Пересекая границу реальности

Магнус медленно выдыхает: возле его дома маячит знакомый силуэт, который давным-давно засек его самого, поэтому вариант развернуться и уйти не прокатит. С другой стороны, это не ему нужно чего-либо стыдиться. Поэтому Магнус гордо вздергивает подбородок и уверенно направляется к двери своего офиса. Молча он открывает дверь и заходит, краем глаза замечая бесшумную тень, скользящую за ним. Не говоря ни слова, он поднимается по лестнице, ведущей в его квартиру, зная, что Алек идет прямо за ним. В полном безмолвствии двое один за другим заходят в гостиную. Алек в первый раз дома у Магнуса, поэтому бегло осматривает маленькую, но уютную квартиру, стараясь не упускать из вида Магнуса. А тот тем временем, не обращая никакого внимания на тихого наблюдателя, идет в спальню, по дороге снимая с себя рубашку. Уже около самой двери Магнус разворачивается и обращается в пустоту: — Если ты пришел сюда, чтобы охранять меня от Сантьяго, то уходи. — Не думаю, что Рафаэль осмелится напасть на тебя, хотя злить главу клана было не самым умным твоим решением. — Не самым умным решением Сантьяго было скрывать факт своей связи с Камиллой, — парирует Магнус. — Магнус, послушай… — Нет, это ты послушай, Александр. Я лгу своим друзьям ради вас, и это больно бьет по моим отношениям с ними. Рафаэль нанял меня, зная, какие у меня мотивы, он выразил желание помочь. Я не просил его об этом. Ты тоже согласился поучаствовать в расследовании. И в чем, по вашему мнению, должна была заключаться ваша помощь? В том, чтобы умолчать о наиболее важных фактах? Только представь себе ситуацию, в которой я оказался бы, не догадайся я об их связи. А знаешь, что самое обидное? Он не хочет найти Камиллу. — Ты ошибаешься. — Алек стоит совсем рядом. — Нет, не ошибаюсь. Я, конечно, хороший детектив, но не исключительный. Скажи мне, каким образом целое детективное агентство не может найти трех человек? Хочешь, подскажу? Сантьяго просто не дал им достаточно информации. А желаешь узнать, почему наш глава так поступил? Все просто: Рафаэль ее боится. Именно поэтому он согласился помочь. Он знал, что я не смогу ее найти. А теперь вопрос тебе. Ты ведь знал, что Камилла его создала, так почему не сказал мне? — Я догадывался, Магнус, но не был уверен. — Почему не спросил у него прямо? — У каждого свои скелеты в шкафу. Не всегда получается рассказать о них практически постороннему человеку. — Вот об этом я и говорю. Не можете рассказать мне правду — так и скажите. Не надо делать из меня дурака. Мое расследование изначально было бы обречено на провал. Один раз я уже не смог довести дело до конца именно потому, что мне не хватало информации. Я основывал свои доводы на изначально ложных предпосылках. Очень благородно было со стороны Сантьяго из-за своих страхов заставить меня пройти через этот ад еще раз. — Я понимаю твою злость, — тихо говорит Алек, но Магнус бессильно качает головой. — Даже близко нет. Алек, ты мне нравишься, но я не могу доверять тебе. Вы оба знали, что значит для меня это расследование, оба согласились на откровенный разговор, оба врали и не договаривали. Чего вы от меня ожидали? — Я рассказал тебе все, — возражает Алек. — Только о том, что вампирам не страшен солнечный свет, умолчал. — Магнус, с чего ты взял? — Убирайся, Алек. Если снова собираешься мне лгать, просто уходи. Мне надоело. Магнус резко открывает дверь спальни и пытается захлопнуть ее прямо перед носом Алека, но безрезультатно. — Я сказал тебе убираться отсюда, — раздраженно шипит он. — Нет, — не соглашается Алек. — Я не уйду, пока мы все не выясним. — А разве мы не все прояснили? — Почему ты решил, что солнце не является для нас угрозой? — Почему я должен это тебе рассказывать? — Потому что ты ошибаешься, и я хочу тебе это доказать. — Наша с тобой прогулка к дому Питера Брукса, когда мы нашли пентаграмму на соседнем доме. Я осветил ее фонариком, свет нечаянно попал на тебя. Ты даже не дернулся. Но тогда я специально взял с собой особый фонарь, цветовая температура которого составляла пять тысяч кельвинов. Это эквивалентно свету полуденного солнца. Я наивно полагал, что он может стать оружием. Тогда я засомневался и решил проверить. Вспышка от камеры моего телефона также не произвела на тебя никакого впечатления. Потом ты пришел в больницу, и лампы дневного света не оказали на тебя никакого эффекта. Ты их даже не заметил. Я предположил, что, возможно, именно солнечный свет должен являться угрозой. Тогда я еще пытался доверять тебе. В ночь на парковке перед нападением ты ушел прямо перед рассветом. Ты был без машины, на такси ты бы не успел. Значит, пошел пешком. Чтобы попасть к тебе домой, нужно пройти несколько участков, освещенных светом. Расстояние от твоего дома до парковки известно, время я тоже посчитал… Только вот озвученные тобой сегодня пределы скорости явно не совпадали с высчитанными мною значениями. Вывод очевиден, Алек: либо ты соврал насчет солнечного света, либо про скорость. Сантьяго не поправил тебя ни разу, значит, тоже решил солгать. А теперь твоя очередь. Ты хотел доказать, что я ошибаюсь. Вперед. — В основном вампиры сгорают на солнце. Все как я сказал. Что касается твоих наблюдений, то дело во мне. Рафаэль не знает, что мне не страшен солнечный свет. Никто кроме Рагнора не знает. — Если ты не боишься солнца, следовательно, и Камилла может не бояться. — Нет, не может. — И я должен поверить тебе, потому что… Но Алек молчит. Что он может ответить человеку, как убедить, что сейчас он не врет? Магнус кивает и отступает, а потом разворачивается и забирается с ногами на кровать. Проходит минута, но Алек так и не может подобрать слов. Нужно уйти, но сдвинуться с места невозможно. «Ты же хотел, чтобы он отдалился от тебя, вот и получил то, что желал», — это единственная мысль, которая непрерывно крутится в его голове. — Не нужно изображать из себя столб, Александр. В конце концов, у тебя всего два пути. Ты можешь развернуться и вернуться к себе, я тебе это уже предлагал. Со своей стороны обещаю, что не выдам твоих секретов. Или ты можешь сесть рядом со мной. — Магнус демонстративно похлопывает по одеялу. — И мы попытаемся снова. Но если я пойму, что ты меня обманываешь, другого шанса я тебе не дам. Если существует что-то, чего ты не можешь мне рассказать в силу определенных причин, так и скажи, я пойму. Мы не настолько близки, чтобы делиться самым сокровенным. Выбирай. «Нужно уходить», — понимает Алек, и кровать проминается под его весом, когда он усаживается напротив Магнуса, скрестив ноги. Тот кивает и начинает свой допрос заново: — Почему ты уверен, что Камилла сгорит на солнце? — Свет перестал меня обжигать спустя пятьсот лет моей жизни — жизни, в которой я не убил ни одного примитивного. Я не знаю, существуют ли другие такие же вампиры. Скорее всего, нет. Мне удалось это сделать, потому что я успешно избегал военных конфликтов, а во время двух мировых войн, как последний трус, отсиживался в Швейцарии, предпочитая не принимать в распрях людей никакого участия. — Почему ты не сказал мне, что Сантьяго умалчивает о связи? — Я не хочу, чтобы ты искал Камиллу. С самого начала я был против. Рафаэль удивил меня, когда предложил тебе расследование. Я согласился помочь, чтобы защитить тебя. Когда я понял, что Сантьяго решил не упоминать некоторые аспекты своей биографии, то увидел шанс не подпускать тебя к ней. К тому же, если другой вампир решил умолчать о чем-то, то я не вправе сдавать его. — Почему ты не хочешь? — Она опасна. Ты знаешь, чем это закончилось для твоего отца. Глупо думать, что тебя ждет другой исход. Магнус устало потирает лоб рукой. — Я не понимаю, Александр. Почему ты сразу не озвучил свои опасения? Зачем нужно было врать? — А ты бы согласился не искать ее? — Алек горько усмехается. — Нет, не согласился бы. Это мой долг, мое желание, мое искупление. Дело ведь не только в отце. Есть и другие люди, и я не могу остаться в стороне, имея на руках такую информацию. Это нечестно по отношению к ним. И мы снова с тобой приходим к противоречию. Ты сам говорил, что в вопросах жизни и смерти руководствуешься арифметикой. Моя жизнь против десятков спасенных. Ответ очевиден. — Да, очевиден. Я выберу тебя, потому что ты мне небезразличен. Жизни других примитивных ничего не стоят против твоей, — признается Алек спокойно, не испытывая особых иллюзий по поводу взаимности. — Помимо того, что это звучит жутковато, есть кое-что, что ты должен знать. Ты тоже мне нравишься, но есть большое «но». В моей жизни нет места человеку, который не уважает мои желания. А именно это ты и делаешь. Там, на могиле моего отца, я четко озвучил свою цель. Ты можешь не соглашаться с ней, можешь считать ее безумной, но ты не должен игнорировать мою волю, даже если это опасно и грозит мне смертью. Мне важно, чтобы ты уважал меня так же, как я уважаю тебя. Это не значит, что я всегда буду поступать по-своему. Я доверяю тебе, во всяком случае, доверял до недавнего времени, поэтому прислушаюсь к твоим словам. Но согласиться мне помочь, а самому ставить палки в колеса, это не защита — это издевательство. — Знаешь, Магнус, это не мои слова звучат жутковато, а твои. — Ну, другого предложить не могу. Я стараюсь быть с тобой честным. — У тебя еще есть вопросы? — Твой дневной сон. Где ты соврал? — Эта способность также появилась после того, как прошли пятьсот лет без убийств людей. Я засыпаю, а не умираю, как другие вампиры. Дыхание очень редкое, сердце бьется очень медленно, но я могу проснуться от шума, от света, от запахов. До этого я просто умирал. День — идеальное время, чтобы убить вампира. Порою люди истребляли так целые кланы. Именно поэтому Сантьяго так печется о безопасности своих людей. Наверное, ты не поверишь, но мы не относимся к людям с пренебрежением — между нами сложные взаимоотношения. На руках примитивных полно крови нижнемирцев. — Скажи мне, вампир, а почему люди так относились к вам? Может, потому что вы пришли с подарками и проявили себя как добрые соседи? Может, потому что вы помогли им избежать опасности, которой их подвергли демоны? Может, потому что вы помогали им в трудные времена? Или может, потому что вы соблюдали нейтралитет, никоим образом не используя людей? — снова распаляется Магнус, но Алек уже неплохо изучил человека, сидящего рядом с ним. — Магнус, — тихо зовет он, осторожно дотрагиваясь до смуглой руки, резко выделяющейся на светлой поверхности. — Прости. — Гнев испаряется, и Магнус чувствует себя виноватым. — Я не хотел тебя обидеть. — Ты не обидел. Знаешь, с тобой я впервые смотрю на историю глазами людей и вижу, какими чудовищами для них мы были да и, наверное, остались. — Хочешь расскажу тебе историю? — внезапно спрашивает Магнус, переворачивая руку Алека ладонью вверх и мягко поглаживая ее пальцами. — Да. — Знаешь, за что я получил детектива? За убийство молодой женщины, которую постоянно избивал муж. То дело было простым, и мы быстро прибыли на место. Она угрожала оружием брату своего мужа. Мне пришлось выстрелить. Потом мы узнали, что брат мужа был тем еще подонком. Они на пару издевались над ней. А меня перевели в детективы за ее убийство. Я стал напарником Санчеса. Именно он защищал меня от нападок коллег. Я пришел в полицию после университета с двумя дипломами и тремя годами работы в банке и стал детективом, потому что убил жертву насилия. Но даже Рамирес не был всемогущим. Я держался только потому, что отец был рядом, но простить себя не мог. Месяц я ходил в глубокой депрессии. Магнус замолкает, заново переживая все те чувства, которые долгое время обуревали его, припоминает все насмешки и презрение, которое сквозило в каждом слове, обращенном к нему. Словно наяву, ощущает, каким ничтожеством он себя чувствовал, как винил себя, как ненавидел. — Как ты выкарабкался? — Восьмилетнюю девочку похитили, полиция сбилась с ног. В первую очередь копы проверили всех педофилов, которые были на свободе, но опрос ничего не дал. Я помню, как малыш Джонни сорвался и ударил одного из них. Меня отправили на повторный допрос. Это морально тяжело — говорить с человеком, который изнасиловал маленького ребенка, а сейчас живет в хорошем доме и наслаждается жизнью. Мы сидели друг напротив друга у него в гостиной, и я не знал, с чего начать. Невысокий мужчина среднего телосложения, приятная внешность. Про таких говорят: «Никогда бы не подумал, что это он». Огромный синяк наливался у него под правым глазом. Слова сами вылетели у меня: «Простите моего коллегу», и он удивленно посмотрел на меня. «Не нужно сочувствия, я уже рассказал все, что знаю». Он не был злым, не был раздраженным. Просто уставший человек. Было такое дурацкое чувство, что мы с ним похожи, поэтому я просто поплыл по течению. «Как ты живешь с этим?» — спросил я, а он молча поднялся и принес бутылку хорошего бурбона. А потом он начал рассказывать, а я сидел и слушал. Знаешь, что он мне сказал? «Я всегда знал, что чувства, которые у меня возникли, неправильны, но я не мог никому об этом сказать, не мог испортить тот образ, который доставлял матери столько радости, а потом не смог сдержаться и похитил свою маленькую соседку, для которой я был дружелюбным соседом». Уже в тюрьме он принял решение провести химическую кастрацию, потому что не знал, как обезопасить других детей от себя. Когда его выпустили, он переехал: не смог жить там, где когда-то убил. И знаешь что? Он просто стал жить дальше. «Я понял, что ту девочку не вернуть. Я совершил ужасный поступок и никогда не смогу простить себя, но я могу прожить свою жизнь не зря», — вот что он мне сказал. Я не назову тебе его имени, но потом оказалось, что он работает волонтером в доме престарелых. Он ни разу не был на могиле той девочки, потому что был уверен, что не достоин. Мы долго говорили, а потом еще дольше просто сидели молча, допивая бутылку бурбона. Я ушел от него за полночь. В ту ночь, почти в стельку пьяный, я сел и стал расследовать так, как я умею. Я поднял все документы, все выписки с банковских счетов, всю подноготную родителей. К утру я пришел к Кимберли с готовым решением. Она сначала не поверила, но Рамирес и здесь занял мою сторону. Они надавили на мать, и оказалось, что девочка не является ребенком мужа. Настоящий отец узнал о своем отцовстве лишь недавно. Он и похитил ребенка. — Как ты это понял? — По ее счетам. У любого преступления есть финансовый след, Александр. Когда девочка заболела, мать ездила в другой штат. У ребенка подозревали наследственное заболевание, но опасения не оправдались. Ее поездка стала ниточкой, по которой получилось распутать весь клубок. Это было мое первое дело, которое я раскрыл в качестве детектива. Не скажу, что меня сразу же признали, но лед тронулся. Вечером того же дня я послал бутылку хорошего виски моему новому знакомому. Мы с ним больше не виделись. Но через три года я получил фото цветов с могилы той девочки. Он сумел простить себя. Я повторю тебе то, что сказал у тебя в лофте. Я понятия не имею, что значит быть вампиром и каково это, когда испытываешь жажду. Только ты знаешь, и только ты можешь себя простить. И даже если сейчас это для тебя невозможно, стоит попробовать помочь тем, кто нуждается в тебе. — А ты сам простил себя? — За тот случай с девушкой? Нет, потому что мне не за что себя прощать. Я много думал и пришел к выводу, что все сделал правильно. То, что она состояла в абьюзивных отношениях, не давало ей права убивать одного человека и угрожать оружием другому. Те двое, без всяких сомнений, были ужасными людьми, но их должны были судить, судить согласно закону. Мог ли я избежать ее убийства? Нет. Она не подчинилась требованиям полиции. Я спасал жизнь человеку, пусть этот человек и был последним дерьмищем. Но не мне решать, кто достоин жизни, Алек. В любом случае, это было самым тяжелым решением в моей жизни, и я тоже приношу цветы ей на могилу каждый год, как и ее отец, который до сих пор считает, что виноват в ее смерти, потому что не обращал внимания на ее поведение, пропускал мимо ушей ее жалобы. Единственное, чем я смог помочь ему, — это получить опеку над внучкой. Мы не стали друзьями, даже словом не перекинулись с тех пор, как закончился процесс, но мы понимаем друг друга и без слов. — А за Дебору? — Не знаю, Алек. Я боюсь спрашивать себя, правильно ли я поступил, потому что мне не на что опереться при ответе. Могу ли я считать это убийство самозащитой? Мог ли я избежать той патовой ситуации, в которую попал? Мог ли понять раньше? Единственное, что я знаю точно, — это то, что она не приходит ко мне во снах, ее имя не заставляет меня сжиматься от боли. Честно говоря, самое страшное в профессии полицейского — это постоянные сомнения в себе. Мог ли я спасти Йена? А Киллиана? Некоторые не выдерживают и уходят. Я решил остаться. Все, что я могу сделать, — это каждый раз выкладываться по полной и хорошо делать свою работу. — Боюсь, что так просто у меня не получится. — Алек печально улыбается, а через секунду его сжимают в объятиях. — Ну вот, — выдыхает он в плечо Магнусу. — А говорил, что объятия не имеют смысла. — Я не всегда прав. Иногда я очень сильно ошибаюсь, — шепчет ему на ухо Магнус, пока Алек устало прикрывает глаза. Это была длинная ночь, но у него будет целый день, чтобы отоспаться, а вот Магнус из-за него опять не сможет выспаться. — Тебе пора спать, — напоминает Магнусу Алек, отчаянно не желая выпускать того из объятий. Магнус послушно отстраняется и смотрит на время. — Ты прав, — соглашается он. — Но можно я задам последний вопрос? — Твое любопытство не знает границ, — смеется Алек. — Что ты хочешь знать? — Почему представители сумеречного мира скрываются от человечества? Ну, в смысле, вы могли бы стать королями нашего мира, но почему-то не делаете этого. — Если кратко, то сначала этому мешали сумеречные охотники. Когда моих сородичей уничтожили, было поздно. Церковь прочно взяла бразды правления в свои руки, уничтожая всех сверхъестественных существ. Тем более, нижнемирцы никогда не выступали единым фронтом. Ну, а потом мы попросту присмотрелись к человечеству. Нас было не так много, а люди показали себя как существа, которые радикально не приемлют отличающихся от них созданий. Посмотри на мир нашими глазами: расизм, сексизм, гомофобия процветают в современном мире, люди уничтожают друг друга тысячами. Да ты и сам испытал это на себе. Нам такое не нужно. Прежде чем человечество примет нас как равных, многие погибнут из-за фанатиков и ксенофобов. Никто не хочет жертвовать своей жизнью во имя чего-то светлого, когда сейчас все устраивает. — А… — Нет, Магнус, речь шла об одном вопросе. — Ты серьезно считаешь, что я смогу заснуть? — Помнишь проверенный способ? Закрой глаза. Раз, два, три — и, когда Магнус открывает глаза, лишь едва заметное колебание тяжелых штор напоминает ему о его ночном госте.