Стихийное бедствие

      Прошел месяц. И как бы Вайнбергу не хотелось бы сказать, что за это время он решил все проблемы с помощью своей несравнимой гениальности, мир в очередной раз продемонстрировал свое несовершенство. Если точнее — несовершенство населяющих его людей.       Прошел месяц, но Эван Редгрейв, все триста четыре его экземпляра, продолжали вести себя как болванчики, из которых выкачали такие фундаментальные составляющие как эмоции и знания, оставив самый минимум. Да, они начали узнавать своего папашу, и даже отвечали на некоторые вопросы о событиях из прошлого, но делали это настолько без чувств и энтузиазма, что Калеб буквально каждый раз заходился в рыданиях.       Айзек, в который раз просматривая МРТ клонов, понимал, что дело гиблое: все до единого показывали аномалии в участках, отвечающих за долгоиграющую память, эмоции, речь… легче было сказать, в каких участках аномалий не было. И он без понятия, что оно может означать, но симптомом этих показаний служило отсутствие огромного пласта знаний об элементарных, казалось бы, вещах, вроде географии, истории или математики.       Это, или сынок Калеба на самом деле был полным неучем. Но Редгрейв клялся, что его сынок окончил институт, и даже сделал это без особых денежных влияний с его стороны. Вайнберг на эти нереалистичные заявы лишь закатил глаза, внутренне заворчал, что надо было и самому учебу окончить, но вслух злющего отца решил не провоцировать.       Пока Вайнберг ломал голову, как можно вернуть в мозги то, чего там, по всем признакам, никогда не было, и не спровоцировать очередную волну ненависти от Редгрейва за то, что он «лепит из его сыночка непонятно что», дверь в кабинет распахнулась и зашел Де Сальво. Вот уж кого только ему не хватало. Айзек уже приготовился слать его куда подальше с этажа, но заметил у того за спиной стайку клонов. Альберт с легкой брезгливостью заявил:       — Ты бы следил за своим последним экспериментом, что ли. А то шляются где попало по Министерству, потом меня ведь будете обвинять, если кто-то из них свалится в Измельчитель.       Айзек застонал. Точно, кроме всего прочего клоны отличались паталогическим неумением усидеть на месте. С другой стороны — этим отличался их оригинал, если верить Редгрейву, да и сам Редгрейв собственной персоной всегда пытался пролезть куда не следует. Явная наследственная черта, которая осталась в целости и сохранности.       — Ты ведь не решил прихватить себе кого-то из них? Учти, Калеб каждый вечер их пересчитывает. Если хоть с одним что-то случится, то он точно узнает.       — Меня пустоголовые болванки не особо интересуют, — равнодушно ответил Альберт, после чего поинтересовался: — Ну что, какого это в момент стать самым неугодным человеком в Круге?       — Заткнись, Де Сальво. Это был несчастный случай, в то время как ты целенаправленно решил, что мучать людей это весело.       — И как же тогда назвать то, чем занимался ты? Думаешь, окажись на месте сопляка Калеба кто угодно другой, то и твоя идея резко изменилась бы в лучшую сторону? Нет, просто тогда никто не вздумал бы что-то говорить по этому поводу. Лицемерно, не правда ли?       — А ты, небось, наслаждаешься происходящим? Нет, не отвечай, у меня куча работы, и совершенно нет времени на препирания с тобой. — махнул рукой Вайнберг, молча моля о том, чтобы скорее остаться одному. — Ты знаешь где дверь, — кивнул он на выход и демонстративно погрузился в чтения.       Альберт улыбнулся, словно получил несокрушимую победу в какой-то своей воображаемой игре:       — Конечно, продолжай пытаться исправить ошибки своего «гения». Хотя, казалось бы, какой гений мог допустить подобное?       Вайнберг заскрипел зубами и облегченно вздохнул, когда дверь закрылась за спиной его бывшего дру… его коллеги.       Но не успел он вернуться к изучению снимков, как в тишине кабинета отчетливо раздался хруст.       Айзек спохватился, оглядываясь в поисках источника звука, пока не заметил, как один из клонов жевал бублик. Большой бублик, явно домашнего изготовления. Теряясь в догадках, где в Министерстве тот мог его достать, ученый спросил:       — 225-тый? Ты где это взял?       Клон ответил не сразу. Он тщательно пережевал еду, проглотил ее, и только после этого ответил:       — Мама дала.       «Какая мама…» — с каким-то отчаяньем подумал Вайнберг, но остановил себя от расспросов: ему срочно, просто жизненно необходимо сделать перерыв. Он не может сейчас иметь дело со всем этим.       — Никуда- я повторяюсь — никуда с этажа ни ногой! — он ударил кулаком об стол в манере Пита, пусть и не так сильно, чтобы не лелеять потом свою покалеченную руку. Клоны слегка вздрогнули и дружно закивали. А должны были бы ответить, как положено: «Так точно товарищ Вайнберг!» Эх…       Айзек встал из-за стола, прошел мимо Эванов с высоко поднятой головой и вышел из кабинета.       Его этаж, казалось, вместо того чтобы работать занимался полной ерундой. Или это только клоны ею страдали, но из-за своего количества прикрывали собой фактический персонал, который занимался делом. Возможно. Или нет: уже подходя к лифту Вайнберг таки засек краем глаза то, как тройка клонов о чем-то говорят с одной из сотрудниц. Кюри, кажется? Не важно, она явно отвлекается от своей работы, а это значит, что он будет в полном праве излить на недобросовестной работнице свое напряжение.       Уже подходя к этой компании, до Айзека резко дошел один факт: Кюри была из Южной Бореи и совершенно не умела говорить на нормальном языке. Ах да, и то, что клоны каким-то образом болтали на южноборейском, он тоже заметил.       Вайнберг остановился и прислушался, чтобы убедиться, что ему не послышалось. Женщина его явно заметила и теперь косилась на него с легким испугом, пока клоны что-то выпрашивали на непонятной тарабарщине. Кюри что-то залепетала в ответ и показала в его сторону, после чего три клона обернулись и уставились на Айзека.       — Так… вы трое говорите на южноборейском, — клоны переглянулись и утвердительно кивнули. Вайнберг прищурившись посверлил их взглядом, после чего перехватил другого мимо проходящего клона: — А ты знаешь южноборейский?       — Эм… нет?       — Так… Калеб не говорил, что Эван знал иностранные языки. Но это не важно, важен факт, что в отличии он моей ранней гипотезы состояние клонов не эквивалентно, так как разные экземпляры демонстрируют разную сохранность памяти, что приводит к…       — Мы его выучили, — прервал его размышления вслух Эван 42.       — …Выучили? Не мели чепухи, как вы могли выучить язык за какой-то месяц?       В ответ клон молча достал какую-то книженку. Вайнберг узнал в ней самоучитель южноборейского, который он достал, когда им на этаж приволокли эту Кюри, рассчитывая пообщаться с ученой по нормальному, но в результате руки до этого дела так и не дошли. Спрашивать, как эта книга оказалась у клонов, вспоминая клептоманию Калеба, он посчитал бесполезным.       — Хм, значит, вы утверждаете, что смогли изучить по ней язык за месяц? Неплохо, похоже, ваши навыки к обучению оказались не на столько повреждены как я думал раньше…       — За час, вообще-то, — снова перебил его 42-й, с легким недовольством в голосе.       Вайнберг уставился на клона, после чего переспросил с сомнением:       — Ты утверждаешь, что выучил язык за час, — Эван кивнул. Айзек, после короткого молчания, отмахнылся: — Это совершенно невозможно.       — Возможно, — не согласился 42-й. — 36-тый и 133-тий справились за такой же срок.       Глядя на возмущенного клона, который впервые на его памяти проявлял что-либо кроме равнодушия, Айзек пришел к выводу: Эвану 42 почему-то важно, чтобы его считали умным и для этого он решил продемонстрировать свой интеллект выучив язык, но сократив при этом срок его изучения на публику. На самом деле… с этим можно работать. Если какая-то тема наконец-то смогла хоть немного оживить ходячие бревна, то ее надо развивать. Но на место поставить этого «знайку» все же стоит:       — Ну, если вы такие умные, что смогли выучить такую сложную вещь как язык за один час, то вашим братьям не доставит сложности повторить этот подвиг при свидетелях, не так ли?

***

      Пять часов спустя полный неверия Вайнберг наблюдал за тем, как пятый клон в подряд, который за час до этого не знал южноборейский, говорит на южноборейском. Это невозможно. Он — самый умный человек в Министерстве, если не во всей стране, не может сделать это за час, как же это удалось клонам с поврежденными мозгами?! Нет, это должно быть какой-то фокус. Возможно, на самом деле уже все клоны выучили язык, а теперь только притворяются незнающими, чтобы произвести впечатление! Что же, если они такие умные, пусть попробуют что-то сложнее: Айзек покопался у себя в столе и достал… книгу по истории революции? Он без понятия, как это оказалось у него в столе, но для тестирования сойдет. Он вручил книгу Эвану 42 и заявил:       — Прочитай и потом расскажешь мне ее содержимое.       Эван молча взял книгу и начал ее перелистывать. У него уходило не дольше минуты на разворот. А шрифт в книге был мелкий, забористый.       — Нет, ну не может быть, что ты читаешь с такой скоростью и успеваешь понимать, о чем идет речь! — Вайнберг отобрал у того книгу. — Серьезно, что ты мог из этого понять и запомнить? Рассказывай давай, — приказал он клону и открыл самую первую страницу. Эван пожал плечами и заговорил:       — Данная книга посвящена величайшему событию нашей страны — Великой Революции, которая положила край властвованию прогнившей насквозь аристократии и покрывающей ее монархии. Пятого августа тысяча восемьсот девяносто восьмого года стал днем…       С каждым словом клона глаза Айзека все больше расширялись, когда до него наконец-то начало доходить, с чем он имеет дело. Эван не просто быстро читал, он не запоминал прочитанное в общих чертах, как это делают все нормальные люди.       Факты были на лицо: у Эвана Редгрейва — фотографическая память.