«В моём кармане важен только компас, Он мне укажет путь. Он мне не даст упасть обратно в пропасть. Куда мне повернуть? Ни один день мне не заменит полночь, Где в одиночестве я огибаю космос. Я не понимаю, как преобладаю над Демонами во мне, когда я ловлю твой взгляд.»
Фёдоров сидел на подоконнике в своей комнате. Через огромное окно просачивался лунный свет, падающий на холст с нарисованной на нём Сэмми. Мирона одолевала какая-то непонятная тоска. Он думал о своих друзьях, понимая, что в данный момент ему даже поговорить не с кем. Он не мог вывалить все свои внутренние переживания на Сэм, так как не был с ней достаточно близок, а Рудбой постоянно пропадал со Светло. Мирон конечно был очень рад за Евстигнеева, но с учетом того, что тот раньше находился рядом двадцать четыре на семь, теперь его катастрофически не хватало. *звук входящего сообщения в телеграме* Мирон: Спишь? Слава: Конечно нет, слишком много эмоций после сегодняшнего. Мирон: Хочешь приеду? Слава: А как ты зайдёшь? Мирон: Через окно. Слава: С ума сошёл? Мирон: Да не ссы. Я так уже делал, когда Ванька лежал. Жди. Когда Фёдоров постучал по стеклу, было почти одиннадцать вечера. Слава аккуратно поднялся с постели и открыв окно протянул Мирону руку. — Отойди, — буркнул Фёдоров. Он уцепился за внутреннюю часть подоконника и подтянувшись, залез внутрь. Слава с любопытством выглянул в окно. — Я не знал, что тут козырёк рядом. — Теперь знаешь. Здарова! — Мирон обнял его и скомандовал, — Так, в постель быстро! Давай, давай, давай. Фёдоров сел на стул рядом с кроватью и, пока Карелин кое-как укладывался, начал доставать из рюкзака книги. — Ты же сказал, что мне нельзя читать! — А кто тебе сказал, что читать будешь ты? — ответил Мирон. Слава внимательно смотрел на него, пытаясь уловить логику действия. Фёдоров не спеша достал из рюкзака очки и нацепил на свой достаточно крупный еврейский нос. Славик усмехнулся. Мирон взглянул на него из-под тяжелой оправы: — Чего ты ржешь? Да, я слепой и что? — Нет, ничего, — сдерживая смех ответил Слава. Мирон продолжал сверлить его своими голубыми глазами, скривив губы в ухмылке и ожидая, когда же этот весельчак проржется. Слава глубоко вдохнул, выдохнул и уставился на Фёдорова. — Все? — Нет! — выкрикнул он и разразился хохотом. Вообще-то Мирона и так напрягало, что он не может постоянно ходить в линзах — для его глаз это было бы издевательством, а тут ещё и такая реакция Славы, которая конечно же отозвалась внутри какой-то иррациональной детской обидой. Он недовольно поджал губы и снял очки, намереваясь убрать их в чехол, но Слава внезапно перехватил его руки. — Не-не, чувак, прости, я долбоеб, — Карелин улыбаясь забрал у Мирона очки и принялся протирать их краем футболки. — Тебе на самом деле идет, правда. Просто я тебя таким впервые вижу… Бля, да, это не оправдание конечно. Короче, не обращай внимание, я здесь тупею. Он медленно и аккуратно, буквально не дыша, надел их на Мирона и ещё подтянул повыше на нос. — Ну вот. Теперь ты красавец. Фёдоров даже смутился от такой проникновенной тирады. Он хотел что-то сказать, но за дверью послышались шаги. — Медсестра идёт! — нарочито смешно выпучив глаза и вытянув лицо в мнимом испуге прошептал Слава. — Блядь, — выругался Мирон и недолго думая, нырнул под кровать. В эту секунду в дверь постучали. — Да, войдите. — Вячеслав Валерьевич, — в приоткрывшейся двери показалась дежурная медсестра, — у Вас все нормально? — Да, спасибо, все хорошо. — Что же вы так шумите? Всех разбудите. — Простите, тут просто передача смешная была, — ответил Слава. Женщина посмотрела на выключенный телевизор, а затем вопросительно на Карелина. — Нууу, я только что выключил. Чтобы больше не смеяться. — Ну хорошо, — сказала женщина, — Не шумите больше. Слава кивнул. Как только дверь закрылась он позвал Мирона. — Вылазь. Ушла. Фёдоров выполз из-под кровати и проворчал: — Ну и пылищи там конечно. Надо сказать, чтобы убрались. Кое-как отряхнувшись, он сел на стул и взял в руки книгу. — Так, ну что? Мандельштама любишь значит… — Люблю. Мирон поднял взгляд, почувствовав, как внутри что-то дрогнуло, будто эти слова были адресованы лично ему. — Ты чего? — Слава пощелкал пальцами перед его лицом. Мирон спохватился и отвел взгляд. — Не-не, ничего. Ну, начнем тогда. Раз у тебя тут голодание, будем кормить. Назовём это информационным питанием. Мирон открыл тот самый сборник стихов, что днём отнял у Карелина и начал воодушевленно читать, прямо с первой страницы.***
— Слав, Слаааав… — Фёдоров тихонько потрепал Карелина по плечу. Тот кое-как открыл глаза. — Че те надо? Ты время видел? — Почти восемь. Мне пора домой. Карелин протер глаза и осознав происходящее, подскочил в кровати. — Блин, чувак, я забыл, что ты здесь. А каким образом ты… — Да как обычно. Давай, я пошёл. Мирон накинул кожанку и покинул палату, надеясь проскочить к выходу незамеченным. — Фёдоров! — воскликнула постовая медсестра, когда Мирон уже почти вышел из клиники. — Блядь, — прошептал он и натянув улыбку, развернулся к женщине, — Доброе утро! — Ты что тут опять делаешь? — Да я к другу заходил. — Фёдоров, ещё раз в окно залезешь, я позвоню твоему отцу. Евстигнеев лежал, вы тут устраивали! Опять началось? — Не надо звонить. Я все понял. — Смотри у меня, — пригрозила медсестра. Мирон улыбнулся и вышел на улицу.***
До Нового года оставались считанные часы. Родители Фёдорова по обыкновению отправились встречать праздники за границей, оставив квартиру в распоряжении сына с условием, что он ее не разгромит к их приезду. В гостиной стояла высокая ёлка, что переливалась разноцветными огоньками. Пока Фёдоров с Евстигнеевым суетились на кухне, на фоне играла музыка из новогодней подборки, создавая атмосферу наступающего праздника. Ближе к семи вечера к ним присоединились Ванечка и Андрей. Они впервые оказались в квартире у Мирона, поэтому с интересом рассматривали всё вокруг. Посреди гостиной стоял небольшой стол, уже заставленный салатами и закусками. На стенах висело множество фотографий родителей Фёдорова, а над декоративным камином — портрет самого Мирона, который когда-то заказывала его мама. — Чувствуйте себя как дома, — сказал Фёдоров, заметив, как парни боятся что-то задеть лишний раз. Ванечка с интересом рассматривал фигурки, стоящие на камине. — Ебать, конечно у тебя яйца дорогие… — В смысле? — отозвался Мирон, выронив из рук ложки. — Да я про Фаберже, — ткнув пальцем в сувенир, едва сдерживая смех, сказал Ванечка. — Да ты только о яйцах и можешь разговаривать, — с усмешкой ввернул Андрей. Ванечка, демонстративно закатив глаза, скорчил недовольную гримасу, пока Евстигнеев посмеивался в кулак. Замай посмотрел на веселящегося Рудбоя и добавил: — А ты-то че ржешь? Про твои между прочим разговаривает. Фёдоров рассмеялся во весь голос, понимающе похлопав Андрея по плечу. Когда приехала Сэмми, все уже сидели за столом и явно были навеселе. Если бы кто посмотрел на них сейчас со стороны, ему бы показалось, что ребята общаются и дружат с самого детства, но уж никак не месяц от силы. Они вместе смеялись над глупыми локальными шутками и жёстко друг друга подкалывали, но никакого негатива не возникало и всем было комфортно. Пожалуй, именно так хотел бы встретить Новый год каждый из них — в кругу друзей, где все на одной волне. Ванечка смотрел на ржущего Евстигнеева, вспоминая всё то, что между ними произошло, и понимал, что на данный момент ближе у него человека нет. Поразительно, насколько иногда в жизни всё непредсказуемо. Кто бы мог подумать, что этот задира может оказаться таким заботливым и простым парнем. Крепко сжимая его ладонь, Ванечка искренне верил в то, что так будет всегда. Андрей и Сэм обсуждали недавно вышедшую экранизацию «Фантастических тварей». Девушка никогда до этого не общалась с Замаем на темы помимо учебы, и сейчас понимала, что зря. Его явная начитанность и умение поддержать беседу очень Сэмми импонировали. В итоге, сцепившись языками, они отсели подальше от остальных и принялись обмениваться списками прочитанной литературы, и параллельно обсуждая кризис жанра научной фантастики в России. Сэмми слушала Андрея, периодически посматривая на Мирона, который, в свою очередь, нервно теребил браслет часов на запястье. В какой-то момент он поднялся из-за стола и сказал: — Так, Вань, ты за старшего. Я больше никого не приглашал. Поэтому отдыхайте, веселитесь. — А ты куда? — спросила Сэм. — Я скоро вернусь, — ответил Мирон и вышел из гостиной. Рудбой выскочил вслед за ним и глядя на то, как Фёдоров одевается, обеспокоенно спросил: — Что-то случилось? — Нет, нет. Всё в порядке, мне просто нужно кое-что успеть сделать ещё. Не переживай, — ответил Мирон и прихватив ключи, вышел из квартиры.***
Елена Васильевна, бабушка Славы, сидела на стареньком диванчике и смотрела «Голубой Огонек». В квартиру позвонили. Поднявшись, женщина поспешила к двери. — Кто там? — Елена Васильевна, это Мирон! Суетливо копошась в ящике в поисках ключей, она переживала, а вдруг какие новости о Славике. Она не видела внука уже более полутора недель. Наконец справившись с замком, женщина увидела на пороге Мирона, который стоял с огромными пакетами в руках. — Проходи, сынок! — хлопотливо сказала бабушка, — Что-то случилось? — Нет. Елена Васильевна, я пришёл устроить Вам праздник, — с улыбкой ответил Фёдоров. Привычно пройдя в гостиную, Мирон водрузил свою ношу на повидавший виды кухонный гарнитур, а после занёс большую коробку из коридора. — А это что такое? — Это ёлка, — сказал он, разрывая упаковку. Пока Фёдоров собирал ее и украшал мишурой и разноцветными шарами, Елена Васильевна успела поведать не только историю своей жизни, но ещё и в подробностях описала Славино детство. А потом принесла старые фотографии, на которых Карелин был запечатлен милым, щекастым карапузом, а не двухметровой каланчой. — Сынок, ты к Славе-то когда пойдёшь? —засуетилась Елена Васильевна, — Занесёшь ему от меня подарок? — Конечно, — с готовностью заверил ее Мирон. Бабушка ушла в соседнюю комнату, а он продолжил машинально перебирать в пальцах потертые фотографии. В пачке попался снимок, который особенно Мирону понравился. С него первоклассник Слава, аккуратный, причесанный мальчик в отглаженном костюмчике, широко улыбался, обнажив дырки от выпавших молочных зубов. — Фух, слава тебе Господи, нашла! — неожиданно громко воскликнула Елена Васильевна. Мирон вздрогнул и даже не понял, как так случилось, но он машинально сунул фотку в карман рубашки. Он обернулся на вернувшуюся женщину, которая победно несла перед собой небольшой пестрый свёрток. Фёдоров лишь надеялся, что там под упаковкой книжка, а не трусы.Он забрал предназначенный Карелину подарок и закинул его в рюкзак. Пока бабушка, нарезая салаты, травила забавные байки про Славкины приключения в детстве, Фёдоров старательно намывал посуду. — Да оставь ты эти тарелки, я сама справлюсь! — сказала она, подавая Мирону полотенце для рук. — Я же помочь Вам хочу. Взглянув на часы Елена Васильевна засетовала: — Да что же это я! У тебя там друзья, наверное, а ты тут со мной. Давай-давай, развлекаться нужно, пока молодой, пока силы есть. — Елена Васильевна, а к Вам хоть кто-нибудь сегодня придёт? — Подружка должна вот-вот. Жду! — Это хорошо, — выходя из гостиной сказал Мирон. — Ты Славе привет передавай обязательно. Я по нему соскучилась сильно. Пусть хоть позвонит бабушке то, а то уж три дня не разговаривали. — Все передам, — Мирон застегнул куртку и, нащупав в кармане телефон, спохватившись, предложил, — А может селфачок на дорожку? — А это что значит? — непонимающе спросила Елена Васильевна. — Сфотографируемся в смысле, а я Славику покажу потом. — Ох, уж эти ваши технологии, не понимаю я, — ответила бабушка и прищурившись, глядя в маленький экран смартфона, встала поближе к Мирону. Фёдоров сделал пару кадров и поспешил вниз к машине, пообещав Елене Васильевне забежать через пару дней.***
*звук входящего сообщения в телеграме* Евстигнеев: ты где? Мирон: Еду к Славе. Евстигнеев: ты зачастил что-то туда Мирон: Он один просто. Дома все норм? Евстигнеев: да сидим в монополию играем Евстигнеев: ты много пропустил Мирон: Вернусь, нагоню. Евстигнеев: ukfdyjtytvjvbcmyfgthdjvcdblfybb Евстигнеев: блядь Евстигнеев: главное не сосись на первом свидании Мирон: В смысле? Мирон: ТАК! СТОП! ТЫ ОПЯТЬ МОЙ МАК ТАМ ЭКСПЛУАТИРУЕШЬ? Евстигнеев: хе-хе Мирон заблокировал телефон и уставился в окно. Что он чувствовал, глядя на миллионы ярко переливающихся огоньков, которыми был украшен новогодний Санкт-Петербург? Это же так странно, так непривычно испытывать столько всего и сразу. Руки немного потряхивало от волнения, а сердце выпрыгивало из груди, когда Мирон в прошлый раз сидел в больнице, и Слава касался костяшек его пальцев. Вечно в поисках себя, словно странник не знающий покоя, Фёдоров понимал, что кажется нашёл то самое пристанище, где хотел бы остаться навсегда. Но готов ли Слава принять его таким? Не спросив, не узнаешь, но задать этот самый вопрос — что может быть сложнее? Горло словно канатом стянуло, когда он услышал это «люблю». «Жаль только не меня», — пронеслось тогда в голове у Мирона, но с губ так и не сорвалось. Когда же он успел к Карелину так привязаться? А Фёдоров и сам не понимал. Всегда глядя вскользь да сквозь, он гнался за самым лучшим в этой жизни, не понимая, что надо было остановиться и оглядеться. В здании больницы горело сейчас много окон — пациенты тоже отмечали по-своему, но нужное он узнал бы и с закрытыми глазами. Мирон с легкостью забрался на припорошенный снегом козырёк и секунды две просто заглядывал в палату через окно. Слава смотрел что-то по телевизору, по лицу его блуждали синие тени, придавая ему выражение легкой печали. Фёдоров не мог сфотографировать его, но в памяти эта секундная сценка отпечаталась намертво. Почувствовав, что начинает замерзать, Мирон постучался и наблюдал как Слава, узнав его, с неподдельной радостью на лице несётся открыть для него окно. — Ты дебил что ли! Сегодня заморозки обещали! А вдруг козырёк бы обледенел, — обрушилось на Мирона с потоком тёплого воздуха и запахами больницы. Слава очень усердно строил из себя рассерженного, но счастливые глаза его все равно выдавали. — Я сегодня исполняющий обязанности Деда Мороза. Я не могу поскользнуться по определению, — сумничал Мирон, влезая в палату. Слава захлопнул за ним створки, и тут Мирон увидел, что тот стоит босиком. — Так, а это что такое? — он ткнул Карелину под ноги и не дожидаясь, когда он найдется с ответом, буквально затолкал в кровать. — Блядь, если простудишься, я тебе тапки к пяткам приклею. Слава закатил глаза. Он уселся поудобнее в койке, обернувшись в одеяло, и смотрел на Мирона из своего мягкого кокона. — Ну че, Дедушка Мороз, борода из ваты? Ты подарки нам принёс… Чё там дальше кстати было, я не помню. Мирон рассмеялся. — Принёс, принёс, — заверил он этого великовозрастного ребёнка и начал вытаскивать из рюкзака контейнеры с традиционной оливьешкой и остывшей курочкой. Последним он выудил со дна свёрток от Славиной бабушки и кинул его на кровать. — Знаешь, я все ещё надеюсь, что там не трусы, — пробормотал он, глядя как Слава с энтузиазмом рвёт подарочную бумагу. — Трусы! — гордо держа перед собой гигантские на вид семейники, заявил Карелин. На вкус Мирона, они были отвратительными и их полагалось сжечь на костре фешн-инквизиции. — Пожалуйста, убери этот ужас от меня, — застонал он, прикрывая глаза рукой, — Мне срочно нужен блендер для глаз! Слав, я серьезно. Мирон снова залез в рюкзак. Если уж трусы Славу так воодушевили, то его подарок точно придётся по вкусу. — А это от меня, — Мирон протянул Карелину тоненькую коробочку. — Надеюсь, понравится. Слава снял крышку и глаза его округлились. — Мирон, я не могу принять… — Завали, а? — перебил его Фёдоров. Ему и самому стало как-то неловко, будто он не электронную книгу дарит, а замуж зовет. — Но это же дорого! Фёдоров шумно вздохнул, демонстрируя своё недовольство. — Не беси меня! — сказал он своё последнее слово и постарался переключиться на что-то кроме детского восторга на славином лице. — Кстати, ты как твоя бабушка. Она тоже сейчас «Голубой Огонёк» смотрит. — А ты откуда знаешь? — Ну, я от неё, по сути, и приехал. Ты почему ей не звонишь, кстати, она соскучилась уже. — Ага, за два дня, — отмахнулся Слава. Он уже бережно затолкал подарок под подушку, и принялся расчехлять импровизированный праздничный ужин. Мирон не прикасался к еде — Славе здешние диетические котлетки на пару и цветная капуста наверняка казались откровенно невкусными. Они с Евстигнеевым были одного роста, и когда в больнице валялся этот лось, Мирон таскал ему нормальный паёк чуть ли не дважды в день. — Кстати, у меня тут ещё есть небольшой сюрприз, — Мирон набрал Сэмми по фейстайму и пересел к Славе на койку, так чтобы их обоих было видно. Ребята появились на экране и, толкаясь и смеясь, наперебой желали Славе счастья, здоровья и вообще всего, чего можно и нельзя, а когда в кадр всем лицом залез пьяный и радостный Евстигнеев и прокричал: — С Мироном не сосись, он заразный! — Слава попросту не выдержал. Он зашёлся в хохоте и откинулся на кровать, держась за живот. Впрочем, смеялись сейчас все. — Замай, по-братски, угомони его, а? — прокричал Фёдоров в микрофон и лишь услышав уже ставшее родным: «Бля, да вы заебали!», сбросил вызов. — Лучший Новый год в моей жизни, — раскрасневшийся Слава заложил руки за голову и тяжело дышал. Грудь красиво вздымалась под тонкой футболкой, и Мирон против воли залип на этом не хитром движении. — Да ну их. — Нет, серьезно. У меня никогда такой компании не было, — Карелин блуждал взглядом по потолку, будто пытался что-то вспомнить, — А очень хотелось. И вообще, знаешь, спасибо тебе. Не за это вот все, а просто. Блин, не знаю, как объяснить. — Да я понял, — ответил Мирон. — А теперь, — Слава потянулся и, сев одним плавным движением, оказался к Фёдорову очень близко. Даже слишком. — Теперь колись, че у тебя в кармашке. Он хитро улыбался и потянулся было пальцами к торчащему уголку фотографии, но Мирон его опередил, еле успев выдернуть карточку и завести руку за спину. — Это мое вообще-то. — Да ладно, я ее уже давно заметил. Мне даже кажется, что я очень хорошо знаю, откуда у тебя этот снимок, — Слава усыплял бдительность своим елейным голосом, и Мирон опомнился только тогда, когда тот уже почти дотянулся до фотки своей загребущей ручищей. Фёдоров попытался выпутаться, но не тут-то было — Карелин попросту лёг на него сверху, придавив всем своим весом. Надо признаться, было очень тяжело, несмотря на то, что тот за время пребывания в больнице заметно схуднул. — Слезь с меня, балда, — просипел Мирон, тщетно барахтаясь под чужим телом. — А что мне за это будет? — тут же деловито поинтересовался Слава. Кажется, сейчас у Мирона можно было выпросить все что угодно. По крайней мере, если я умру, думал он, дыша через раз, моя смерть будет приятной. — Все, что хочешь, блин, только слезь. — Поцелуйчик? — засмеялся Слава прямо ему в лицо и задвигал бровями. Мирон недолго думая чмокнул его куда-то в скулу и простонал: — Все? Доволен? Уговор дороже денег, отпусти меня уже. Но Слава как к месту прирос. Он застыл весь с нечитаемым выражением на лице, потом тряхнул головой и быстро слез с Мирона, пряча взгляд. Впрочем, Фёдорову сейчас было не до анализа — он жадно набирал в легкие воздух, будто никогда не дышал до этого. — Ну ты конечно тяжелый. — Угу, — ответил Карелин с набитым винегретом ртом (ему лишь бы пожрать, ведь другого времени то не нашлось), с интересом глядя в телевизор. — Может, переключим? Там наверняка есть что-нибудь поинтересней. — Угу. Мирон забрал у него пульт и принялся листать каналы, уповая лишь на то, что его горящее от смущения лицо не слишком покраснело.