Они — одно целое

Он больше не кричит, осознавая, что это просто бессмысленно. Ему неоткуда ждать спасения. Он один. Один в этих толстых и каменных стенах, пропитанных сыростью и запахом крови. За столь долгое пребывание здесь, Архангел уже не обращает внимание на странные звуки, раздающиеся из-за стен. Холод стоял собачий, но толком он его совершенно не чувствовал. Раны, синяки и порезы нескончаемо ныли при каждом лишнем движении, отдаваясь просто адской болью. Пожалуй, холод как раз и сыграл здесь основную роль. Он заглушал боль и продолжать жить дальше ещё было можно. За пределами камеры раздался противный скрип. По одному лишь звуку и топоту шагов, парень смог запросто понять, кто это, впрочем, ломать голову было не нужно. Он всегда приходит в одно и тоже время. Шаги приближались и остановились напротив массивно-деревянной двери с решетчатым окном. К сожалению, увидеть лицо ему не позволяет полумрак темного коридора, но синеволосому это и не было нужно. — Как ты себя чувствуешь? — с легкой ухмылкой спрашивает Люцифер, окидывая его с ног до головы пристальным взглядом аметистовых глаз, — Готов спорить, что паршиво. Архангел чуть приподнимает голову, и из-под челки заглядывай столь знакомые очертания лица и неосознанно встречаются взглядом со своим мучителем и по совместительству — старшим братом. Он окидывает его оценивающи, особенно раны — оставленные после вчерашней ужасной ночи. От запястья до груди тянулись глубокие и местами начинавшие гнить порезы, от тупого и ржавого ножа, который являлся любимым орудием пыток Падшего Ангела. Он практически не расставался с ним, не позволял заваляться без работы, всячески используя для издевательства над пленниками и особенно им… Раны больше не ноют, по крайней мере последние несколько часов бездвижных действий. Стоит только лишний раз дернуться, как всё тело пронзает неимоверная боль. Люцифер знает это, поэтому всегда всё делает медленно, дабы растянуть эти мучения и своё собственное удовольствие как можно дольше. Архангел опускает глаза, поджимает бледные губы и не осмеливаясь хотя бы что-то вымолвить. Уставившись в пол, парень незаметно сжал ладони в кулаки — вздрогнув, когда к его лицу прикоснулась слегка шершавая ткань перчатки. Пальцы осторожно проводили невидимые линии вдоль щеки и до подбородка, — медленно и аккуратно. В какой-то момент, парень целиком и полностью готов был раствориться в воздухе, одновременно: ощущая чужое тепло, и в том же время каждой свой внутренней клеткой знал, нельзя так легко поддаваться обману. Это давалось ему очень тяжело. Не в состоянии воспротивиться или хотя бы оттолкнуть брата от себя, синеволосый лишь расслабляется, прекрасно понимая, что его ждет дальше. Как и ожидалось… это продлилось недолго. Брат убрал руку, но перед этим резко и совершенно неожиданно схватился ею за левое крыло, намертво прикованному к холодной стене и вырвал несколько белоснежных, изрядно испачканых в грязь перьев. Боль вновь проскользила по нервным окончаниям и крыло в попытки выгнуться, будто вытянулось — став больше, а затем начало дергаться в импульсивном раздражении. Люцифер издал хриплый стон, глотая крик как можно глубже, чтобы не повредить голосовые связки. Крыло болезненно ныло, дрожало, будто от пронизывающего ветра. Как и предпологалось, брат слишком хорошо знает все слабости ангелов и одним из самых таких слабостей были их крылья. Они — уязвимое место каждого дитя Всевышнего. Лишиться их, значит потерять свою честь, звание, имя и… смысл собственного существование. И, пожалуй, именно это и намерен сделать старший в скором времени. Кому, как не ему знать, что значит быть Архангелом без крыльев. Несмотря на то, что сам Падший, при падении, всего навсего потерял ту чистейшую белезну, получив в обмен обоженные — цветом черной смолы крылья, он не лишился их, как это обычно бывает с изгнанниками. Возможно связано это было с его силой, а может Отец просто пожалел своего сына, непозволив им сгореть до тла. Ну а там, кто знает… Однако… Как же неприятно осознавать, что твои страдания приносят кому-то удовольствие. Особенно, когда этот «кто-то» твой брат, который, казалось, был самым близким из всех, кто у него есть. Да, для него, он был всем — совершенством, идеалом, предметом подражания, и пусть никто на Небесах это неприветствовал, Люциферу было категорически всё равно. Он любил своего брата в отличии от других. А ведь он всего лишь его копия. Достаточно жалкая копия, которой просто посчастливилось оказаться в первых рядах любимчиков Отца. Ему не нравится всё это. Словно все так и должно быть, но Архангел знает — всё то, что происходит с ним просто ничтожное стечение обстоятельств. Если бы брат не пал, не было бы на этом свете и его. Может так было бы и лучше. Ведь иначе, сейчас он не страдал бы из-за Падшего, но тогда… и не знал бы что такое семья. Очень хочется верить, что Люцифер тоже не забыл этого. Генерал безразлично разглядывает в ладони белоснежное перо, до отвращения напоминавшее о былых временах. Когда-то и у него были такие же. Он сжимает его настолько сильно, что на пол оседает лишь перемолотый пух, который тут же оказывается под его ногой, втаптывается в камень. — Итак, — фиолетоволосый обращает взор на Архангела и возвращается к столу с орудиеми пыток, — на чём мы вчера остановились? Вопрос был риторический, но Падший не имел привычки выполнять свою работу в полной тишине. Иногда хотелось поговорить, хотя бы с самим собой. Пленники были не лучшими собеседниками в этом деле, но нередко для собственной выгоды могли соизволить и обмолвиться парой слов. Терять то им все равно было нечего. Слушать крики было даже приятнее, несмотря на то, что сейчас к стене прикован его младший брат близнец. Достаточно необычное, когда смотришь перед собой и видишь однополую копию самого себя, на которую неоднократно поднимаешь руку. Увы, однако особых эмоций, кроме желания помучать пернатого, как можно изощренней не было. Он держит в руке нож и медленно приближает его к младшему — делая надрез на груди поверх почти затянувшихся ран, больше напоминающие шрамы, а затем вонзает ещё глубже продолжая вести лезвие вниз, причиняя как можно больше боли. Архангел скидывает голову и несмотря на боль в связках — срывает голос на хриплый крик. Он кричит. Кричит из-за всех сил для того, чтобы заглушить эту адскую боль. Оковы не позволяет сдвинуться, а крылья безвольно бьются о стену, стараясь освободиться. Падший ощущает, как по виску стекает пот и сглотнув, снова вонзает в брата нож. Пернатый задыхается от собственной безысходности. Из глаз непроизвольно текут слёзы, но он не показывает их, мотая головой, благодаря чему волосы тут же облепляют лицо, не позволяя рассмотреть его слабость. Закончив вырезать дьявольские символы, Люцифер на какое-то время отстраняется, кладя нож на стол, он опирается о его двумя руками — не понимая, что с ним сейчас происходит. Его руки дрожат и он не знает почему. Уже столько раз увечя и пытая людей, Генерал Сатаны никогда не беспокоился, о том, что что-то может пойти не так. За столько лет, выполняя эту работу, он привык слушать крики боли и отчаяния. Чувствовать, как по запястью течёт горячая кровь и как отчаянно бьется сердце жертвы — желая жить. Ранее ему доводилось пытать ангелов, но… тогда он ощущал наслаждение, словно мстил. Мстил всем своим братьям, которые отвернулись от него — предали. Он желал им смерти столь долгой и мучительной, что со временем они бы сами жаждали её с нескрываемым желанием. Но ему всегда было этого мало. Люцифер жаждал мести. Он хотел убить каждого небожителя собственными руками. Хотел, чтобы все они знали, кого сделали своим врагом. Ангелы были не глупыми созданиями и весьма интересными игрушками. Ему нравилось видеть их последние секунды жизни. Глаза наполнены ужасом смотрели на него, а затем грудную клетку пронзал острый клинок. К сожалению, не все пернатые такие, были и те, что даже находясь на грани смерти смотрели на него с ненавистью, презрением и бывало даже с отвращением. Вот только это ни капли не колебало Падшего лишь потому, что с мертвых нет никакой пользы. Непременно, Люцифер сам вызвался вытаскивать информацию из пленных. Это была его своеобразным занятием, которые с годами превращалось в одержимость. Однако… Сейчас что-то было не так… Это странное чувство не покидало фиолетоволосого ни на секунду, с того самого момента, как он вошел в камеру. Стены давили на него, запугивая словно загнанного зверя запертого в клетке. Он не знает, что это и это его злит. Архангел чуть постанывал от оставшегося после контакта с лезвием жжения и жадно глотал воздух. Было чертовски больно дышать, грудь сдавило в железной тески, а кровь безжалостная струилась по телу соскальзывая вниз. Бордовая лужа практически высохла, но новые алые капли снова стали украшать пол под ногами. — Брат… У него нет сил. Хрипота на столько сдавливает горло, что голоса почти не слышно, лишь какие-то звуки схожие на шёпот или же писк. Архангел слышит, как быстро бьётся его сердце и это понятно. Ему страшно. Он боится боли. Это так ужасно и неприятно, особенно, когда её причиняет собственный брат… И по сравнению с той болью, физическая ничто. Люцифера разрывает изнутри на две части. Тело беспрерывно ноет о невозможности больше терпеть агонию, а душа… истязает его в самом прямом смысле. До самого конца он ни за что не поверит, что Падший делает это только из-за ненависти к нему. Не может быть так, чтобы бывший Архангел не преследовал никаких целей. На всё и всегда есть своя причина, пускай даже если это способ удовлетворить себя и свою жажду. Синеволосый через силу приподнимает голову из-под челки стараясь рассмотреть силуэт Падшего. Тот стоит к нему спиной, отчего невозможно толком и разглядеть его. Хотя невооружённым взглядом видно, как он напрягся. В этот раз старший слишком быстро оставил его в покое, пускай и на время. Небожитель чувствуют — что-то не так и в подтверждение слышит рык. Будто раненый зверь страдающий от собственной безысходности. Парень улавливает в воздухе сильнюю негативную энергию и от этого становится ещё страшнее. Являясь изначально светлым существом, Тьма окружавшая его просто напросто душила, желая раздавить как жалкое насекомое. Парень закашлял, чувствуя разъедающий темную ману в лёгких. Сощуриваясь, он пытается как можно меньше глотать пропитанный ядом воздух, но из-за болезненно-мучительных ран это становится невозможно. Его доля слишком тяжка. Неужели за подаренную жизнь плата высока настолько, что он вынужден страдать в плену у демонов — медленно умирая от рук брата? Разве так должно быть? Разве для него не было изготовлено другая, более форменная и яркая жизни? Такого быть просто не должно! Люцифер неожиданно даже для себя самого — понимает, что Отец не волен распоряжаться чьей-то жизнью и сам прекрасно зная это, не пытается хоть что-то изменить. Всё это время живя под чужой опекой и никогда не нуждаюсь ни в чём, Архангелу казалось что так и должно быть. У него было всё, за исключением маленькой, но достаточно важный детали — семьи. Разумеется, все братья и сёстры любили его, оберегали, но… это всё было не совсем тем, чем казалось на первый взгляд. Все они выполняли это как должное. И именно это разбивало Архангелу сердце. Он был для всех заменой. Заменой потерянного брата, который по собственной глупости пал, отрекшись от Небес. Вот только теперь, Люциферу не кажется это глупостью. Он достаточно прожил на Небесах, чтобы наконец понять Падшего Ангела. Все они и вправду были ещё теми лицемерами. Возможно, брат понял это ещё тогда, потому-то и восстал, но синеволосый так не может… У него не хватит духу, чтобы подойти к кому-то из небожителей и попросить прекратить так открыто врать ему в лицо. Он не сможет. Он трус, слаб духом, и потом достаточно неопытен в плане сражения. Он — тень Люцифера. Обратная сторона монеты. Не больше и не меньше. Генерал Тьмы отталкивается от стола и подходит к нему. Парень настолько погряз в собственной мысли, что не замечает этого, ровно до того момента пока острое лезвие не полоснуло его по шее, заставив зарычать и зажмуриться. Боль была неожиданной, резкой, но мимолетной, что была уже не так удивительно. Тело ломало со всех сторон и этот порез был просто ничто. Приблизив кинжал к лицу, Люцифер почувствовал сильный запах. Он дурманил, дарил легкое наслаждение, вызывая ненасытность. Запах крови был волшебен, как и всегда, но Падший не смел прикасаться к ней, зная, что всего от одной капли может снести крышу. Ангельская кровь слишком манящая, однако для демонов не больше, чем отрава. Она вызывает возбуждение, ненасытность, заставляя пить снова и снова. Уж кому, как не ему знать об этом. Старший усмехается опуская кинжал. В глазах напротив читается боль. Естественно — ему больно, ведь в отличие от демонов с пониженной к ней чувствительностью, ангелы просто неженки. Люцифер убирает с его лица волосы, разглядывая ссадины и шрам оставленные собственноручно. Брат смотрит на него так… сожалеюще, что парня перекашивает от слова совсем. — Что? — более грубого тона Архангел от него ещё никогда не слышал. По коже заносились мурашки и стала по необычному холодно, но это было наименьшее, что беспокоило его на данный момент. — Ты… — связки чудовищно болят, из-за чего произносить что-то стоит больших усилий. В горле пересохло настолько, что при каждой возможности выдавить звук кажется, будто глотку раздирают изнутри железной щеткой, однако синеволосый смог пересилить себя. — Тебе это нравится?… Падший слегка приподнять брови, делая вид, что не понимаю о чём тот говорить, но затем наклоняет голову на бок не убирай ухмылки. — Ты об этом? — он вертит в руке кинжал перед лицом пернатого, а затем подставляет к его горлу, заставляя смотреть прямо в глаза. Архангел отвечать ему тем же взглядом, хоть в отличие от брата ненависти совершенно не испытывает. — Ещё как. Люцифер медленно ведёт наконечником лезвия по шее, останавливая в области груди. Взгляд неосознанно цепляется за кровоточащая порез, из которого продолжала стуится кровь до самой ключице и непроизвольно сглатывает. Запах усиливается и это очень мешает сконцентрироваться. Он глубоко вздыхает, ощущая каждой клеткой незабываемый аромат, от которой начинает кружить голову. — Б-брат?… Парень вздрагивает и придя в себя — как можно дальше отстраняется от Архангела. Смотреть ему в лицо он не может, однако прекрасно чувствуют сколько в этих глазах вины… и сострадание. Отвратительно… — Не смотри так… — фиолетоволосый сжал ладонь в кулак, сверкнув аметистовыми глазами в полумраке помещения. Его это злит настолько, что магия самовольно вырывавшаяся из его рук, с каждой секундой возрастая и это Люцифер не способен контролировать. Почему?… Почему он такой? — Не смотри на меня так! Звонкая пощечина отдалась эхом в комнате, обрушив на присутствующих напряженную тишину. Голова Архангела по инерции отвернулась в сторону, а на щеке красовался красный отпечаток руки, продолжавший гореть от не рассчитаной силы. — Убери это гребаное сочувствие куда подальше. — Злость внутри нарастала и это Люцифер чувствовал прекрасно. — Не смотри на меня так, будто знаешь лучше всех остальных! Синеволосый ударяется затылком о стену позади себя, когда Падший хватает его за воротник, дабы заглянуть в глаза, но в ответ видит лишь потускневшие огни, которые порождают всё ещё нарастающую глубоко внутри неприязнь. — Я… Я не хотел… Люциферу больно, но вовсе не физически. Он не понимает, почему брат настолько не любит жалость к себе, а впрочем… кто в такой ситуации станет сочувствует своему мучителю? Разве что… — Мне п-просто… становится обидно, — Архангел ощущает, как тот сдавливает ему горло, но продолжает, хоть и догадываться, что это может стоить ему жизни. — За всё э-это время… Я наконец понял… — кашель захватывает лёгкий, становится трудно дышать, — п-почему… ты так сильно ненавидишь нас… Схватка заметно ослабивает, что дает возможность вздохнуть. Падший Ангел опускает руку, но взгляда не отводит. В сознание закрадывается подозрение и непонимание того, что именно тот имеет в виду, однако это никак не подавляет внезапного азарта зародившегося в нём с той самой минуты. — Интересно, — губы старшего вытягиваются в открытую насмешку, а следом срывается невольной смешок. Прежней злости словно и не было, что, в какой-то степени немного напрягает и самого её обладателя. Фиолетоволосый глубоко вздыхает и слегка отстраняется от брата складывая на груди руки. — Я внимательно слушаю. — Не знаю, прав ли я… — Люцифер опускает взгляд в пол и прикрывает веки от неимоверной усталости. Вновь становится очень холодно, однако это наименьший из всех его проблем, поэтому он тут же откидывает всё на задний план, набирая в легкие воздуха. — Но мне кажется, что всё дело в недопонимание. Ты смотрела на всё по-другому, в отличие от остальных братьев. Не разделял их мнений, взглядов, и в то время, когда они во всём были солидарны с Отцом — ты злился. Скорей всего причина была в том, что никто из братьев никогда и не задумался: правильно ли то, что они делают, ведь… их стимулом был сам Бог. Они верили ему, доверяли свои жизни и никогда не смели перечить Ему, а вот ты… — Архангел поджимает губы, через силу встречаюсь взглядом с братом — продолжает, — в отличие от братьев, ты прекрасно видел… что… ч-что они… — …просто жалки. Синеволосый сглатывает. Это… не совсем то, что он хотел сказать… И согласиться с этим высказыванием тоже не мог, но… от части сейчас всё было именно так. — Ты сказал, что наконец-то понял меня, — Падший смотрит ему в глаза более секунды, а после его лицо мрачнеет настолько, что небожитель может поклясться, как вокруг них возник тяжёлый сгусток маны. — Но ты ошибаешься. Никто из вас никогда меня не поймет. — Но почему ты не даёшь нам и шанса… — Шанса?! А кто дал мне второй шанс?! Люцифер застывает в страхе, когда брат окидывает его зверским взглядом, а сильный кулак врезается в стену рядом с его головой. Сердце пропускает удар один за другим, а дыхание буквально спирает. Всего за какие-то пара секунд и ледяное спокойствие Падшего кануло в бездну, выпускай наружу скопленные за долгое время ярость и негодование. Он видит, как в глаза старшего загорается огонь безумие, видит, как он сдерживает, чтобы не порвать ему глотку или не вонзить кинжал прямо в сердце. Архангел ощущает опасность, но ничего не может поделать. Он связан в самом прямом смысле, а перед ним потерявшим самообладание брат, и что ему теперь делать? — Ты хотя бы раз представлял, каково это: жить в мире, где все вокруг смотрят на тебя так, словно ты уродливейшее порождение без души и смысла существования? Внезапно произносит голос с пугающей безразличием и тоном полного спокойствия, от которого бросала в сильную дрожь. Люцифер почувствовал собственной кожей, всю ту злость, что испытывал Падший вкладывая в каждой произнесённое им слово, будто хотел выместить негатив в более мягкой форме, хотя несмотря на непоколебимость его воли — действия бывшего Архангела говорили о многом. Дрожь растекалась по всему телу, из-за чего фиолетоволосый не мог контролировать самого себя. Ярость захлёстова разум, но перед глазами стоял достаточно чёткий образ того, на ком он желал выместить всё накопившееся за эти чёртовы годы в последние дни. Да, он хотел и запросто мог сделать это, но… что-то просто не позволял сдавить руку на тонкой шее брата и сломать позвоночник. Не мог… просто не мог. — Предательство… Ведь именно это подкосил тебя тогда? — Синеволосый изнутри закусывают кожа, опасаюсь сказать лишнее. Он не хочет сильно злить брата, не только потому что боится, но и потому что… потому что… — Теперь это не важно. — Падший отчужденно отступать всё-таки беря под контроль рвущиеся наружу эмоции. Осознание сказаного пришло слишком поздно, но исправить это было уже нельзя. Не стоило даже начинать этот разговор, знал же, что ничем хорошим это не закончится. Нужно было прикусить язык ещё раньше, но… из-за собственных порывов снова вышел из себя и это самое гадкое. Поддался на провокацию какого-то Архангела, до чего же он докатился, чёрт возьми. — Почему?… Он бросает взгляд на тяжело дышащего брата и глубоко вздыхает, понимая, что поставить точку в этом разговоре он обязан. — Просто уже неважно. Ты не поймёшь. Никто не поймёт. Сколько не старайтесь, вы только зря потратите время. — Только потому что ты не поддерживал решение Отца? Не захотел преклонять колено перед его творениями? — Это вообще тут не причём! — рыкнул Люцифер сжав руки в кулаки до хруста, — Это не я стал предателем — это меня предали мои же братья и ваш всеми любимые Всевышний! — яд струился из уст парня огромным потоком, вызывающие горькое и мерзкого чувства, будто на тебя вылививают тонну всего того дерьма, из которого ты всю жизнь стараешься выбраться. Архангел опустил голову, закрывая глаза. Ему не понять брата, не под каким предлогом, ведь он сам пока что не был никем предан, да и вообщем-то никто никогда и не заступался за него, непроявлял никакой заботы, и он не разочаровывался ни в ком только потому, что не испытывал ни к кому привязанности, а вот Падший… Брат любил и был любим Отцом, братьями, но… потерял всё это всего в одно мгновение. Люциферу больно до сих пор, с того самого дня, но он этого не показывает, только потому что ни кому нет до него дело. Он не хочет быть слабым, не хочет, чтобы его жалели — он хочет быть кем-то понятым. Тем, кто не станет упрекать его в содеянном, не будет презирать и не будет жалеть его. Тот, кто поймет его лучше, чем те, кого он считал семьёй. Ясное дело, что ему больно, ведь… никто этого не видит! — Я… понимаю тебя… — неуверенно прошептал младший и сжал ладони в кулаки — стиснул зубы как можно сильнее, — Не так хорошо, как хочется, но… понимаю. Пережить предательство тех, кто был тебе дорог это больно, но… несмотря на это, ты до сих пор скрываешь все эти чувства. Даже не представляю, как тебе удаётся это на протяжении стольких лет… — Замолчи… — Падший сглатывает, чувствуя как сердце забилось в ускоренном темпе. — Ты бежишь от всего этого и совершенно не пытаешься что-либо изменить. Да, возможно уже поздно, но ты слишком быстро сдался! — Умолкни. — Неужели, ты собираешься всю свою вечность скрывать эту горечь утраты и предательства? Ты даже не успеешь оглянуться, как это отчаянье пожрет тебя! Ты должен открыться. Просто обязан! — Я сказал заткнись! — Ты ведь хочешь этого, верно? Хочешь, чтобы тебя наконец поняли. Но никто этого не сможет сделать, пока ты сам этого не захочешь! Хватит истязать себя этим! Ты не виноват! — Не виноват?! Попробуй обьяснить это этим безмозглым крылатым ублюдкам! Я всего лишь высказал свое мнение! Первый раз в жизнь не подчинился воле Отца! А что в итоге? Меня заперли в тюрьме, обвинили в мятеже и изгнали с Небес! А Отец даже не удосужился обьявиться! О каком понимании здесь может идти речь, если все они отвернулись от меня?! Падший сорвался на крик. Он больше не мог контролировать свои чувства и уж тем более речь. Наружу выливалось всё, что накопилось в сердце пернатого. Всё, без какого-либо исключения. Он кричал, разрывая голосовые связаны, выплескивал ману, слова, которые никому и никогда бы ни за что не сказал. Он хотел быть услышанным… Силы достаточно быстро покинули его тело и Люцифер упал на колени, не переставая кричать. Он хотел, чтобы все его услышали. Чтобы все поняли и почувствовали то, что чувствовал он. Всю эту боль, что разьедала его изнутри подобно серной кислоте. Он хотел избавиться от всего этого — раз и навсегда. Забыть, что такое настоящее отчаянье… Внезапно его обняли. Так крепко, что он ощутил тепло чужого тела, которое лишь увеличило желание сорваться. Оттолкнуть брата не было сил. Его голос постепенно начинал глохнуть, а из глаз текли самые, что ни на есть настоящие слёзы. Но Падший словно и не замечал всего этого. Младшему было больно двигаться, что уж говорить о попытках ходить или сделать хотя бы самые простые движения. Недели бес перерывных пыток дали свои плоды, однако он нашёл в себе силы сломать оковы. Архангел не хотел, чтобы брат страдал, он всего помог ему раскрыться. Наконец снять свою лживую маску безразличия и отдаться чувствам. Настоящим чувствам, которые всё это время сдерживал. От части его вина была в том, что он подтолкнул брата к той самой пропасти, к которой тот всегда стоял спиной, но синеволосый показал ему, что убегая от проблем — их не решить. Он был обязан спасти брата. Люцифер слышет, как тот надрывает голос и лишь сильнее прижимает к себе, надеясь, его хоть как-то этим успокоить. Он больше не может смотреть, как боль внутри Падшего терзает его в самых страшных муках. Это неправильно. Семья не должна так поступать. Братья не имели права так жестоко поступать с ним. Отец не имел права стоять в стороне и ничего не предпринемать. Никто, слышите, никто не имел права распоряжаться его судьбой! — Брат… — Люцифер чувствует, как сильно дрожит тело старшего, слышет, как безвучно тот глотает слёзы без возможности вновь закричать, слышет, как бешено бьётся его сердце и как громко его дыхание. — Всё хорошо… Теперь всё хорошо. Непременно… Теперь и вправду всё хорошо. Ведь он не один… …И он был услышан…