Невероятности с долей вероятности

Гарет для Джона всегда был кем-то невообразимым, сногсшибательным, тем, с кем можно, не задумываясь, терять голову, полностью отпустив контроль. Но особенно Джон обожал стиль Гарета, то, как этот молодой мужчина умел одеваться, непринуждённо, мило и брутально одновременно. Например, его клетчатые рубашки сводили Барроумена с ума настолько, что это практически превращалось в кинк. Джон не отрицал перед самим собой, что возбуждается даже от мысли об этом голубоглазом красавчике, и часто чувствовал себя виноватым из-за этого перед Скотти. Но разве можно себя удержать, когда в глазах темнеет и сбивается дыхание, а руки и губы творят что хотят, не слушая доводов разума? Впервые с мистером Барроуменом-железные-яйца, любящим контролировать всё, в том числе и самого себя, случалось подобное, и он не знал, как с этим бороться. Оставалось только с этим жить. Кажется, в какой-то момент сам Гарет охладел к клетчатому принту, предпочитая спортивные футболки, иногда с неприличными надписями, и это, конечно, тоже забавляло Джона, но отнюдь не так сильно. За время, прошедшее с их последней встречи, Гарет, кажется, полностью избавился от элегантности в облике - теперь в нём не было ни намёка на очаровательного Янто, но Джон знал его настоящего, его душу, знал, как он привлекателен, если его хорошенько смутить, как мило мямлит - и как возбуждающе и смешно пыхтит, стоит Джону начать лапать его вдали от камер... Поэтому на очередной комик-кон Джон взял с собой свою клетчатую рубашку, набросив её поверх нейтрально-серой футболки. Гарет пришёл в простой чёрной футболке, и при встрече Барроумен издал разочарованный стон. Дэвид-Ллойд вопросительно-иронично изогнул бровь, но ничего не сказал. Спокойно и даже несколько прохладно они сидели в соседних креслах, пока их гримировали, обмениваясь незначительными фразами. Но стоило им попасть в темноту закулисья, этот тёмный коридор из тяжёлых штор и голых бетонных стен, напичканных всякой техникой для обслуживания сцены, как Джон схватил Гарета за грудки и, прижав к стене, глубоко и страстно поцеловал. Две минуты до выхода на сцену, а они от одного только поцелуя завелись до предела. Уже некуда отступать, Ив и ведущий уже наготове, но руки Джона натягивают на плечи Гарета его (ЕГО!!!) рубашку, и глаза горят голодным блеском, когда Барроумен смотрит на это собственноручно созданное произведение искусства. Эти тискания заводят обоих сильнее самых глубоких поцелуев. Иногда Гарет не может поручиться, что не кончит прямо здесь, прячась в тёмных складках штор закулисья, пока руки Джона бродят по его телу, ощупывая везде, как свою собственность, а сегодня Джон ещё и нарядил его в свою клетчатую рубашку... - З-з-зачем? - безуспешно пытаясь восстановить дыхание, прошептал Гарет. - Когда я надеваю клетчатую рубашку, я думаю о тебе, о том, как ты сексуален, чёрт возьми, Газ... По телу Гарета пробежали мурашки, но вот уже начало комик-кона, и ведущий вышел на сцену, объявляя участников. Ив смело вылетела вперёд... А Дэвиду-Ллойду так не хочется высвобождаться из тесных объятий, потому что горячее дыхание на шее не на шутку возбуждённого Джона пьянит сильнее любого алкоголя. Собравшись с силами, Гарет с трудом всё-таки вырвался из кольца рук и оставил клетчатую рубашку в складках тёмных штор. Они вернутся за ней позже, после кона, и, судя по всему, Джон возьмёт его прямо там, в гримёрке... Если, конечно, эта чёртова рубашка даст возможность дойти до туда. Стараясь дышать глубже, чтобы унять возбуждение, Гарет появляется перед зрителями. Джон вылетает полминуты спустя, и джинсы абсолютно не скрывают его эрекции. А тут ещё Ив подливает масла в огонь, она девушка умная, и всё видит и знает... Комик-кон обещает получиться незабываемым!