Стихийное бедствие

      Кто такой Эван Редгрейв?       Большая часть людей, услышав этот вопрос, сходу ответят: сын Калеба Редгрейва. Того самого, который недавно устроил тот знаменательный расстрел на площади. Ах да, еще этого парня пустили на опыты, в результате чего куча его копий мелькает по всему Министерству. На самом деле, произошедшее с ним настолько странно, что даже заядлые сплетники, многое повидавшее, предпочтут не особо вникать в этот вопрос, чтобы не сломать свою голову пытаясь осознать такую странную реальность.       Некоторые люди, знающие его в далеком детстве, назовут Эвана сыном своей матери — Виолетты. Хоть внешностью он пошел в отца, манеры парень явно перенял у этой необычной женщины. Манеры, которые клоны, малость, подрастеряли.       Бывшие соседи из Реддинга назовут его хорошим мужем и отцом. Можно даже сказать образцовым, из тех, о которых пишут в книгах, эталон хорошего семьянина: он хорошо содержит близких и находит время, чтобы провести его вместе с женой и дочерью, никогда не срывается на них из-за плохого настроения, не буянит, и прочая.       Бывшие коллеги, тем не менее, попытаются избежать разговора, отмахнувшись общими похвалами. Но если подойти к вопросу мягко, пригласить человека заранее в бар, угостить выпивкой за свой счет и мягко подвести тему к этой личности, тот может поделится своими мыслями: Редгрейв — двуликая тварь, не погнушавшаяся пройтись по головам к месту председателя Комитета по социальной и молодежной политике в Реддинге. Нет, доказательств его истинной сути ни у кого не было. Но не провести параллели между тем, как бедолагу, неудачно подшутившего над Редгрейвом, на следующий день забрали безопасники в связи с обнаружением у себя в столе иностранной валюты? Один раз — случайность, два — совпадение, пять — закономерность. Но прямых фактов ни у кого не было, к Редгрейву было не прикопаться.       А если бы спросить это у самого Эвана Редгрейва?       42-й стоял, подпирая собой стенку, и наблюдал. За тем, как 225-й выслушивает болтовню сумасшедшей женщины, которая приняла его за сына, кивая в нужных местах, а 302-й тем временем роется у нее в терминале. За тем, как 1-вый допытывался до местного техника, пытаясь получить список людей раздробленных Измельчителем, в поисках брата пьянчуги Райта. Он не мог видеть это отсюда, но он точно, знал что 66-й ломает голову над паролем в кабинете Де Сальво, 300-тый задружился с Леграном с первого этажа, и теперь устраивает розыгрыши какому-то несчастному, 69-тый окручивает какую-то очередную барышню, а 113-тый хандрит возле телефона. Некоторые клоны, ради разнообразия, даже работали. Занятие нашли все себе.       42-й углубился в память оригинала, пытаясь понять, как бы на их месте повел себя он. Однозначного ответа не находилось: тот мог продолжить держать себя как обычно, соблюдая наиболее приятный окружению образ, как учила его мама. А мог плюнуть на это и излить накопившуюся злость и раздражение, возможно даже получив за это в ответ. Или поддался бы тому меланхоличному настрою, который иногда на него накатывал, и углубился бы в свою непосредственную работу, сведя контакт с окружающими к минимуму. Или в очередном приступе неуемного любопытства пошел составлять на всех окружающих подробное досье. Даже не для каких-то конкретных целей, просто так, что бы было.       Оригинал мог в равной степени помочь случайному человеку, рассыпавшему по земле бумаги, или плюнуть ему в лицо, за то, что позволил остальным думать о себе как о жалком неудачнике.       В итоге, Эван Редгрейв представлял собой не пойми что: человек, не лишенный талантов, но сам не знающий на что их применить.       Думая обо всем этом, клон пытался понять, что делать ему самому. Кажется, это называется экзистенциальным кризисом? Он вычитал термин в одном из старых словарей, но, увы, там было только определение, и ни одно совета, как бороться с этим сложнопроизносимым зверем.       Может… ему надо сместить свой фокус? С того, чем является он, на тех, кто его окружает?       В паре метрах от него с 225-тым разговаривает Глория Мелфи. Безумная женщина, которая так сильно любила сына, что потеряв его, отказалась принимать эту жестокую реальность. 42-й не понимал, почему его «брат», даже после того, как он вспомнил Виолетту, продолжает с ней носиться. Да, он тоже скучает по матери, но это же не повод пытаться заменить ее кем попало! Тем более Глорией, которая проигрывает Виолетте во всем: и в внешности, и в манерах, и самое главное — в уме. Лично он не выдержал бы дольше десяти минут личного общения с ней, прежде чем задумался бы об организации несчастного случая женщины с Измельчителем.       Эван покачал головой. То, что Мелфи сейчас мозолит ему глаза, еще не означает, что она приоритетная фигура для его размышлений. О ком ему следует сейчас хорошенько подумать — о своем дорогом папочке, Калебе Редгрейве.       Немногочисленные кадры из детства были наполнены теплотой и заботой. Вспомнилось, как он спрашивал маму, почему отец так редко проводит с ним время, и она, усмехнувшись, ответила, что папа не умеет воспитывать детей и потому жутко боится сделать что-то не так. Он тогда поверил ей на слово, да и сейчас склоняется к тому, что из Калеба получился паршивый отец. Из самого Эвана, признаться, тоже: воспитывая Элизабет, ему часто не хватало духу поступить правильно и проявить нужную жесткость, как это сделала бы Виолетта на его месте. Потому он предоставил воспитательные обязанности Мириам, а сам, по примеру Калеба, старался подарить девочке как можно больше тепла, которое так сложно было собрать из своей груди.       Та сора с отцом на самом деле была такой глупой. Эван тяжело принял потерю Виолетты, которая всю жизнь была для него миром. И Калеб, со своими неуместными попытками поднять его настроение добился лишь того, что сын взорвался на ровном месте из-за сущего пустяка, собрал вещи и уехал далеко-далеко, чтобы даже учиться в одном городе с отцом не пришлось. Такая сильная реакция себя, по прошествии стольких лет, выглядела для Эвана странно.       Но это не важно. Важно то, что сейчас, Калеб Редгрейв, носясь вокруг него с братьями с полным несчастья видом, словно курица-наседка… он раздражал. Вел себя, будто Эван- его клоны- не суть важно, что они — не более чем какой-то глупый ребенок. Кто-то из клонов не обращал на это внимание. Кто-то недоуменно пожимал плечами. Он же на каждой встрече с папочкой тихо вскипал внутри, внешне продолжая держать себя в руках.       И дружки его тоже хороши. Айзек Вайнберг поначалу вызывал похожие эмоции, но после того как до этого ученого идиота дошло, как именно клоны могут наверстать потерянные навыки, он стал куда терпимее. 72-й даже проникся некоторыми его идеями и теперь следует за ним везде, став по сути личным ассистентом. Но Эван 42 помнил, как Вайнберг отмахнулся от их оригинала, игнорируя его крики и доводы. Как приказал запихнуть в это адское устройство.       Последние мгновения жизни Эвана Редгрейва, к сожалению, 42-й помнил лучше всего остального.       Про других участников Ближнего Круга он знал не так много, но впечатления о них тоже были не очень. Хотя Фергюсон, не смотря на свое отталкивающее поведение, не делал различий между клонами и остальными. Потому щедро раздаваемые им «дебилы» и «имбицилы» можно было не принимать на своей счет. Фергюсон относился к ним, как к людям, в отличии от Де Сальво, который полностью игнорировал клонов, будто они всего лишь сломанные терминалы, не стоящие того, чтобы занимать собой место.       Эван 42 не знал точно, как эти четверо справляются с управлением страной, но был уверен, что получается у них ужасно.       Эти люди явно не соответствуют своим занимаемым должностям.       Дойдя до этой мысли, клон оторвался от пригретой стенки и направился к лифту. Впервые с момента осознания своего существования он имел четкую цель: надо найти книги. Много книг — по экономике, политологии, законодательству… ему многое предстояло изучить.       Ведь нет смысла менять верхушку страны на неквалифицированные кадры?