***
Во время завтрака за столом Гриффиндора собралась довольно хмурая группа. Сев рядом с Э, Кан вяло положил себе на тарелку тост и яичницу. Э взглянул на него, пробормотал нечто, должное прозвучать как приветствие, и снова склонился над своим кубком с тыквенным соком. Текно даже не поднял взгляда от своей тарелки. Гуд спешно что-то дописывал в свитке пергамента, который то и дело норовил скрутиться в рулончик. Тайп отрешённо пялился в учебник по Трансфигурации. Чарли враждебно переглядывался с капитаном команды Слизерина по квиддичу. Кан вздохнул. Ночью он почти не сомкнул глаз – всё ломал голову над отношениями с Тином. По сути, им обоим уже пора было перестать рефлексировать и снова начать хотя бы разговаривать друг с другом. Нож в руке Кана скользнул по тарелке с противным скрежещущим звуком. Остальные вздрогнули и посмотрели на него, прежде чем вернуться к собственным мрачным размышлениям. Кан ткнул вилкой в яичницу у себя на тарелке, пытаясь сообразить, где и когда будет лучше поймать Тина, а главное – как помириться с ним. Впрочем, они ведь не то чтобы ссорились... Скорее, они оба остались каждый при своём мнении, и ни один из них не пожелал уступить другому. Кан и сейчас, когда пытался завтракать после очередной беспокойной ночи, всё ещё оставался при своём мнении насчёт их отношений. Мёртвая точка какая-то. Однако плачевная суть дела заключалась в том, что он попросту сойдёт с ума, если с этой проклятой мёртвой точки ничего в самое ближайшее время не сдвинется. Испытывал ли Тин нечто подобное хоть в малой степени? Страдал ли он? На первый взгляд, казалось, что нет. Тот выглядел совершенно хладнокровным и полностью владел собой, когда Кан видел его последний раз. Вот только за прошедшие месяцы гриффиндорец успел очень хорошо узнать Тина и знал, что за маской Ледяного Принца... - Доброе утро! - жизнерадостно поприветствовал всех Пон, усаживаясь за стол. - С чего ты так решил? Это Э обрёл способность говорить членораздельно. Текно ограничился кивком, остальные тоже. Кан вдруг оглядел своих друзей. Неужели сейчас, за исключением верного своему неугасающему оптимизму Пона, никто здесь не знал покоя? Эта мысль на мгновение позабавила Кана. Э почему-то был, как на иголках, в ожидании прихода в Большой Зал Пита, Текно явно думал о чём-то сложном, Гуд парился из-за предстоящих уроков, Тайп по какой-то причине постоянно хмурился, Чарли играл в “гляделки” со слизеринским капитаном и пытался это скрыть, а сам Кан медленно умирал от тоски по Тину. Вернувшись взглядом к Э и вновь отметив его нервное состояние, Кан захотел спросить у него: “Пф, а на что ты рассчитывал, когда начинал встречаться с Питом?”. Затем Кан тяжело вздохнул. Ну, а сам он на что рассчитывал, когда закрутил с Тином? - ...в следующем матче, - долетели до Кана слова Чарли. - Этот скользкий гад наверняка попытается с первых минут вывести вратарей команды соперника из строя. Никто не играет так жёстко, как он. Манеру игры, как у него, я видел только у пары игроков в американском футболе. Кстати, язык так и чешется сказать ему об этом – сравнение с магглами его стопроцентно выведет из себя. Вообще, и в бейсболе есть игроки, которые... С момента знакомства с магическим миром Кан принял многое: магию, сверхъестественных существ, доставку почты с помощью птиц... Но то, что чистокровный волшебник Чарли Уизли сидел тут и рассуждал о маггловских видах спорта, Кан никак не мог принять. В такие моменты ему хотелось себя ущипнуть. Впрочем, Чарли любил чуть ли не каждым летом сбегать ненадолго в мир магглов и вкушать их развлечения. Тут мысли Кана свернули к Тину. Возможно, потому, что ситуация с ним была ещё более непонятной – такой парень, как Тин, богатый чистокровный волшебник из древнего рода, считал его, бедного магглорождённого парня Кана Киракорна, идеальной парой для себя на всю жизнь.***
После первых трёх уроков Кан вернулся в башню Гриффиндора, зашёл в спальню и присел на край своей кровати, чувствуя себя опустошённым – физически и морально. Но, несмотря на сильную усталость, он боялся даже на мгновение закрыть глаза. Ему не хотелось случайно уснуть и снова погрузиться в один из тревожных снов, что преследовали его последние дни. Эти сны моментально набрасывались на него, как только он засыпал. В них Кан видел, увы, не только поцелуи с Тином. В них он видел ещё и то, как Тин, подходил к его кровати и смотрел на него глазами, в которых были боль, мольба и осуждение. Губы Тина при этом оставались закрытыми, но Кан отчётливо слышал его голос и различал слова. Те потом ещё долго звучали в его голове: “Как же ты не поймёшь, Кан?”. Не в силах сдержать раскаяние, которое терзало его при воспоминании об этом сне, Кан сдавленно всхлипнул. “Интересно, когда ты в разлуке с любимым человеком, почти две недели – это сколько?” - мелькнуло и погасло в его голове. Веки Кана отяжелели, из-под них потекли слёзы. Они скатывались по его щекам и падали на его мантию, впитываясь в чёрную ткань. “Почему я не могу подойти к нему?” - раз за разом задавал себе этот вопрос Кан. Конечно, он подозревал, почему, но проговаривать это – пусть даже мысленно – ужасно не хотел. А истина заключалась просто в том, что Кан боялся. Боялся, что Тин после нового их разговора, наконец, не выдержит и уже со всей определённостью бросит его. Гриффиндорец не представлял, сколько времени просидел вот так, съёжившийся и измученный.***
Интуитивно поняв происходящее между Тином и Каном, Пит, в конце концов, простил последнего. Однако пуффендуйца всё-таки очень огорчало бездействие Кана. И Пит решил: он будет писать Кану письма, в которых станет подробно рассказывать ему о Тине, надеясь, таким образом однажды сломить гриффиндорца. Так Пит и сделал. Он, разумеется, не знал, читает ли Кан эти его краткие сводки новостей о Тине или же даже не вскрывает конверты, но всё равно продолжал их посылать со своей совой. Рассказывал Пит в письмах обо всём подряд – как о серьёзных происшествиях с Тином, так и о всяких мелочах. Как-то вечером Пит, особенно сильно устав после уроков, совершенно забыл написать Кану. Так Кан написал ему письмо сам! В послании была всего одна фраза: “Что с Тином?!”. Изумившись и обрадовавшись, Пит больше не забывал отправлять Кану письма.***
Колокол Хогвартса уже сзывал всех обитателей замка на ужин, но Кан, не обращая на это внимания, забрался на свою кровать и нервно задвинул полог. У него не было настроения тащиться в Большой Зал, когда кусок в горло не лез и совершенно не хотелось поддерживать разговоры с друзьями. В конце концов, вместо того, чтобы чувствовать себя одиноко в компании, лучше просто быть одному. Да, ему досаждали голодные спазмы в желудке, а ещё он ощущал неприятное жжение в глазах от недосыпания, однако у него было слишком паршиво на душе, чтобы есть или спать. Достав из-под подушки стопку писем Пита о Тине, гриффиндорец какое-то время внимательно их перечитывал, вглядываясь в каждую строчку так, словно это могло приблизить его к самому Тину. И всё же... спрятавшись за пологом кровати от всего мира, Кану отнюдь не полегчало. Да и могло ли быть иначе? Ожидать, что какая-то проблема сама собой рассосётся без его участия – глупо даже по меркам Кана. Так что, поборовшись с собой около десяти минут, он покинул спальню и спустился в гостиную. Там Кан увидел Э. Похоже, тот тоже решил пропустить сегодняшний ужин. Э сидел на полу возле догорающего камина и сосредоточенно работал над своим заданием по Астрономии. А когда Кан тихо устроился рядом с ним, Э лишь сдержанно кивнул ему. Кан расслабленно вздохнул. С Э всегда можно было спокойно помолчать. И он не ушёл, даже когда доделал своё задание. Э остался сидеть рядом с Каном, оказывая тем самым молчаливую поддержку.***
Следующим вечером Кан снова пропустил ужин. И пока все находились в Большом Зале, рассеянно гулял по пустынным коридорам замка, неосознанно огибая по широкой дуге башню Когтеврана. Настолько по широкой, что в конечном итоге забрёл в довольно редко посещаемые студентами места. Казалось, даже портреты здесь не двигались, а гобелены не колыхались. Но только Кан собрался повернуть обратно, как неожиданно столкнулся с кем-то из преподавателей, судя по росту. - Ох, простите, я не специаль... - Кан умолк буквально на полуслове, рассмотрев, кто стоял напротив него. - П-п-профессор Трелони? Та, между тем, замерла на месте как вкопанная, и чуть ли не впилась в него каким-то диким и одновременно совершенно безучастным взглядом. - Не нужно бояться, - пророкотала она замогильным голосом. Голосом, который Кан уже слышал у неё несколько месяцев назад. Именно из-за этого голоса Кан тогда запаниковал и, пропустив отбой, заплутал в темноте коридоров замка, прямо перед тем, как Тин поймал его. И ведь впоследствии он рассказал об этом происшествии Тину... рассказал, пусть и знал, что тот не поверит. Тин и не поверил – это было заметно по его реакции. Однако Кан не сомневался: то, что он слышал от Трелони той ночью, являлось самым настоящим предсказанием. Предсказанием о грядущей Тьме. И вот – снова Кан наткнулся на Трелони. И снова та говорила этим своим особым голосом. О чём только на этот раз? Сейчас она смотрела чётко на него, а не в сторону, как тогда. Значило ли это, что сегодняшнее предсказание имело отношение конкретно к нему, к Кану? - Не. Нужно. Бояться, - повторила Трелони ещё более давяще, по-прежнему не отводя от него пугающего взгляда. - А? - всё, что смог выдавить из себя Кан в ответ. - Ты и он словно две горящие звезды, которые столкнулись в небе, и от этого столкновения пошёл звёздный дождь, - вещала на одной ноте прорицательница. - Ч-что?.. - слабо пролепетал гриффиндорец, ничего не понимая. - Не теряй времени! - повысила свой жуткий голос Трелони. - Он потеряет тебя на гораздо больший срок, чем ты – его. Кан судорожно сглотнул. - Простите, что? - Не вставай на пути его дела, - продолжила Трелони, вообще, похоже, не слыша его слов. - Оно поможет восстановить мир после войны. Кан больше не мог этого выносить. Поэтому, отскочив от профессора сначала на шаг, он, всё ещё не до конца придя в себя от потрясения, в следующий момент быстро побежал по коридору.***
Кан протрясся за пологом своей кровати всю ночь. В эти часы он совсем не чувствовал себя гриффиндорцем, которому надлежало всегда быть храбрым. К Кану даже закралась мысль, что Тин, вероятно, прав, и Сортировочная шляпа распределяла всех студентов по факультетам по какому-то иному принципу, а не по тому, по которому все думали. Либо же просто большее значение имело само стремление конкретного студента оказаться на каком-то определённом факультете, нежели его личностные качества. Если так, то всё дело было в выборе. Утром, немного успокоившись, Кан всё равно лишь плотнее закутался в одеяло, решив не идти на первый урок. Этим он, скорее всего, обеспечит себе изматывающую отработку, но ему к ним не привыкать, в отличие от... от того, что произошло вчера. И ведь как будто мало Кану забот, так теперь ещё и это... - Что мне делать... что делать?.. - лихорадочно шептал он в подушку, которую с силой сжимал в руках. - Если рассказать Тину... Нет, он не верит в такие вещи... если они исходят от Трелони – уж точно не верит. Спустя полчаса Кан, наконец, перестал себя накручивать, поняв, что такие штуки лучше обдумывать постепенно. Если бы Тин сейчас был рядом с ним, то наверняка посоветовал бы поступить именно так. Если бы Тин сейчас был рядом с ним... Кан болезненно зажмурился. Трелони сказала ему не бояться, но от её слов он стал бояться ещё сильнее. И в его страхах было столько противоречий... Кан боялся потерять Тина и одновременно с этим боялся их общего будущего. Он боялся разбить Тину сердце и в то же время боялся, что сердце разобьют ему самому. Но главное – Кан отказался сделать в отношениях с Тином какой-то определённый выбор, потому что боялся оказаться рабом собственной эгоистичности, забирая себе и только себе такого, как Тин Мэдтанан. С другой стороны... Кан оглядывался вокруг и видел, например, Э, который открыто признавался в своих слабостях ради Пита и шёл на всё, чтобы быть с ним вместе. Это позволяло Кану по-иному посмотреть на самого себя. Это вдохновляло его. Это давало надежду. В самом деле: если Э оказался способен отказаться плыть по спокойному течению жизни ради Пита, а Пит – рискнуть пойти против всех возможных трудностей, то... то он, Кан, тоже может отважиться на риск. Тяжело прислонившись к спинке кровати, Кан открыл повлажневшие глаза, но тут же взял себя в руки. “Я не буду больше плакать из-за этого, - подумал он. - Завтра после уроков увижусь с Тином, и мы заново всё обсудим”.***
Тина разбудил размеренный стук дождя в окно спальни. Встав с кровати, он открыл окно. Небо было затянуто тучами. Похоже, первое весеннее тепло резко спало. Окрестности Хогвартса облегал туман, плотный, сырой. Туман низко стелился серебристым тюлем, наброшенным на тёмно-зелёную землю, цепляясь за древние каменные стены замка. Дождь лил одной сплошной завесой. Тина пробрала дрожь. Но вовсе не из-за холодной погоды. Сказывалась уже привычно бессонная ночь – Тин смог уснуть лишь под утро и в итоге проспал всего два часа. Сейчас он еле держался на ногах от усталости. Веки его, казалось, словно налились свинцом – так он был изнурён. “Кого обманывают, - думал Тин, - те писатели, которые воспевают любовь? Все эти чувства к другому человеку – ужасная вещь. Это непереносимая боль, от которой нельзя избавиться, это мрачная пустота, которую не может заполнить ничто, кроме присутствия рядом объекта любви”. Однако, вопреки этим своим мыслям, Тин не мог отрицать, что с Каном он чувствовал себя свободным. Свободным от роли, навязанной семьёй, обществом, им самим. С Каном Тин смог понять, какой он – настоящий Тин Мэдтанан. Смог научиться быть собой. Смог, наконец, задышать. Тин провёл не одну ночь, пытаясь найти такие слова, подобрать такие доводы, которые заставили бы Кана вступить во взрослую жизнь – со всеми её сложностями – вместе с ним. Заставили бы Кана принять всю серьёзность их отношений как пары. Поскольку любые другие отношения с ним казались Тину неприемлемыми. И одновременно с этим... он опасался, что никакие, даже самые пламенные речи уже не в состоянии были изменить позицию гриффиндорца. А от того, что пока Тину приходилось ещё и держаться от Кана на расстоянии, ему было вдвойне больно. К тому же, его не отпускала мысль, что он больше не знает, какая роль в жизни Кана ему теперь уготована. То, что ответом может быть “никакая”, наполняло Тина безысходностью. Сходив в ванную для старост и приведя себя в порядок, Тин вернулся в спальню забрать нужные на сегодня учебники и конспекты, как вдруг его резко накрыло – сознание пришло в острый как бритва фокус. От неожиданности Тин пошатнулся, книги выпали из его рук и он едва успел схватиться за край стола, чтобы не упасть на пол самому. Тин выждал минуту... две... однако что-то внутри него чётко фокусировалось только на одном – на Кане. Тин ощущал присутствие Кана в Хогвартсе, казалось, и физически и ментально. Ощущение это не просто не проходило, а напротив – становилось лишь сильнее, острее. Кан внезапно превратился словно в огромный магнит. У Тина даже зубы свело от желания приблизиться к нему... Судорожно сжав кулаки, так, что побелели костяшки пальцев, он неровной походкой почти выбежал из спальни.***
Тин не помнил, был ли он на завтраке, как не помнил и того, как оказался на уроке – сдвоенное Зельеварение, Когтевран и Пуффендуй. Тин знал только, что Кана не было ни в Большом Зале, ни в каком-либо классе на уроке. Кан находился сейчас в башне Гриффиндора, в своей кровати. Тин не понимал, почему так уверен в этом, но... уверен. С его концентрацией творилось что-то невообразимое, но местонахождение Кана он мог определить с самой высокой точностью. Сейчас ему для этого не нужны были даже его часы, специально заколдованные на Кана. - ...жны будете приготовить Крововосполняющее зелье... - своим обычным строгим голосом, тем временем, вещал Снейп, однако Тин слышал его урывками, как будто вокруг него то включался, то выключался звук. - Оно повышает уровень крови у тех, кто... ранения или иного поражения... Процентное соотношение компонентов... а также последовательность их добавления в котёл... Я не рассчитываю, что хотя бы половина из вас... Тем не менее, надеюсь, что... Те, кто не справится, будут... Всё ясно? Гробовая тишина служила ему ответом. - Прекрасно, - кисло произнёс профессор. - Перечень ингредиентов на доске. Все студенты тут же приступили к приготовлению зелья, один только Тин даже не пошевелился. Пит, как всегда, находящийся с ним в паре, когда у них совпадали уроки, встревоженно взглянул на него. - Тин? - шёпотом позвал он. - Ты в порядке? Тин? - Я... нет, я... кажется, я... нет... - расплывчато попробовал объяснить тот. Пит, видя такое совершенно нехарактерное для его друга поведение, забеспокоился всерьёз. Вот только что было делать? Тин не выглядел совсем уж больным, разве что общий усталый вид и странная мелкая дрожь тела... но на уроке Снейпа нечего было и думать, чтобы отпроситься из-за подобного. В результате Пит рассудил, что пока, по крайней мере, может в одиночку приготовить заданное зелье, чтобы у Тина не ухудшился табель оценок.***
Не обратив внимания на негромкий окрик Пита, Тин после урока вышел из класса Зельеварения одним из первых и сразу же затерялся в лабиринте извилистых коридоров слизеринских подземелий. Издалека раздавались голоса других студентов, и это напоминало Тину о том, куда он сейчас обязан был идти и что делать. Но... но его это в кои то веки не заботило. Плевать ему было на то, что он прогуляет Древние Руны. Плевать. Остановившись в очередном полутёмном коридоре с редкими факелами на стенах, Тин до скрипа стиснул зубы и приложился разгорячённым лбом к прохладным камням ближайшей стены. Всё, что угодно, лишь бы... не заорать. Его словно что-то подталкивало сорваться, вырвать скопившееся внутри напряжение с корнем, разорвать туго натянутые струны нервов. С каждой прошедшей секундой Тин всё меньше понимал, что с ним происходит. И в какой-то момент вдруг вообще перестал думать. Реальность сузилась до осознания, что, если ничего не предпринять, он потеряет Кана. А этого нельзя допустить ни при каких обстоятельствах. Это словно бы важно не столько для Тина лично, сколько – в масштабах вселенной. Кан. Кан. Кан. Резко разгоревшаяся ярость и засевшая в душе тоска, свитые в одну плеть, с силой хлестнули израненное сердце Тина. Он стоял совершенно неподвижно – но это была неподвижность нунду, замершего перед броском. Сначала Тин почувствовал, как его грудная клетка начинает от гнева подниматься в тяжёлом дыхании, будто лёгкие наполнились льдом, а череп сдавили тисками. Потом он словно полностью лишился власти над собой, словно впал в безумие. Из его горла вырвался странный полудикий рык, в глазах потемнело. Тин вжался в каменную стену коридора. Мир перед его глазами расплывался, колени становились ватными и отказывались держать вес тела. Порождённый эмоциями гнев, бурлящий в крови, усугублял ситуацию, пресекая возможность обрести над собой контроль. Тин не знал, сколько прошло времени, только чувствовал, как глубоко внутри него что-то ломается, рассыпаясь мелкими осколками. И внезапно – всё будто взорвалось. Или не будто. Ещё секунду назад всё, что бушевало у Тина внутри, не покидало его физической оболочки, а уже в следующий миг... устремилось наружу разрушающей волной. Во всём коридоре огонь в факелах разгорелся так мощно, что стал лизать своими яркими языками все участки каменных стен. Сами факелы молниеносно сгорели дотла, а камни стали всё больше обугливаться по мере того, как ярость Тина набирала обороты. Постепенно до слуха Тина долетели чьи-то крики, однако в своём неистовстве он не осознал их, как не видел того, что творил вокруг себя.***
Открыв глаза, Тин пару раз моргнул, отрешённо рассматривая светлый сводчатый потолок. Тот явно принадлежал Больничному крылу. Несколько минут Тин потратил на то, чтобы в полной мере осознать своё положение в пространстве. Он лежал на одной из кроватей лазарета, у него болела голова и его слегка бил озноб. Безумный гнев покинул Тина, однако жажда по Кану осталась. Непрошеные слёзы прочертили мокрые дорожки по щекам когтевранца. Присутствие Кана где-то в Хогвартсе, совсем недалеко от него, больше не подавляло. Кан ощущался теперь просто как источник пламени – более не обжигающий, скорее согревающий. И по-прежнему притягивающий. Тину хотелось раствориться в этом пламени, став навеки его частью. Жажда по Кану – по его обществу, по его прикосновениям – сливалась с биением сердца Тина, с каждым его судорожным вздохом. На какое-то время он зажмурился, так больно ударило по раздражённым нервам желание увидеть Кана. Тин снова открыл глаза лишь тогда, когда услышал чьи-то шаги. - А-а, пришли в себя, - сухо проговорил Снейп, остановившись рядом с кроватью, на которой Тин лежал. - Профессор Снейп? - охрипшим голосом выдавил Тин. - Надо же, теперь вы меня узнаёте, - хмыкнул тот. - А какие-то два часа назад едва не спалили меня и кучку своих сокурсников заживо. - Что? - Тин в шоке уставился на него. - Что я едва не сделал, сэр? - А что, собственно, вы помните? - вопросом на вопрос ответил Снейп, разглядывая его так, словно Тин являлся зельем, которое почему-то незапланированно изменило свой цвет при варке. - Я... - Тин замешкался, внезапно осознав, что в памяти мало что сохранилось после того, как он покинул утром свою спальню. По сути, он помнил только... мысли о Кане, гнев, вызванный эмоциями от этих мыслей и... и всё. Тин не помнил каких-либо своих действий. - Даже так... Понятно, - между тем, глубокомысленно кивнул самому себе Снейп. - Не трудитесь отвечать, мистер Мэдтанан. Ваш случай, конечно, интересный, но отнюдь не уникальный. Такое и раньше бывало с некоторыми молодыми магами. - Что бывало, сэр? - заторможенно спросил Тин, уже догадываясь об ответе. - Потеря контроля над своей магией, - снисходительно пояснил Снейп, всё ещё рассматривая его с едва заметным удивлением. - Вы учинили редкостное безобразие на подотчётной мне территории. Почти разрушили древнюю кладку одного из коридоров подземелий, сожгли там всё, что можно было сжечь... Надо полагать, нам всем просто повезло, что буйство застало вас там, а не на верхних этажах, где урон был бы куда больший. - Никто... не пострадал, сэр? - с затаённым ужасом спросил Тин. - Нет, - соизволил успокоить его Снейп, на этот раз метнув в него сумрачный взгляд. - Я подоспел вовремя. Тин не стал уточнять, какие заклинания потребовалось использовать Снейпу, чтобы вывести его из строя, и тем самым прекратить “редкостное безобразие”. - Что ж, мистер Мэдтанан, надеюсь, вы сознаёте весь масштаб случившегося, - зельевар скрестил руки на груди, от чего стал выглядеть ещё более угрожающе. - Помимо того, что вам надлежит пробыть здесь, в Больничном крыле, столько, сколько предпишет мадам Помфри, вы будете обязаны посетить кабинет директора, а также пройти особое тестирование, которое покажет, ожидать ли нам от вас ещё чего-то... столь же разрушительного в ближайшем будущем. Вам всё понятно? - Да, сэр, - кивнул Тин и тут же невольно скривился от боли в голове. - А кто будет проводить это тестирование? - Директор поручил это мне, - “обрадовал” его Снейп. “Кому же, как не вам”, - согласно подумал Тин. В конце концов, он ещё с первого курса считал именно Снейпа – самым сильным и разносторонним магом в Хогвартсе. После Дамблдора, разумеется. - Как только покинете лазарет, мы приступим к этому делу незамедлительно, - продолжил профессор, окидывая его скептическим взглядом. - Собственно, первый этап пройдён уже сейчас – вы в состоянии адекватно вести разговор и реакции ваши, на первый взгляд, те же, что были присущи вам и раньше. Тем не менее, не рассчитывайте, что отделаетесь так легко. “Куда уж мне, если тестировать будете вы”, - меланхолично подумал Тин, заранее смиряясь с неизбежным. - Всё-таки поразительно, - тем временем, снова заговорил Снейп, но уже каким-то изменившимся тоном голоса. - Учитывая вашу блестящую успеваемость, не менее блестящее продвижение среди старост и, в целом, безупречное поведение... вряд ли даже директор мог ожидать от настолько выдающегося студента таких выпадов. Вы хоть понимаете, что эта ваша потеря контроля – это реакция девятилетнего ребёнка-волшебника, ещё не умеющего управляться со своей магией? Более того – это реакция чем-то сильно разозлённого ребёнка, но с мощью, за которой кроются годы обучения в Хогвартсе. Занятно. “Мерлин... Да он же собирается препарировать меня как лягушку, как только я покину лазарет”, - осознал Тин, предчувствуя, что зельевар камня на камне не оставит от его выдержки. - Я... Спасибо, что остановили меня, сэр, - сказал он, чувствуя, что, несмотря ни на что, обязан поблагодарить. - Очнулись? Встречайте последствия, мистер Мэдтанан, - со скупой ухмылкой бросил Снейп. Тин нахмурился. - Последствия? - Помимо уже мною озвученных, вас ещё ожидает крайне неприятное магическое истощение. Временное, но намучиться вполне успеете, - без малейших признаков сочувствия объяснил профессор. - Даже самое примитивное заклинание будет даваться вам с трудом. - Но, сэр... как же уроки? - потрясённо выдохнул Тин. - И сколько примерно времени займёт... - Всё это вы обсудите с директором, - нетерпеливо отмахнулся Снейп, явно уже устав отвечать на вопросы. Оно и понятно – он явился сюда только потому, что Тин сейчас представлял собой весьма любопытный образец для исследования. И Снейпу, как бы он ни пытался это скрыть, не терпелось приступить к экспериментам над ним. - Впрочем, что касается времени, то, по моему личному мнению, максимум месяц, - всё же ответил зельевар. - И, поверьте, это ещё не так плохо, как могло бы быть. Утешайтесь мыслью, что у вас выдались внеплановые выходные. Тин заставил себя успокоиться. Нормально дышать, нормально думать... Он отчаянно искал что-то – что угодно, лишь бы это “что-то” помогло вернуть мир из хаоса и восстановить пусть не сам порядок, а хотя бы видимость порядка.***
- Мистер Мэдтанан, я убеждена, что вы преувеличиваете проблему, - строго осадила Тина мадам Помфри, когда тот попросил для себя более сильное успокоительное. Гнев вновь зудел где-то на грани восприятия, жажда по Кану съёжилась и отступила перед моральным опустошением, и Тин волновался, что может опять потерять контроль. - К зельям, которые вы уже выпили нельзя прибавлять что-то ещё, даже совершенно лёгкие микстуры, - отчеканила мадам Помфри для закрепления информации. - Я понимаю, - Тин опустил взгляд. - Но что если я снова... Мадам Помфри всплеснула руками. - Это невозможно. Выброс магической энергии такой силы не может повториться за одни и те же сутки, - убеждённо сказала она, отходя от его кровати. - Тогда почему мне плохо, почти как тогда? - напряжённо произнёс Тин. - Мерлин, должно же у вас быть ещё какое-то зелье... Мадам Помфри оглянулась на него. - Уж простите, молодой человек, но ни одно из моих зелий не способно излечить любовь, - выдала она и удалилась. Тин тяжело вздохнул и, откинувшись на подушку, прикрыл глаза. Проницательная мадам Помфри поняла всё почти сразу, в отличие от, судя по всему, так ни о чём и не догадавшихся Снейпа и Дамблдора. Последний заходил к Тину буквально на минутку, но ничего вразумительного не сказал, лишь тревожно посверкал своими очками-половинками. К этому времени в холодной погоде за окнами замка не произошло существенных изменений – только усилился ветер, да заполыхали молнии на горизонте. Тин лежал неподвижно, крепко зажмурившись, чувствуя боль, поддаваясь ей, позволяя ей жечь себя. Это было неотвратимо, как и надвигающийся шторм. Кан всё никак не шёл у Тина из головы. Кончики его пальцев помнили жаркую шелковистость кожи гриффиндорца, цепкая память то и дело услужливо выносила из своих тайников воспоминания о моментах сладостных объятий, о блаженстве близости. Бессильная ярость душила Тина от одной только мысли о том, что всему этому, возможно, больше не бывать. Но чем больше Тин старался не думать, тем ярче становились образы. За закрытыми глазами, на обратной стороне век мелькали линии изгибов рук Кана, прядки его чёрных растрёпанных волос, форма его манящих губ... Кулаки Тина с силой впечатались в одеяло. Открыл глаза – и прямо на потолке: мягкие очертания лица, живость взгляда... Тин прерывисто вздохнул. - Я люблю тебя. Я так люблю тебя... Мне нужен только ты, - прошептал он на грани слышимости. Даже злясь, Тин любил Кана. Любил этого колючего, напуганного, постоянно по какой-либо причине норовившего убежать от него гриффиндорца. Кан мог отрицать серьёзность происходящего между ними, отрицать глубину его чувств и своих собственных, но Тин не верил всему этому, ведь, когда они проводили время вместе, Кан считал их действия правильными. Кан просто в очередной раз испугался. Что же... Тин дал ему почти две недели передышки. Дал время, чтобы Кан привык к новой реальности. Если понадобится, то даст ещё немного времени. Тин позволит Кану свыкнуться с мыслью, что они будут вместе всегда. Он не допустит, чтобы Кан бросил его, бросил их. То, что Тин чувствовал к Кану, было огромным, и он будет бороться, чтобы не потерять его. Когда Тин говорил ему, что между ними возникло нечто очень важное, он сказал ещё мало. В действительности Тин даже чувствовал, что они предназначены друг для друга, хотел этого Кан или нет. Так что – Тин даст ему ещё немного времени. Кан привыкнет, поймёт, и всё встанет на место. При первой встрече Кан предстал перед ним уверенным и независимым, а теперь казался потерянным и напуганным. Но Тин найдёт его и устранит все его страхи.