Короткие истории

Лежа на пропахшей и мокрой от пота постели, едва вдыхая затхлый воздух комнаты, Теодор Нотт замер: ни один мускул на его теле не шевелился. Хотя он пытался, пытался не единожды заставить мышцы сократиться и выйти из этого оцепенения, но его тело в очередную ночь предало его. Даже голосовые связки будто бы спали. Будто бы рабочий, ушедший со смены, ни один орган не отзывался на команды. Он не мог издать даже хрипа. Магглы назвали это «сонным параличом» — он читал об этом в их книжках и ему было плевать, что это недостойная чистокровного волшебника литература. Теодор искал ответы и уже очень давно. Каждый месяц с десяти лет он просыпался, чувствуя, как его душат монстры, некоторые из которых до ушей кривили свои рожи в злобной и широкой улыбке. И ни в одном учебнике магозоологи не было даже похожих существ, что говорило либо о том, что Теодор счастливый первооткрыватель новой твари, либо о его прекрасном воображении. «Прекрасное воображение» — так любил повторять отец, когда Теодор рассказывал ему о своих проблемах со сном, когда учителя писали ему письма со странными вопросами сына, и даже когда кто-то из друзей отца спрашивал, как у него дела. Ему уже было смешно, смешно от своего отчаяния найти ответы на вопросы, которых, кажется, никогда не получит. — Возьми это, Теочка, — иронически и пьяно посмеялась пошатывающаяся Панси, суя в ладонь Теодора маленький пакет с порошком. — и прекрати ходить с этим кислом ебалом, — она то ли хмыкнула, то ли хрюкнула, сдерживая смех. — Оставь себе, — Теодор с опаской осмотрелся и вернул щедрый подарок, как можно быстрее засунув его в карман мантии девушки. — и прекрати ходить в Хогсмид к Долохову. В такие моменты, как сейчас, когда костлявые руки «отличного воображения» перекрывали доступ к кислороду, Теодор жалел, что отказался от наркотика. Драко, Панси и Забини довольно часто любили так отдохнуть, и не раз приглашали к себе расслабиться, но их компания была не слишком привлекательна. «Одинокий одиночка» — так они прозвали его, и, он был готов признать, что это была довольна точная характеристика. Теодор постоянно был один и никогда не страдал от нехватки внимания, общения или эмпатии. Возможно, благодаря этому ему удалось избежать витиеватой метки на предплечье, а вместе с этим прислуживать и всячески дрожать перед Волан-де-Мортом, а потом отсиживаться за эту службу в Азкабане, как случилось с отцом. Лучшее, что сделал Нотт-старший для сына — исчез его жизни и оставил наследство. Теперь в доме Ноттов всегда была тихо. Никаких гостей, никаких женщин слишком уж сомнительного вида, никаких незнакомцев с бегающими глазами, никаких пожирателей и людей в форме мракоборцев. Никаких драк, споров, стонов, ржача, только сам Теодор и мерное тиканье часов, чей кроткий голос всегда перебивали и никогда не слушали. Впервые за долгое время он возымел такую силу, что иногда Теодор думал, что оглохнет. Понадобилось всего лишь 22 секунды, чтобы видение перед глазами рассеялось, чтобы сделать рваный глубокий вдох и отлепить голову от подушки, чтобы снова вернуть власть над телом. Маленькие часы, лежавшие над самым ухом, звонили каждый день с двенадцати до четырёх ночи с интервалом в тридцать минут — именно в этот период «отличное воображение» Теодора просыпалось. И только резкий и режущий звук позволял ему «проснуться». Конечно, сонный паралич был не каждую ночь, а если Теодор вовремя принимал свои зелья, то никаких проблем могло не быть довольно долго, но так бывало не всегда. В какой-то момент дом Нотта стал заполняться часами, эти тикающие механизмы будто манили его, заставляя скупать в антикварных магазин старые и редкие экземпляры. Он был словно одержим временем, красотой дрожащих стрелок за старым покоцанным стеклом. В какой-то момент Теодор поймал себя за разбором сломанных часов, в какой-то момент он стал разбираться в них лучше любого часовщика. Его волшебные часы теперь сами знали, когда нужно и нет звонить ночью, чтобы привести хозяина в чувства. Теодор совсем перестал выходить из дома, став тем, к кому неосознанно шёл всю жизнь — затворником. Про его существование давно могли бы забыть, если бы не слухи, которые так любит посмаковать общество. О Теодоре они были самые разнообразные и лишь едва ли правдивые: говорили, что он вампир, что прячет запрещённых существ, что стыд за Пожирателя-отца не позволяет покинуть дом, что пытается создать маховик времени. Так ничего не делая, он стал самым желанным гостем на различных вечеринках, куда его неустанно приглашали. Верить всему этому мог лишь кто-то наивный, как ребёнок, но вот ожесточённый временем старик Люциус Малфой стоит на его пороге и протягивает сломанный маховик времени. — У вас отличное воображение, сэр, если вы думаете, что я смогу починить эту вещь. Теодор Нотт починил маховик за 22 недели.