Короткие истории

Вальбурга училась в Дурмстранге – это было её наказание и благословение одновременно. Слишком упряма, своенравна, себе на уме, слова родителей было для неё всего лишь звуком. — Будь добра к Абраксасу, — наставляла матушка, когда семья собиралась на вечер к Малфоям. — слышишь меня? — она повысила голос, не дождавшись ответа. — Я вас отчетливо поняла, — строго и тихо произнесла Вальбурга, словно делая замечание матери за её громкий тон. Конечно, тем же вечером она была равнодушна к любым шуткам Абраксаса, только с третьего раза отвечала на его вопросы и растворялась на ровном месте, когда юноша хотел пригласить её на танец. Вальбурга убегала из дома, как только поднималась Луна, могла дерзить учителям и тем более посмеиваться над учениками Хогвартса, собрав вокруг себя шайку чистокровных прихвостней. — Это не идёт ни в какие рамки, — читала письмо из школы миссис Блэк, где широким почерком декан Слизерина писал об «успехах» Вальбурги и Альфрада. — она уже потянула за собой и братьев! Мистер Блэк сидел за тяжёлым дубовым столом, его пальцы скручивали кончик тонких и коротких усов, а из-за нахмуренных бровей на лбу и переносице появились глубокие морщины — верный признак тяжёлых раздумий. Следующим утром Вальбургу забрали из школы, не дав даже закончить семестр. Её отправили в Болгарию, в Дурмстранг. Школа оказалась намного суровей, чем кто-либо себе представлял. Слабых Дурмстранг ломал, но сильных – закалял. Это особенно чувствовалось, когда Вальбурга приезжала на каникулы домой: снежные метели Британии казалась ласковыми и до смешного тихими, мороз слабо пощипывал щеки. Но дело было не только в погоде, здесь, дома, никто не хлестал по ладоням, если ловили с сигаретой в руках, никто не следил за порядком после отбоя и не отбирали на неделю палочку за его нарушение. Вальбургу всего лишь хотели научить дисциплине, но теперь она куда больше уверилась в том, что ей никто не страшен. Сейчас, смотря на Альфрада с Сигнусом, она видела избалованных детей, братья же видели в ней настоящую северную бурю. Она несла за собой нечто грозное, несгибаемое и режущее подобно стали. Это чувствовалось в её чересчур прямой осанке, в мерной походке, в том, как поворачивалась её голова и как тонкие пальцы перелистывали сухие страницы книг. — Ты помнишь Ориона и Лукрецию? — Кажется, — Вальбурга прекратила общаться со всеми так называемыми друзьями и даже родственниками, как только была переведена в Дурмстранг. Впрочем, и от них она не часто получила письма, а, возможно, их просто отбирали в совятне. Вальбурга не припоминала, чтобы кто-либо из учеников читал во время обеда или в свободные часы письма. В Дурмстранге твоей семьёй становился каждый ученик и учитель. Однако, Вальбурга так и не смогла воспринять бедных чистокровок или полукровок как своих сестер и братьев. — Они погостят у нас какое-то время. Вальбурга сощурила глаза, чувствуя, что ей что-то недоговаривают. Однако проглотила свои вопросы и запила их крепких чаем из фарфоровой чашки. Лукреция и Орион приехали довольно скоро. Оценив их беглым взглядом сверху вниз, Вальбурга стала скучающе смотреть под ноги. В холеных родственниках было столько же детскости, наивности, сколько и в братьях. Жаль, Вальбурга тайно надеялась, что ей удастся хорошо провести время хотя бы с Лукрецией. Ночью, не особо стараясь не шуметь, Вальбурга выбралась во двор. Во рту она сжимала сигарету, которую сама же и скрутила. При её появлении в тени дома резко подскочила какая-то фигура. — Вэл? — раздался удивленный голос Ориона. — тебе тоже не спится? Вальбурга хмыкнула, сложила руки на груди и, прикусив кончик сигареты, подожгла её. — Ты что здесь забыл? — не было нужды быть приветливой, когда родителей не было рядом. — На самом де, — короткий и рваный смешок оборвал слово. — я тоже курю. Услышал, как кто-то идёт и затушил... Вальбурга молчала подошла к Ориону и села рядом. Обычно здесь она всегда была одна, однако на удивление никакого раздражения от новой компании она не почувствовала. — Держи, — из открытой пачки вывалилось пара белоснежных сигарет. Орион взял одну и присел рядом с кузиной. — За мной должок. С утра они не общались, хотя это была больше инициатива Вальбурги, чем Ориона. Только ночью, объединённые вредной и тайной привычкой, они разговаривали, с каждым разом открываясь друг другу больше. Это происходило слишком естественно, порой Вальбурга отдергивала себя или грубо отвечала Ориону, когда беседа становилась слишком личной. Однако Орион, кажется, был вовсе не способен на обиду, он сглаживал беседу шуткой или понимающе переводил тему. Сигаретные бычки лежали уже давно потухшими и остывшими, первые солнечные лучи могли прорезать ночную небесную тьму, а они все сидели. Эти странные ночные беседы вдруг стали какой-то необходимостью. Вальбурга не хотела признаваться себе в этом, считая подобное за слабость. Рассказывать кому-то о своих страхах и обидах - не в её правилах. Но вот она затягивается, Орион спрашивает её про детство и школу, и Вальбурга чувствует, как к горлу подступает ком, а слова сами слетают с языка, облегчая душу. — Говорят, вы завтра уезжаете? — Да, — кивает Орион и молчит. Оба знают, что письма не дойдут друг до друга, а обещать скорейшую встречу в будущем - наивно. Несмотря на сумерки, они видели глаза друг друга, которые стали слишком родными. Медленно поддаваясь вперёд, они поцеловались. Неумело, смущенно, с затаенным трепетом. Сердца бились быстро, угрожая сломать рёбра. Задыхаясь от странного чувства, опьяняющего голову и душащего рассудок, они поклялись быть вместе. Вопреки всему и вся. Поджигая последнюю сигарету Ориона, Вальбурга вспоминала об этом и крепко сжимала его руку. — Ты поклялся, — задыхаясь от горечи и злобы прошипела она. — Извини, — слабая улыбка украшает бледное и исхудалое лицо Ориона. — придётся ненадолго расстаться.