***
— А что, прошу прощения, плохого в том, что мы готовились к Ж.А.Б.А. по зельеварению? — со священным недоумением произнес Скорпиус, оскорбленно хлопая глазами. Но гувернер, сжимая в тяжелый канделябр, в котором горели витые свечи, не обернулся и на вопрос не ответил. На лестнице в темноте можно было запросто убиться, но Жавер вдруг вскинул канделябр вверх, и в потолок взмыли сотни ярких искр, освещая путь. Альбус не знал, что в этой ситуации его пугало больше: неизбежное наказание или перспектива увидеть великаншу мадам Максим в ночной сорочке. Гувернера, кажется, столь поздний час не смущал, а потому, не видя препятствий дисциплине, он настойчиво вел своих горе-подопечных в кабинет директрисы, несмотря на то, что часы уже пробили полночь. — Javert! — послышался знакомый голос позади. Наконец –то гувернер обернулся, а провинившиеся и вовсе подпрыгнули от неожиданности. Дверь классной комнаты, мимо которой они прошли, была открыта, а преподаватель эстетики и культуры, одетый в заляпанный красками фартук поверх сюртука, вышел в коридор. — Monsieur le Professeur. Профессор Паскаль взмахнул палочкой, на конце которой горел огонек, и оглядел учеников. Скорпиус, поймав его взгляд, чуть закусил губу. — Dis-moi ce qui s'est passé, — произнес мсье Паскаль. — Ils ont encore enfreint les règles du Tournoi, madame Maxime… — Laisse moi faire, je vais m'en occuper. Альбус, приоткрыв рот, наблюдал то за гувернером, то за преподавателем, не понимая ни слова. Скорпиус, что-то понимая, но большую часть нет, выглядел еще более растерянным. Жавер и мсье Паскаль еще говорили довольно долго: гувернер явно собирался доложить директрисе лично, но в итоге был спроважен. Вот только пойми теперь — хорошо это или плохо. — Прошу за мной, — бесцветным тоном проговорил мсье Паскаль, пригласив учеников в свой класс. Пустую аудиторию освещали огарки свечей и керосиновая лампа, стоявшая у мольберта с недописанной картиной, с которой на гостей тут же перевела взгляд дева в древнеримской тоге. Жутковатое зрелище — недописанный живой портрет. — Так, что вы там варили для Турнира? — вытерев руки о полотенце, поинтересовался мсье Паскаль. Скорпиус открыл было рот, чтоб отбрехаться, но преподаватель его прервал. — Помощь чемпиону может грозить дисквалификацией чемпиона. Вашему чемпиону не страшно? — А вашему? — склонил голову Скорпиус. Ал наступил ему на ногу. Мсье Паскаль и бровью не повел. Лишь закрутив колпачок на баночке с краской, опустил длинные кисти в сосуд с водой. Вода тут же окрасилась бледно-желтым цветом. — Мы готовились к экзаменам, — брякнул Альбус. — Вот оно как. Тогда вы вряд ли сдадите экзамен по зельям, если не усвоили то, что проходят на первом году обучения, это я о технике безопасности. — Мсье, вот не надо, мы руки мыли перед тем, как трогать ингредиенты… — Ну… — не очень уверенно протянул Скорпиус. Мсье Паскаль сдержанно улыбнулся. — Я говорю о другом, молодые люди. Если вы готовились к экзамену, почему не использовать специально существующий для этого класс? Никаких рисков, все под рукой, нет перепадов температур воздуха, окна плотно завешены… Альбус аж вздрогнул, а Скорпиус уже пятился к двери. — Да-да? — заморгал Паскаль. — Мы… нам надо… если позволите. — Еще раз услышу о жульничестве с Турниром — отведу к мадам Максим лично. Мсье Малфой. Альбус уже бросился за дверь, а Скорпиус, чувствуя себя очень неловко, снова пристыженно попятился.***
— Твою мать, — прошипел Ал, закрыв окно, которое распахнул гувернер, дабы проветрить. В душной спальне, где варился Настой Подводного Вздоха, было уже даже холодно. О перепадах температур как-то сразу не подумалось (а кому бы подумалось?), поэтому, вломившись обратно в спальню, парни ожидали чего угодно. Но, учитывая, что мутный настой не затопил башню и не разъел стены, отделались легким испугом. Разве что на самом недоваренном настое, котел с которым Скорпиус бережно вытащил из-под кровати, образовалась плотная золотая корка. — Что делать? Альбус с таким раньше не сталкивался, настой варил впервые, да и сам особо зельеваром не был, чтоб четко ответить на этот вопрос. — Не паниковать. Пробив корку и сняв ложкой пену под ней, Ал снова разжег горелку и водрузил котелок с пахучим варевом на огонь. — Не уверен, правда, что так можно было… — Ну, нигде же не написано, что нельзя.***
— Спокойно! В душевой для игроков в квиддич, что за трибунами, в принципе было не так много вещей, которые можно было швырять в стоявшего напротив, но Доминик оказалась находчивой. Эту бы находчивость и упорство направить на подготовку ко второму туру, до которого оставались считанные минуты, но вспышки гнева рыжеволосой особе удавались куда как лучше. Ал с трудом увернулся от запущенной в него банки с каким-то шампунем. — Я не понимаю, чем ты недовольна. — Ал, она тебе сейчас втащит, молчи, — шептал в ужасе Скорпиус, в панике бегая вокруг Доминик и не зная, что делать. Доминик, распластавшись на кафеле, откинула с лица растрепанные рыжие волосы и задышала, как разъяренный цербер. Рыбий хвост, покрытый крупной перламутровой чешуей, был громоздким, тяжелым и казался очень непропорционально длинным по отношению верхней части тела Доминик. Пытаясь ползти, волоча хвост за собой, Доминик кипела от ярости, но, увы и ах, Ал и Скорпиус быстро увернулись от запущенного в них стакана с Настоем Подводного Вздоха. — А знаешь, ибо нехрен, — проговорил Альбус. — Это тебя Бог за лень покарал. Сжав его лодыжку так, что ногтями едва не оставила в ноге пять дырочек, Доминик даже говорить не могла от злости, граничащей с истерикой. — Ты посмотри на это с хорошей стороны, — нервно улыбнулся бледный Скорпиус. — Да, — поддержал Альбус. — Никто не скажет, что ты часто раздвигаешь ноги, если у тебя нет ног… Доминик сделала видимое усилие, чтоб максимально привстать. Золотые чешуйки не особо сильно скрывали ее маленькую грудь, и Альбус неожиданно для себя застыл. В памяти тут же возникла небольшая грудь из видений, вызванных травами гадалки Флио, затем та же грудь из тревожных снов. «Ты — мой кровный враг?» — опешил Ал. Да, «любимая» кузина была обладательницей редчайшего скверного характера, но до кровного врага ей было далековато. Во-первых, лентяй не может быть врагом, ему будет просто лень. Во-вторых, уж здесь Алу впору перенять от родственницы каплю нарциссизма, но в интеллектуальном плане Доминик против него была словно кирпич перед гладиатором в сияющих латах. «Ну уж нет. Неужели я буду тратить жизнь на месть истеричной плоскодонке невесть за что?» — Ал аж скривился от своих мыслей. Если уж иметь кровного врага, то явно не такого. Алу представлялся некий злобный Мориарти, чертов гений, кровожадный Мефистофель… честно говоря, он не особо представлялся женщиной, несмотря на ритуалы гадалки Флио. Да и вообще враг не представлялся: единственный раз, когда Ал с кем-то всерьез повздорил, случился в детском саду, и то уже тогда, в четыре года, он оказался мстительным ровно настолько, чтоб догадаться насыпать в овсянку своего оппонента-детсадовца земли из горшка с геранью. «Мать, ты родила бандита», — вдруг с ностальгической нежностью заулыбался Альбус. — ОН ЕЩЕ И РЖЕТ! — наконец обрела дар речи любимая кузина. — Спокойно, — как мантру повторял Скорпиус, присев на корточки перед Доминик и принялся промакивать ее влажные щеки махровым полотенцем. — Я сейчас что-нибудь придумаю? — Что ты придумаешь? Хвост пластырем заклеить? — А аптечка есть? — Дебил. — Мадемуазель! — сварливо позвала гувернантка, постучав в дверь душевой. — Мадемуазель, второй тур начинается через десять минут. Доминик завертела головой. — Не впускайте ее, — прошептала она одними губами. — Я переодеваюсь в купальный костюм, мадам! Ал тут же закрыл дверь на засов и прижался к ней спиной. — Мадемуазель, вас просят пройти к судьям! Пожалуйста, поторопитесь! — Дайте девушке собраться! — крикнул Скорпиус. Доминик закрыла лицо рукой. — Вы там что… вы там что, не одна? — в ужасе возмутилась гувернантка. Багровея от злости и раздражения, Доминик уткнула полыхающие жаром щеки в полотенце и приглушенно взвыла. Подумав, что сейчас кузина нарыдает целое озеро в душевой, Ал закатил глаза, но вдруг зацепился взглядом за блестящий вечно влажный кафель, на котором и распласталась жертва недоваренного (или переваренного) настоя. — Бойлис, — прошептал Ал одними губами, нацелив палочку на лужицы воды. Полупрозрачная дымка пара поднялась после того, как влага на кафеле испарилась и сделала помещение еще более душным, а рыбий хвост на глазах стал короче. Гребень и плавник словно вжались в него, а в следующие несколько секунд растерянная Доминик с трудом подвигала затекшими ногами, покрытыми остатками перламутровой чешуи. — Мадемуазель! — верещала гувернантка, колотя в дверь. — Мадемуазель! Скорпиус завертел головой, первым придя в себя. — Переодевайся и бегом на пирс, — произнес он. — А как я… — Не думай, нет времени. Доминик, все еще не вставая на ноги, подползла к сумке с купальником. — Ключ не забудь. — Я помню. Идите отсюда. — Почему? А-а, понял, — смутился Альбус. — Ой, да ладно, за тобой в Хогвартсе не подглядывали только родственники. И то, не все. Поймав лицом ее ботинок с пряжкой, Ал первым выскочил за дверь. — Драсьте, — буркнул он, столкнувшись с гувернанткой. — Бонжур, мадам, — галантно кивнул Скорпиус, выйдя за дверь вторым. И, не став дожидаться, пока гувернантка заголосит на всю Францию о том, что эта англичанка совсем потеряла совесть, переодеваясь в мужской душевой в компании двух парней, друзья поспешили прочь. — Какие у нее шансы? — поинтересовался Альбус, когда они поднимались на высокую обозревательную площадку, выстроенную невесть кем на пирсе около дурмстрангского корабля. — Если, конечно, она не отравится настоем окончательно. Скорпиус, поправив шарф, сверкнул глазами. — Ниже, чем у Рады, — косо глянув в сторону корабля, по палубе которого прохаживалась одетая в закрытый черный купальный костюм северная дева, даже не дрожа от холода. — Мне кажется. — Почему? — Сучка по-любому попытается топить соперников. На первом туре пыталась обезоружить. — Да ну… Поймав взгляд Рады, Ал вспыхнул и отвернулся. — Ниже, чем у Рады, но выше, чем у Стефана, — продолжил Скорпиус. — В смысле? Как самый подготовленный чемпион может выбиться в аутсайдеры — верилось с трудом. Но Скорпиус лишь указал коротким кивком вниз. Там, на пирсе, от зверского похмелья мучился галантный шармбатонский художник, вокруг которого сновали с чаем и Бодроперцовым зельем гувернеры и мсье Паскаль. — Кто же сотворил с мсье Каррелем этот ужас? — притворно ахнул Альбус. Скорпиус загадочно улыбнулся. — Жизнь.