***
По прошествии нескольких дней Тин стал больше времени проводить в библиотеке, предпочитая делать задания по всем предметам там, а не в своей спальне. Не забывал он и о подготовке к выпускным экзаменам, поэтому подолгу перечитывал полузабытые тексты самых разных книг и разбирал свои старые записи лекций с прошлых курсов. В эти часы Тина грело лишь осознание того, что Кан занимается тем же самым в гостиной Гриффиндора. Да, после парочки споров они оба всё-таки согласились с тем, что им лучше заниматься отдельно друг от друга. Потому что когда они пытались делать это вместе, то всё неизбежно принимало такой беспросветно интимный характер, что о какой-либо сосредоточенности можно было смело забыть. Собственно, по той же причине Тин и перебрался заниматься из своей спальни в библиотеку. В спальне с недавних пор слишком уж многое напоминало (скорее, даже кричало) о Кане, который постоянно забывал в ней свои вещи. Как бы то ни было, Тин, в общем-то, любил проводить время в библиотеке. Не так фанатично, как Пит, но любил. В этом месте никогда ничего не менялось. Ряды стеллажей из тёмного дерева полнились собраниями книг в старых переплётах. Бесконечное число книг. От стены к стене, от пола к потолку. В лучах солнца кружились пылинки, оседая на потёртые от времени деревянные столы, за которыми училось и ещё будет учиться не одно поколение студентов. Повсюду витал запах древних фолиантов, пергамента и ветхих свитков. Тину нравилось это постоянство. В данный момент Тин изучал содержание книги по усложнённому курсу Нумерологии, однако за последние две минуты внимание его сильно рассеялось, и он едва ли уловил смысл уже прочитанного текста. Тин отрешённо переворачивал страницу за страницей и расфокусированным взглядом смотрел на строки. Так прошло около двадцати минут. Возможно, прошло даже больше – и наверняка так оно и было, – но в библиотеке всегда следовало с подозрением относиться ко времени и к тому, как оно себя ведёт. Тем не менее, в какой-то момент Тин, наконец, осознал, что же мешает его концентрации. А мешало гнетущее, удушающее чувство, засевшее где-то глубоко внутри него. Страх? Неуверенность? Тин не мог подыскать верного определения. Связано ли это с Каном? Пожалуй, да. В таком случае... отсутствие определённости в отношениях с ним? Отсутствие уверенности в том, что у них есть общее будущее? Тин облокотился на стол и вздохнул. Он недостаточно хорошо знаком с подобным состоянием, чтобы вот так вот взять и пришпилить на себя ярлык. Все эти предположения – просто слова. Их ассоциация с конкретным чувством, которое Тин сейчас испытывал, условна и несоизмерима. Суть просто в том, что он не привык к таким тихим, незаметно подкрадывающимся эмоциям, которые сначала словно бы выжидали, а потом – пуф! – и ты уже в них запутался. Что ж, да, разумеется, с будущим действительно надо было уже что-то решать. Тину не нравилось это “подвешенное” состояние. Вот только, с другой стороны, и как-то специально торопить события он тоже не хотел. Если уж на то пошло, Тин вообще ни в чём не хотел торопиться. Это ведь его последний год в Хогвартсе. После него начнётся абсолютно новая жизнь. Потому-то так ценны следующие месяцы в школе. Нужно брать от них всё, иначе они пролетят очень быстро, прежде чем уйти навсегда, прежде чем остаться лишь в воспоминаниях. Так что... Тин так и собирался поступить. Собирался наслаждаться всем хорошим, что дал ему Хогвартс. Собирался наслаждаться тем хорошим, что Хогвартс ещё только может ему дать, прежде чем эта возможность будет упущена. Потому что получить это потом никогда не будет тем же самым, что получить это именно в Хогвартсе. Здесь каждый день случался лишь раз, и ни один из этих дней не был похож на другой. Кроме того, Тин всегда учитывал вероятность, что его будущее и будущее его с Каном отношений может не продлиться долго, поэтому... поэтому настоящее являлось всем, на что он мог заявить свои права. Тин не разговаривал обо всём этом с Каном. Ему казалось, что подобные темы раньше времени лишат гриффиндорца его беззаботной юности, его беспечного взгляда на жизнь. По окончании Хогвартса Кану, конечно, придётся столкнуться с реальностью и самостоятельно принять множество серьёзных решений, но до тех пор Тин хотел всячески оберегать его во всех смыслах. И было ещё кое-что. Кое-что крайне важное. Вот только – как и в случае с его сегодняшней тревожностью – Тин не желал вешать на себя ярлык, честно признаваясь самому себе в том, что испытывает к Кану. Подсознательно он понял это ещё на каникулах. А сейчас впервые и более чем осознанно подумал об этом. Однако слово “любовь” всегда порождало в Тине скепсис. Ну, разве могло оно вмещать в себя всё то, что Тин чувствует к своему гриффиндорскому львёнку? Вмещать в себя всё то многообразие эмоций, которые вызывает у него Кан? Вмещать нечто столь всеобъемлющее и горько-сладкое? Постоянно разрастающееся и страстное? Болезненное и нежное? Прекрасное и одновременно губительное в своей подавляющей силе? И всё это с целым букетом оттенков... Такое оно – чувство искренней, преданной и горячей любви? Если да, то Тин однозначно пал её новой жертвой. В данный же период времени любовь Тина молила об освобождении, негодуя из-за ограничений. Она кричала, словно живое существо, заключённое в ледяные доспехи. Она рвалась на свободу, но натыкалась на невидимые преграды. Во имя любви к Кану Тин сражался с барьерами неистово. Признание даже завертелось у него на кончике языка уже сейчас, побуждая незамедлительно рвануть к гриффиндорцу, однако стоило ему представить себе, как исказится милое лицо Кана, как в его глазах возникнет настороженность... Тин сразу же стиснул зубы, решив отложить откровенный разговор и понадеявшись, что последняя крошечная дистанция, разделяющая его и Кана, не окажется непреодолимой. В конце концов, пути назад уж точно не было. По крайней мере, со своей стороны Тин мог утверждать это с абсолютной уверенностью. Теперь его желания простирались гораздо дальше обыкновенной страсти. Цели Тина изменились. Простое стало вдруг сложным. Снова вздохнув, Тин рассеянным взглядом окинул библиотеку и остановился на тонком сборнике самых сложных эссе Платона, стоявшем на одной из полок стеллажа с маггловской литературой и который он недавно перечитывал. “Прибегни к логике, - вспомнил Тин главный принцип греческой философии. - Собери известные тебе факты и сделай из них выводы”. Было сложно заставить себя хотя бы временно не переживать насчёт возможной реакции Кана, не переживать насчёт того, что какой бы эта реакция в итоге ни оказалась, им двоим всё равно неизбежно придётся затронуть в разговоре и будущее тоже... Но в конечном итоге Тин справился. Сумел абстрагироваться и просто не думать пока об этом, не волноваться. И его старания не оказались напрасными – вскоре мозг стал работать с обычной продуктивностью. Неожиданный порыв ветра за каменными стенами замка – и снег с силой ударил в стрельчатые окна библиотеки. Тина пробрала лёгкая дрожь. А ведь он только успокоился... Впрочем, в какие-то зловещие знаки и прочие предзнаменования Тин не верил. Подобная вера давно и прочно закреплена за профессором Трелони. И всё же Тину казалось, что оконные стёкла пропускали сейчас не только ледяной зимний воздух, но и словно бы зловонное дуновение надвигающихся событий. Тин напряжённо склонился к раскрытой перед ним потрёпанной книге, но различать мелкий шрифт текста в сгущающихся сумерках становилось всё труднее. Оставалось дождаться, когда мадам Пинс соизволит зажечь факелы.***
Тин задержался в библиотеке допоздна, забыв о времени (как и почти всегда в этом месте). Но только он собрался захлопнуть последнюю на сегодня книгу – на этот раз о защите от Тёмных Искусств, а также об описании самих Искусств – и покинуть библиотеку, как заметил, что к нему приближается Э. - Мэдтанан, - в скупом приветствии кивнул Э, остановившись рядом с его столом. Тин кивнул ему в ответ и вопросительно приподнял бровь. - Я хотел... - Э вдруг странно замялся, словно был не до конца уверен в том, что намеревался сказать. - В общем, мне есть, что сказать тебе. - Так говори, - Тин равнодушно пожал плечами. - Для начала знай, что я не тот человек, который забывает свои долги, - заявил Э без хождений вокруг да около. - Не сразу, но я понял, что ты многое сделал для моих отношений с Питом. И я благодарен тебе за это. - Я всего лишь поддержал своего единственного друга, когда ты вёл себя как глупый гордец, - усмехнулся Тин, разглядывая его уже с чуть большим интересом. - На самом деле, все ваши проблемы настолько пустячные, что решить их было довольно легко. - Это тебе со стороны так кажется, - не согласился гриффиндорец. - Однако Пит был так на меня обижен, а я так раздражён, что наши отношения вот-вот могли прекратиться. Я мог потерять его... Когда же между нами всё чудесным образом уладилось, по некоторым фразам Пита я догадался, что это ты, поговорив с ним обо мне, привёл Пита к пониманию моей реакции на многие его поступки. - Опять же, я всего лишь посоветовал ему быть поделикатнее с твоей глупой гордостью полукровки, возведённой чуть ли не в абсолют, - прямолинейно объяснил Тин. - И всё же, - стоял на своём Э. - Ты запросто мог настроить Пита против меня. Тин закатил глаза. - Зачем бы мне это делать? - Потому что так было бы вполне в духе Ледяного Принца, вполне соответствовало бы его репутации, - насмешливо поддел Э. - Но ведь ты больше не Ледяной Принц, да? Тин подозрительно прищурился, не улавливая, к чему он ведёт. - Нет, ты не он, - сам же ответил на собственный вопрос Э, снова становясь серьёзным. - И – да, ты, пожалуй, прав насчёт меня. Когда между мной и Питом всё снова стало хорошо, я понял, что позволил своему происхождению руководить мною. Я всегда испытывал комплексы по этому поводу и стремился стать настоящим волшебником гораздо больше, чем все остальные. Наверное, для того, чтобы примириться с той частью меня, которая вовсе не волшебная, а маггловская. Я, конечно, никогда не стыдился этого, но интуитивно всё равно воздвигал стены между собой и чистокровными. Такое поведение наложило отпечаток на мой характер, так же как всё, что стоит за фамилией Мэдтанан, повлияло на тебя. - Какое глубокое умозаключение, - сухо прокомментировал Тин. Но Э на это лишь улыбнулся. - Ещё совсем недавно подобное высокомерное замечание от тебя меня бы взбесило, - честно признался он. - И что же тебя останавливает сейчас? - полюбопытствовал Тин. - То, что мы оба изменились, - озвучил очевидное Э. - Раньше я воображал, что если буду придерживаться о тебе такого же мнения, как и большинство студентов Хогвартса, буду, так сказать, негласно соглашаться со всеми слухами о тебе, то... то никто не заметит, что я другой. Но благодаря твоим отношениям с Каном, я невольно узнал тебя лучше и больше не могу относиться к тебе, как прежде. Упоминание о Кане заставило лицо Тина смягчиться. “Интересно, замечает ли он это за собой сам?” - мелькнуло в голове Э. - Хн, - тем временем, донеслось от Тина. - И всё? - удивился гриффиндорец. - Я надеялся на другую реакцию. - Значит, ты всё ещё недостаточно хорошо меня знаешь, - с усмешкой заключил Тин. - Пожалуй, - буркнул Э, скользя взглядом по вытисненным на старой потрескавшейся коже названиям книг, громоздившимся на столе, который оккупировал когтевранец. - Мерлин, это же... Глаза Э внезапно в шоке расширились и он отшатнулся. - Книги о Тёмных Искусствах, - елейно подтвердил Тин, искренне наслаждаясь реакцией гриффиндорца. - Ты где достал?.. - растерянно пробормотал тот, всё ещё борясь с осознанием того, что видит перед собой то, что видит. По сути, он просто не мог поверить в то, что в Хогвартсе имеются книги, которые лично в его представлении следовало бы давно сжечь. - Разумеется, в Запретной секции, - охотно поведал Тин. - У меня есть к ней доступ. - Да, но... - Э никак не мог собраться с мыслями. - Я не думал, что там есть такое... Тин усмехнулся и едва заметно покачал головой. - Если это пример гриффиндорской логики, то я начинаю сомневаться, существует ли она вообще, - заметил он. - Что, по-твоему, ещё может находиться в Запретной секции библиотеки, как не книги с противоречивым и подчас откровенно сомнительным содержанием? Полагаю, директор и весь преподавательский состав Хогвартса понимают, что врага надо знать в лицо, иначе не получится эффективно с ним бороться. Впрочем, они, по-видимому, и не ждут, что такой подход примут все. Так что, в Запретную секцию вход ограничен в том числе и по этой причине. - Пусть так, но зачем это изучаешь ты? - стал допытываться Э, наконец, оторвав свой взгляд от книг и подняв его на когтевранца. - Профессор по Защите дал понять, что мне это может пригодиться в будущем, - не без превосходства ответил Тин, складывая книги в стопку. Гриффиндорец нахмурился. - Это в каком же таком будущем может понадобиться... - Всё, хватит вопросов, - прервал его Тин, вставая из-за стола и устало поводя плечами. - Если тебе больше нечего мне сказать по существу, то... - Может, и есть, но на сегодня и правда хватит, - вздохнул Э, вспомнив, что ему ещё надо заняться поиском книг для себя. - Тогда не задерживаю, - коротко бросил Тин. Э хмыкнул и направился к стеллажу с книгами по Трансфигурации. Возможно, им ещё далеко до хороших отношений между собой, но... начало для вполне мирных он, по крайней мере, сегодня положил. В конце концов, они оба должны постепенно научиться достойно вести себя друг с другом, если хотят и дальше быть в жизнях Кана и Пита.***
Кан лежал в постели, беспокойно ворочаясь. Постель вдруг стала его врагом. Ткань простыней – будто специально! – чувственно скользила по телу, мешая уснуть. Тишина, казалось, тоже с нетерпением ждала его шагов, когда он отправится к Тину. Всё это лишний раз убеждало Кана, что он совсем утратил трезвость рассудка. Может, Тин всё-таки напустил на него какие-то чары, иначе почему Кану мерещилось, будто руки Тина прикасаются к его телу? Тяжело сглотнув, гриффиндорец прикрыл глаза. Ему нельзя воображать все эти безумные ласки в середине особенно сложной учебной недели, но, тем не менее, вот он лежит здесь, на кровати в спальне для мальчиков, и представляет себе ласки Тина во всех подробностях, от чего тело вздрагивало в ожидании. Если бы только Тин был здесь... Однако вероятность подобного риска со стороны Тина была очень невысокой. Она и раньше-то была на довольно низком уровне, а теперь и вовсе скатилась почти к нулю. Тин, конечно, не сердился на него, но всякий раз неодобрительно хмурился, когда Кан пренебрегал учёбой ради встреч с ним. Хотя гриффиндорцу периодически казалось, что дело не только в этом. И поскольку Кан не знал, что именно изменилось между ним и Тином за последнее время, да ещё и понятия не имел, как всё исправить, то, устав от постоянных мыслей, он решил: самым лучшим будет сегодня ночью остаться в своей кровати. Именно поэтому он соскочил с постели, бесшумно раздвинул полог, накинул на себя мантию и под похрапывание однокурсников покинул спальню. Как всегда с момента окончания каникул, стремясь держаться от Тина подальше, чтобы не навязываться ему слишком уж сильно, Кан вместо этого бросался к нему в объятия. “Интересно, каким физическим законом или какой магией можно это объяснить?” - спрашивал себя гриффиндорец. Впрочем, вскоре до него дошло, что физика и магия не имеют ничего общего с желанием. Что уж тут поделать, если Тин разбудил в нём жажду и дал понять, что только он может её утолить. И всё же, преодолев примерно половину пути до спальни Тина, Кан слегка замедлил шаг, а потом вообще свернул к Астрономической башне. Потому что провести ночь с Тином – безусловно, прекрасно, но утром Кан будет сонным и это, разумеется, скажется на учебном дне, что, в свою очередь, отразится на степени хмурости бровей Тина, когда он узнает о его “успехах” на уроках. А Тин узнает. Узнает, так как он не только староста школы, который при умелом манипулировании может добыть любую информацию, но и безумный сталкер со стажем. Кан убедился в этом ещё в самом начале их отношений. Короче, Тин всегда в курсе его оценок. Дойдя до самой верхней площадки башни, Кан пошатался там какое-то время, после чего всмотрелся в ночную тьму и вполголоса поругал себя. Потому что если, возвращаясь обратно, он всё-таки постучит в дверь спальни Тина, то какое же это будет бесстыдное отчаянное безрассудство... Кан искренне надеялся, что не настолько он ещё отчаялся. И вдруг спустя несколько минут обнаружил себя остановившимся перед дверью спальни Тина, которую освещал лишь один факел. “М-м-мерлин...” - уныло пронеслось в, судя по всему, совершенно пустой голове Кана. Постучал. Наверное, он действительно отчаялся. Однако Тин не открыл. Кан нахмурился и постучал опять. Ничего. Ни малейшего звука с той стороны двери. - Кан, - неожиданно услышал он и резко развернулся – Тин стоял у него за спиной, нахально улыбаясь. - Какого!.. - приглушённо вспылил Кан, хватаясь за сердце, которое билось с оглушительной силой. - Тин, нельзя же так подкрадываться и пугать! Ты замок обходил, что ли? Тин кивнул. - Да, выискивал нерадивых студентов, - ответил он, продолжая улыбаться. - Но, как оказалось, самый нерадивый из них притаился у моей спальни. - И вовсе я не притаился, - пробубнил Кан, неловко отводя взгляд и кутаясь в мантию, под которой была лишь пижама. - Долго прождал меня? - поинтересовался, тем временем, Тин. - Я не ждал тебя, - соврал гриффиндорец. - Мне показалось, я услышал в коридоре шаркающие шаги Филча, поэтому, чтобы он меня не обнаружил, рванул к тебе. Теперь я вижу, это ты, и могу... - Что? Снова безнаказанно бродить по замку ночью? - с новой усмешкой закончил за него Тин. Кан надулся. - Меня замучила бессонница, вот я и решил немного прогуляться, - не слишком хитро оправдался он. - Неужели? - протянул Тин, пристально рассматривая его. - Странно, но ты кажешься... разгорячённым. Такое впечатление, будто ты целый час метался по замку, прежде чем прийти ко мне. И у тебя дыхание учащённое. Кан попытался справиться с реакцией своего тела на Тина, смутно осознавая, что тот говорил ему нечто провоцирующее, нечто крайне провоцирующее. И он должен постараться услышать больше, чем просто слова Тина, больше, чем то, что мог сказать ему вкрадчивый голос когтевранца. Однако тело Кана было во власти желания, а мозг отуманен соблазном. Внутри он ощущал жаркое, острое, тянущее покалывание, исходящее из нарастающей пустоты, которую лишь Тин мог заполнить. - Кан? Ну? - поторопил его с ответом тот, скрестив на груди руки. - Всё потому, что я шёл чересчур быстро, - вновь попробовал выкрутиться Кан, чувствуя теперь ещё и подступающее раздражение. Почему Тин всё ещё не пустил его в свою спальню? Разговаривать с ним в коридоре после полуночи очень опасно. Их могут увидеть. - Ясно, - Тин снисходительно хмыкнул. - Значит, вовсе не от того, что ты вскочил с постели, чтобы покинуть гостиную Гриффиндора. А потом тихо пробрался на самый верх Астрономической башни. Оттуда направился бесцельно слоняться по коридорам шестого этажа, затем по коридорам пятого. Постоял под дверью кухни, прежде чем притопать к двери моей спальни. Всё было совсем не так, верно, Канталуп? С каждым его словом Кан закипал всё сильнее. Потому что... Ну, точно же – безумный сталкер со стажем, иначе не скажешь! - Ты шпионил за мной с помощью своих часов, указывающих, где я? - в негодовании прошипел гриффиндорец. - Я просто недоумевал, зачем ты бродишь по замку, - на лице Тина заиграла уже по-настоящему дразнящая улыбка. От возмущения Кан не мог даже говорить, что являлось крайне редким для него состоянием. - Я бы даже назвал это отчаянными метаниями, - Тин продолжил свою хитросплетённую игру. - Ладно! Я хотел прийти к тебе. Я беспокоился о тебе, вот и всё, - процедил Кан сквозь зубы. - Ты был странным после того... после нашего недавнего разговора. И я знаю, до этого ты плохо спал. Это не было ложью. Он, в самом деле, постоянно думал о Тине сегодня, тревожился за него, а ночью к этому прибавилось ещё и желание. - Понимаю, - Тин кивнул. - Но ты зря волновался. Всё со мной в порядке. - Правда? - Кан посмотрел ему в глаза. - Да, - подавив некоторое колебание, ответил Тин, после чего поспешно переключил внимание гриффиндорца на другое. - Хм, а ты сам в порядке, Кан? Почему-то мне кажется, ты больше беспокоился о себе и о том, что ты хочешь получить от меня. “Так вот как он считает!”- под воздействием очередного приступа возмущения подумал Кан. - Да ты!.. - ему пришлось резко проглотить большую часть фразы, иначе бы он точно повысил громкость своего голоса. - Не спорь, Канталуп, - глаза Тина лукаво сверкнули в отсветах факела. - Я ведь прав, не так ли? Помнишь, я тебя предупреждал, что тебе будет трудно обходиться без близости на регулярной основе? - Хэй! Я честно беспокоился о тебе, - высказал ему Кан. - Я опасался, что могу лишиться... - ...удовольствия, которое я доставляю тебе? - поддразнил Тин. - ...тебя! И радости от того, чтобы просто быть в твоём надменном обществе, которое мне по какой-то дурацкой причине нравится. Хочешь сказать, что так только у меня, а сам ты не чувствуешь того же? - тихо договорил Кан и отступил в сторону, собравшись вернуться в гостиную Гриффиндора, раз Тин сегодня вздумал поиграть с ним как кот с мышью. И тут в мгновение ока всё переменилось. Тин внезапно оказался перед Каном, затем, быстро сняв охранные чары с двери, втолкнул его в свою спальню и запер за ними дверь. Секунды две они стояли в полнейшей темноте на безопасном расстоянии друг от друга, словно звери, готовые к прыжку. Потом порывисто столкнулись. Поцелуй был почти ожесточённым, превратившись в битву, в торжество. Ни один из их поцелуев никогда не был более глубоким, сладким, нежным и в то же время успокаивающим. Тин с силой обнимал Кана, целовал его шею, со стоном шепча непристойные, чувственные слова. Губы когтевранца были горячими и настойчивыми, и Кан надеялся, что Тин оставит на его коже отметины, сравнимые со шрамами, ведь тогда они точно не исчезнут. Когда первый голод был утолён, Тин прошептал Кану на ухо: - Закрой глаза. Этой ночью я хочу магическим образом превратить свою спальню в нечто особенное специально для тебя.***
Когда Тин, наконец, позволил ему открыть глаза, Кан тут же застыл на месте с приоткрытым ртом. Он не узнал этой комнаты. Вся спальня утопала в гирляндах из маленьких лампочек, выхватывающих из полумрака кровать. Постель была расстелена, но вместо обычных простыней вся поверхность кровати была покрыта роскошным золотистым шёлком. Из такого же шёлка были наволочки на взбитых подушках, а золотистое одеяло небрежно откинуто. Но главное – на потолке было закреплено огромное зеркало в позолоченной оправе. - Это... что? - выдохнул Кан, ошеломлённо обводя взглядом спальню. Он вопрошающе взглянул на Тина, который внимательно наблюдал за ним всё это время. Их взгляды встретились, и гриффиндорец почувствовал, как у него пересохло в горле. Взгляд Тина не оставлял никаких сомнений насчёт его намерений. Сердце Кана гулко забилось в волнующем предчувствии, но в то же время его вновь охватило праведное негодование. Неужели Тин считает его безвольным мальчишкой, которым можно манипулировать по своему желанию? - Что это за маскарад? - набросился он на когтевранца. - В чём дело, Канталуп? Тебя что-то смущает в моей затее? - отозвался тот, едва сдерживая смех. - По-моему, в наличии фантазии мне не откажешь. Кан не знал, как реагировать. С Тином определённо происходило нечто странное. Он то почти неуловимо отдалялся, то стремился сблизить их так, словно завтра не наступит. Как и всегда, когда чего-то не понимал, Кан начал раздражаться. И чтобы намеренно продемонстрировать это со всем возможным пафосом, он отвернулся от Тина и направился к двери, однако тот молниеносно сорвался с места и в два счёта настиг его. Гриффиндорец не успел даже опомниться, как Тин увлёк его на кровать. - Тин! - возмутился Кан. - Тише, львёнок. Что ты дуешься? Поверь, тебе понравится. Разве я хоть раз тебя в этом обманул? - голос Тина сладкой патокой заливался Кану в уши. - Ты темнишь, Тин, ясно? - ощетинился Кан. - А я уже наловчился определять, когда ты что-то утаиваешь от меня. Не считай меня совсем уж глупым! Тебя что-то тревожит, и пока ты не расскажешь мне... - То – что? Сбежишь от меня? - глаза Тина были наполнены каким-то необъяснимым чувством напополам с почти агрессивным желанием. - А сумеешь ли? В душу Кана хлынул поток неудержимого гнева, всё его существо восстало против такого откровенного насилия над волей. Не желая сдаваться без боя, он начал отчаянно сопротивляться, пытаясь вырваться из цепких объятий Тина. - Кан, ну что ты творишь? Не будь ребёнком, - Тин успешно пресекал все попытки оттолкнуть его. - А ты что творишь? Пусти! - по новой зашипел на него Кан. - Ты, Тин, ведёшь себя сейчас как наглый, токсичный манипулятор! Что вдруг с тобой случилось? Да отпустишь ты меня или нет? - Нет, - усмехнулся Тин. Он явно не собирался отказываться от своих планов и опять ловко отразил все яростные выпады Кана, время от времени отпуская колкие замечания и ещё больше распаляя гнев гриффиндорца. Наконец, силы Кана стали ослабевать. Почувствовав себя вымотанным этой борьбой, он бессильно откинулся навзничь, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Тин лёг рядом с ним, на всякий случай крепко удерживая его за плечо. Увидев своё отражение в круглом зеркале на потолке, Кан накрыл ладонями лицо. Его вид был поистине порочен. Мантия расстегнулась, измятая пижамная рубашка задралась, волосы ужасно взлохматились, шея покраснела. Убрав с лица ладони, Кан осторожно покосился на Тина. Перехватив его взгляд в зеркале, тот насмешливо подмигнул ему. А потом, не выдержав, заразительно рассмеялся, заставив Кана вскочить и снова наброситься на него. - Всё, Канталуп, достаточно, - попросил Тин, всё ещё смеясь. - Иначе мы сломаем кровать, даже не успев сегодня использовать её по назначению. Блокируя попытки дальнейшего сопротивления, он резко стянул с Кана пижаму. - Тин, клянусь Мерлином, если ты... - однако продолжить гриффиндорец не успел. Коварно улыбнувшись, Тин опрокинул его на спину, и возмущённый возглас Кана потонул в иступлённом поцелуе, которым накрыл его губы Тин. Не дав Кану опомниться, он ещё сильнее прижал его к кровати, не прерывая поцелуя. На какое-то время между ними снова завязалась отчаянная битва. Однако у Кана уже не оставалось ни сил, ни желания сопротивляться. Пылкие ласки Тина быстро заставили его предательское тело загореться ответным огнём, и он со стоном впился ногтями в плечи когтевранца. Ноги Кана в инстинктивном порыве обвились вокруг бёдер Тина, и в следующий миг он с восторгом почувствовал, как тот, шепча знакомое заклинание, входит в него, распространяя по всему его телу волны наслаждения. Продолжая целовать его губы и плечи, Тин ритмично двигался, постепенно наращивая темп, так как владевшая им страсть уже не подчинялась ему. Замерев в предвкушении, Кан впивался в его плечи ногтями. Случайно его затуманенный взгляд упал в висевшее над ними зеркало, и он вспыхнул от смущения, одновременно почувствовав новый всплеск желания. Круглое зеркало отражало столь неприличную и пленительную картину, что Кан едва не выпал из реальности. Стройное, прекрасное тело Тина стремительно и грациозно двигалось между его непристойно раскинутых ног, руки Кана блуждали по спине Тина с чётко прорисованным рельефом мускулов, а лицо гриффиндорца раскраснелось и изменилось почти до неузнаваемости. Нервно сглотнув, Кан попытался отвести взгляд и снова, против воли, вернулся к созерцанию захватывающего вида. Вдруг его тело начали сотрясать спазмы экстаза, настолько острого, что он изо всех сил обнял Тина и страстно застонал, прижавшись лицом к его плечу. На какое-то время Кан всё же утратил ощущение реальности. Когда же он распахнул глаза, в руках Тина уже были два кубка с тыквенным соком. Тут же почувствовав сильнейшую жажду, Кан нетерпеливо потянулся за одним из кубков, и Тин поспешно передал ему его. Выпив всё до капли и поставив пустой кубок на пол у кровати, Тин пристроился рядом с Каном и нежно слизнул капельки сока с его губ. Кан же, ощутив на своих губах горячий язык Тина, с сокрушённым вздохом почувствовал, как его тело отозвалось на это очередной вспышкой томления. - Я уже говорил тебе, что ты – необыкновенно страстен? - спросил Тин, поигрывая прядками его волос. Закашлявшись, Кан недовольно отвёл его руку от своей головы. - Не беси меня ещё больше, Тин, - предупреждающе буркнул он. - Пусть ты мастерски умеешь отвлекать меня, но не думай, что я от тебя так просто отстану. - О, даже и не рассчитываю на подобный вариант, - со смешком произнёс Тин. - Ты о чём-то всерьёз беспокоишься, - упёрто настаивал Кан. - И потому хочешь забыться. Но ты умный и, наверное, для тебя это сложно – вообще не думать. - Хм, - только и сорвалось с губ Тина, прежде чем он вновь поцеловал гриффиндорца.