Джон Эппл "Медовая долька"

— Хорошо, мистер Ханикрисп, я задам вам несколько вопросов, — объяснила медсестра Рэдхарт, неведомым образом удерживая планшет в одном копыте и ручку — в другом. В поисках поддержки Джон оглянулся на Эпплджек и мать; а неугомонную малышку Эпплблум пришлось незадолго до этого выпроводить. Слишком уж она беспокоилась, прямо как её отец... как сам Джон. — Хорошо, — он неуверенно кивнул, гадая, что же у него будут спрашивать. — Ваша семья сказала, что вы пропали двенадцать лет назад. Где вы находились всё это время? Джон удивлённо моргнул: совсем не такой вопрос ожидал услышать, тем более от медсестры. Но стоило догадаться, ведь все в его новообретённой семье говорили, что он пропал много лет назад. Что же ему надо сказать? Вернее даже, что можно сказать? Что он жил одиноким человеком на ферме в настоящем мире, а всё происходящее сейчас — всего лишь подробная галлюцинация повредившегося от попытки самоубийства мозга? Едва ли такое объяснение подходило для сказочного мира разноцветных лошадок. — Эх… честно говоря, мэм, я не помню. Все три кобылы беспокойно нахмурили лбы, а Джон поёжился от неловкости. — Вы уверены? Совсем ничего не помните? — попробовала настоять Рэдхарт. Быстро поразмыслив, Джон решил рассказать им хотя бы часть правды и тем примириться с совестью. — Ну… помню, что был одинок и несчастлив, но больше ничего особенного. — Хмм… возможно, нечто повредило вам память, — предположила медсестра Рэдхарт. — Тогда скажите, вы помните, как очутились в Вечнодиком лесу? — Нет, мэм, — Джон совершенно искренне мотнул головой. — Совсем ничего? — Помню, как вошёл в лес, но... кажется, совсем в другой. — О? Вы помните, какой это был лес? В каком месте вошли в него? Это помогло бы понять, где вы находились. Сосредоточенно нахмурившись, Джон попытался вспомнить название леса возле фермы — однако тщетно. Невзирая на все усилия, оно ускользало от памяти, и немудрено: бывший фермер сроду не задумывался о нём. Лес и лес, как его ещё называть? Поэтому он снова покачал головой. — Я уверен, что как-то назывался, но ума не приложу, как именно. — Ладно. А вы помните, зачем пошли в лес? — Ну, — на секунду Джон прикусил губу, — мне казалось, что у меня всё разладилось, и оттого в голове помутилось. На мгновение повисла тишина, пока другие ждали от него продолжения. — Это всё? — спросила Рэдхарт. Джон снова с тревогой оглянулся на семью. Меньше всего он хотел, чтобы родные услышали о его попытке самоубийства. — Что-то не так, пап? — обеспокоенно спросила Эпплджек. — Ханикрисп, если тебя что-то тревожит, то мы с тобой. Мы поможем тебе справиться с чем угодно. На то и семья, — уверила его Грэнни Смит. От их подбадривания Джон вздохнул и опустил голову. Много воды утекло с тех пор, как он мог с кем-то поговорить по душам, и ещё много утечёт, пока свыкнется. — Я… пытался лишить себя жизни. — Ну и какого ляда тебе такая дурь сдалась?! — мигом рассвирепела Грэнни Смит. Снова Джон поёжился: слишком уж болезненными оказались вопросы для выдуманного его разумом мирка. Он не хотел больше лгать, но и рассказать им всё не мог. Нужно просто и дальше не вдаваться в подробности. — Я чувствовал себя одиноко, словно потерял всё дорогое мне. — Ты уверен, что не в Вечнодиком заплутал? — спросила Грэнни. — Точно уверен, а что? — А то, что именно так ты себя чувствовал после смерти Роузвуд. — Роузвуд? — имя показалось знакомым, но он никак не мог припомнить, где его слышал. Эпплджек и Грэнни Смит встревожено переглянулись. Рэдхарт и Джон смолчали, ничего не понимая. — Ты не помнишь маму? — осторожно спросила дочь. Джон широко раскрыл глаза. Конечно же, раз в этом мире у него родились дети, то сперва он должен был жениться, но до сих пор такая мысль просто не приходила ему в голову. Чем дальше, тем мудрёней становилось галлюицинация; куда больше, чем он ожидал. Перебирая память в поисках имени, Джон мало-помалу начал припоминать. После стольких лет воспоминание потускнело — воспоминание о том, как ещё в школе он был неравнодушен к девочке по имени Роза Вуд. Да только она отчего-то погибла ещё до того, как он набрался смелости заговорить с ней. Смутная тоска сжала сердце Джона: как же далеко подсознание забралось в его воспоминания, вызвало из небытия школьную любовь — всего лишь ради того, чтобы «убить» её и в этом мире. — Вы знаете, где находитесь прямо сейчас? — осторожно спросила Рэдхарт. — В больнице, — быстро ответил Джон, радуясь возможности увести разговор от умершей супруги, которой у него никогда не было. — Ну да, но я имела в виду название города. — О, эм… — Вы и этого не знаете? — он смущённо покачал головой, соглашаясь с медсестрой. — Название «Понивиль» о чём-нибудь вам говорит? И снова Джону нечего было ответить. — Минуточку, ты что же, и родной город не помнишь? — встряла Эпплджек, а мгновением позже изумлённо уставилась на него от снизошедшей на неё мрачной догадки. — Значится, ты не знал, как звать меня или Эпплблум, пока мы не сказали. Так ты что, нас совсем не помнишь? Джон отвёл взгляд. — Как зовут моего брата? — с напором спросила Эпплджек. — Да какая тебя муха цапнула?! — кинулась на защиту Грэнни Смит. — Ты что, не видишь, как плохо сейчас твоему папе?! — Нет, она правильно спрашивает, — вмешалась медсестра. — По ответу мы сможем понять, насколько повреждена память мистера Ханикриспа. Пока кобылы отвлеклись на спор, Джон задумался о сходстве имён якобы его дочерей и оставшихся дома лошадей. Сходство это было неполным, но угадать не составляло труда. Поэтому вполне разумно, если его сына могли бы звать... — Его ведь зовут Мак? — Видишь? Отец помнит тебя. Постыдилась бы, что не доверяешь, — Грэнни принялась отчитывать Эпплджек, и в груди у Джона Эппла кольнуло от чувства вины. Дочь не должна быть виновата в его лжи. Он громко вздохнул. — Нет… она права, — заявил Джон, застав врасплох Эпплджек. — Я просто помню имя-другое, да и они, кажись, не совсем похожи на правильные. А Эпплблум я просто расстраивать не хотел, вот и сказал, что помню. Его признание сбыло с толку всех пони, и в комнате повисла неловкая тишина. Первой заговорила медсестра: — Что ж, это определённо даёт нам лучшее понимание, как сильно пострадали ваши воспоминания. Вы помните свою мать? Джон глянул на морщинистую кобылу-старушку — ту, которая представилась его матерью. От волнения она замерла. — Да, помню. Она выглядит чутка иначе, — ничего умнее ему в голову не пришло, — старше... но как говорит, ведёт себя... это я помню. — Хоть есть, с чем работать, — кивнула своим мыслям Рэдхарт. — Может быть, если вы побудете со своей семьёй, то некоторые воспоминания вернутся. — Вы того... уверены, что это поможет? — спросила Эпплджек. — Я не знаю, — пожала плечами Рэдхарт, — но вреда уж точно не будет. В любом случае, уже нет смысла держать мистера Ханикриспа дальше в больнице. Хотя ему определённо надо успокоиться, побольше отдыхать и не заниматься тяжёлым трудом, иначе он рискует заработать осложнение на спину. Уже слышавший подобные разговоры Джон скорчил гримасу. Сейчас его отправят восвояси с обезболивающими, и вся его оставшаяся жизнь превратится в череду боли и кайфа — никакого толку от него больше не будет. Однако быстрый взгляд на мать и дочь обнадёжил его. Теперь он хотя бы не будет один. — Пока что я пропишу ему болеутоляющие препараты, — между тем задумчиво проговорила Рэдхарт. — Принимать их он будет на дому, а за новыми приходить на осмотры, скажем, раз в неделю. Если всё пойдёт хорошо, то через месяц-другой мы сможем отменить их. От такого заявления Джон растерянно заморгал. Правильно ли он расслышал? Медсестра собиралась снять его с обезболивающих за пару месяцев? — Но разве моей спине не настолько плохо, что она будет болеть всю жизнь? — рискнул спросить он. — Это вам кто-то из врачей сказал? — изогнув бровь, уточнила Рэдхарт. Джон поспешил кивнуть — и ведь не соврал, потому что действительно слышал об этом у других докторов. — Что ж, уверяю, они преувеличивали. В принципе, да, боли изредка будут беспокоить вас до конца жизни, но они не будут такими уж невыносимыми, и их не придётся постоянно заглушать препаратами. Ваша спина уже никогда не окрепнет, как прежде, но вы сможете помогать семье на ферме — если только не соберётесь трудиться от зари до заката, — она подняла и указала на него копытом в предостерегающем жесте. — И если вы побережёте спину до выздоровления! Джон был поражён. Обещание кобылы-медсестры звучало куда лучше того, что наговорили человеческие врачи, и что он сам прочитал о подобных травмах. Ему прочили страдания до конца дней своих, без каких-либо шансов, что он сможет трудиться хотя бы вполсилы. Перед мужчиной встала безрадостная перспектива потерять ферму, единственный смысл его жизни. У него не было близких, которые бы помогли ему или унаследовали надел, не было навыков, чтобы устроиться на работу — да не абы на какую, а туда, где болящая спина не доставила бы хлопот. У него не осталось ничего, кроме давящего одиночества. Вот почему он попытался убить себя. Восторги Джона немного — самую малость — поутихли, когда он вспомнил, что бредит. Хотя каким настоящим всё казалось вокруг... Тогда неудивительно, что его спина выздоровеет: в выдуманном мире возможно и не такое. Впрочем, даже самые сладкие сны могут обернуться кошмарами. И если Джон не хотел этого, то ему следовало перестать плыть против течения и отдаться волнам воображения. Он посмотрел на морды матери, дочери и медсестры. — Что ж, мистер Ханикрисп, вы чувствуете, что готовы вернуться домой? — спросила Рэдхарт. — Да. Вполне готов.