Короткие истории

Крики Андромеды было слышно даже со второго этажа. Родольфус только задавался вопросом, почему Рабастан не наложил заглушающие чары на дверь. Неужели хотел, чтобы старший братец всё услышал, или в порыве страсти совсем позабыл про такую мелочь? Оскалившись, Родольфус небрежно смял в руках белоснежную тюль, стирая кровь с рук. За окном стояла глубокая ночь, ни в одном доме не горел свет, даже месяц скрылся за тяжёлыми тучами, предвещавшими сильную грозу. Медленно прогуливаясь по комнате под звучный аккомпанемент надрывных криков и стонов, Родольфус морщился и с презрением оглядывал мебель, которая не столько соответствовала маггловскому дому, сколько бедной лачуге. У Андромеды могло бы быть всё, чего только бы не пожелала её душа, но она променяла достойную жизнь без забот на какую-то нищету и грязнокровку, который не удосуживался носить с собой палочку — единственное, с чем настоящий волшебник никогда не должен расставаться. Это его и погубило. Выйдя в коридор, Родольфус засунул сигарету в зубы. Кончик сигареты тут же зажег сам себя, и мужчина хорошенько затянулся крепким табаком. Было откровенно скучно ожидать, пока Рабастан доиграется, это могло тянуться вечность, а Родольфус просто не мог ума приложить, чем бы себя занять. Не стоило даже надеется, что в этом доме найдётся хоть капля приличного алкоголя, в лучшем случае прокисшее молоко. Родольфус уже собирался спуститься по лестнице и порыться в холодильнике, но из любопытства дёрнул за ручку соседней двери. Она податливо открылась, и он услышал странный шум. Он бы не удивился, если бы это были крысы, но крысы так громко не дышат. Родольфус не успел взмахнуть палочкой, как из темноты что-то набросилось на него, пытаясь оттолкнуть в сторону. Но силёнок было недостаточно. Родольфус схватил девчонку за волосы – на вид ей было около одиннадцати. Она кричала и извивалась, как дикая, но это не помешало ему разглядеть в её чертах Андромеду. Выходит, эта парочка успела оставить потомство. Родольфус равнодушно ударил её об косяк, чтобы она успокоилась и потянул по коридору. Но когда он протащил девчонку мимо комнаты, где лежал труп её отца, то она с новой силой, ещё активнее и агрессивнее начала биться в истерике. Родольфус, впрочем, не обращал на это внимание, пока сухие волосы, сжатые в его кулаке, не превратились в скользкий хвост и не выскользнули у него прямо из под пальцев. — Какого..? — он обернулся и увидел, что вместо рта у девчонки была волчья пасть. Она накинулась на него и попыталась перегрызть горло, но Родольфус вовремя подставил предплечье под удар. —Петрификус! — девчонку откинуло в сторону и парализовало. — Какого дементора, — Родольфус выругался и посмотрел на глубокие раны, из которых текла кровь. Они в самом деле были как от настоящего укуса животного. — Так-так, неужели ты самый настоящий метаморф? Он легко подхватил парализованное тело здоровой рукой и бросил себе на плечо, как мешок. Сгорбившись на стуле и вращая лёд в стакане с виски, Рабастан не сдерживал ухмылки, разглядывая, как улыбающаяся ему во все зубы девчонка, беззаботно размахивала ногами и пила кокао из трубочки. — Ты что в самом деле решил стать нянькой? И Беллатрикс не против? — Скорее решил завести le singe, — усмехнулся Родольфус и пригубил огневиски. — Нимфадора, — это имя всё ещё казалось Родольфусу слишком красивым для такой простушки в дырявых брюках и растянутом свитере, но раз её мать (а он был уверен, что это была прихоть Андромеды), так захотела, то стоит проявить уважение. — Покажи Рабастану волка. — Дора, — надула губы девчонка и спрыгнула с кресла. Она частично приняла форму зверя: у неё была волчья голова с острыми зубами, которые не так давно впивались в саму плоть Родольфуса, и мохнатые лапы вместо рук, но остальное не подверглось изменениям. — Мы ещё поработаем над этим, — рассмеялся Родольфус и опрокинул в себя стопку. — Как и над манерами. За обедом Нимфадора всё ещё не привыкла пользоваться бесконечным количеством разных ложек, вилок и ножей, но она больше не хватала и не тянулась с жадностью к полным блюдам с мясом и рыбой. — У неё аллергия на клубнику, — тарелка с клубничным мороженным резко полетела к краю стола, так что домовик едва успел поймать угощение. Нимфадора сидела в дорогом платье и ещё более дорогих туфлях, которые Родольфус подбирал сам. Подперев щёку кулачком, она ковырялась вилочкой в остатках вишнёвого пирога. Её губы были в сладком ягодном соке и крошках. Родольфус аккуратно взял её за подбородок и стёр липкие пятна подушечкой пальца, и поднеся палец к губам, слизал сладкий крем, неотрывно наблюдая за Нимфадорой. Беллатрикс с полным равнодушием отнеслась к появлению племянницы в доме, она, кажется, вовсе не замечала её присутствия. Если Родольфуса не было дома, то Нимфадора тихо сидела у себя в комнате под замком. Им не пришлось придумывать никаких причин, почему дочь Андромеды живет с ними, ведь её родители таинственным образом погибли, а они всё-таки родственники. Но Нимфадора не училась в Хогвартсе и совсем не общалась со своими сверстниками. — Она слишком больна, — качал головой Родольфус, раскуривая сигарету на светском вечере. — Но ничего удивительного, другого от связи с грязнокровкой и не стоило ожидать. — Как великодушно, что вы решили взять её под свою опеку, я бы не смогла терпеть такого ребёнка в своём доме, — давилась выпускаемым на себя дымом миссис Гойл. По хлопку Нимфадора меняла свой образ на животное, которое Родольфус называл. Если она делала ошибку — насылал жалящее заклятие. И когда ему казалось, что он видел в её глазах искры злобы, то прямо спрашивал Нимфадору: «Ты меня ненавидешь?». Ответ всегда следовал один: «Нет». Иногда Родольфус приходил в её комнату ночью, слушать, как сладко она сопит. В его комнате было тихо, как в могиле, и также холодно — Беллатрикс не спала с ним. Но комната Нимфадоры даже ночью казалась такой же яркой, как и розовые волосы хозяйки, разбросанные на подушке. Здесь будто витал невидимый эфир чего-то давно забытого, упущенного, чего-то настолько спокойного, чего Родольфус никогда не мог достичь — лишь чувствовать со стороны. Но рядом с Нимфадорой ему удавалось удержать это мгновение в руках. Когда Нимфадоре исполнилось тринадцать, Родольфус стал замечать, как она стала расцветать и из девочки превращаться в девушку. Беллатрикс на её фоне казалась ему старухой: мрачной, бледной с тяжёлым взглядом. Однажды Родольфус напился и завалился в комнату Нимфадоры, сжав её, он трогал растущую грудь и бёдра, царапая нежную кожу шеи своей щетиной. Он не мог остановиться, ему было мало. Родольфус возбуждался от одной мысли, что может делать с Нимфадорой, что только пожелает и никто не встанет у него на пути. Однако он решил подождать ещё немного. В конце концов, она принадлежала ему и только ему. Теперь любимая игрушка занимала все его мысли. Когда Родольфус был дома, то не упускал возможности похлопать или погладить Нимфадору по ягодицам, или как бы невзначай провести пальцами по талии, дотронуться до коленки и чуть отвести край платья во время завтрака или ужина. Он всё ещё сам выбирал для неё платья, едва ли не каждый день новое. — Примеряй, — Родольфус бросал одежду ей на кровать и смотрел, как Нимфадора раздевалась до нижнего белья, которое он тоже ей покупал. — С этим платьем, — он встал рядом с девушкой и провёл пальцем по её позвоночнику вверх, по плечу и по выпирающей ключице, и обратно. — Не носят soutien-gorge, — он расстегнул застёжку и взглянул зеркало, на упругую и высокую грудь. — Кажется, тебе пора покупать второй размер, Нимфадора. В её глазах вновь появилась та искра, та жалящая и злая искра, пробивающаяся из самого подсознания. — Ты меня ненавидишь? — Нет, — она не медлила с ответом. — Тогда поцелуй меня. Нимфадора не умела целоваться, но это было не удивительно. Родольфус прижимал её к себе так крепко, что чувствовал биение сердца, слышал, как часто оно стучит и это опьяняло его больше вида крови на своих руках, больше всякой водки и больше всяких элитных шлюх. Эта крохотная невинная птичка, его соловей, который будет петь песни лишь ему, лишь для него. Он больше не мог ждать. В день своего четырнадцатилетия вместо торта и свечей Нимфадору ждала постель и запах перегара Родольфуса. Он снимал с неё одежду и целовал каждый сантиметр обнаженной кожи. Он посадил Нимфадору сверху, и прежде, чем снова смог до неё дотронуться, его шею крепко пережали её пальцы-петли. Этого он не просил. — Ты же не кусаешься, — прошипел Родольфус, рвано усмехнувшись. — Ошибаешься, — голос Нимфадоры был жёстким, холодным, непривычным для неё. Родольфус попытался скинуть её с себя, но Нимфадора сдавила его горло сильнее. Она наклонилась к его уху. — Три месяца, — она шептала сквозь тесно сжатые зубы и дрожала. — Три месяца назад я смогла, смогла сломать твой Империус, — Нимфадора резко качнулась назад и истерично рассмеялась, волосы сменили цвет на кроваво-алый, который он никогда до этого не видел. — Ты ответишь мне за всё. Нимфадора душила Родольфуса медленно, чувствуя удовольствие от его беспомощных судорог, покрасневшего лица и залитых кровью глаз, чувствуя, как останавливается его сердце.