What happened?

Дин нервничал так, что руки холодели и периодически теряли чувствительность; в глазах мельтешило от бесконечного потока людей. Страшно. Очень страшно. Что скажет врач? Как будет чувствовать себя Сэм? Что делать, если у Сэма что-то серьёзное? От волнения правая нога нервно дергалась. Он не мог как-то это сдерживать, да и только хуже будет. А вот Бобби был на удивление спокоен... или, может, только притворялся? Но ни один мускул не дрогнул, когда увели Сэма, ни один не дрожит и сейчас. Будто ждёт своей очереди в магазине. И Дин, сердце коротого отбивает дикий ритм где-то в горле, не мог понять, как это у него получается. Прошёл мучительный час перед тем, как нужна дверь открылась. В проёме появился Сэм, а за ним и психолог. — Можно Вас, сэр? — она кивнула в сторону своего кабинета. — Конечно. Ребята, посидите пока тут, — Бобби улыбнулся детям и послушно вошёл внутрь, прикрыв за собой дверь. — Сэмми..! — Дин даже подскочил, желая что-то сказать, но испуганный, недоверчивый взгляд смыл, будто снежной волной; Сэм был отрешён, словно закрылся где-то на задворках собственного сознания. Он посмотрел на брата напуганным взглядом. Когда тот сделал шаг вперёд, попятился, беспомощно выставил руку и снова сел на своё прежнее место — подальше от Дина. И от этого всего, от беспомощности, от реакции, от того, что произошло, снова хотелось плакать. — Да? — Бобби встал напротив врача, сложив руки на груди и сведя брови к переносице. — Сэр, у Вашего ребёнка очень тяжелые последствия психологической травмы. Вы говорили по телефону, что его отца убили. — Да, на его глазах. — Убийцу нашли? — Нет, не нашли. — Это тоже играет роль. Понимаете, десятилетний ребёнок, попавший в такую ситуацию, может начать винить себя в произошедшем. А если убийцу не найдут, может действительно вообразить, что это он убил своего отца. Разговаривайте с ним, как можно чаще. Если он полностью погрузится в себя, ему станет намного хуже. И да, сейчас у ребёнка неустойчивая и очень шаткая психика, его легко вывести из себя или вызвать слезы. Старайтесь этого избегать. От эмоциональных потрясений, даже несильных, может начаться приступ истерики. Вы говорили, это уже было? — Да, дважды. — Приступы истерики ещё больше расшатывают психику и изматывают организм. Для взрослого человека это очень тяжело, что уж говорить о ребёнке? Лучше, чтобы рядом с мальчиком был кто-то, кто мог бы за ним присматривать, ребёнок в таком состоянии не может в полной мере контролировать свои действия, — врач вздохнула, поправляя очки и подходя к столу. — Я выпишу Вам таблетки успокоительного. Давайте их Сэму, когда он сильно нервничает, или Вы чувствуете, что у него вот-вот начнётся истерика. Это поможет. — Спасибо, — пробормотал Бобби, принимая листок с заключением. — Все, сеансы каждый четверг. До свидания, — она снова улыбнулась. — До свидания. Охотник, секунду потоптавшись на месте, вышел из кабинета. — Что она сказала? — быстро спросил Дин, вскакивая с места; Сэм только вздрогнул от неожиданности и открыл ранее закрытые глаза. — Ничего нового. Только то, что с Сэмом должен быть кто-то, кто сможет за ним присматривать. На всякий случай, сам понимаешь, — грустно вздохнул Бобби. — Да... да, конечно, я. Я буду присматривать, — подросток быстро закивал, кидая короткий взгляд на брата; тот даже не посмотрел в его сторону. В машине было тихо. Слишком тихо. Эта тишина неприятно давила на уши с каждой секундой все больше. Сэм, опустив голову на окно, молча изучал грязные следы на давно немытом стекле, руки лежали на коленях, а две короткие прядки упали на лицо, частично прикрывая глаза. Дину было почти физически больно смотреть на такого брата; уставшего, измученного и молчаливого. Иногда даже казалось, что он не дышит. В какой-то момент Дин не выдержал просто сидеть рядом и смотреть на это, поэтому он осторожно подвинулся ближе, игнорируя испуганный взгляд широко открывшихся глаз, и медленно прижал вздрогнувшего Сэма к себе. — Не надо... — беспомощно прошептал мальчик, напрягаясь и по возможности сжимаясь в маленький калачик. — Тише, Сэмми, — Дин сильнее обнял задрожавшего брата, ткнулся носом в лохматую макушку и совсем тихо зашептал: — Сэмми, не бойся меня, это же я, Дин. Твой старший брат. Умоляю, услышь меня, я никогда не причиню тебе вреда, и никому никогда не позволю. Я люблю тебя, слышишь? Все хорошо, Сэмми. Не бойся, пожалуйста. Он судорожно прижимал мальчика к себе, пытаясь игнорировать попытки вырваться и душераздирающие всхлипы, пока Сэм вдруг не обмяк, будто смирившись, как-то всхлипнул беспомощно и неожиданно сам прижался к телу Дина, с нечеловеческой силой обвив его руками. Задрожал крупно, уткнувшись лицом в живот брата, и задышал тяжело. Дин облегченно выдохнул, откидывая голову на спинку, провёл ладонью по вздрагивающей макушке и перевёл взгляд на Бобби; тот поглядывал на них, иногда отрываясь от дороги, но молчал, не решаясь что-то произнести. Как только машина остановилась Сэм неловко сполз с колен брата, глянул на него как-то грустно и нерешительно и шмыгнул носом, вылезая из машины. Ветер тут же забрался под ветровку холодным порывом, и мальчик, зябко поёжившись, накинул на голову капюшон и ушёл самым первым в дом. — Бобби, он боится меня... — обречённо выдал Дин, проследив путь Сэма от машины до дома. — Меня вообще сторониться. Пойми его, надеюсь, это пройдёт, — сочувственно протянул Бобби, похлопав подростка по плечу. — Иди в дом — сегодня холодно. Дин послушно кивнул и направился в сторону дома. Открыв дверь в их комнату и не обнаружив в ней брата, он насторожился; куда ещё идти Сэму, если не сюда? — Сэм? — окликнул Дин, выходя в коридор; покрутил головой в разные стороны и, наконец, услышал звук льющийся воды из ванной. — Сэм, ты там? Он постучал по двери, не решаясь входить, но когда ответа не последовало, осторожно дернул ручку, которая, после махинаций с отмычкой, легко поддалась, и дверь открылась. В животе с силой ударился комок дикого страха. Сэм сидел возле раковины с остро заточенным, перочинным ножиком и, хмурясь от боли, резал руку. — Боже... Сэмми, что ты творишь?! — испуганно вскрикнул Дин, с силой вырывая своё сознание из ступора, тут же подбежал к брату и отнял оружие, отбрасывая его в сторону и хватая пораненную руку. — Сэм! Пощечина была несильной, но мигом привела в чувство: мальчик непонимающе поморгал, приложил здоровую руку к пылающей щеке и, увидев рану, испуганно всхлипнул: — Д-дин... — Сэмми... Господи... — кровавые линии чем-то напоминали то, что он часто видел в дневнике отца. Только незаконченное. Сердце отбивало такой ритм, что казалось, ещё чуть-чуть, и оно остановится. — Сэмми, почему ты это сделал? — Дин... — Сэм заплакал, сползая на пол и прижимая окровавленную руку к груди. — Я... я не помню... я не хотел... я этого не делал... больно... Д-дин... мне больно...