Часть четвёртая
16 февраля 2019 г. в 15:19
Остановить поток слез получилось только спустя несколько долгих минут, когда судорожные всхлипы превратились в кашель, а горло перестало пропускать внутрь кислород. Глаза горячо щипало от солёной влаги, сердце бухало прямо по костям, в какой-то момент показалось, что ещё чуть-чуть, и оно просто не выдержит такой нагрузки. Тело болело от такой неудобной позы — скомканной, будто листок бумаги, и дрожащей. Дин дышал тяжело и глубоко, стараясь таким образом успокоить бешеное биение в горле. В желудке скрутился комок тошноты, и он каждую минуту дёргался, боясь, что его просто вырвет тем ужасом и страхом, который ему пришлось принять в себя.
Ноги еле удерживали тело на весу, когда Дин, рисково пошатнувшись, попытался встать. Вся и то небольшая сила, которая осталась, была исчерпана на слезы. Крепко вцепившись в края раковины, он посмотрел в зеркало; красные глаза, ещё не высохшие слезы на щеках и подрагивающая нижняя губа. Жалкое зрелище. Дину неожиданно стало противно от самого себя. Настолько, что на секунду захотелось содрать с себя кожу, лишь бы больше не ощущать эту гадкую слабость.
— Дин, как ты там? — за дверью раздался обеспокоенный голос Бобби. Неожиданно. Настолько, что Дин вздрогнул, снова возвращаясь в реальность, и, хорошенько умывшись, попытавшись тем самым смыть с себя остатки боли, вышел.
— Все нормально, — голос после плача был тихим и хриплым, будто каждое слово с трудом выталкивалось из саднящего горла. Подросток мутным взглядом изучил охотника перед собой, спрятал руки в карманы и, наконец, посмотрел на младшего брата; Сэм сидел на кровати, поджав ноги под себя и стиснув руки замком на мятом одеяле. Он выглядел напряженным, напуганным, как загнанное в угол животное, готовое наброситься на любого, кто подойдёт слишком близко.
— Сэмми... — Дину было действительно страшно представить, что сейчас творится в детских мозгах. Но чем бы это ни было хотелось устранить, что бы родные глаза перестали смотреть так недоверчиво и напугано. Сэм как-то весь вытянулся из-под одеяла, словно его задело это обращение, шмыгнул носом и отрешенно выдал:
— Я Сэм.
— Что? — Дин удивленно приподнял брови; Сэму всегда нравилось, когда он так его называл. Это казалось чем-то, способным всегда исцелить даже самую глубокую рану. Если брату доставалось в школе, или им приходилось уезжать из полюбившегося места, ласковое «Сэмми» и тёплые объятия — единственное, что могло успокоить, утихомирить разбушевавшуюся злость и подарить нужное чувство защищённости и нужности. А теперь — этот невыносимый холод в глазах и отрешенность. Как... как тогда в номере мотеля. Господи...
Сэм опустил взгляд вниз, больше ничего не говоря, лёг и укутался по самую макушку в одеяло. Его плечи мелко подрагивали.
— Дин, — Бобби вновь напомнил о себе, не давая погрузиться в тяжёлые воспоминания. — Я заберу вас отсюда. Только с врачом переговорю, хорошо?
Дин только кивнул, даже несмотря в его сторону, прошёл к кровати и устроился рядом, опуская голову на мягкий матрас. Дверь хлопнула. И снова тишина. Под одеялом слышалось мирное сопение засыпающего Сэма — это успокаивало лучше всяких лекарств, и Дин сам не заметил, как уснул.
— Дин! — семилетний Сэм в мгновение ока подбежал к ввалившемуся в номер брату; охота была тяжелой для одиннадцатилетнего ребёнка, хоть Джон и говорил всю оставшуюся дорогу, что тут надо просто руку набить, и тогда подобные охоты будут легче легкого.
— Привет, Сэмми, — Дин, вымученный и уставший, все равно с готовностью обнял повисшего на шее Сэма.
— Смотри, это я нарисовал!
Мальчик протянул вырванный тетрадный лист, на которым было нарисовано четверо стоящих возле большого дома человек.
— Это мы с тобой, — наобум предположил Дин, указывая на детей на рисунке. — А это...
— Мама с папой! — радостно воскликнул довольный мальчик, забирая листок из рук брата и пряча его в карман. — Я хочу, чтобы мы жили в таком доме!
— Я тоже, Сэм, — Дин горько улыбнулся, изучая последствия художественного порыва Сэма; на столе и полу валялись неизвестно откуда взявшиеся карандаши и несколько скомканных листов.
— Дин... — из сна вырвало легкое тормошение по плечу и тихий голос Бобби. — Прости, что разбудил...
— Все нормально... — на автомате ответил Дин, щурясь и пытаясь сообразить, где он находится. Воспоминания о смерти отца ударили в голову так больно и сильно, что казалось, его унесёт ударной волной на несколько километров. Черт... неожиданно ему подумалось, где бы мог быть этот рисунок сейчас? Забыт в каком-то из многочисленных мотелей или до сих пор хранится у Сэма?
Неразборчивое бормотание снизу заставило опустить голову; на его предплечье уютно устроилась лохматая голова младшего брата, руки держали настолько цепко и сильно, что тянущая боль явно предвещала возможный синяк, а одеяло скрывало почти пол лица. Дин слабо улыбнулся — видимо, настолько бы Сэму не было плохо, он всегда будет тянуться к старшему брату. Даже неосознанно. И от этого осознания неприятно защемило в сердце.
— Дин, я говорил с врачом, — после небольшой паузы заговорил Бобби. — Он сказал, что Сэма лучше подержать здесь какое-то время.
— Что? Почему? — сразу же всполошился Дин, стараясь не двигать захваченной в плен рукой.
— Ты сам понимаешь. Врачи боятся, что у него слишком серьёзная психологическая травма...
— Нет! Я его здесь не оставлю! — как можно тише фыркнул Дин, второй свободной рукой прижимая к себе спящего брата. — Он поедет с нами. Пожалуйста, Бобби... забери нас отсюда... — Сипло попросил он.
— Дин, это касается здоровья твоего брата, — сочувственно протянул Бобби. — Я понимаю твоё нежелание оставлять Сэма здесь. Но так же я понимаю, что врачи тоже хотят только помочь ему.
— Ты же... ты же не заставишь меня оставить здесь Сэма..? — рука, обнявшая вокруг худых плеч, напряглась.
— Сынок, ты сам должен понимать, как лучше твоему брату, — грустно вздохнул охотник. — Врач ещё сам зайдёт. И ты сможешь обсудить с ним все, что захочешь. Ты уже взрослый.
Дин как-то неопределенно кивнул, мимолётно посмотрел на Бобби, вновь обернулся к Сэму и опустил голову на мягкую макушку, украдкой прижимаясь губами к неровному пробору волос. Он не оставит брата одного. Никогда и ни за что. Он уже это решил.