Турнир Трех Неудачников

Когда громоздкий ящик, обмотанный цепью, заходил ходуном, а изнутри раздался утробный то ли вой, то ли плач, стоявший рядом человек щелкнул кнутом. Щелчок эхом пронесся по подземелью, а великанша мадам Максим поморщилась то ли от звуков, то ли от запаха. — Я оказала вам большую честь и доверие, открыв местонахождение замка, — произнесла она. — Не пытайтесь сбить цену, мэм, — ответил браконьер. — Я единственный в стране, кто мог достать такое. И единственный в мире, кто согласился бы везти такое через границу и остаться незамеченным. Секреты Шармбатона меня не интересуют, что там по деньгам? — Мсье Моран, это грабеж, — прогудела великанша, но все же швырнула к ногам браконьера мешок с монетами. В ладони мадам Максим мешок казался не больше кошеля, но, упав к ногам стоявшего у ящика мужчины, оказался не менее чем в половину телеги шириной. — Подождите! — окликнула растерянная мадам, когда браконьер, подхватив мешок, направился к лестнице и оставил ее один на один с ящиком, где изнывало невесть от чего невиданное чудовище. — Подождите! Что мне с ним делать? — А я почем знаю? — фыркнул браконьер. — Да вы не бойтесь, это детеныш. Ящик с детёнышем вдруг снова загремел, а существо внутри разразилось рыком. Великанша осторожно присела у ящика, доходившего ей до коленей, и предприняла попытку, приподнять на ящике плотную холщовую ткань, осторожно подцепила пальцем край. Тут же встрепенувшись, потому как над ухом что-то тихонечко зашумело, мадам Максим с остервенением отмахнулась от чего-то маленького, похожего по быстрому соприкосновению ладонью, на докси. Но, услышав, как докси совсем несвойственно пискнула над головой, и тут же подняв взгляд, директриса Шармбатона смогла разглядеть в свете факелы большого кенара. Кенар, поблескивая золотым оперением, радостно щебетал, кружа над головой великанши, но сдавленно пискнул, когда большая ладонь сжала его, едва не раздавив. Аккуратно держа в кулаке бьющуюся птицу, мадам Максим погасила палочкой огни подземелья и зашагала к лестнице. И в узком проходе к ступеням чуть не задела локтем длинный нос Скорпиуса Малфоя, который тот просто не мог не сунуть в скандалы и интриги Турнира Трех Волшебников. Лишь когда шаги великаншы и визг кенара стихли, Альбус щелкнул себя волшебной палочкой по макушке, снимая Дезиллюминационные чары. Скорпиус был бледен так, будто эти чары делали его примерно одного цвета с беленой стеной. — Мы в жопе, Ал. У нее моя канарейка. — Так, — шептал Альбус. — Что ты превратил в канарейку? — Фамильный перстень. — Что? — от восклицания чудище в ящике отозвалось воем. — Ты превратил в чертового летающего шпиона вещицу с гербом Малфоев? Ты идиот? — Уж прости, что у меня было блестящего с собой, то и превратил, — прошипел Скорпиус в панике. — Ты понимаешь, что это уже не шутки? Тебя обвинят в… да я даже не знаю, с чего начать: с фальсификации выборов болгарского чемпиона или в шпионаже за французским чемпионом! — Спасибо, Ал, ты прям охрененный психолог! Умеешь успокоить. Ящик, в котором томилось чудище, снова затрещал. Цепи звякнули. — Глянем? — полюбопытствовал Скорпиус, прокравшись тихонечко к ящику. — Руки не суй. Нет-нет-нет, не надо… На другом конце подземелья тут же вспыхнул факел, а за ним еще один. Слышались шаги. — Уходим, — шепнул Альбус, оттянув друга за руку от ящика. В коридоре, где дрожала, кажется, каждая доска, они едва сумели отделаться от осознания того, что едва не были пойманы за руку. Хотя, учитывая происшествие с кенаром, утверждать нельзя было. — Я не знал, что ты умеешь следить через канареек, — вдруг протянул Ал, чтоб хоть как-то подбодрить Скорпиуса. — А, это… Научился в девять, когда надо было приглядывать за четвертой мачехой. — Ты подглядывал за отцом и мачехой? Боже. — Фу, — скривился Скорпиус. — Нет, конечно. Я подглядывал только за мачехой. Не в том смысле… она воровала из дома. Даже вопрос о том, что скрывалось в привезенном браконьером ящике, был вторичен. Проблема с канарейкой занимала все мысли друзей. — Когда она превратится в перстень? Скорпиус развел руками. — Ясно. На входе в холл, Альбус благо успел юркнуть за постамент и потянуть Скорпиуса за шкирку — мадам Максим стояла к ним спиной, а кенар в ее руке, почувствовав хозяина неподалеку издал свою писклявую песню и изо всех своих крохотных сил пытался вырваться к нему. Если глупая птица сумела бы выскользнуть из пальцев великанши и радостно полететь к Скорпиусу, это был бы провал провалов. Ал повернулся к Скорпиусу, надеясь, что тот понял французский говор директрисы и ее заместителя, но Скорпиус покачал головой. Негромкий и очень быстрый французский умела понимать лишь Доминик, которая, как и полагается добропорядочной леди, безмятежно спала в дамских покоях. — Что они говорят? — прошептала одними губами Рада Илич, держась за Доминик, чтоб не соскользнуть с ее метлы. Доминик, сжимая тонкое древко бедрами, снова прильнула ухом к приоткрытому витражному окну холла. Слышимость не лучшая — позади бушует ночной ветер, где-то хлопают ставни, да еще и великанша со своими заместителем Пьером говорят негромко. — Что товар доставлен, — расслышала Доминик, чуть повернув назад голову. — И что поймали канарейку шпиона, которая… ой дурак… — Что? — Мысли вслух, — протянула Доминик, прижавшись лбом к стеклу. Судя по шагам, мадам Максим направилась в свой кабинет, потому как тень ее мелькнула на лестнице. — Надо возвращаться, — шепнула Рада. Успев продрогнуть в тонкой рубашке, Доминик кивнула и собралась разворачивать метлу, но почувствовала позади тяжесть, мешавшую управлять. Обернувшись и к своему возмущению увидев, как чья-то широкоплечая фигура, восседая на собственной метле, сжимает прутья ее драгоценной «Яджируши» две тысячи четырнадцатого года выпуска, Доминик широко раскрыла рот скорее в желании разразиться матом, а не от страха того, что их кто-то поймал. — Уеба, это «Яджируши» четырнадцатого года, камфорное дерево, я тебе сейчас руки вырву… — Нас поймали, — шепнула Рада. — Что? — Нас поймали. Моргнув и поняв, что смытые прутья ее метлы — меньшее из их бед, Доминик мигом расставила приоритеты. Рада, треснув преследователя своим посохом, вцепилась в Доминик мертвой хваткой и вовремя — резвая гоночная «Яджируши» имела скользкое полированное древко, с которого легко было слететь, вдобавок Доминик так резко взмыла вверх, что ее волнистые рыжие волосы закрыли Раде весь обзор. — Он догонит! — Не догонит, я охотник от бога! Охотник от бога едва не врезалась в купол замка, войдя в пике, а ночной преследователь, мимо окна спальни которого получасом назад пролетела гоночная метла, упорно гнал свою старую «Молнию» следом. Повернувшись, чтоб метнуть в преследователя заклятие, Рада едва не выронила посох, когда в свете луны узнала на метле… — Это Виктор Крам, — в благоговейном ужасе прошептала чемпион Дурмстранга. Доминик закусила губу. — Да хоть Мерлин, не поймает и не докажет, — рявкнула она, снова взмыв вверх и явно надеясь, что Крам не успеет повторить прием и врежется в башню. Рассчитывать на такую детскую оплошность звезды квиддича не приходилось. Крам, обогнув башню по кругу, взмыл вверх, перегородив девушкам путь. Доминик тут же облетела его, а Рада Илич, войдя в раж, рявкнула заклинание. Из ее посоха тут же вырвался алый луч и, ударив по чугунному фонарю на верхушке соседней башни, и фонарь с треском рухнул вниз, однако Виктор Крам увернулся. — Ты чуть его не убила, — ахнула Доминик. Рада смущенно отвернулась. — Круто, — восхитилась Доминик в свою очередь. — Но… Но когда раздался звук бьющегося стекла, она обернулась и увидела, как фонарь, сверзившись прямо в центр пологой крыши и под своей тяжестью и высотой, пробил в ней дыру. — Может, не заметят? — с надеждой протянула Рада Илич.

***

Мадам Максим разразилась громким возгласом, когда послышался грохот и в ту же секунду сквозь дыру в крыше посыпались обломки черепицы, остатки гнутого флюгера и чугунный фонарь. В одну секунду случилось сразу две вещи. Фонарь, приземлившись на лестничный пролет, со страшным скрежетом металла по мраморным ступеням, покатился вниз. И золотистый кенар выпорхнул из разжавшихся пальцев перепуганной великанши. — Я только что уверовал, — перекрестился Скорпиус, сцапав кенара, радостно вернувшегося к нему, и выглянув из-за постамента на лестницу. Птица, которая едва ли не разрушила репутацию английского магического сообщества, обернулась массивным фамильным перстнем и отправилась глубоко в карман.

***

— На счет три! — На счет три с конца или с начала? Ветер свистел в ушах, и Доминик с трудом расслышала вопрос, но задуматься и начать отсчет не успела — направленная прямиком в окно спальни метла влетела на лютой скорости внутрь, а ночные всадницы, тут же спрыгнув и переполошив спящих соседок, бросились в кровати. Метла, оставшись без управления, врезалась в комод, толкнула один из ящиков и упала на пол. Накрывшись одеялом и под ним стянув холодную рубашку, под которой красовалась бежевая майка из бельевого кружева, Доминик прижалась к подушке. Чувствуя, что ее сердце стучит, как у крольчoнка, она приоткрыла глаза и встретила взгляд Рады, накрывшейся одеялом на соседней кровати. — Девки, спать, — прошипела Доминик сонным соседкам. — Так тебя же отселили позавчера, — протянула заспанная Роза, привстав на кровати и увидев, что кровать Рады Илич снова занята. — Спать, ботаниха, — уже прорычала Доминик, нашарив рукой тапок. Высунув ногу из-под одеяла и с попытавшись нашарить древко метлы, чтоб как-нибудь подтянуть к себе, Доминик лишь с трудом дотронулась до прутьев большим пальцем. Поерзав и полежав еще несколько минут, переглядываясь с Радой так, словно они этого Крама не иначе как обокрали, Доминик рискнула подняться с кровати. — Думаешь, улетел? — Надеюсь, — шепнула Доминик, кутаясь в одеяло и подбираясь к окну. — Да закройте окно, дует! — Роза, я тебе сейчас втащу. Опустив руки на подоконник и выглянув из окна, осматриваясь, Доминик завертела головой, и тут же встретила хмурый взгляд легендарного ловца болгарской сборной, который опустился на метле вровень с окном. Помолчав секунду, хлопая ресницами, Доминик не придумала ничего лучше, чем скинуть одеяло и завизжать так, что в двух соседних башнях попросыпались ученики, а Виктора Крама едва не сдуло звуковой волной.

***

Пока мракоборцы осматривали дыру в потолке, стоя на верхнем ярусе мраморной лестницы, и выяснили, каким образом чугунный фонарь отвалился от самой высокой башни замка и пробил крышу, в гостиной были свои тревожности. — Я спала, как обычно, — охрипшим голосом рыдала Доминик, кутаясь в плед и сжимая в дрожащих руках стакан воды. — Как вдруг услышала, что мне кто-то дышит в ухо… Гувернантки, утешавшие напуганную девушку, ахнули в один голос. Профессор МакГонагалл, одетая в клетчатый халат, внимательно слушала, хмурясь. — Кто-то подглядывал за мной всю ночь, — едва ли не на писк сорвавшись, причитала Доминик. — Я не знаю, кто это был, но это был точно кто-то из болгар… — Дышал с болгарским акцентом? — поинтересовался директор Харфанг с издевкой. Доминик сделала театральный судорожный вздох и, набрав побольше воздуха в легкие, снова заревела: — Еще и издеваются… — Как выглядел нападавший? — поинтересовался один из мракоборцев. — Большой и мускулистый, у нас в Хогвартсе таких нет, у нас все дрыщи-и-и-и… Французы, тоже разбуженные полночными воплями, фыркнули. — А что смешного? — возмутился переодетый в полосатую пижаму и ночной колпак, чтоб уж точно выглядеть как разбуженный среди ночи, Скорпиус, грозно приблизившись к ним, шаркая пушистыми тапками с покемонами. — А если б она не проснулась и наутро нашли бы ее труп? Это вообще что за хваленая безопасность замка? Да тут маньяк на маньяке! — Мистер Малфой, — прошипела МакГонагалл. — А если б она голая спала? — не унимался Скорпиус, тыкая в Доминик рукой. — Да не дай Боже! — ахнул в ужасе Альбус. — Мы будем подавать протест! МакГонагалл, гневно глянув на двух буйных студентов, сквозь зубы прорычала: — Идите спать. — Не пойду, мне страшно, может, этот маньяк и за мной будет подглядывать, — пожаловался Скорпиус. — Или за Альбусом, может он совсем уже извращенец. И вообще, мой отец узнает об этом. МакГонагалл, зашагав переговорить с мадам Максим, вышла из комнаты, и Скорпиус добавил: — И мой дед узнает об этом, а если мой дед узнает об этом, то пиздой ваш Шармбатон ебаный накроется, так-то, отвечаю. Доминик продолжала жалобно выть и покачиваться взад-вперед. — А если сейчас мадам Максим расскажет мракоборцам про канарейку? — содрогнулся Ал, когда они отошли в коридор. — Не расскажет, — заверил шепотом Скорпиус. — У нее уже нет канарейки. — Какой канарейки? — прозвучал над ухом вкрадчивый голос. Скорпиус вытаращил глаза, когда ему на плечо легла тяжелая рука. — Стоять. — Виктор Крам, сжав его плечо, глянул на стоявшего напротив Альбуса. — Сын Гарри Поттера? — Д-да, — пролепетал Ал. — Похож. Иди спать, сын Гарри Поттера. — Но… — Спать. — Маньяк перед нами, Ватсон, все короче, мы тебя разгадали, Ал, пиши моему деду, — верещал Скорпиус, которого куда-то и зачем-то легендарный спортсмен тащил прочь. — Убери руки, это Ив Сен Лоран, эта пижама стоит дороже ремонта крыши… Послушно перестав мять шелковую пижаму и потащив пасынка за ухо вниз по лестнице, Крам остановился лишь когда голоса мракоборцев и директоров были едва слышны. — Какая канарейка? — Какая канарейка? — моргнул Скорпиус. — Перестань прикидываться, мадам Максим уже подала жалобу о шпионаже. — Ябеда. А я что? Я спал, я в пижаме, это не моя канарейка, и вообще у нее нет канарейки, так что пусть отвечает за свои слова, а если она не отвечает, а просто гонит, то она вообще не мужик, так ей и скажи. — Ты думаешь, я твои фокусы не выучил? — вскинул брови Крам. — Это очень серьезно, ты чуть не подставил свою же школу. — Нет, ну мне это нравится, — всплеснул руками Скорпиус. — То есть тут какой-то маньяк за нашими девками подглядывает, директорша своему чемпиону готовится слить всю информацию, Харфанг путает чемпионов, а виноват опять я… — Где ж вас таких, шпионов доморощенных, делают? Что ты, что твоя рыжая девчонка… — Какая рыжая девчонка? — Которая там комедию ломает. — Это не моя девчонка, — рассвирепел Скорпиус, вздернув нос. — У меня вообще нет девчонки, у меня есть Альбус, ты вообще даже не интересуешься чем я живу, но при этом пытаешься строить… — Какой Альбус? — закатил глаза Крам. — Вот, теперь ты меня осуждаешь, давай. Давай, лей на меня ведра своей неразбавленной гомофобии, вставь свой гомофобный болт в скважину нашего с Алом счастья, ведь лучше же подглядывать за девушками по ночам, это по-мужски, чем позволить двум однополым сердцам быть вместе, да? Да? И вообще Доминик только по магическим законам совершеннолетняя, а по магловским — ни разу нет, поэтому ты подглядывал за несовершеннолетней, я скажу деду, и ты сядешь на восемь лет в Азкабан, понял? Будешь там за дементорами подглядывать. — Что ты несешь… — Пусть мама и закрывает глаза на твою извращенную натуру, но я всегда знал, кто ты на самом деле, всегда знал, что я тебе поперек горла, потому что я тебя насквозь вижу, я вообще маме скажу, что ты всех девок в замке перещупал. И мадам Максим щупал, стремянку поставил рядом с ней и щупал. Так что не надо, Виктор, меня воспитывать, — зашагав прочь, пригрозил Скорпиус. — Ты не имеешь права. — Да, ты прав, я не имею права, — кивнул Крам, когда Скорпиус уже поднялся на пару ступенек. — Напишу с утра твоему отцу, пусть он с тобой разбирается. И с тобой, и с канарейками. И услышал, как тапки с покемонами снова зашаркали. — Ну нормально же общались, что ты начинаешь, — пробубнил Скорпиус, вернувшись. — Ну что? — Рассказывай, что. Скорпиус скрестил руки на груди и вздохнул.

***

— Ты рассказал все Краму? — не поверил Альбус. Остаток ночи выдался таким же бессонным. Скорпиус, стряхнув сигаретный пепел в окно, закивал. — Я даже не знаю, что сказать, — признался Ал. — И… что он? — Сказал, что комиссия утром проверит подземелье. Но, уверен, никакого ящика с чудовищем там уже не будет. — Что у тебя с Крамом? Вопрос застал Скорпиуса врасплох. — Что? — Ты бы не рискнул сказать МакГонагалл, но рассказал ему. И он тебя явно знает, — протянул шепотом Альбус. — Почему? — Так, он же ко мне подкатывает, а я такой: «Не, я не такой». — Не верю. — Почему? — Во-первых, потому что ты «такой». Скорпиус цокнул языком. — Ой все короче. — А, во-вторых, потому что Крам «не такой», — просто ответил Альбус. — Это очевидно. Пусть он и не афиширует свою личную жизнь, это все равно очевидно. — Нет более хрупкой вещи, чем гетеросексуальность. Один особенный взгляд одного особенного человека и все, ты уже по самые брови в болоте вражеского лагеря, — пожал плечами Скорпиус. — Это факт. — Это ни разу не факт. А блажь человека, который настойчиво всем навязывает, что это нормально. — А разве жить в комфорте со своими желаниями это не нормально? — Желать кого-то своего пола — нет, потому что это против природы. — И это мне говорит человек, которого назвали в честь Дамблдора. Гриндевальда на тебя нет, ей-богу, — фыркнул Скорпиус. — Жить в комфорте с желаниями это значит делать то, что хочется не только в том плане, от которого ты сейчас скривился. Жизнь и так слишком дно, чтоб еще и загонять себя в никому не нужные рамки нормальности. — Прозвучало еще более мерзко. — И ты снова осуждаешь. — Речь вообще не о геях, а о Викторе Краме… — Ты не можешь осуждать Виктора Крама за то, что он гей! — Виктор Крам — гей? — аж проснулся слизеринец, чья кровать была неподалеку. — Что? — обернулся Альбус. — Нет, конечно! — Давайте, давайте, соберите все однополые пары в овраг и залейте бензином, мистер Поттер поднесет к ним факел, — закатил глаза Скорпиус. Альбус закрыл лицо руками, чувствуя, как Скорпиус снова взрывает ему мозг. — Да вообще причем здесь геи? Я спрашивал, откуда тебя знает Крам? Но Скорпиус, кинув в окно окурок, отмахнулся. — А толку с тобой говорить, если ты каждое предложение, в котором присутствуют двое мужчин или женщин, воспринимаешь как пропаганду гомосексуализма? — холодно ответил Скорпиус, зашагав к кровати. Ал хмыкнул насмешливо. — Темный ты человек, Поттер, — покачал головой Скорпиус, обернувшись. — Да иди спать уже. — Да иду, иду. Улегшись в кровать и побормотав еще минут двадцать перед сном злостные комментарии, Скорпиус услышал на соседней кровати размеренное дыхание уснувшего друга. И сам приготовился спокойно уснуть, ведь вряд ли Ал наутро рискнет напоминать ему о Краме, чтоб не нарваться на череду гневных упреков и обвинений. А там и первый тур скоро, вообще не до разговоров будет. Еще не хватало, чтоб кто-то узнал о родственных связях прославленного спортсмена и Скорпиуса Гипериона Малфоя — будто и без того о нем мало говорят.