гриффиндорца, утратил своё железное самообладание. Глаза Тина сверкнули, мускулы напряглись, он весь напоминал натянутую тетиву лука. Кан, не медля, обхватил ногами его талию, обнял за плечи и выгнулся ему навстречу. Тин уткнулся лицом Кану в шею и вошёл в него одним сильным рывком, сразу заполнив целиком. Это было до того потрясающе по ощущениям, что Кан зажмурился до искр перед глазами и у него непроизвольно случился мощный выброс магической энергии, из-за которого лопнули все хрустальные шары на каминной полке. Через миг Тин задвигался внутри Кана быстро, напористо и страстно. Кан, кусая губы, покорился этому бьющему ритму, откликнулся на него со всем пылом, позабыл обо всём на свете, всей душой втянулся в бешеный темп. Когда Тин грубо поцеловал его, Кан испытал удивительно приятный всплеск эмоций, а Тин всё подстёгивал и подстёгивал его новыми глубоко проникающими движениями. В результате Кан достиг оргазма так бурно, что всё его тело содрогнулось в экстазе. Вцепившись ногтями Тину в спину, Кан рвано выпалил: - Т-тин! - Кан... - со стоном вырвалось у того в ответ – Тин тоже нашёл своё высвобождение, вонзаясь в его тело. Кан лежал на смятых простынях совершенно обессиленный. Его глаза были закрыты, тело блаженно расслабленно, лишь изредка по нему пробегали волны дрожи. Внутри же – что-то необъяснимое разрывало Кану сердце. Тин лежал на нём, разгорячённый и тяжело дышащий. - Не думай, что я закончил с тобой, - буднично предупредил он, лизнув Кана в шею. Его тонкий намёк заставил тело гриффиндорца оживиться в предвкушении. - Мы даже не близки к завершению, - добавил Тин.***
Тин довёл Кана до такого лихорадочного состояния, что тот мог лишь конвульсивно содрогаться. - Тин... - стонал он, пока Тин скользил языком между его ягодиц. Кан ухватился за одну из подушек, пытаясь продлить сильнейший вихрь чувств, который так виртуозно вызывал Тин. Когтевранец то ставил засосы на его коже, то входил в него языком. А Кан с каждым его движением всё ближе и ближе подбирался к уже знакомой границе беспамятства. Вздрагивая, он терял контроль над своим телом от бесподобно страстных прикосновений Тина. - Ты... даже представить себе не можешь, какой это шик – видеть твоё наслаждение, - бормотал Тин в каком-то безумном забытьи. - Тин... - снова еле вымолвил Кан. - Тс-с, я разжёг в тебе пламя, и я сумею его погасить, - произнёс Тин так, словно, в самом деле, свихнулся. И поцеловал его – возбуждённый Кан был слишком большим искушением, чтобы можно было надолго отвлечься от поцелуев. А в следующий момент он проник в Кана пальцами, из-за чего напряжение достигло пика. Тин ласкал его, едва сдерживаясь, чтобы не овладеть им вновь. Податливость Кана, казалось, действительно могла свести его с ума. Никто прежде не вызывал у Тина столько неконтролируемых эмоций. В этот раз он выбрал неторопливый темп движений. Снова и снова погружаясь в тело Кана пальцами, Тин замечал, как тот, опьянённый его ласками, ещё самозабвеннее подаётся ему навстречу. Тин не отпускал его губ и продолжал поцелуй, имитируя языком ритм движений своих пальцев. Когда же Тин увеличил скорость, Кан крепче обвил его плечи и шею руками. - Взгляни на меня, - приказал ему Тин, не прекращая своего занятия. Томные глаза Кана напоминали шторм. В них бушевала буря, разбуженная неистовыми действиями Тина. Ослепляющее чувство первой влюблённости лишь усиливало удовольствие гриффиндорца. Тин нежно поцеловал его шею. - Что такое, Кан? - протянул он с улыбкой. - Я ведь уже касался тебя так. - Да. Нет... Не так. Ти-и-ин, у меня в голове всё путается... - хныкнув, пожаловался Кан, не в силах передать свои чувства. - Тогда я просто опять сделаю тебе очень приятно, - подмигнув ему, заявил Тин, - но только если ты не устал и позволишь мне. Ты позволишь? Охваченному сумасшедшим желанием – нет, даже не желанием, а жгучей похотью, – Тину пришлось приложить немалые усилия, чтобы его голос звучал спокойно. - Мерлин, да! - громогласно согласился Кан, желая абсолютно всего, что может дать ему Тин. Вернувшись к его губам, Тин оставил на них долгий, чувственный поцелуй. А его руки продолжили ласкать тело Кана, и каждая деталь, каждое мгновение отпечатывались в его мозгу. Кан хватал ртом воздух и выгибался не только от ощущений, но и от зашкаливающих эмоций. Тин чувствовал его реакцию и, поняв, что тот близок к оргазму, стал действовать активнее. Он ввёл свои пальцы чуть глубже, ощутил сокращение мышц и закрыл глаза. “Мой!” - яркой молнией засверкало в его сознании. Отныне и впредь Кан будет принадлежать только ему. С этой мыслью Тин заменил пальцы собой, плавно войдя в Кана и начав двигаться – медленно, так медленно, что в какую-то минуту это показалось гриффиндорцу садизмом. Но Тин жёстко прижал его к постели, подчиняясь лишь своим желаниям, сдерживая наслаждение – своё и его тоже. И напряжение росло, пока мир не взорвался новым выбросом магии Кана – раз, другой, третий, и всякий раз он терялся и вновь возвращался в реальность, чтобы увидеть, как Тин склоняется над его телом, властно прижимая его руки к постели. Тин не сводил с него горящего взгляда, видел, как вспышка за вспышкой подступающее наслаждение искажает лицо Кана. Тин коснулся своими губами его губ. Медленные удары сменились резкими, глубокими. Кан почувствовал, как содрогается тело Тина, и вновь отступил на край блаженства, тем более сладостного, что на этот раз они смотрели друг другу в глаза. Через несколько секунд, издав протяжный стон, Кан выгнулся, испытывая сокрушительный экстаз. Тина охватило гордое, победное чувство обладателя и его тоже сокрушила эйфория. Ещё дважды содрогнувшись, Кан бессильно распластался на постели и погрузился в упоительную дрёму. Тин, продолжая держать его в своих объятиях, лёг рядом с ним. Хаотично блуждая взглядом по лицу Кана, он старался запомнить каждую чёрточку своего любовника. Их единение было абсолютным, и Тин боялся пошевелиться, чтобы не нарушить эту гармонию. А Кан просто отдыхал в его руках. Мысли у гриффиндорца всё ещё немного путались, но одно Кан знал наверняка, уже без малейших признаков сомнений: он катастрофически влюблён в Тина и Тин столь же катастрофически влюблён в него. - Да мы оба чокнутые... - тихо пробормотал Кан, улыбаясь от уха до уха, и тем самым подтверждая вынесенный диагноз. Тин усмехнулся. - Возможно, - не стал отрицать он. - Но теперь ты будешь хотеть, чтобы так было всегда. Кан понял смысл этих слов. “Так” – это чтобы его тело возносили до небес, а потом бросали на землю, словно упавшую звезду, сияющую и утомлённую.