Турнир Трех Неудачников

Упирая локоть в твердую лаковую поверхность, Ал крепко сжимал тонкую руку, пытаясь прижать ее к столу. В любой другой ситуации это не составило бы труда — хоть Альбус далеко не культурист, да и кокосы руками не давит, но и оппонент в армрестлинге казался хрупким. Ладонь теплая, жилистая, под смуглой кожей бугрились синие вены, но хватка стальная — как бы не проиграть. Сделав видимое усилие и чуть сдвинув руку противника, Альбус широко усмехнулся, ликуя, но в ту же секунду свободная рука соперника расстегнула на груди белый пиджак. Засмотревшись на небольшие округлости груди, едва прикрытой лацканами, Ал приоткрыл рот, и в ту же секунду смуглая ладонь, впившись алыми ногтями в костяшки его пальцев, с грохотом прижала его руку к столу. Поверженную руку тут же свело судорогой, но возмущенного возгласа Ала не последовало — плетеное кресло под ним вдруг словно ожило и расползлось на лозовые путы, которые тут же скрутили его ноги. Тонкая лоза обвила шею и сжала ее, как в тисках. Паникуя и пытаясь дотянуться оплетенной лозами рукой до волшебной палочки, Альбус что-то захрипел, но не слышал себя. А смуглая рука победительницы армрестлинга смахнула со стола его волшебную палочку, которая в следующий же миг хрустнула под давлением каблука. Вскочив на кровати и прижав руки к шее, Альбус с трудом перевел дыхание. Ноги судорожно дернулись под одеялом. — Что с тобой? — проворчал во Скорпиус, приоткрыв глаз. — «Слабо» по Ж.А.Б.А. приснилось? Снова рухнув на подушку, Ал отмахнулся и поднес к тонкой струйке лунного света, лившегося из окна, наручные часы. И, не имея никакого желания откровенничать с другом о сновидениях в начале четвертого утра, отвернулся, но заснуть сумел лишь ближе к рассвету. — Ну, здесь все ясно, как божий день, — со знанием дела произнес эксперт в области прорицаний, сухих вин и пятничных кутежей, Скорпиус Малфой. — Никакой мистики и предзнаменований. Все по Фрейду. — Ты читал труды Фрейда? — с сомнением спросил Альбус. Скорпиус застегнул рубашку под горло и замялся. — Нет, но так обычно говорят — чуть там гениталии приснились, или еще какая-нибудь дичь, это по Фрейду. Так вот. Никакой мистики. Все очень просто, с тобой говорит твое подсознание. — И что оно мне говорит? — Ты гомосексуалист, Альбус. — А ты еблан, Скорпиус. Скорпиус беззлобно усадил его обратно на стул. И, дождавшись, когда последний сосед по комнате выйдет из спальни на завтрак, поспешил пояснить: — Тебе подсознательно неприятны женщины. Отсюда и такой сон. Всего-то. Альбус все же затянул на шее галстук и поднялся со стула. — Вот когда твой IQ будет равен хотя бы твоему возрасту, вот тогда поговорим. Тоже мне, специалист в области латентных сексуальных меньшинств. — Ладно, не веришь в психологию, давай верить в предсказания. — Когда Скорпиус хотел помогать, все были обречены. — Давай я тебе таро раскину. — Себе раскинь, Нострадамус, и нагадай, как помириться с Доминик. Скорпиус на такое заявление то ли обиделся, то ли не среагировал — по непроницаемому лицу не разобрать. Ну хотя бы желание раскинуть свои старенькие таро и блистать (ну как блистать: подглядывать в конспект за толкованием, хмурить брови и «я ебу, Ал, третий глаз закрылся на тебе») своими познаниями в предсказаниях у Малфоя пропало. Что может быть глупее с раннего утра, чем какие-то предсказания и томные вздохи познавшего истину, скрытую за завесой неизведанного, предсказателя? Почему-то этим вопросом Альбус не задался до того, как, игнорируя урок дуэлей, поднялся в северную башню, где обитала гадалка мадам Флио, с урока которой он и начал шарахаться от женской груди. Филира Флио обитала в башне, потолок которой был декорирован на манер ночного неба с красноватой дымкой волшебного тумана, парившего над головами учениц, что обычно сидели за столами в классной комнате. Поднявшись в башню и постучав в дверь, Альбус не дождался приглашения войти — возможно, мадам Флио спустилась на обед, и они разминулись, и может даже это к лучшему — чем меньше шагов оставалось до двери, тем более глупо чувствовал себя Ал. «Мадам Флио… я тут не так давно сорвал вам урок, когда увидел в видении чьи-то сиськи… истолкуйте, а?» — ну, а как иначе спросить? Альбус как раз ломал над этим голову, когда, не дождавшись приглашения, заглянул в кабинет. И тут же опешил — мадам Флио сидела за столом, опустив голову на руки, напротив сидела задержавшаяся после урока Доминик и гладила ее по ладони, а Рада Илич, явно не спешившая обедать, наполняла высокий стакан водой из графина. — Мадам Флио… Доминик тут же обернулась и прошипела сквозь зубы что-то зловещее, а профессор, не поднимая головы, вдруг издала похожий на рыдание звук. Альбус рассеянно закрыл за собой дверь и осторожно приблизился. — Мадам Флио, что случилось? Мадам Флио, откинув со лба угольно-черные волосы, заплетенные в десятки мелких косичек, подняла на него опухшие глаза. — А, это вы… юноша, что сорвал урок, — выдохнула она, шмыгнув носом. — Ну да ладно… хоть и странно вас видеть здесь, завтра меня уже здесь не будет, ходите на здоровье… Из ее огромных синих глаз заструились слезы, а полные губы задрожали. Рада, бросив на Ала ледяной взгляд, подскочила к гадалке и протянула ей стакан воды. — Я хотел спросить вас… — Я уже не учитель, мой милый, — прошептала мадам Флио. — Мне остается лишь вынести чемоданы за ворота и никогда больше не появляться здесь. Вряд ли я помогу вам. — Что? — опешил Альбус. — Вы уходите? Доминик пнула его в голень, не вставая со стула. — Все в порядке, — через силу улыбнулась гадалка. — Все в порядке, девочки. Мадам Максим считает, что я зря занимаю башню. Я шарлатанка, юноша. Мошенница. Вряд ли смогу что-то объяснить вам. — Ее уволили, — шепнула неожиданно Рада Илич. — Директорша посчитала, что она обманывает учениц и… — И она имеет право так думать. — К несчастью Флио их услышала. — Не надо… не надо говорить плохо о мадам Максим. Рада закивала, потупив взгляд. — Не всем дано понять знаки судьбы. И уж точно не всем дано принять их всерьез. Если я научила хотя бы одну ученицу видеть большее, то я не зря занимала здесь место… не надо меня утешать, девочки. Не надо, — улыбнулась сквозь слезы мадам Флио. — Тогда почему же вы плачете? — присев напротив, поинтересовался Ал. Рада и Доминик переглянулись. Видимо, неприязнь, посеянная первым испытанием Турнира, сошла на второй план, когда они задержались в классе после последнего урока гадалки Флио, разглядев в ее глазах слезы. — Двадцать лет я отдала Шармбатону, — прошептала Флио. — Двадцать лет я не покидала замок. Я любила каждую ученицу, и хотела научить понимать то, что не понимают другие… и ни одна из них не пришла ко мне в последний раз, попрощаться… никто не пришел, значит, таким я была преподавателем. — Но мы же здесь, — сжав ладонь гадалки, заверила Доминик, у которой тоже от слез заблестели глаза. — Мы же с Радой здесь. — Вы же даже не мои ученицы. — Ну вот видите, какой вы хороший преподаватель, раз даже не ваши ученицы жалеют о том, что вы уходите, — улыбнулась Доминик, утерев со щеки слезу. — Не плачьте, мадам. Не плачьте, а то я тоже буду плакать, а я слишком красива для этого дерьма. Будь вы плохим преподавателем, вы бы не задержались в замке двадцать лет. И уж точно бы не плакали сейчас, расставаясь с ним. Да, Рада? Альбус и сам к ней повернулся, но с ужасом увидел, как суровая северная дева глотает слезы. — Господи, Рада, ты что, не мужик что ли? — Я девушка, — прошептала Рада то ли сконфуженно, то ли с обидой. — В каком месте? — В таком же, в каком ты — мужчина. Хотя нет, женственность Рады куда более очевидна, — прошипела Доминик. — Вот когда добьешься чего-то большего, чем просто иметь член в штанах, вот тогда сможешь открывать коробку с сарказмом. Ясно, братец? Доминик имела противное свойство совать нос не в свои дела, вдобавок заводиться с пол-оборота и говорить таким голосом, словно в свободное от учебы время любила унижать мужчин. Мадам Флио вдруг улыбнулась. — Такая молодая девушка, — произнесла она, заправив рыжий локон Доминик ей за ухо. — Но такая мудрая женщина. Вы умная. Вы красивая. А то, что о вас пишут и говорят — не ведитесь и не поддавайтесь. Злой язык слижет любую гадость. Научите этой мудрости свою дочку, когда придет время. — Что? — ужаснулась Доминик, побледнев. — Только не это… — Залет, милая кузина? — одними губами прошептал Альбус. — Заткнись, мразь. — Вот когда добьешься чего-то большего, чем просто плодить маткой детей, вот тогда сможешь затыкать мне рот, — прижавшись щекой к мягким волосам кузины, шепнул Альбус ей в самое ухо. Раду Илич, видимо, кто-то оставил ответственной за воду, потому как она протянула мадам Флио уже третий стакан. Сжимая стакан дрожащей рукой, мадам сделала крохотный глоток. — Идите, девочки, — произнесла мадам Флио, поднявшись из-за стола. — Спасибо за то, что… спасибо. Идите, не стоит пропускать обед. Доминик послушно кивнула и подхватила сумку. — А вы? Куда вы отправитесь? Мадам Флио одернула свою молочно-белую тунику и уперла руку в стол. — В Мексику. Там есть одно место для таких неудачников, как я. Если будете однажды там, с удовольствием подскажу вам, что говорят звезды. Девушки смущено улыбнулись и зашагали к двери, все еще всхлипывая, так, словно эта мадам Флио у них семь лет преподавала, да еще и однажды из горящего дома на руках вынесла. Женскую сентиментальность, тем более этих двух валькирий, Альбус не понимал, как и не понимал, каким образом умудрились примириться две чемпионки, которые на первом испытании, не так давно, между прочим, в рукопашную перешли. — Что ты хотел спросить у меня? — Голос мадам Флио вернул в реальность. Гадалка, сделав щедрый глоток из бутылки, настолько ветхой и покрытой чем-то непонятным, словно ее только что подняли с морского дна, подняла на Ала взгляд. — Да я… — растерялся Ал, так и не зная, как бы спросить. — Когда мы вдыхали куренья… ладно, забейте. То есть, не обращайте внимания. Я пойду. — Твой враг — женщина, — произнесла ему в спину Флио. — Осторожнее с женщинами, ты, я вижу, редко задумываешься над словами и действиями. Не всегда у тебя выйдет за спиной прятаться. И снова приложилась к своей неприглядной бутылке, из которой разило скисшим вином. — Да было бы за чьей прятаться, — фыркнул Альбус. — Не скажи. Есть за чьей. Представив субтильного Скорпиуса, который, раскинув руки, закрывает его от града смертоносных заклятий, Альбус скривился. Зная Скорпиуса, это кто еще за чьей спиной будет прятаться. — И где ж искать эту спину? — усмехнулся Альбус. — Если в Большом зале, около графина с вином, да в леопардовой шубе, то вы и правда гадалка так себе. Мадам Флио допила свой кислый напиток, к которому гнушалась прикладываться при девушках, и, взмахнув волшебной палочкой, приманила к себе саквояж. А затем, сжав его ручки, спустилась со ступеньки. — Есть дом в Новом Орлеане, — пропела она тихонько. — Который прозвали «Восходящее солнце»… — Он погубил многих несчастных, — кивнул Альбус. — И, Боже, знаю, я— один из них. Взгляды пересеклись на мгновение. — Да, я тоже люблю эту песню, не пейте это, что это там у вас в бутылке. Мадам Флио одарила его теплым взглядом и, на мгновение сжав ладонью плечо Ала, направилась к выходу. Глядя, как ее фигура исчезает из виду, когда она спускалась по винтовой лестнице вниз, Альбус присел на ступеньку и хмыкнул. — Она жила и работала здесь двадцать лет, — послышался низкий голос у окна. Рада Илич, цокая низкими каблуками сапог, на которых поблескивали пряжки ремней, скрестила руки на груди и облокотилась на барельеф стены. — И никто не пришел даже попрощаться с ней. Ее ученицы просто встали по звонку и вышли из класса. Просто вышли. — Мерзотно. — Ага. Ал подвинулся, и северная дева уселась на ступеньку рядом. Ее снова пробило на непонятную женскую слезу, которую, впрочем, Рада утерла как-то по-мужски: не пальцем и изящно, а ладонью быстро и резко. — Встали и ушли по звонку, — повторила Рада, ухмыльнувшись. — Да даже если она никакой преподаватель, но есть же что-то человеческое, что-то… правильное что ли. Альбус, прекрасно понимая, о чем этот сбивчивый поток слов, рассеянно кивнул и повернулся к присевшей рядом болгарской студентке. Все же как бывает глубока человеческая душа, раз может так не вязаться с внешним видом. Ладно, Доминик позволено всплакнуть и пожалеть — она красива, она ведь чертова принцесса Аврора! Красива, грациозна от походки и до взмаха длинных ресниц, ей впору ходить по лесам и петь песни с малиновками и оленями, как самой настоящей мультяшной принцессе. Рада Илич была, что называется, настолько суровой, что, казалось, единственная эмоция на ее лице может представлять собой возмущенный взгляд. У нее не было и десятой части красоты Доминик, а грацию и нежность подавно сменили стальные мышцы, бугрившиеся под ее форменной рубахой, и совершенно бесстрастное выражение лица. Альбус с ужасом заметил, что ее спина шире, чем его, уже не говоря о бицепсах, а волосы, выглядели настолько растрепано, словно Рада как собрала их в косу перед приездом в Шармбатон, так и не расплетала. Да даже вместо волшебной палочки рядом с ней на ступеньках покоился массивный вязовый посох. Да, Господи-Боже, Рада Илич выглядела мужественнее Ала, а поставь рядом с ней Скорпиусa, так впору гадать, кто из них женщина, а кто мужчина. Ты ошиблась, мать-природа, когда сделала эту девушку девушкой. Ведь единственное что-то нежное было слезой, которую тут же смахнула ладонь. «Женщина — это не пол. Это состояние души», — заключил Альбус. Только женщина, на какого бы мужчину она не была похожа, может так искренне жалеть другого человека, пусть и едва знакомого. — Представляешь, каково ей, — протянула Рада, уставившись в узкое витражное окно. — После стольких лет прощаться не с ученицами, которых изо дня в день учила, а с чужими. — Ну, а что ты хочешь, — буркнул Ал. — Не дай Боже пропустят обед, супца горячего навернуть это же важнее, чем попрощаться с преподавателем. Рада усмехнулась, отчего на ее щеках мелькнули ямочки. Переглянувшись с ней, Альбус вдруг почувствовал ощущение, которое называл «моментом невысказанного, но предельно ясного» — когда не находилось слов, чтоб объяснить свои чувства, но собеседник понимал все прекрасно, и не просил пояснений. Только со Скорпиусом проскальзывал такой момент, но они на то и лучшие из лучших друзья: они ведь друг за друга горы свернут, если для этого не придется вставать с дивана. — Меня, конечно, проклянет весь Хогвартс, — сообщил Ал сконфужено. — Но… может, если тебя еще никто не пригласил, ты пойдешь со мной на бал? Рада Илич аж рот приоткрыла. — С тобой? — А ты думала, я просто так на тебя ставки к первому туру делал? — фыркнул Ал. — Ты, честно говоря, дохляк. — Ой, Афродита, усы сбрей. А еще бал собралась открывать. Расхохотавшись в голос, оба переглянулись снова. — Я танцевать не умею, — предупредила Рада. — Да я тоже. — И платья у меня нет. — А у меня из парадного только кальсоны. — Мы затмим всех. Альбус неловко улыбнулся. И тут же возликовал внутри себя — он идет на бал с девушкой (пусть и похожей на трансвестита), он открывает Святочный бал, а Скорпиус Малфой, у которого для этого были все предпосылки, скорей всего нет, вряд ли Доминик сменила гнев на милость. И точно. Обед подходил к концу — Доминик в трапезной уже не было, зато Скорпиус сидел поодаль от делегации Хогвартса и о чем-то шептался с кудрявым чемпионом Шармбатона. Тут же, стоило Алу увидеть друга, в голове прозвучал его голос: «Браво, Ал. Замутить с чемпионом Дурмстранга — гениально, моя школа. Так у Доминик больше шансов на победу». Прекрасно понимая, что на пятой же минуте Святочного бала Скорпиус Малфой начнет вплетать его в свои интриги и поинтересуется, что у Рады Илич он успел выведать о втором туре, Альбус понял две вещи. Во-первых, что с приглашением на бал поторопился. И, во-вторых, проявлять к кому-то симпатию в радиусе сотни миль от Скорпиуса Малфоя себе дороже. Так уж чувствовалось.