Турнир Трех Неудачников

— Скорпиус! — Ал… — Скорпиус… — Ал… брось меня. — Никогда не брошу! — Брось и беги! Мне осталось недолго! — Нет… нет… мы сможем… вместе… — Джентльмены, вы и ста метров не пробежали, прекратите стонать и закатывать глаза, — сухо проговорил мсье Лакруа, тренер по такой исконно мужской дисциплине, как квиддич. Скорпиус, распластавшись на полосе для пробежек, так и замер, а Альбус, пытаясь поднять его на ноги, одарил тренера ненавидящим взглядом. Аллен Лакруа в прошлом был профессиональным загонщиком, однако его спортивных достижений мало кто помнил, несмотря на то, что карьеру мсье закончил не так давно. Впрочем, сохранив истинно спортивную страсть к квиддичу и ледяной нрав человека, который в зарубежных гостях видел исключительно охотников за секретами Шармбатона. Надо ли говорить, что Альбус Северус Поттер с диагнозом «хронический дрыщ» и Скорпиус Гиперион Малфой, который взял в руки пачку сигарет раньше, чем волшебную палочку, в немилость к тренеру попали моментально? Оценивая спортивную подготовку этих двух молодых людей, следовало бы ввести в систему баллов отметку «Ну такое», которая бы располагалась где-то между «Слабо» и «Отвратительно». — Стыд и позор, — проскрипел Лакруа. — Мне говорили, что оба ваших отца играли в квиддич и были ловцами. Ал и Скорпиус переглянулись. — И что нам теперь, обосраться? — Малфой! — Мистер Малфой, вы же аристократ, что за манеры, — ахнул Альбус. — Вы, вероятно, хотели сказать «и что нам теперь, замарать панталоны позорным негодованием?»? — Так точно, мистер Поттер. Складно пиздите, голубчик. — Стараюсь, сэр. — Прекратить! — рявкнул мсье Лакруа, и друзья умолкли. — Я доложу вашему гувернеру. — Прошу прощения, мсье, — произнес Альбус. — Но в чем наша вина, если мы не спортсмены? А если у мистера Малфоя сейчас от пробежки сердце встанет? — А у мистера Поттера колени треснут? — Запустить себя так — исключительно ваша вина, и Хогвартса, раз уж ваша школа не заботится о физическом воспитании учеников. Мимо них пробежали шармбатонцы-старшекурсники. — Мы, пожалуй, пойдем в раздевалку, — улыбнулся Скорпиус, когда Лакруа хотел было добавить им еще и тренировки на метлах. — Не рациональнее ли тратить время на более способных учеников? — Ага, вон там трансвестит бегает, как горный козел. — Это мадемуазель Илич! — рявкнул Лакруа. Удивительно, но быстроногая мощная Рада почему-то пользовалась у тренера уважением. Альбус закатил глаза. — А мне выдадут метлу и биту? — поинтересовался вдруг Скорпиус. — Да идите уже оба в раздевалку! — Давно бы так, — прошептал Альбус и, застегнув куртку до горла, махнул рукой шармбатонцам. — Деспасито, пацаны. — Что-о-о? Почему «деспасито»? — залился смехом Скорпиус, когда они уже шли в раздевалку. — Это же «идите нахуй» по-французски. Нет? — Нет, это «медленно» по-испански. — Да? Скорпиус захохотал в голосину, перепугав первокурсников. — Пошли уже, Деспасито, пока в душевую все эти спортсмены не набились. Душевые располагались за трибунами и представляли собой совершенно непримечательное помещение с дюжиной кабинок, отделанных голубой мозаикой, широкой лавкой и полками. Единственным источником воздуха помимо массивных дверей было одно-единственное окошко в крыше, наглухо закрытое, а потому казалось, что запах хвойного мыла не выветрится никогда. Скорпиус как раз развалился на лавке, вдыхая этот хвойный аромат и хрипло дыша, глядя в окно на потолке. Ал направился было к полке, чтоб забрать теплую одежду, но, имея врожденную грацию гуся, поскользнулся на влажном мозаичном полу и, едва не рухнув, чудом схватился за колонну. — Учишься балету, Поттер? — лениво протянул Малфой. Альбус фыркнул. — Как прозвучало? Могу претендовать теперь на Малфой-мэнор? — Выше всяких похвал, Скорпиус. Скорпиус усмехнулся и снова уставился в окно, засмотревшись на то, как лениво плывут по серому небу редкие облака. Почувствовав снова необъяснимую волну тепла, которая нахлынула после коротких переговоров с другом, только им понятных каких-то глупостей, Альбус присел на лавку рядом. Что-то в шутливом тоне Скорпиуса напомнило ленивый тягучий тон его отца. Всякий раз, когда этот тон звучал, даже в шутку, Альбус вспоминал, что его лучший друг — сын человека неприятного, самодовольного, человека, с которым на платформе девять и три четверти то и дело Гарри Поттер обменивался неловкими взглядами. Ал не особо часто слышал голос Драко Малфоя, но хорошо помнил нотки и интонации. Да и вообще старшего Малфоя хорошо помнил, но глядя на Скорпиуса, особенно вот так, вблизи, удивлялся, как можно одновременно быть похожим, но в то же время и нет, на кого-то. — Слушай, а ты не думал… — Думал однажды, мне не понравилось, — отозвался тут же Скорпиус. — Не сомневаюсь, — сухо сказал Альбус. — Не думал о том, почему мы дружим? Скорпиус от внезапности вопроса аж сел на лавке. — Вот оно, откуда началось. Это родственное, значит, а то Доминик тоже ни с того ни с сего может заговорить о высоких материях, хоть секунду назад мы и обсуждали крендельки. Ал отмахнулся от мыслей о кузине и крендельках. — Просто подумай. Что у нас общего? Да и мы многое не знаем друг о друге. Если я сейчас спрошу тебя, кто мой любимый поэт, ты… — И на что этот был тонкий намек? — ледяным тоном проскрипел Скорпиус. — Это ты сейчас подводишь меня к той мысли, что я эгоист, который не умеет дружить и пользует твои светлые чувства? — Скорпиус… — Точно-точно, ты просто искал подходящий момент, чтоб сказать это, и такой себе ты подобрал момент, Поттер. — Да ты… — Давай сделаем так, как ты хочешь, перестанем общаться и делить комнату, уж дотерпи меня до выпускного, а там наши пути и так разойдутся, — шипел Скорпиус драматично вздыхая. — Будем неловко прятать друг от друга взгляды в министерстве, куда поступим на службу, а годы спустя, когда мой сын и твоя дочь по всем традициям Монтекки и Капулетти полюбят друг друга, мы не придем на свадьбу наших детей, потому что поставим собственные обиды важнее их счастья. Твою дочь поведет к алтарю сосед. Ты плохой отец, Альбус Северус Поттер. Чувствуя, как взрывается мозг, Альбус скривился. — Да что ты, мать твою, несешь? Скорпиус осекся и моргнул. — А ты… не это хотел сказать, нет? — И, поймав взгляд друга, смутился. — Да ну тебя, — отмахнулся Альбус, и подхватив полотенце, зашагал в душевую кабину. — Забей, все равно, дурень, не понимаешь, о чем я. — Ох уж мне эти ваши внезапные разговоры о чувствах. Повесив полотенце и одежду на крючок у кабинки, Ал только закрыл было дверцу и прикоснулся к холодному бронзовому крану, как Скорпиус, снова улегшись на лавку, протянул: — Уильям Вордсворт. — Чего? — выглянув из кабинки, нахмурился Альбус, протянув другу свои очки. — Твой любимый поэт — Уильям Вордсворт, — покрутив очки за дужку, пояснил Скорпиус. — Так что не пизди там, мой чувствительный друг. И, когда в кабинке зашумела вода, добавил злобно: — Подумал он, видите ли! Внезапный. Думать это тупо, так и уясни для себя. Казалось, только зашумела вода, как у дверей послышались голоса и веселый шум, непозволительно бодрый для семи утра. Криво улыбнувшись шармбатонцам-семикурсникам, которых отпустили с тренировки из-за того, что тяжелые тучи вот-вот грозились прорваться дождем, Скорпиус внимательно проводил взглядом смуглого кудрявого участника Турнира, который, украдкой поймав его взгляд, тут же отвернулся. — А чемпион-то французский, так сказать, этсамый, — приблизившись к Алу, шепнул Скорпиус, нарочито медленно и тщательно складывая махровое полотенце. Глядя, как Скорпиус многозначительно приподнял брови, Альбус нахмурился. — А? — Высунь голову из ведра своих тонких чувств. Я говорю, что у парня, не помню его имени, голубая не только школьная мантия. Альбус скривился, выискав взглядом Стефана Карреля. Тот как раз вышел из душевой кабинки. — С чего ты взял? — Он голым ходит, Шерлок. — Мы в раздевалке, Ватсон. Я тоже, пардон, голый хожу. Скорпиус скосил взгляд. — Ну так прикрой Тайную комнату, василиска застудишь. Но я не об этом. — И снова вкрадчиво зашептал. — Парень-то, гомик, оказывается. — Ты это как понял? По надбровным дугам? Скорпиус усмехнулся. — Слышал о радаре? Особом радаре? Альбус моргнул, натягивая свитер. И снова косо глянул на француза через плечо Скорпиуса. — Типа подобного к подобному? — Да, — кивнул Скорпиус. — То есть, нет. То есть, я не прям такой. — Ну да, ну да. — Сраный гомофоб. Вот опять ты машешь факелом и «всех на костер, вокруг меня педики, один я — последний оплот гетеросексуальности в этом бренном мире»… Ал, подхватив сумку, насилу вытолкал Скорпиуса из раздевалки, хотя тот еще был явно не прочь поскладывать полотенца подольше и поглазеть на шармбатонцев из чистого любопытства. Но, зная, что мысли Малфоя живут максимум минут десять, после чего меняются на совершенно другие, Альбус был крайне удивлен, когда за завтраком Скорпиус продолжал с завидным упорством плести интриги.

***

— Да с чего ты взял? — устало поинтересовался Альбус, который за полчаса заверений ни единого факта не услышал. Скорпиус, пристукивая длинными пальцами по чашечке с кофе, чуть повернул голову. Сидевший на другой стороне круглого стола Стефан Каррель, тут же поймал его взгляд и уткнулся в тарелку. — Ты видел, как он на меня посмотрел? — Как на придурка. Я постоянно на тебя так смотрю. — О чем с тобой говорить, — отмахнулся Скорпиус, вздохнув. — Хотя, подожди, знаю, о чем. С кем ты пойдешь на бал? Альбус одарил его ледяным взглядом. — Давай лучше про педиков говорить. Кстати о педиках, балах и разговорах. Где моя блудливая кузина? — Откуда я знаю? — Что? Ты не извинился? Скорпиус потупив взгляд, ясно дав понять, что не позволит извинениям пнуть его гордость промеж глаз. — Скорпиус! — Чтоб извиниться, надо понять, за что извиняться, а я не понимаю, — уперся Скорпиус. — Если кто-нибудь мне доходчиво объяснит, на что обижаются женщины, я пойду и извинюсь. Но она… И снова поймал взгляд шармбатонца. — Так и палит, засранец, глянь, глянь, Ал… — Доминик, ты теряешь принца, — с нескрываемой иронией протянул Ал. Словно предчувствуя, что «теряет принца», Доминик вошла в трапезную и, выдвинув стул возле него, села за стол. Нашарив рукой первое попавшееся блюдо, она плюхнула себе в тарелку ложку овсянки с малиной и склонилась над карманным календариком. — Я тебе и так скажу, что Святочный бал двадцать четвертого декабря, — сообщил Скорпиус чуть раздраженно. — А я до сих пор не знаю, какое на тебе будет платье. — Это принципиально важно? — Конечно, я же должен подобрать нагрудный платок для пиджака ему в тон. Доминик опустила календарик на стол и повернулась к Скорпиусу. Ал, сидевший между ними, почувствовал максимальную неловкость. — Ты сейчас издеваешься надо мной? — Что не так? — терпеливо спросил Скорпиус. Зеленые глаза Доминик смотрели холодно и с презрением. — Скитер на всю страну выставила меня шлюхой, мне приходят похабные письма от каких-то левых мужчин, у меня две недели задержки, мне жизни не дает гувернантка, а ты волнуешься только о том, как будешь выглядеть на Святочном балу? Скорпиус вскинул бровь. — Эти проблемы ни разу не являются оправданием плохо выглядеть на балу. Ничто в этом мире не является оправданием плохо выглядеть в любой ситуации. — Заткнись, — прошипел ему на ухо Альбус. — Просто заткнись. — Да в смысле? — вскинулся Скорпиус. — А ты, Доминик, с первого взгляда влюбилась в мой внутренний мир, да? Да? Доминик сжала губы. — Так вот если ты однажды хочешь разделить мое наследство и статус, как и планируешь, ты будешь выглядеть так, как подобает, и подходить твои платья будут и к моему платку, и к моим обоям, если понадобится. И не смотри на меня оскорбленно и унижено. Мы оба знаем, почему ты со мной, и оба знаем, что статья Риты не такая уж и лживая, — проговорил Скорпиус, растягивая слова. — Поэтому не надо дуть губы, а то я напомню, что если ты для меня аксессуар, как считаешь, то я для тебя — строка в резюме, в справке о доходах и отметка в благороднейшем и древнейшем родовом древе. Казалось, затих даже звон столовых приборов за преподавательским столом. Доминик, приоткрыв рот, моргала, не в силах выдавить из себя ни слова, а Скорпиус, преспокойно отпилив ножом кусок омлета, поинтересовался мирно: — Так, какого цвета на тебе будет платье? — Да пошел ты нахуй, Малфой, — давясь собственным презрением, прошептала Доминик. — А теперь ты мне еще и хамишь. Никакого уважения. Выскочив из-за стола, оставив недоеденный завтрак остывать, Доминик умчалась прочь, провожаемая полусотней взглядов. — Ты в своем уме? — зашептал Альбус после пары минут звенящей тишины. — А что такое? — Скорпиус, ты просто растоптал ее перед всем Шармбатоном. А она только что тебя бросила, или ты не понял? — Я понял, — кивнул Скорпиус. — А вот ты не понял ни черта, и это прискорбно. Если не умеешь плести интриги, Ал, иди плести корзины, а не замахивайся на службу в министерстве. — Не понял. Скорпиус, как бы невзначай ткнул ложкой в сторону части стола, где сидели шармбатонцы. — Этот цирк нужен был для одного зрителя. Стефан Каррель как раз встал из-за стола и, сжав папку с конспектами, прошел мимо них, к выходу. — В смысле? — не понял Альбус. Скорпиус самодовольно усмехнулся. — Мне нужно замутить с ним, чтоб узнать информацию об испытаниях, которую ему сливает мадам Максим. А для этого нужно куда-то девать свою девушку, что я только что и сделал. Остается только ждать, когда этот кудрявый симпатяга начнет утешать меня, ведь я же, отныне, в депрессии, — едва слышно прошептал Скорпиус. — Вот и все. Я заставил Доминик меня бросить ради того, чтоб она выиграла Турнир. Альбус так и раскрыл рот, чувствуя, что его челюсть опускается куда-то на уровень пола. — Ты конченый что ли? — Нет, я стратег, — пожал плечами Скорпиус, и подхватив сумку, поднялся со стула. — Победа любой ценой, а честной ценой мы не победим, Доминик не вывозит. — И с чего ты взял, что Каррель согласиться сблизиться с тобой? И уж тем более выдавать секреты испытаний? — Потому что у него нет выбора. Если хочу, то буду, а если я захочу, то даже ты со мной замутишь, Ал. Ну, чего сидишь, не дай Боже опоздаем на урок. Ты же знаешь, как я люблю «Боевую магию», это прям мое. Следуя за ним по лестнице, Альбус не мог отделаться от чувства, что не понимает, идиот перед ним или гений. Одно было ясно точно — если Скорпиус Малфой надумает пойти по стопам деда и пробьет (в чем сомнений не было) себе дорогу в политическую карьеру, то нужно эмигрировать из страны.