Глава XVIII «Затишье перед бурей»
У Чейза был тяжёлый камень на сердце, — его пальцы закололи от волнения, а густые брови сами по себе нахмурились. Ему казалось, что на какой-то момент он потерял связь с реальностью, словно его подменили, и достаточно уже давно. Чейз ещё никогда так ярко ничего не чувствовал — настолько ослепительно и раздирающе, что ему правда хотелось закатить повторную истерику над той самой раковиной, которая теперь снилась ему в кошмарах, и он нормально на неё даже смотреть не мог. К нему подступала тошнота, а в ушах раздавались отдалённые голоса, давящие на него — «бесчувственная сволочь», «мудак», «ты не человек, а машина для убийств — оружие для департамента», «тебя просто используют, потому что ты покладистый щенок». Чейз стал плохо запоминать даты и время; почти не помнил, что с ним происходило в течение дня, если это касалось не его работы: он полностью забылся и потерялся, однако всё равно собрал все свои остатки гордости и держался, даже когда хотелось разбить своё противное отражение в этом проклятом зеркале и навсегда забыть, что ты сделал в этой жизни не так, а Чейз сделал многое — убивал, подавлял, давал ложную надежду. Он смотрел на многие человеческие смерти стеклянными глазами и чувствовал ничего — просто пустое ничего; ни трепета в душе, ни страха и даже ни сочувствия. Чейз убивал с каменным и безэмоциональным лицом, следя за мучениями и страданиями, словно обозлившийся и обиженный змей, который требовал удушить свою жертву, перед этим кровожадно мстя ей. Чейз ненавидел себя, и больше его раздражало, что он не мог выдавить из себя чувства — это сложно, будто стрессовый экзамен. Даже если он и плакал, где плакали все — это были не слёзы, а в прямом смысле вода из глаз. Он манипулировал людьми эмоциями, строил из себя того, кем вовсе не являлся, а чувствовал-то он ровно ничего. Ему непривычно чувство вины. Это чувство отвратительно, и оно скребло ему душу, душило и не давало покоя. Чейз впервые чувствовал себя таким растерянным и потерянным. Он винил себя в пропаже Скай, что ему было не свойственно. Даже если он держал холодный вид и стальной взгляд — он чувствовал, но просто боялся проявить себя. Чейзу было непривычно понимать, что он действительно волновался и переживал, несмотря на то, что обычно его наполняла пустота — такая тягучая и прозрачная, но давящая и болючая. Чейз не привык чувствовать что-то такое. Чейз привык смотреть на свои жертвы взглядом полного уничтожения и бесчувствия, привык следить за всеми изменениями в людях, но не привык следить за своими. Когда настал тот переломный момент, который заставил Чейза так поменяться? Чейз до сих пор следовал по принципу, скрывался и имел те же точки зрения, но вот что-то в нём... кардинально изменилось. Внутри него, в самой глубине, в чертогах разума и души что-то треснуло или даже разбилось, исказилось в злостной гримасе и рушило ему самоконтроль. Чейз понимал, что в нём снова что-то рухнуло, и на этот раз не десткие мечты и наивность в плане родительской тяги, а что-то намного серьёзнее — тяжёлое и важное. Разрушилось с треском или даже хлопком, и Чейз чувствовал отстранённые взгляды Маршалла на себе, и он понимал, что тот видел его изменения, пускай Чейз и скрывал их в себе. Марш не видел, а чувствовал, и от этого Чейзу становилось дурно, словно кто-то вмешался в его личную жизнь. Однако он всегда делал так же, и Чейз не мог осуждать Маршалла за чуткость по отношению к нему, но их перепалка, если честно, никак не затронула Чейза, даже не задела. Он тогда смотрел на Марша с гневом и непониманием. Чейз его абсолютно не понимал, и он был с ним категорически не согласен. Чейз тогда действительно рассердился на него, но сдержался и просто принялся за свою работу, понимая, что конфликтом дело не решить. Портить отношения с Маршом — себе дороже. Маршалл один из первых людей, которые смогли хоть как-то совладать с его дерзким нравом, и даже если Чейз — бесчувственная мразь, то наглости и дерзости ему не занимать. Марш никогда на это не обижался и даже иногда усмирял бойкий пыл Чейза, показывая, что пойти наперекор можно и более мирным путём, чем наглыми и стремительными решениям. Маршалл делился с ним опытом и научил его много новому, и он всегда заботился о нём, несмотря на то, что Чейз никогда ничего не отдавал взамен. Чейз просто брал его поддержку и заботу, но ничего не отдавал, и ведь Марш всё равно был рядом с ним — здесь. Чейз определённо зашёл куда-то не туда, потому что он чувствовал. Чёрт возьми, чувствовал! Однако ему сложно признать это, и Чейз долгое время отрицал доверительные отношения с Маршаллом. Он смотрел на него сияющими глазами, пускай и выражал своим лицом полное хладнокровие. Наверное, Маршалл — его друг?.. Чейз не уверен, но почему-то ему хотелось думать так. Возможно, Чейз «сломался», когда пропала Скай — первый человек, который проявил к нему что-то намного серьёзнее и, наверное, сложнее, чем какая-либо обыкновенная влюблённость или даже сказочная дружба. Чейза всегда тянуло к ней, в какой-то момент он чувствовал к ней неприязнь и презрение, однако он всё равно интересовался ей, хоть и пытался скрыть это за каменным лицом и вечно противоречивым взглядом. Со Скай было труднее в плане отношений и эмоций, и он не понимал, в чём это проявлялось. Однако такое утверждать не стоит, потому что Чейз всё прекрасно понимал, — упёрто отрицал, потому что это непривычно. Ему никто никогда так искренне не улыбался, как делала это Скай изо дня в день после того, как прошла их долгая вражда. Его никогда никто не целовал, и он имел право назвать Скай воровкой, потому что она успела украсть его первый поцелуй, — и он даже не знает, понравилось ему тогда по ощущением или он всё-таки отнёсся к этому скептически из-за внезапного нарушения личного пространства. Он решил оттолкнуть её, обжечь и, возможно, даже убить, ведь Скай, несмотря на свой вспыльчивый и дикий нрав, оказалась весьма чувствительной и сентиментальной девушкой. Она могла принять отказ слишком близко к сердцу, и Чейз почему-то уверен, что именно это и случилось с ней в ту роковую ночь. Чейз, может быть, отреагировал бы мягче, но он... испугался и трусливо спрятался за маской хладнокровия. Он испугался такому порыву чувств со стороны «напарницы», и тогда всё, что пришло ему на ум — отказаться, сохраняя самоконтроль, хотя тогда ему хотелось по-детски растеряться и разъяснить ситуацию. Скай же наверняка знала, на что шла, но тогда зачем?.. Чейз слишком запутался в этой паутине отношений, запутался в своих же эмоциях и даже пространстве. Сегодня он несколько раз «зависал» и смотрел в одну точку какое-то определённое время, хотя ни о чём не думал, ведь в голове — пустота и ветер. Чейз почему-то чувствовал себя истощённым до изнеможения и пустым, словно за короткий период времени от него потребовали слишком многого, — это как работать двадцать четыре на семь и ничего не видеть или посвящать всего себя определённому человеку, который это не ценит. Однако о чём-то он вспоминал, а именно о пропаже Скай. Чейз не мог назвать себя беспокойным и взволнованным, но почему-то лёгкие сами по себе сжимались, а живот скручивался только при одном упоминании этой несносной девушки. Чейз даже если и переживал, то долго себя уверял, что он беспокоится о ней только в плане напарницы и товарища, но тот порыв эмоций, который он позволил себе дома над раковиной — переубеждал его. Чейз тогда твёрдо решил и осознал, что он... влюблён в неё, однако сейчас он снова сомневался и смахивал то утверждение на то, что он тогда был «эмоционально раздражён». У него впервые, если не считать те самые ранние детские годы в детдоме, случился подобный вброс эмоций — «перезагрузка» или «перегрузка», Чейз понять не мог. После тех слёз он чувствовал сказочное облегчение, и плакать иногда действительно полезно, но Чейз не может, даже если хочет. Наверное, поэтому он тогда удивился, когда бесстыдно разрыдался и, увидев тогда своё заплаканное отражение, он понял, что он не такой уж и идеальный или бесчувственный. Он тоже умеет чувствовать, ему тоже позволено плакать или разводить истерики, если так нужно для снятия стресса. Оглянувшись на Маршалла, который в стороне о чём-то разговаривал Свитти, Чейз только запустил руку в свои волосы и нервно сжал клочок, словно хотел его выдрать. Они всё равно не обращали на него внимание, и Чейз не постыдился показать свои переживания, пока этого никто не видит, однако ему нужен воздух. Кажется, что его лёгкие сейчас взорвутся от недостатка кислорода. Слишком резко развернувшись и молниеносно удалившись, он наверняка привлёк этим Марша и Свитти. На удивление Чейз чуть ли не бежал, точнее хотел бежать до выхода на улицу. В его горле встал какой-то ком, и ему нужен был глоток свежего воздуха. Вырвавшись на улицу, в его глазах помутнело, и камень стал давить на его сердце сильнее. Чейз плотно сжал губы и перила, жадно глотая воздух, но было ощущение, словно ему запретили дышать, — он не мог надышаться. Чейз нервно оттянул от своей шеи ворот, приспустил галстук и встряхнул головой, пытаясь привести себя в чувство. В последнее время ему было тяжело держать самообладание и самоконтроль, потому что с каждым днём ему делали больнее, вытаскивали из него душу и заставляли сожалеть о том, о чём, наверное, вовсе не стоило бы сожалеть вообще. Наконец-то насытившись свежим воздух, Чейз спокойно вздохнул и вцепился перила, пытаясь удержать себя. Он — бездушный монстр и псих. Чейз сам не осознавал, почему решил пойти по такому опрометчивому пути. Он никогда не нарушал правила, и здесь он впервые оступился. В его воспоминаниях хорошо мелькал стальной револьер, впивавшееся в лоб перепуганного арестанта холодное дуло и то напряжение между ними. Даже преступник самой опасной банды видел в нём опасность и ужас. Чейз не хотел чувствовать себя таким. Он не хотел принимать, что люди считают его психом, бесчувственным или последней тварью. Чейз не помнит, когда наступил тот переломный момент, когда его стали задевать обзывательства, он стал раздражаться и идти на поводу своих эмоций. Он угрожал арестанту лишь по той причине, что вышел из себя и не смог усмирить свой гнев. Чейз настолько ужасен, что готов убивать в гневе — холодно, твёрдо и равнодушно. Чейз бы хотел взглянуть на себя в прошлом, потому что он совершенно поменялся за эти последние месяцы. Он не мог понять, кто он сейчас — всё тот же или хуже любого другого убийцы. Чейз травмирован с детства, и он сам знал о своих внутренних проблемах, но раньше они ему не мешали, но сейчас... стало труднее сдерживаться и терпеть. Ему надоело терпеть и позволять унижать себя. Чейз чувствовал, как его руки тряслись в его тихой истерике. Он нервными и быстрыми движениями достал пачку сигарет, доставая одну и поджигая. Курение вызывало у него спокойствие, и он сам не знал, по какой причине ему так тяжело избавиться от этой зависимости. — Чейз?.. Чейз вздрогнул и оглянулся, замечая взволнованного Маршалла. — Всё в порядке? Мне показалось, что тебе стало плохо, — осторожно заметил Марш, подойдя к нему ближе и схватив перила. Чейз не хотел сейчас ни с кем разговаривать, но он не хотел отталкивать от себя Маршалла, тем самым заставляя его чувствовать, словно проблема в нём. С самого начала ходячей проблемой был Чейз, и он только сделал первую затяжку, смотря на Марша пустым взглядом. Глаза его напарника или же всё-таки друга, — он уже сам запутался, — горели беспокойным огоньком, и ему было непривычно видеть их по отношению к себе. — Всё хорошо. Я просто вышел покурить, — спокойно и ровно, как всегда бывало, ответил Чейз. Марша ответ, видимо, не убедил, потому что он продолжал оглядывать его всё тем же испуганным и заботливым взглядом, — Маршалл определённо тёплый и солнечный человек, многим людям повезло иметь такого друга, как он, но Чейзу почему-то казалось, что он не заслужил к себе такого отношения, которое дарил ему Марш. Чейз сделал ровно ничего, чтобы им дорожили. Зато сделал столько для того, чтобы его ненавидели и презирали... — Ты выглядишь бледным. Не заболел? — с опаской поинтересовался Маршалл. Чейз заболел, но не физически, а ментально. — Со мной всё в порядке, — уже твёрже повторил Чейз, а потом ткнул пачку сигарет в сторону Маршалла, уже зная его реакцию. — Будешь? — Давай, — ответ Марша его удивил, и Чейз на мгновение неверяще уставился на него, однако сигарету всё же отдал и даже заботливо поджёг. Маршалл некоторое время смотрел на тлеющую сигарету между его пальцами, а потом попробовал сделать первую затяжку. Чейз внимательно следил за ним, замечая, что Маршу явно это не по нраву, однако вместо того, чтобы выкинуть и потушить сигарету, он продолжал вытягивать из неё никотин. — Тебе так нравится курить? В этом нет ничего особенного, — с интересом следя за дымом, заметил Марш. В жизни Чейза никогда не было ничего особенного, и курить он начал как-то по-своему — он даже не помнит, зачем и для чего взял в свои руки первую сигарету. В детстве он никогда не питал интерес к запрещённому, однако почему-то именно сигареты попались ему в руки. — Привычка, — отмахнулся Чейз, пытаясь быстрее уйти от этой колючей темы подальше. Между ними повисла напряжённая тишина. — И всё же, — вдруг резко заговорил Маршалл, — откуда у тебя этот револьер? Подарок? — Возможно, — хмуро бросил Чейз, делая новую затяжку. Марш только поник, понимая, что Чейз задет и вряд ли что-либо расскажет. Он никогда не говорил о себе, не делился историями из жизни, не рассказывал о своей семье и почему он стал таким холодным и дерзким — резво смотрящим в глаза опасности и смерти. Маршаллу казалось, что с Чейзом было что-то не так. Наверное, он это понял ещё с первой встречи. Не может быть человек настолько бесчувственным и эгоистичным к проблемам других, если он не робот. Насколько нужно быть травмированным и чем-то испуганным, чтобы так зарыться в себе и строить из себя искусственную куклу или машину для убийств? — Это реликвия твоей семьи? — всё же не унимался Маршалл. Возможно, он делал ошибку, так нагло влезая в чужую жизнь, но ему надоело ходить вокруг да около. Чейз не ответил и помрачнел, и Маршу показалось, что он стал испытывать пассивную агрессию в его сторону. Он уже увидел Чейза в гневе, и ему хватило того представления с арестантом. Ему не хотелось, чтобы это же повторилось с ним. — Нет? Чейз напрягся, и Маршалл заметил, как он нервно впился в перила чуть ли не со всей силы. Марш понимал, что, напирая, он делал ошибку и делал Чейзу только больнее, но ему хотелось знать. — С твоими родителями что-то случилось? Их больше нет с тобой рядом? Личный вопрос. Слишком личный и серьёзный, что Маршалл даже задержал дыхание в ожидании, однако Чейз его, кажется, старался игнорировать. Если он так реагирует, значит, в этом и есть его проблема. У Чейза проблемы с семьёй? — У меня тоже от семьи ничего не осталось. Ни родителей, — Маршалл печально вздохнул, пытаясь поддержать диалог, — ни младшего брата... Чейз опустил взгляд вниз и немного расслабился, надеясь, что Маршалл отвлёкся на себя и больше не будет трясти с него личную информацию, которую он наоборот пытался глубже зарыть. Он до сих пор думает, что совершил ошибку, когда рассказал о себе Скай, — ему не нравилось то сочувствие в её глазах после этого. Он не хотел, чтобы его жалели. Он хотел, чтобы об этом никто никогда не узнал и не вспоминал. — Поэтому, если с твоей семьёй случилось что-то ужасное, я понимаю тебя. Но я не думаю, что из-за бед близких людей стоит так загонять себя, — произнёс Маршалл. Это была его первая и последняя ошибка. — Ты не имеешь право осуждать меня и сравнивать нас, когда наши проблемы совершенно разные, — твёрдо и спокойно прошипел Чейз, смотря на того испепеляющим взглядом. — Я сказал что-то не так? — непонимающе спросил Марш в ответ на резкий наезд Чейза, — Прошу прощения, если я задел твои чувства, но ведь мы можем попытаться понять друг друга. Чейз только рассмеялся, и Маршалл не знал, настоящий ли это смех или защитный рефлекс. Что его могло так рассмешить, когда разговор был на очень тяжёлую тему? — Что смешного? — Смешно, потому что мы не сможем понять друг друга, — прищуривая один глаз, наклонил голову Чейз, и его ухмылка на лице Маршу казалась фальшивой. — П-почему ты так решил? — глупо спросил Маршалл. — Ты уверен, что я понимаю твою любовь к родителям? — Чейз потушил сигарету о перила, даже не докурив и хотел было развернуться, чтобы зайти в участок, но Марш резко отдёрнул его за плечо. — Ты не любил своих родителей? Почему? — не унимался Маршалл. Он хотел докопаться до правды, но всё, что он получил — это непонятный мрачный взгляд и сухой ответ: — Сначала покажи мне, что такое семья. С этими словами Чейз дёрнулся, скидывая с себя руку Маршалла и зашёл в участок, оставляя Марша одного. Он до сих пор не понимал Чейза. Эти непонятные ответы наводили его на разные мысли, и он не мог понять, где же этот корень проблемы в Чейзе. Что же его так переломало? Чейз просто ушёл от разговора, не желая снова углубляться в себя, — ведь легче просто все забыть, закрыть на все эти страдания в прошлом глаза и жить настоящим, но почему-то люди привыкли сувать свой нос туда, куда не следует, и Чейза это сильно раздражало. Всем нужно было знать, из какой ты семьи, как ты жил и где учился, чем увлекался и увлекаешься по сей день, с кем встречаешься, общаешься или вовсе спишь, и Чейз, который привык держать личную информацию всегда при себе, смотрел на это скептически, он не особо это приветствовал. Когда с него трясут ответы на те вопросы, которые не стоит задавать просто так, Чейз сильно-сильно злится и ещё больше закрывается, напрягается и раздражается, потому что покушаются именно на его — на то, что по праву знать только он. Скай, наверное, стала исключением, и то по случайности. Если бы не вся эта слюнявая атмосфера вокруг них, Чейз бы и слова о себе не сказал, но ведь Скай подкупила его своими щенячьими глазами и расстроенным выражением лица, словно он её бросил после десяти лет отношений, а не просто отказался рассказывать о себе. Это чувство вины и совести, на самом деле, всегда его преследовало, но он его всегда подавлял, потому что оно мешало расследованию, целям и делам. Ему некогда сожалеть, когда мир вокруг него вертится со скоростью ракеты. Что касается револьера, то у него есть своя история, и это далеко не реликвия семьи. Чейз даже не желал связывать хоть что-то в своей жизни с «семьёй», которой у него просто-напросто не было. Он никогда не видел своих родителей. В принципе, встречаться он с ними не намерен, уж тем более искать их и сказать им в лицо вот это банальное: «Мам, пап, а вы чего меня бросили в детдоме?» Хотя, вряд ли бы он стал называть их «мамой» и «папой». Он даже не знает значений этих слов, кроме общественного понятия. О нём никогда не заботились так, как делают это родители. Ему просто давали то, что нужно, а потом пускали на самотёк. Так сказать, никто особо не волновался, кто из него получится в итоге. Он никогда не был особенным ребёнком. В детдоме к нему относились так же, как и к другим детям, — не было особого интереса или повышенной заботы. Главное, чтобы он был сыт да имел крышу над головой, а остально было не важно. Послевкусие от сигареты только подзадорило его рвение нормально покурить, но весьма тяжёлый разговор с Маршаллом заставил его сдержаться и просто трусливо убежать, потому что он не готов кому-то что-то рассказывать, не готов делиться или ныть, но ведь высказываться-то особо и не хотелось, — не было ни повода, ни проблем, которые бы беспокоили Чейза в настоящее время. То, что беспокоило его в детстве, осталось именно в том детстве. Чейз не привык возвращаться к одному и тому же по несколько раз, вспоминая и прокручивая. Легче отпустить и забыть, но с ним было что-то не так. Ему что-то не хватало, и его стало воротить от вечной пустоты в глубине его души. Впервые Чейзу хотелось чувствовать и ощущать, однако кроме гнева, разочарования, напряжения и страха он ничего за последнее время не ощутил. Их держали в страхе, и вряд ли у Чейза была возможность познать мир эмоций, порадоваться чему-либо, с кем-то поговорить на повседневные темы или даже попытаться подружиться. Хотя, возможность есть, но времени не было, а Чейз время терять не любил. — Митчелл! — послышался грозный голос капитана, и Чейз машинально обернулся на крик. Райдер выглядел взъерошенным и явно даже раздражённым. Глаза разгорелись необъяснимым пожаром, который больше напоминал огненный ураган, и почему-то у Чейза внутри что-то упало, словно он провинился перед капитаном. Живот скрутило, а к горлу подступил противный ком. Если Райдер узнал о его интересном способе допроса, то у Чейза могут появиться проблемы, но Чейз не боялся проблем. Он боялся того, что это может осложнить ситуацию. — Да? — тактично отозвался Чейз, наклонив голову в уважительном жесте. Чейз держался спокойно и холодно. Ему не состовляло труда сдерживать многие эмоции при себе. Он привык жить подобно амёбе, не имеющей дальнейших целей. Все его цели — это задачи по работе, но как жить дальше, Чейз ни разу не задумывался с того момента, как поступил в участок в лице курсанта. — Нужно поговорить. Где Смит? — холодно бросил Райдер, оглядываясь. Чейз только сжал губы. — Он занят, — убедительно произнёс Чейз. — В мой кабинет. Двое. Быстро. Чейз кивнул, не желая терять ни минуты. Ему думается, что это действительно что-то очень важное, раз Райдер с такой инициативой просил их присутствия. Что бы не случилось прямо сейчас, Чейза всё же больше беспокоила пропажа Скай, и от этого ему самому почему-то было противно. Противно от самого же себя. Буквально несколько дней назад он презирал людей, способных на жалкое сочувствие и приносящие боль эмоции, чувства, а сегодня сам попал в западню и не знал ответа на многие свои вопросы. Эмоции действительно приносили боль, и стоит ли вообще чувствовать, если они настолько... неприятные? Чейзу кажется, что он просто устал, выгорел подобно спичке, — ему нужен отдых или просто время подумать, разложить всё по полочкам, но времени не было. Всё происходило слишком быстро, и всё в его голове крутилось, перемешивалось, пока полностью не накопилось. Чейз не мог нормально себя контролировать — не сегодня, не в это время, не сейчас. Он не мог привычно сидеть с каменным лицом, когда вокруг него стремительно летело время, просходили события. Он просто устал. Устал. Как это всё закончится, он просто отдохнёт немного, поспит хорошенько и вернётся в норму. Так было всегда, Чейз не нуждался в помощи, не просил этой помощи. Он справлялся всегда сам, но все те разы отличались от нынешнего: ему тогда тоже было тяжело и больно всё держать в себе, но сейчас он просто разрывался. Слишком велика гордость, чтобы попросить помощи, совета, выговориться и получить поддержку. Слишком велика его самооценка, чтобы перед кем-то унижаться. Чейз сам по себе привык страдать в одмночестве, а не просить помешать его отчаянию где-то в глубине души. Стоит надеяться, что скоро это всё прекратится, и он обретёт прежнее спокойствие, вновь закроется от всех своих чувств, как в клетке. Сейчас он слишком раним, но очень мало времени для восстановления. Чейз поправил свой галстук, вновь туго затянул его и собрался с мыслями. Сейчас не время рассуждать по поводу своих внутренних проблем. Важное сейчас — это предстоящая миссия и, собственно, жизнь Скай. Ради этих двух целей он готов пожертвовать своей жизнью, однако он будет бороться и биться до последнего, чтобы всё было выполнено и закончено. Он станет чёртовым терминатором, если понадобится, но сдаваться — это вне его понимания. Как только он хотел вновь открыть дверь, чтобы позвать Маршалла, на пороге департамента уже сиял он собственной персоной, деловито сложив руки на груди и опираясь о косяк двери. Чейз только слегка нахмурился, и Марша явно удивило, насколько тот взъерошенный и взволнованный Чейз отличался от привычного вылизанного и строгого, — он поменялся буквально за минуту. Мало радости в такие моменты, но Маршалл одобряюще улыбнулся, пускай его улыбка и казалась тусклой на фоне его уставших и тяжёлых глаз. Чейз не дрогнул, однако его взгляд стал внимательнее, словно ему впервые так улыбнулись. Марш просто хочет поддержать своего напарника, быть рядом в такие моменты, но Чейз, кажется, не из тех, кто согласен на эту помощь. — В кабинет капитана. Там нам всё прояснят, — кратко и ясно оповестил Маршалла Чейз.* * *
— Сколько можно ждать?! Маршалл не ожидал встретить такую напряжённую атмосферу, как только окажется за закрытой дверью кабинета. В воздухе хорошо чувствовался вкус назревающегося конфликта, и в кабинете был не только один капитан, что заставляло насторожиться. В эту же секунду Марш наткнулся на успокаивающий взгляд Свитти, и Маршалл не понимал, что она здесь забыла, однако в следующую секунду он потерял дар речи... — Мистер Берн?.. — глухо поинтересовался Чейз. Перед ними действительно стоял тот самый любимый и родной федерал Берн, который гневно сгибался над столом капитана, просверливая в нём глубокую дыру. Как он попал сюда? Он же полностью снят с дела, изолирован от него. Неужели им дали возможность вернуться к делу? На мгновение Марш почувствовал облегчение, но оно быстро улетучилось, стоило ему обработать ситуацию и увидеть беспокойные огоньки в глазах Свитти. Федерал Берн не был рад, даже не особо ждал их встречи — он был занят спором с капитаном, и о чём они так гневно рассуждали, Марш сказать не мог. Кажется, что-то просходит, и то, что сейчас им предстоит узнать и обсудить — очень важно. Важно настолько, что Маршалл мог только по глазам Свитти понять, что им стоит только молиться и просить удачи. Федерал Берн оторвался от гневного разглядывания капитана и принял прямую осанку, оглядывая Маршалла и Чейза, словно впервые их увидел. На его лице не было ни облегчения, ни привычной усмешки, ни грусти и отчаяния: Маршалл видел только ослепительную ярость, решимость и даже какой-то едва проглядываемый страх. Федерал Берн боялся чего-то, но чего..? — Отлично, все в сборе, — хмуро оповестил федерал Берн. — Я не понимаю, — растерянно начал Маршалл, и почему-то в глубине его души до сих пор билась частичка надежды. Ему хотелось верить, что всё не так плохо, и удача на их стороне. Но ведь чудо происходит редко и чисто по случайности, и вряд ли удача улыбалась им сейчас. Кажется, она наоборот спряталась за тучами тёмно-серого неба, которое таило в себе яростные и убийственные молнии. — А понимать ничего и не надо. Всё, как на ладони, — ответил федерал Берн, нахмурившись ещё сильнее. — Вы не понимаете! Если вы пойдёте в открытую атаку, так ещё и не санкционировав нападение на базу этих ушлёпков, ФБР может встать против вас же! Вы же сами участник секретной организации, отвечаете за госбезопасность! Неужели так сложно включить голову и подумать о последствиях?! — тем не менее продолжил спор капитан, и его лицо исказил гнев. Маршалл мало понимал, о чём именно они спорили, но кажется, федерал Берн что-то задумал, и задумал он явно что-то нехорошее или опасное. Марш не стал интересоваться темой спора, решив послушать обе стороны, чтобы понять всю ситуацию. Главное, чтобы Чейз решил точно так же, но его молчание — знак понимания. Свитти же выглядела беспокойной. Было не похоже, что она участвовала в споре, однако понимала, о чём так яростно спорили федерал Берн и капитан Джонсонс. — Я?! Не понимаю? Я всё прекрасно понимаю! На мне большая ответственность... — Так, всё, — нагло перебил федерала капитан, выставив ладонь вперёд в защитном жесте. — Нечего нам тявкаться, как собакам. Вашу большую ответственность забрали с того момента, как закрыли дело о возможном грабеже банка. Капитан перешёл на спокойный тон, и Маршалл посчитал это похвальным, однако федерала Берна это, как кажется, ещё больше разозлило. — Плевать я хотел, кто у меня что забрал! — вспылил федерал Берн, — Знаете, как было сложно добраться до вас? Я хочу до вас достучаться, а вы всё упираетесь... как бараны в ворота! — Я, как капитан... даже просто, как житель этого города и вообще простой человек, не могу согласиться на ваши действия. Я не могу дать разрешение, — парировал капитан, сложив руки в замок. Он выглядел рассудительным. — Это опасно для репутации департамента, опасно для моей карьеры, опасно для сотрудников и самого города. Вы хоть понимаете масштабность этой группировки? Даже вся страна осведомлена, какая херня происходит в Нью-Стар. Вы понимаете, насколько они далеко зашли? Повисла тишина, и Марш не мог прочитать эмоции в глазах разгневаннного федерала. — Что бы какой-то городок одной большой такой страны, — капитан активно жестикулировал, пытаясь показать масштабность этого дела, — так прославился на всё государство... впервые такое видано! Вы понимаете, сколько репортёров, СМИ и прочей надоедливой возни в этом заинтересовано? Это просто опасно. То, что вы предлагаете, это самоубийство! Маршалл прислушался, а Чейз внимательно наклонил голову, по-прежнему напоминая любопытного щенка. Марш почувствовал, как его желудок переворачивался, а сердце то падало, то взлетало — странные ощущения. Всё это казалось ему пугающим. Он до сих пор не понимал, что задумал федерал Берн, но слова капитана частично уже были правдивыми, и отрицать это было бессмысленно. — Если я дам согласие, нас могут посчитать точно за таких же нарушителей. Мы пойдём... — капитан сделал паузу и пустил краткий смешок, — против своего же государства, правительства города. ФБР же сказали, что во всём разберутся. Дело больше не в наших руках. — Это вы не понимаете, мистер Джонсонс! — ядовито прищурился и вцепился в стол капитана федерал Берн, — ФБР будут до последнего сидеть, сложа руки. Поверьте, их не настолько интересует беда какого-то одного городка во всей стране. Пока эта группировка не распространиться по всем уголкам, ФБР будет ждать. Оно с этим не разберётся в ближайшее время, уж поверьте мне! — Но что тогда нам остаётся? — раскинул руки капитан, показывая своё безразличие, — Что остаётся мне? Ничего. Это больше нас не касается. — Вы полицейские или бесполезные хрены?! — воскликнул федерал Берн, угрожающе стукнув по поверхности стола. Звук заставил Свитти вздрогнуть, а Марш только неуверенно проглотил противный ком в горле. Чейз же стоял подобно роботу и внимательно вникал в диалог, и Маршаллу хотелось так же не переживать и просто слушать, однако бесчувственность Чейза, стоит признать, его пугала и разочаровывала. — Вы, мистер Джонсонс, грёбаный капитан этого участка! Вы можете помочь в расследовании и истреблении, но нет же... Вы просто приказываете ждать и надеяться на чудо. Подумайте о жителях города. Нью-Стар — один из самых криминальных городов во всей стране за последнее время. Я видел все статистики, и это ужасает. Обратите внимание хотя бы на это! — продолжал возмущаться федерал Берн. Маршалл был частично согласен с двумя позициями, однако он так до сих пор и не понял, с чего начался спор, и что же такое предложил капитану федерал Берн. — Почему меня никто никогда не слушает?! — тоже вспылил капитан, резко поднимаясь со своего места и неуважительно тыкая пальцем в грудь федерала. — Это теперь не наши заботы! Мы действуем, как велит правительство и закон! — Да плевать теперь и на закон, и на правительство! Мы же почти поймали этого паразита, — возразил Берн, и его взгляд сузился. В глазах читалась только просьба о помощи, безысходность. — Именно, что почти! — крикнул Райдер, чувствуя раздражение от этого долгого спора, но видать отступать не собирался, — Я не буду объяснять одно и то же по несколько раз, мистер Берн! Вы уже достаточно натоптали там, и я больше не намерен получать взыскания и выговоры в свою сторону из-за каких-то ищущих на свою жопу приключений юнцов! Голос капитана дрогнул и сорвался чуть ли не гортанный писк, и после этого последовала долгая тишина. Маршалл тяжело вздохнул и потупил взгляд, делая вид безучастного в этой ситуации, хотя так и было. А вот Чейз рядом с ним, кажется, уже хотел сунуть нос туда, куда не следовало, и Марш достаточно узнал его, чтобы увидеть всё это его упрямство и стремление заявить о себе, — несносный придурок, вроде с мозгами, но без тормозов. Чейз, видимо, уже хотел разрушить угнетающую тишину, но Маршалл только одним своим взглядом сказал ему твёрдое «молчать!», и Чейз впервые спокойно повиновался, играя бровями в сомнительном жесте. Не хватало ещё перевести гнев капитана и федерала на себя, особенно во время ситуации, когда время было на вес золота. Весь этот спор, как думал Маршалл, бессмысленный и забирает у них время. Сунуться в конфликт он не рисковал, а если позволить Чейзу вставить туда своё слово, то стоит ждать беды. Зная Чейза, он только подольёт масло в огонь, а потом ещё и взбесит их двоих ещё больше своим смазливым каменным личиком. — Да эти юнцы проделали такую работу, какую не проделывал ещё ни один сотрудник этого прогнившего города! — ослеп от ярости федерал, и ещё чуть-чуть, Маршу казалось, что он схватит Райдера за шиворот и убьёт о стол. — Так, всё. Хватит, — вновь по новой успокоился капитан, отмахиваясь от федерала. — Не бесите меня ещё больше, мистер Берн. — Эта девчонка, — сквозь зубы начал федерал, указывая рукой на Свитти, — рассказала мне, где находится база, на которой спрятались эти крысы. Вместо того, чтобы отсиживать жопу, мы можем начать работать. — Дело не у нас. Это против закона, — прошипел в ответ капитан. — Поймите это уже наконец. — Мы можем обойти закон. ФБР ничего не сделают, пока это не начнёт распространяться, как ветрянка у детей, — продолжал скалиться федерал Берн. — Я не позволю Вам жертвовать моими сотрудниками. Это рискованно и безрасудно. Нужно действовать по стратегии, — парировал Райдер, сложив руки на груди, и крылья его носа раздулись. Федерал только проглотил ругательства, издавая звуки, похожие на рычания, и отстранился от капитана, негодуя. Вот, что случается, когда лицом к лицу сталкиваются два упрямых и противоречивых человека. — У нас нет времени для стратегии. Как Вы не понимаете? Я наслышан о похищении этой Уильямс. Неужели Вас это совсем не парит? — уже как-то отчаянно продолжал спор Берн, и по глазам Райдера можно было увидеть, что тот уже устал и утомился. — Сейчас мы ничем не можем ей помочь, — грустно заметил капитан. — Я уже дал право этим щенкам выступить на допросе, но толку никакого. Знание базы вам ничего не даст. Они до сих пор сильны, хоть мы и ослабили их на прошлой перестрелке. Федерал Берн снова хотел возмутиться, но сдержался и раздражённо сжал кулаки. Капитан с одной стороны действительно прав, однако Маршалл не придерживался его мнения. Они не просто так опрашивали Фреда, — они хотели помочь Скай и наконец-то напасть на главный след. Им известно практически всё. Что им сейчас нужно — это сила духа, терпение и спланированная атака, но без имения дела в своих руках, так ещё у них отсутствует поддержка ФБР и того полицейского департамента — это сложно и даже невозможно. Всё же Маршу было интереснее узнать предложение федерала, но пока никто не желал просвящать их в ход дела. Краем глаз Маршалл заметил, как Чейз сжал губы в напряжении, по его глазам было видно, что ему есть, что сказать, и Маршу это не нравилось. Не стоит позволять ему открывать рот, он сделает ещё хуже, особенно после того, как Маршалл в полной красе увидел, на что способен его напарник, если его разозлить на допросах. Чейз взглянул на него — холодно и безразлично, как делал всегда, но Марш прочитал немую просьбу на разрешение. Как никак, Чейз всё равно подчинялся Маршаллу, потому что он выше по званию, и хотя бы этому Марш был рад. Ему казалось, что если дать Чейзу немного власти, и всё пойдёт под откос в плане взаимоотношений. Задачу Чейз, конечно, выполнит, однако потом останется без сторонников. Маршалл только тяжело вздохнул и кивнул, разрешая Чейзу вставить своё слово. Только бы он не ляпнул что-то провокационное. — Могу я узнать, в чём заключается ваш спор? — медленно и аккуратно поинтересовался Чейз, приподнимая бровь. Марш облегчённо выдохнул. Он уже боялся, что Чейз ввяжется спор, так и не узнав, что вообще произошло до этого. Федерал Берн только фальшиво усмехнулся и сложил руки на груди. Его что-то рассмешило, и рассмешило ли в самом Чейзе — Марш не знал, однако сейчас действительно не время собачиться. Свитти бесшумно двинулась с другого края комнаты в сторону Маршалла, словно боялась привлечь к себе внимание, и капитан окинул её недоверчивым взглядом. Райдер, конечно же, не доверял ей, и Марш этому не удивлён. Маршалл чувствовал напряжение, исходящее от Свитти, и когда она приблизилась к нему и встала по другую сторону от него, он оглянулся на неё в немом вопросе. Та только приобняла себя за плече и мимикой показала свою неловкость. Это и правда неловко: находиться в обществе тех, кто буквально несколько дней назад были её заклятыми врагами. Маршалл знал, что Свитти съедало чувство вины, и, возможно, она помогала им не только по той причине, что она хочет избавиться от Мирона, а ещё по той, что ей просто совестно за поступки прошлого. — Я предлагаю вашему капитану действовать, но, кажется, мистер Джонсонс иного мнения об этом, — пожал плечами федерал, и по его дёрганным движениям было понятно, что он нервничал и до сих пор злился. — А можно подробнее? — наклонил голову Чейз. — Я знаю, что вы добились местоположение их убежища у одного из отморозков Хамелеона. Ваша помощница мне всё рассказала, — хмуро начал рассказывать Берн. — Я изначально приехал сюда спланировать вас и спросить, что вы собираетесь делать, но как я узнал эту информацию, я понял, что нам нужно немедленно действовать. — Но вас же отстранили от службы, — беспокойно заметил Маршалл, и федерал осёкся. — Понимаешь, — начал он, опустив взгляд на пол, — иногда приходится идти против правил и делать так, как ты хочешь. Да, я отстранён, но... я настолько проникся проблемой вашего города, что хочу... довести это дело до конца. Было видно, что такое признание Берну давалось тяжело, и уголки губ Марша даже дрогнули в незаметной улыбке. Всё-таки федерал на их стороне, и его это не могло не радовать. — Вы подставили меня, — резко заметил федерал, и улыбка с лица Маршалла исчезла, — но я не держу на вас зла. Что бы у вас там тогда не случилось, я на вашей стороне, — Берн посмотрел на Марша и грустно улыбнулся. — Я пойду с вами до конца. Марш неловко и тихо усмехнулся. Всё же не настолько всё плохо, как он думал, хотя пропажа Скай на фоне всего этого признания заставляла волноваться. То, что федерал Берн не на их стороне, им никак не поможет в спасении Скай. Они даже не знают, жива ли она и всё ли с ней в порядке. — Конечно, если вы не намерены вот так всё бросить и сдаться, — уже серьёзно заметил Берн, и его взгляд потускнел. — Нет! — сразу же воскликнул Марш, но потом утихомирил свои опасения, — Мы пойдём до конца. Б-большая опасность угрожает жизни... — Вашей подружки, — догадливо перебил федерал Берн, грустно приподнимая уголки губ. — Я знаю. Маршалл на мгновение поник, и в его глазах пронеслась буря эмоций, что не скажешь о Чейзе, который даже не вздрогнул. Он думал, что этот инцидент хоть как-то его затронет, позволит ему увидеть хоть какое-то сожаление на лице его холодного и жестокого напарника, но всё, что он получил во время ожидания — непонятную агрессию по отношению к нему, удивительный допрос со стороны Чейза и безразличие. Почему он ждёт эмоций от человека, который не стремится изменяться? Марш наивно полагал, что их совместная работа хоть как-то сблизит их, поможет Чейзу открыть глаза и понять, что чувствовать — это нормально, это не стыдно. Наверное, разум у Маршалла просто затуманился. Это же Чейз, от него не дождёшься переживаний, сомнений или тех же слёз. Глупо было надеяться, что пропажа Скай хоть как-то на нём отыграется, ведь Чейз тогда ясно дал понять, что он не заинтересован в ней, и Марш не настолько хотел, чтобы Чейз и Скай были вместе, сколько хотел, чтобы чувства к Скай поменяли его, но он ведь не может поменять чувства чужих людей. Да и воообще кто он такой, чтобы вмешиваться в личную жизнь Чейза или той же бойкой Скай? Для Скай он просто напарник, надёжной плечо и друг, а для Чейза — орудие для расследования... Марш почувствовал, что ему стало обидно. Он пытается наладить с ним отношения, а в итоге бьётся в стену. Маршалл снова злился, однако теперь только на Чейза. Его стала раздражать его бесчувственность. Свитти говорила, что сейчас не время для разборок в отношениях, однако у Марша скрипели зубы при виде холодного Чейза, и ведь это было странно. Чейз имеет право вести себя, как хочет, тем более, на рабочем месте, но Маршалл почему-то хотел убедиться, что Чейз вообще человек, а не грёбаный робот, который просто всё время маячил у него перед глазами. Он хотел увидеть хотя бы намёк на сочувствие в тёмных глазах напарника, хоть что-то из трепетных эмоций. Ему надоело смотреть в стеклянные глаза, когда он говорил ему о своих чувствах, сомнениях, эмоциях, переживаниях, делах и прочем. Да Чейз никогда его и не слушал! Марш просил у него совета, но... ничего не добился. Пустота, и Маршалла из-за этого трясло. — У нас мало времени, — устало заметила Свитти, и её глаза непроизвольно закрылись. Она выглядела всё такой же тёплой и домашней в глазах Маршалла, но что-то с ней было не так. Что-то её очень сильно тревожило. Свитти вывела Марша из мысленной гневной тирады в сторону Чейза, заставляя его снова вернуться в диалог. Сейчас не время копаться в своих обидах, задумываться о чём-то не таком важном, как это дело и спасение Скай. Сейчас не время, и дозволенного времени у них критически мало. — Это всё очень трогательно, — нахмурился капитан, бросая взгляд на Маршалла, — но я не позволю вам действовать. У нас нет приказа, и дело не у нас. — Я устал уже объяснять, — покачал головой федерал, устало потирая виски. — Это всё так выматывает. — Капитан, — немного удручённо позвал старшего по званию Марш, — прошу Вас, позвольте нам вмешаться в это дело. Мы успешно провели допрос, и мы обещаем, что в этот раз мы Вас не подведём. Райдер только раздражённо, но в то же время сомнительно опустил взгляд в пол. Федерал Берн с последней надеждой взглянул на капитана, — забавно наблюдать, как он лишился всей своей важности, когда его отстранили от службы. Повисла тишина. Марш чувствовал, как его грудная клетка разрывалась от громких и сильных ударов сердца. Он действительно волновался, потому что они должны действовать — они в шаге от чёртового ответа. Они буквально в метре от решения самой страшной проблемы, с которой они когда-либо сталкивались, и это нельзя просто так оставлять. Или трусливое бездействие, или решительное наступление — другого не дано. Свитти задержала дыхание и неловко приблизилась к Маршу, словно искала свою потерянную уверенность. Кажется, она нуждалась в поддержке и защите, как и сам растерянный Маршалл. Чейз же закусил губу, по-прежнему хмуря брови. Серьёзен, как всегда, и Марш снова закипает. Нормально ли, что он бесится только от одного взгляда на человека, который, по сути, не сделал ничего плохого? Внутри себя Маршалл понимал, что у Чейза есть определённая причина так себя вести, но Марш не понимал, какая именно. Он пытался узнать, но получил лишь отчуждённость, а ещё пугающий холод. Капитан тяжело вздохнул и покачал головой. Он тоже выглядел потрёпанным, уставшим и, как говорится в грубой форме, «заебавшимся». Маршалл знал, он тоже времени зря не терял. Райдер тоже следит за всей обстановкой, он знает, что творится у них под носом. — Хорошо, — выдохнул капитан, — но, надеюсь, вы понимаете, через что вы переступаете. Игры с госбезопасностью — это не шутки. Одна осечка, и вас никто щадить не будет. — Мы всё прекрасно понимаем, мистер Джонсонс. Порой приходится играть в бэд боев и действовать по-своему, — вновь сложил руки на груди федерал, показывая свою замкнутость. — У нас нет иного выбора. — Нет, — резко возразил Чейз, и он поймал на себе заинтересованные взгляды всех присутствующих в кабинете, но он даже бровью не повёл, — выбор есть всегда. Просто идти напрямую, рискованно и опасно, но... это один из самых оптимальных вариантов, чтобы избежать массовых столкновений и успеть к истечению жизни мисс Уильямс. Это может понести серьёзные последствия. — И что ты хочешь сказать? — хмуро поинтересовался Берн. — Я бы тоже выбрал такой путь, имея нынешние возможности. Я согласен с Вами, — Марш уже боялся, что Чейз нарывался на конфликт, но он только способствовал усмирению всего спора. Это звучало весьма убедительно, и капитан, возможно, перестанет рыться в сомнениях. — У Вас уже имеется план, верно? — спросил у федерала Маршалл. — Верно, — кивнул Берн. — Позвольте мне тоже выдвинуть свою идею, — выступила Свитти, и никто не был против.* * *
С ранних лет Скай знала, что такое одиночество и пустота вокруг, — когда вся жизнь, общество и люди проходят мимо тебя, словно не замечая или не признавая тебя, как достойного человека, который мог бы влиться в их компанию. Будучи маленькой девочкой Скай не понимала этого и всегда считала, что друзья у неё были, однако терять их было больнее всего. Ей изначально нравилось находиться в полном одиночестве — петь и танцевать в своей комнате, играть в шахматы, рисовать и читать книги. Скай поняла и прочувствовала себя слишком поздно; прочувствовала тогда, когда осталась уже сломленная, раненная и уставшая от собственных чувств девушка. Она не жалела себя, но чувствовала вину за саму себя, потому что только сейчас решила задуматься о том, кто действительно является её врагом. Её враг — она сама. Обиженная, напряжённая и полностью изношенная до ужасного состояния своими чувствами и эмоциями — совершенно другая Скай стояла по ту сторону зеркала. Она сама гнобила и недооценивала себя, из-за чего ей казалось, что она кричала в пустую картонную коробку, пытаясь достучаться до людей и доказать им, что она на всё способна. Люди всегда это видели и замечали, но Скай сама себя съедала изнутри, считая, что она делает слишком мало для своего счастья. Она жила честью и гордостью. Каждый день в ней происходила внутренняя борьба, и впервые за столько лет она одержала победу и открыла глаза на правду. Она сама себе ломала жизнь, заключала себя в рамки и гнобила, считая неудачницей. Все эти люди, которые были вокруг неё, всего лишь доводили её и подтверждали собственные сомнения. Она была наивной и невинной маленькой девочкой, когда её сердце впервые окутывали влюблённые чувства, которые были для неё вихрем воздушных бабочек. Скай была ослеплена, потому что ей впервые казалось, что она кому-то действительно нужна, кроме заботливых родителей. Она нуждалась в другой опеке и заботе, и родители не уследили за ней, но ошибки совершала сама Скай. Зеркало треснуло. Рассыпалось на ничтожное количество острых осколков. Больше той Скай нет и не будет, потому что она не позволит делать эти же ошибки снова, повторяя один и тот же сюжет.* * *
Маршалл пустыми глазами глядел на документы и бумажки, стараясь на них сосредоточиться, но всё, что он получал — это напряжение от предстоящей миссии. Они уже обсудили план, и совмещённая версия федерала Берна и Свитти не казалась такой уж бредовой, но это не избавляло их от мысли, что они всё равно находятся под ударом. В этой схватке они могут умереть, и Маршалла не пугала смерть, но он очень сильно переживал, ведь уже ничего не будет прежним. Вряд ли Скай будет улыбаться и смеяться в его компании, если она погибнет — её просто больше не будет рядом, и Маршаллу было больно за свою напарницу... даже не так, подругу. Если они сделают что-то не так, может погибнуть ещё очень много людей, в том числе как и он, так и Чейз. Вцепившись в свои волосы, Марш вчитывался в текст, но все буквы разлетались в разные стороны. Он не настроен сейчас работать с письменной работой. — До вечера. Марш резко вздрогнул, заметив, что возле него стояла Свитти, которая нежно улыбалась ему, и Маршалл нахмурился, не понимая, когда она успела подойти. Сегодня он был слишком потерянным, и вряд ли он замечал какие-либо мелочи. Марш впервые был так морально истощён, ему хотелось просто лечь спать и никогда не просыпаться. — Ты уже уходишь? — глупо переспросил Маршалл. Свитти только глупо хихикнула, и Марш немного смутился. Кажется, она видела в нём идиота. — Ну, мне делать здесь пока что нечего. Мы же договаривались, что к делу приступим поздно вечером. Нужно подготовиться, — спокойно объяснила Свитти. — Д-да, точно, — неловко усмехнулся Маршалл, глубоко в душе проклиная свою неуверенность. Сегодня его изрядно потрепали. — Советую тебе отдохнуть до этого времени, — заметила Свитти в его манере, словно передразнивала. — Ты выглядишь неважно. Марш непонимающе уставился на неё. Она не та, кто стал бы говорить такое в открытую. — Я просто часто беспокоюсь за людей, — театрально вздохнула Свитти и тихо рассмеялась. Маршалл смутился. Она скопировала его при их первом разговоре наедине, и ему стало вдвойне стыдно. Неужели он порой действительно выглядит настолько неловким? Свитти положила руку на его плечо и улыбнулась. Маршалл вздрогнул, но не отпрянул, словно боялся оттолкнуть. Та только снова рассмеялась, и Марш не понимал причину её смеха. Видимо, он выглядит слишком нелепым. Сейчас мало радости в том, что происходит вокруг, и он никогда не видел искреннюю улыбку Свитти, никогда не слышал её заливистого, но звонкого смеха. — Я не могу быть с тобой серьёзной. Ты слишком забавный, когда смущаешься, — смеясь, сказала Свитти. — Я... — хотел что-то сказать Маршал, но Свитти резко прекратила смеяться, и её лицо сменилось на более беспокойное. — Береги себя, ладно? Не думаю, что у нас будет время поговорить перед миссией, — с какой-то надеждой произнесла Свитти, грустно приподнимая уголки губ. — Твой напарник, между прочим, обещал мне, что он избавит меня от Мирона. Так что, вы просто не смеете проиграть. — Чейз?.. — Да, Чейз. Он обещал мне, а ты его напарник, зн-а-ачит... ты тоже несёшь ответственность за это обещание, — Свитти вела себя сейчас несерьёзно, но смотрелось это как-то фальшиво. Видимо, она хотела поднять его боевой дух, хотя сама чувствовала всю серьёзность этой ситуации. Марш только почувствовал, как сердце в его грудной клетке грозилось вырваться наружу, и он не понимал, почему не может вести себя собранно. Его просто колотило от этих странных ощущений, и Свитти, наверное, просто издевалась над ним. — Ладно, удачи тебе, господин полицейский, — отстранилась от него Свитти, направляясь к выходу из департамента. — Будь осторожна, — успел вымолвить Маршалл. Свитти только остановилась, неловко оглянулась и улыбнулась. Она всё равно находится под охраной, как соучастница банды и источник информации. Немного проблематично ей будет вмешаться в решение поставленной задачи, но Марш уверен, что она что-нибудь придумает. В это время из угла появился Чейз, который на удивление отходил общаться с федералом Берном, и у Марша даже не было ни единого предположения, о чём они могли беседовать помимо предстоящей миссии. Чейз занял своё место, как ни в чём не бывало, сразу же утыкаясь в рабочий комьютер. У него есть зацепка? Чейз выглядел весьма взволнованным. Маршалл фальшиво усмехнулся, но его уголки губ быстро опустились. Чейзу не свойственно волнение, и Марш с великим удивлением посмотрел на него. Может, он поторопился со своими суждения о том, что Чейз — бесчувственная тварь? Он просто... замкнутый и, вероятно, слишком тихий человек, чтобы открыто демонстрировать себя. — Всё нормально? — прищурился Маршалл, следя, как Чейз что-то быстро печатал на клавиатуре. Чейз вздрогнул, и его беспокойный вид быстро сменился на безразличие и спокойствие — ничего удивительного, но Марш всё равно когда-нибудь докопается до истины. Чейз растерянно огляделся, а потом взглянул на Маршалла. — Есть вариант, что нас перехватят силы ФБР. Действовать в открытую — слишком опасно, — стараясь скрыть несвойственное ему волнение и дрожь в голосе, произнёс Чейз с задумчивым и растерянным видом. — А, — понял Марш. — И ты переживаешь по этому поводу, верно? — Я... Я не... — Чейз растерялся, а потом на мгновение задумался, из-за чего нахмурился. — Верно. — Ты это обсуждал с федералом? И без меня? Как всегда, всё самое интересное я пропускаю за какими-то бумажками, — печально вздохнул Марш. Ему кажется, что он вовсе не отвечает за это дело, потому что порой Чейз своевольничает и не слушается его. А то, он имеет дело не просто с холодным человеком, а ещё и с упрямым бараном. Как же его раздражают упрямые люди, всё время бьются рогами в забор, а толку никакого. Чейз снова наклонил голову, на этот раз резко. Маршалл сразу же взглянул на него. Снова эта мордашка, напоминающая задумчивого щенка. Кажется, теперь его прозвище имеет смысл. Он ведь реально щенок. — Нет, — твёрдо ответил Чейз, и Марш заметил, как его кадык нервно дёрнулся. — Я бы не стал обсуждать такое без Вас, мистер Смит. Я никому не говорил о своих опасениях. — Так, может быть, ты просвятишь меня, что ты такого важного обсуждал с мистером Берном у меня за спиной, а? — Маршалл не понимал, почему сегодня вёл себя настолько решительно и агрессивно по отношению к Чейзу. Чейз даже не дрогнул, он просто вскинул брови, показывая, что удивлён тону напарника. Маршу не стоит быть с ним грубым, Чейз на данный момент ничем не провинился, чтобы терпеть на себе такое отношение. Чейз встал со своего места, снова огляделся и подошёл вплотную к столу Маршалла, наклоняясь к нему и тихо, но как-то твёрдо ответил: — Я выпросил точные координаты у арестанта, пока было время до приезда ФБР. Мистер Берн просто увязался за мной, интересуясь другими мелочами, ничего особенного. — Точные координаты? Да ты этому придурку скоро во снах сниться будешь! — тихо возмутился, но скорее в шуточной форме Маршалл, — Надеюсь, не револьером угрожал? Чейз, видимо, не понял или не оценил шутку, просто отстранившись от него с таким серьёзным и строгим видом, словно Маршалл провинился перед ним, однако Марш в этот раз свой взгляд не отвёл и в прямом смысле смотрел ему прямо в глаза — хватит бояться собственного напарника, пора показать свой авторитет, а то Чейз немного охренел в последнее время... — Я не успел ещё ничего сказать, чтобы поставить его в замешательство, как он сразу же ответил на мой вопрос, — как-то неуверенно отводя глаза, тихо произнёс Чейз. — Ты неплохо его напугал, знаешь. В этом нет ничего удивительного, — заметил факт Маршалл, пожимая плечами. — Я не знаю, почему поступил так, — смотря в пустоту снова этими стеклянными глазами, растерянно произнёс Чейз. Марш заметил, как его руки сжались в замок, словно он пытался придать себе уверенности. Марш усмехнулся. Оказывается, не всё так потеряно, как он думал. — Это называется эмоции, Чейз. Добро пожаловать в клуб «сопливых нытиков» и «эмоциональных истеричек». Чейз резко подорвался и уставился на Маршалла каким-то необъяснимым взглядом, что даже Маршу стало жутко, он вздрогнул, и его побрала дрожь по спине. Чейз выглядел ещё более потерянным, чем был до этого, и, кажется, его гложил именно тот допрос. — Я действовал из своих принципов. Я... — начал оправдываться Чейз, но аргументов не осталось. Чейз размыто помнил допрос, потому что тогда он был ослеплён яростью, и его это душило. Он чувствовал, хотя сам себе запрещал. — Так, стоп! — остановил его Марш, смотря на него серьёзным взглядом, — Довольно об этом. Что известно по координатам? Чейз стушевался, но сразу же взял себя в руки и метнулся к своему рабочему месту под внимательным взглядом Маршалла. — Координаты действительно указывают на середину леса, туда добираться чуть больше двух часов, если идти напрямую, — стал комментировать Чейз, разглядывая монитор. — ФБР могут заметить нас и перехватить, по плану мы должны действовать так, но... — А если мы попробуем обход? — догадливо поинтересовался Маршалл. — Шанс того, что нас остановят до того, как мы доберёмся до главной цели, значительно понизится, но времени займёт намного больше. Часа три-четыре, не меньше. — Мы успеем спасти Скай? — как-то взволнованно спросил Маршалл, хотя он не надеялся на ответ Чейза. Возможно, она уже мертва, но ведь, если теория Свитти верна, значит, она до сих пор находится в плену. Но кому верить и кому доверять — бывшей разбойнице или своему дурному предчувствию? — Я не знаю, — холодно отозвался Чейз, и это ещё больше усилило боль Марша по Скай. Что бы не случилось, он всё равно будет бороться до последнего.