— Лара К.
Пожелтевшая, хрупкая, но уже погнутая где только возможно, бумага, ее содержимое, перечитывалось в которые раз. Франц не могла не повторять эти строки у себя в голове, постоянно всматриваясь что в почерк, что в содержимое, его смысл, пытаясь найти какие-то то ли зацепки, то ли что-то еще, может хотя отыскать и вовсе несуществующее. Что-то в этом письме ей не нравилось, хотя, может быть это всего лишь та самая хондра, которая крутит девушку которые дни. После того самого момента, как Франц прознала о существовании архи в здешних краях, эту чувство не покидает тело и постоянно выводит из нормы ее сны. Не сказать, что хондра эта приводит в жуть, страх, а может и тряску, нет, это скорее как простое чувство настороженности. Постоянная тревога, которая не отпускает тебя, от чего реакция становится слишком резкой к любым деталям. Она готова к бою, правда ожидает его где бы ни была. Подвох ищет во всем. Все происходящее в данный период ее жизни достаточно необычно, и этой своей необычностью ситуация очень настораживала. Глаза прикрываются и Франц делает громкий утружденный выдох, после чего подымает голову к небу и смотрит в мирную синеву. В одной руке достаточно легкой хваткое держится письмо, второй же охотник продолжает держать поводья лошади, на которой все также была верхом. Она перечитывала строки даже во время езды, хотя могла бы полностью переключится на дорогу и быть более внимательной средь этих узких улочек меж домами. А небо сегодня все такое светлое… Облака пышнее ваты. Посвятив бы себя прошлому, она бы не прочь даже подобное зарисовать, да времена уже иные, пускай влечет, но дано теперь ей исключительно стрелять. Мысли перебились не особо приятными воспоминаниями, потому, все-таки спрятав это странное, как ей казалось, письмо во все тот же жакет, Мари хватается двумя руками за поводья и не сильно бьет ногами, чтобы ускорить животное. Цокот копыт становится громче, в лицо дует не сильный ветерок, она вновь дышит полной грудью. Приятно, пускай душевное состояние сейчас очень смешанное. +++ Ей не нравилось это письмо. Что-то в нем было не так. И нет, Мари не имеет ничего против этой женщины, не имеет ничего против детей, но от письма девушка ожидала какой-то подвох еще с минуты, как только впервые его прочла. Может быть дело в бумаге? Черниле, которым это было написано? Запахе угля? Почему бумага пахнет углем? Может дело в адресе? Может быть подвох в месте, где находится дом? Что, если его не существует? Хотя нет, такой есть. Люди даже направляли ее к этому дому, значит, с этим проблем тоже нет. Тогда что? Может сам контекст? Если кратко, то какая-то женщина, упомянувшая себя как Лара, потеряла сына. Сын, явно будучи одержимым, убежал в лес. И здесь как бы особо нет придирок, мать потеряла ребенка, что был одержим. Не впервые такая ситуация переворачивает чью-то жизнь в Вилле. Чего вновь удивляться? Хотя знаете, даты, и пару деталей, как раз и не выходили из головы. Когда произошло это? Сколько дней назад? Недель, месяцев? Во всех предыдущих письмах проблема уже существовала как минимум неделю. Бывало, кто-то упоминал, что терпит не первый месяц. Кому-то же не повезло ждать приезда Мари около года. В этом же письме, если дословно, датой стояла фраза «на днях». Если письмо охотнику отправили второго же дня, и то утром, в самом письме написано «на днях», значит в пацана вселились чуть раньше, чем она приехала, а в лес урвали, теми же днями, как она оказалась в Вилле. На счет того, когда именно в него вселились, Франц не уверена, но это все равно более чем подозрительно. Какой-то мальчик, сын Лары, становится одержимым и убегает теми же сутками, которыми Франц приезжает в Виллу. И убегает он в лес. Черт подери, почему в лес? Вот как раз эти две детали в письме очень тесно между собою фигурировали, не давая покоя и постоянно замыкая в странном сомнении. Даты в край близки с теми датами, которыми она приехала, и парень убежал именно в лес. Нет, конечно, в самой Вилле своего рода настоящий кризис. Люди пропадают один за другим, и может быть все они разом сбегают в лес, все возможно. Но Мари не получала такие письма ранее. Может быть, люди понимают, что доставать кого-то из леса — уже не ее ума работа, может быть, кому-то страшно, может ей вовсе некоторые не доверяют, даже не глядя на столь яркий статус. У Франц есть ненавистники, и все вполне вероятно. И то, что пацан убежал теми же сутками — тоже вполне вероятно, и исключать факт того, что все является лишь совпадением, также нельзя. В те дни, когда она приехала, могли стать одержимыми более двадцати человек, глупо считать подобную детальку подозрительной и как-то придираться к ней. Но конечно же есть одно «но», которое связано с предыдущим, как последствие. Никого не смутило, что демон вселился в какого-то мальца, чтобы убежать в лес…? Нет? Все еще нет? Зачем демону это делать? А вот теперь задумайтесь. Зачем падшему вселятся в тело человека, притом слабого ребенка, и бежать в лес? Делать то, что обычно одержимые не делают, а ведь на то и причины есть. И даже много. У Мари было подозрение. На самом деле, демоны способны затащить тело, в которое вселились, туда, куда им выгодно, почему бы и нет? Мгновениями они овладевают чужим телом, беря под свой контроль, труда никакого не составляет завести смертного что в лес, что на окраину, еще куда дальше. Такое бывало, и не раз. И вот на такие ситуации Франц тоже удавалось попасть как и из-за писем, так и по своей инициативе. Люди оказывались не там, где помнили. Просыпались неведомо где. А все из-за демонов. Единственное объяснение всему этому — падшие просто хотели отвести душу от окружения и спокойно вытягивать из нее все соки до конца ее жизни. Но и в этом нет никакого смысла. Понимаете, когда демон вселяется в человека, жизненные силы смертного словно делятся на двое. Одни уходят кормом для нечестивого, а остальные на более-менее поддержку собственных жизненных сил. Одержимый становится слабым физически, порою, у кого-то может отнять как ноги, так руки, может быть человек и вовсе перестанет двигаться. Люди становятся очень слабыми. А когда они слабы — демонам нечем питаться. Если падший захотел просто поиграться — то да, без какой-либо проблемы он может вселится в человека и завести его хрен знает куда, сожрать всю его моральную силу и просто уйти, оставив уже мертвую, ибо обессиленную, тушку где-то гнить. Но это так нелепо и дурно. Никто так из падших не делает. А зачем? Нет, конечно, демоны еще те безмозглые курицы, но даже им понятно, что вот так за один раз вытягивать все силы смертного просто на просто не выгодно. Да, ты нажираешься до отвалу, но всего на один раз за день. К вечеру голод опять может проснутся, и что? Опять искать «жертву»? Когда нечестивые вселяются в людей, они заседают и прячутся. Вытягивают силы постепенно и не часто берут контроль. Они живут внутри чужой души и питаются ее силой. И им не плохо. Они наблюдают за чужой жизнью не своими глазами. Они живут. Всегда сыты. Да и человек держится дольше, будучи в приделах своего дома и всегда зная как себе помочь, если заболела голова или рука, или еще что. Особенно когда голоден сам смертный, ему не труда пойти поесть. Выгода велика, потому большая часть демонов делает именно так. Сидит внутри и не рыпается. А этот мало того, что вселился в ребенка, что показал, что он демон, так еще и сбежал в лес. Взял контроль того же дня, как она приехала, и убежал в лес. А потом было написано это письмо, которое прям-таки кричит о надобности Франц зайти в рощу. Если никто до сих пор не пытается предположить возможную связь между этими моментами, вы очень далекие люди. Пока охотник подъезжала к дому, пока привязывала лошадь к чутка погнутому забору, пока открывала калитку и ступала по очень пустой, как для дома матери и сына, тропинке, голову переполняли все эти мелкие зацепки с их колкими и странными деталями. Вот она уже стоит прямо перед верандой. Домик достаточных размеров, сразу видно, что здесь может жить целая семья, где точно есть сын и отец. Вот кресло на веранде, пепельница под сигары на заборчике деревянном стоит, может семья и богата даже. Охотник стоит всего в метре от двери в дом, она поглядывает на письмо, которое достала, и мысли теперь кочуют от одной развилки к другой. Эти связки деталей как-то уж слишком странно между собой сходились. Быть уверенной в том, что все продумано, она не могла, но по крайней мере ей почему-то начинало нравится то, во что разноглазая ввязалась. Что если это могло оказаться их ловушкой? Архи в этом лесу, а вокруг мирное затишье на протяжении стольких суток, после предупреждения-то. А тут еще и демон вселяется в человека, чтобы убежать в лес. Конечно же Франц все равно сегодня постучит в эти двери, конечно же поговорит с семьей, и конечно же точно сегодня она ступит в лесопосадку и дальше нее, просто… Аж грех на душу взять, не усмехнутся, если демоны действительно как-то причастны к ее приезду и всей этой вакханалии со сбежавшим мальчиком. Столько деталей и элементов, какой стратег мог подстроить все так, чтобы в конечном итоге ее заманить в лес? Все же жизнь ребенка трогает совесть, но, увы, приоритеты в заданиях разные. Особенно учитывая обстоятельства. Франц ступает на ступени и громко трижды стучит по деревянной поверхности. А ведь письмо отправили второго же дня… Если все это один сплошной и целостный план, кажется, в первые за года Франц готова принять кого-то из демонов гением. Подлый черт. Кто-то нашел в ней угрозу еще с первого дня. Просто давайте представим, что вся ситуация подстроена демоны, то это как-то слишком мудрено и умно, что аж не верится. Когда дверь тронулась и открылась, девушке пришлось шагнуть чуть назад, чтобы не ударится. На нее сверху вниз смотрел достаточно крупный мужчина, но скорее, просто эта натура выдалась высокой. — Мисс Лара проживает здесь? — Франц протягивает письмо мужчине, который быстро его забирает и принимается читать содержимое. Стоя в ожидании, брюнетка делает тяжелый вздох. В конечном итоге ее пустили во внутрь. Зайдя в дом, теперь Мари слабо волновали детали интерьера или то, какого цвета ковер. Отец семейства был явным охотником, потому самое первое, что она увидела, было ружьем. И пару голов на стене. +++ Изолирована. Лара Куц — женщина лет 32. Некогда привычные будни дарили спокойствие и счастье, до боли в душе противно узнавать, что кто-то теряет своих детей из-за этих тварей. В те же даты, о которых размышляла Франц… Мальцу было всего 13. Веселый парень, светловолосый, весь в маму, высокий и очень энергичный. Верующий и всегда носящий крестик. Женщина много рассказывала про своего сына и Мари оставалось только ждать, пока она сама не перейдет к сути. Глава семьи запретил что-то спрашивать и сказал просто ждать. Лара была теперь психически нестабильна, чуть что, начинала плакать взахлеб и молить вернуть ее чадо. Понять можно. С письмом нельзя было медлить… И как же красиво все сходится, а. Ничего подстроенного, кроме как именно одержимости. Целостная, раннее счастливая семья потрескалась по швам из-за этих мерзких тварей. Из-за того, что кому-то взбрело тронуть бедного парня. Никогда ничего не происходило, все было тихо и мирно, да вот то, что они живут так близко к лесопосадке, скорее всего, как раз и вышло боком. Казалось, то ли защита была слабой, то ли сам Дензель, а так звали парня, что-то натворил, да поменялся он крайне резко. Еще утром все было замечательно и Де-з ездил с отцом на дальнее поле, купить скот, как вечером он резко поменялся, что в лице, что в характере. Поначалу грубил, после притих, а ночью и вовсе сбежал. Он так и не вернулся, пропал без вести, заставив семью просто переворачивать спокойствие половины окружающих людей и их дома. Выйти из терема было нереальным. Оставить Лару Виктор не мог, теперь ни на площадь съездить, ни пострелять поехать, ни нормально к колодцу за водой. Женщине не по силам выйти из дома, а оставить ее одну никак нельзя, потом же крик и слезы, срывы и паника. Она написала второго дня, но помощь тогда не подоспела. Получилось только спустя неделю. Теперь было немного стыдно. Ее просил помочь даже глава семьи. Да, это выглядело странно, что массивный мужчина просит охотника вытащить из самой опасной точки их города его сына, да по иному никак никто не мог. Виктор хотел, да жена его не отпустила. Согласившись с тем, что попробует вытащить их сына, но ничего не может обещать, под слезы Лары, Мари пришлось покинуть дом. Она точно сказала, что вернуть его в первый же день не удастся, что это слишком сложно даже для нее. Фатальный ответ будет спустя сутки. Сколько — она не знает, но решать нельзя. Случай выдался действительно трагичным и серьезным. С осадком, который приходилось терпеть всю дорогу, теперь Франц вновь запрыгивает на лошадь, быстро дергая ее поводья и разворачивая буйную кобылу в другую сторону. +++ Мари сильнее бьет поводья, ускоряя лошадь. Копыта звонко бьются об землю и слышится скрежет пряжек. Пару поворотов, резкая развилка, а вот уже и знакомые чем-то дома… Спрыгивает брюнетка с коня уже в том же месте, где и впервые шагнула на траву. Между теми же домами, на той же тропинке. Скот Франц привязывает к ближайшему забору, поглаживая морду животного, дабы то прекратило ржание и успокоилось. Бурая лошадь все не могла стать ровно и притихнуть, постоянно намеревалась поднять копыта и вырваться из креплений, да все было затянуто крепко, а забор был не менее стойким. Тем не менее, так и не успокоив коня, Мари пришлось отстранится и отойти уже от животного, становясь на траву. Почему-то, как только девушка заметила, что зашла за линию города, вся спина сжалась в легкой-легкой судороге, заставив брюнетку вмиг обернутся и устремить взгляд в беспросветную рощу. Хмурые ели и сам столб с царапинами, что так и привлекал внимание всем своим естеством, чем-то напоминал ей лес Горна, в котором девушка часто гуляла в детстве. Такой же хмурый и, казалось бы, страшный, но вот в те времена Мари бежала в глубь даже не оглядываясь, на лице играла улыбка, а в голове царило ликование и радость. Такое легкое и незаметное… Сейчас же, глядя в рощу, по спине ходила та самая, что постоянно держала в напряжении и готовности к чему-либо, хондра. Вязкая, мерзкая, противная, но очень помогающая в схватках. И потому Франц не могла корить себя за это чувство. Даже не находила его ненужным. Выпрямившись, тут же из кармана достался пистолет и просто опустился вместе с рукой вниз, вовсе не будучи готовым чуть-что стрелять. Громкий вдох и выдох поднял и опустил грудину, после чего стало немного легче дышать. Карманы, ремень и даже жакет были полны всякого, что могло как понадобится, так и быть лишним грузом на теле. Даже не представить, насколько, на самом деле, это муторный и странный момент. Как испытание, о которых Мари забыла и подавно. Экзамен? Да, примерно что-то вроде того. Высшая сложность задания. Все ими продумано и Франц уверена, да хоть на сто процентов, на двести, а может и все триста — стоит ей шагнуть в рощу, как начнется эта дурная игра на выживание. Ее не оставят в покое, да и тут нет особой разницы из-за письма это, или нет. Было это подстроено именно демонами или просто так сложились обстоятельства. Чушь. Ей просто нужно туда. Вот и все. Знаете, когда Франц убила впервые в жизни демона, девочке было не сладко. Она много плакала и кричала. Корила себя и не спала трое суток. Отказывалась есть, потому кормили ее насильно, подымала голос, из-за чего с нее не сводили глаз священники, да все омывали водой, да омывали. Состояние было ни к черту, ей хотелось провалится сквозь землю. Убить демона… Это же как убить человека? Раньше она считала именно так. Когда-то, даже могу сказать более, Франц надеялась, что то были не демоны. Пыталась убедить себя, что пожар — случайность. Истинная случайность. Да вот только… Нет. В те дни, когда девочка переживала стресс после случившегося, когда впервые согрешила, убив, когда тосковала по родителям и постоянно пускала слезы, тогда-то ее и отправили к главному священнику. Лечение было тогда не самым прекрасным… Ее топили в святой воде. Связывали руки и запирали в каморке с гобеленами. Часами на пролет заставляли сидеть у самих колоколов без возможности спуститься, от чего уши неистово болели. Девочку обжигали воском горящих заговоренных свечей, заставляли стоять на стекле разбитых бутылок из-под вишневого вина, били по рукам и губам за каждый лишний шаг и выдох. А во всем обвиняли демонов.«Это из-за них.»
Демоны — те, кто руководит людьми. Те, кто приносят беды. Те, кто осквернили ее и заставили терпеть эти круги мучений. Ее, словно грешницу, заставляли на руках держать горящий уголь или же прикасаться голыми ладонями к раскаленным казанам. И во всем этом виноваты только демоны. И пожар был из-за них. И родителей убили именно падшие. И всех ее друзей убили. Всего лишили ее именно демоны. В девочке воспитали ненависть, которая с осознанием, с временем, начинала возрастать уже самостоятельно, и по своим причинам. Демоны — это грязный и отвратный мусор, от которого нужно избавится. Всех сжечь. Всех перебить. Всех заставить кричать и выкручиваться в мучениях. Как она когда-то. Им нужно сделать так же больно, как когда-то было больно и ей. Как морально, так и физически. С годами Франц уже осознала, что это было неправильным и священники своими методами только ухудшали ее состояние и заставляли ощущать боль. В том не было вины демонов. Падшие оставались непричастны, да вот ненависть к ним не пропала. Она лишь закрепилась на том, что если бы не они, ей бы не пришлось пережить это. Гибель родителей никто так и не простил падшим. Причин, из-за которых она могла срываться на нечестивых с каждым разом становилось все больше и больше. А это жестокое воспитание вырастило из нее тихого и правильного «монстра», который умел вовремя закрыть все в себе и стать пустышкой. Мертвой, немой, стойкой и непоколебимой. Когда от ее руки наземь упал второй демон, и тогда было не важно, что на самом деле стрелял пистолет, она уже всеми силами сдерживала что испуг, что дрожь, что тем более слезы. На ее лице почти ничего и не отразилось, и лишь искра бликом показалась в зрачке, но тут же угасла и где-то спряталась. Ни страху, ни жалости.«Это правильно.»
Потом она без ведома старших застрелила еще одного. Свистнула пистолет и ночью застрелила третьего в своей жизни демона. По своей воле. Не при чьих глазах. И ей понравилось. Чувство умиротворения. Что-то, что заставляло судорожно дрожать, но это была своеобразная приятная и радостная дрожь. Ее не объяснить, ее только почувствовать и принять. И тогда Франц лишь пыталась повторить это чувство. Оно было необычным и оно ей нравилось. И оно ощущалось только тогда, когда серебренная пуля пронзала их грудину. Когда хвостатая, крылатая туша падала на бок, превращаясь в липкий и мелкий сгусток черноты. В пятно, размазанное по земле. Когда слышался их крик… Четвертого она зарезала. Серебренным ножом, которым обычно режут хлеб или же караваи. Он был острым и заточенным. Большим, и, главное, серебренным. Она проткнула падшего, оставив нож торчать из его туши, пока нечестивый кричал и извивался. Пятого она опять застрелила. Шестого попыталась задушить голыми руками, но тот был пленником, потому ее во время просто на просто оттащили. Седьмого, восьмого, девятого она уже не помнит. Помнит только то, что чувство это притуплялось, а ненависть росла. Ненависть к ним, ненависть к себе, к своей жизни, к тому, что она делает. К тому, как это делает. Та странная дрожь становилась все менее яркой. Искра, мелькающая в глазах, и вовсе потухла. Спряталась, нет, закрылась где-то внутри. Она ощущала к демонам только презрение, а ставить их чуть выше безмозглых куриц стала лишь тогда, когда повзрослела и все теперь понимает. И их силу. И свою силу. И то, что идет сюда, излишне только по надежде. Надежде на то, что когда-то этот круговорот смертей, окружающий ее, закончится. Что его смерть будет последней. И пускай она знает, что скорее всего так не получится, ибо за архи стоит сотни его приспешников, она надеялась, что с ними не будет особых проблем и все, возможно, имеет шанс закончится прямо сейчас. Никому не представить, насколько сильно ей хотелось оборвать. А вот что…? Да ненависть. Свою ненависть и такую жизнь. Все, чего она хотела — убить. Убить их. Всех. Чтобы это закончилось. Абсолютно все. Потому, когда она уже подошла впритык к кроне с этой «устрашающей» царапиной, она не почувствовала страха или волнения. Ни горечи, ни замешательства. Излишне только сосредоточенность и озлобленность. Ей нечего терять, есть только то, к чему стремится, но и от этого она уже устала. Тем не менее, деться Мари просто некуда. Вот почему проведя левой ладонью по кроне, ибо правая рука была занята кольтом, с очередным шагом перчатка скользит вниз и отстраняется от дерева, давая этим возможность оказаться в лесу. И Мари не остановилась сразу же, размахивая пистолетом и «панически» выглядывая засаду со всех сторон. Нет. Девушка просто ровным шагом начала идти в глубь. Порой, она лишь оглядывалась, замечая, как стремительно отдаляются просветы за ее спиной. Все дальше и дальше, а она просто мирным шагом шла вперед, подымая голову и осматривая ветви с их массивными столбами. Во круг было тихо и где-то отдаленно щебетали соловьи и кукушка. Шелест и быстрые движения где-то очень далеко, да так, что и еле-еле заметно этот шорох. От части, его можно спутать с обычным ветром, да выдает лишь то, что ветер не гоняет у самой земли в кустах. Тем не менее, пускай все так по сказочному безобидно и мило, револьвер в ее руке все так же крепко сжимается в стальной хватке, точно что будучи готовым в любой момент подорваться и выстрелить с точностью до миллиметров. Казалось, ей хотелось вновь закричать. Настороженность все не отпускала спину, все окружающее настолько было тихим, что аж сомнения вновь подобрались к голове. Сомнения крутились вокруг до около, они то развеивались в каждым шорохом, то вновь появлялись, стоило продолжить шаг. Она шла оглядываясь кругом, да и когда сочла расстояние достаточным, то и вовсе остановилась, обернувшись во круг всей своей оси, всматриваясь в каждую из сторон леса. Пыталась разглядеть абсолютно все, что виднелось за кронами. Просвета же можно было и не ждать. Что за спиной, откуда пришла, что слева, справа — ничего. Деревья выстроились в разбросанном шахматном и очень тесном характере, от чего все казалось густым и очень тесным. Словно и обернуться негде. И вокруг все так же тихо. В один момент она просто стала слушать. Тишину… Дятла. То, как он пробивает кору. Очень быстро и звонко. Листву, которую двигал лишь ветер. Этот тихий шелест, что был приятен на слух. Неоднозначные взмахи крыльев птиц. Глаза же в это время все так же старались что-то да отыскать. Пытались, скорее будет словом правильнее. Она пыталась углядеть хоть что-то. Да вот когда пытаешься что-то найти, зачастую, не видишь этого под самим носом. — Франц, — сухой и чутка наглый голос раздался откуда-то сверху, из-за чего охотник резко оборачивается, делая несколько шагов назад и тут же подымая пистолет. Дуло застыло на видимом источнике постороннего голоса. Бардовые, потресканные и бугроватые рога виднелись чуть выше за удлиненными ушами и шли вверх бараньим изгибом. Рожки, также, показывались и на лбу, средь прядей, маленькие, чутка изогнутые назад. Небольшой, горизонтальный нарост каменистой породы на носу и от подбородка до середины ушей по обе стороны скул. Кожа странного ало-бежевого оттенка, да и где-тот от середины грудной клетки по его телу далее шла шерсть. Поначалу алая, но после с переливом в маслянисто черный. Грязный и маслянистый черный. Трое красных глаз же смотрели на нее с презрением и нескрываемым недовольством. Он то ли разочарован. То ли уже злится. То ли вовсе в его глазах играет дурной азарт. Когда беловолосый увидел пистолет, его губы сомкнулись, словно этим выражая безразличность и отсутствие хоть какой-то дани «уважения» с нотой иронии. Насмешки. Смотрит как на мусор, сидя на ветке и упираясь спиной о крону. Руки свисали, как и одна нога, придавая подобному виду своенравную безобразность. Какая… Многозначительная и чем-то нелепая встреча. Будь бы память брюнетки столь же светлой, сколь его волосы… Эти белые, потрепанные и безобразные пряди чем-то давили на рассудок, тем не менее, ничего более на ум не приходило. Блики воспоминаний ударили в голову, но столь незначительного подсознательного «шока» не хватило даже на состояние рыбки. Робкий испуг, мгновенная тряска, эти ощущения тут же пропали, на свои места пропустив сосредоточенность и неприязнь к рогатому виду. Боевая стойка и девушка уже сильнее сжимает пистолет, поглядывая на демона хмуро и с той же ноткой безразличности. Демон-то он демон, но понимать бы людям на взгляд их силу и возможности. И все же напряжение понемногу все росло, не останавливаясь. Она просто не представляла чего сейчас ожидать. Падший же, повидав именно такую реакцию на свое эффектное появление, поначалу поднял брови в изумленном ожидании, но, так и не подметив ничего более, кроме упертой, казалось бы, уверенности, с полу-улыбкой хмыкнул и резко соскочил с ветки, придерживая равновесие одной лапой. От столь спонтанного действия разноглазая дрогнула, неосознанно отступив на один шаг. Всю спину сжало, казалось, могли затрястись даже руки. Помимо него никого из падших рядом нет. В лесу стоит глухая тишина. Он ждал ее. Не уж-то все начнет происходить действительно прямо сейчас? Что-то засело в ее горле, надавливая на глотку. — Что за взгляд? — демон хмыкнул, засовывая руки в карманы порванных где-то на уровне коленей шорт. Одежда его выглядела очень измазанной и потрепанной жизнью. Серая майка и вовсе выглядела так, словно пережила конец света, да, кажется, саму рогатую тварь это не смущало. Он же выпрямился, продолжая смотреть на Мари смешанным взглядом из безразличия и азарта. Трое глаз падшего как-то косо зыркнули на пистолет и то, куда направлено дуло, и его бровь изогнулась будто сама собой. Белобрысый глянул ей в глаза, будто все насмехаясь над всем происходящим. Раздражает. — Знаешь, а ты из тех девушек, которых приходиться ждать долго, — усмешка, — Не уж-то это то, чем ты собираешься драться? Я думал, великий охотник предпримет нечто более интересное для правителя падших. — он делает шаг вперед, наклоняет голову, глядя ей прямо в глаза. За спиной дернулись кожаные крылья. Спусти курок. Ну же. Легкие будто бы сжало, но на лице даже бровь не дрогнула. Она продолжала все также хмуро и непоколебимо смотреть демону в глаза, ожидая чего-то, в то время как все внутри пожирало волнение и приливающий страх. Выстрел. — Ай, — саркастично возмущаясь, демон все демонстрировал свое безразличие, притом еще и подшучивая жестикуляцией. Он помахал ладонью около предплечья, куда закосила пуля. Промахнулась. Нет, успел увернуться. Нервно сглотнув, Франц вновь навела пистолет. — А ты не так уж и радушна, я погляжу, — он игрался. Искусно игрался, играя в игру будто бы с самим собой. Все изнутри вскипало от некой дрожи, а падший излучал лишь подобие серьезности, что приводило в еще большую дрожь. Вновь застав дуло, демон поменялся во взгляде, и эмоции в миг выразили холод и мертвое презрение. Уголки бледных губ дрогнули и расплылись в своеобразный аскал. Жуткий и достаточно мрачный. В тот момент, тяжко признаться, но захотелось сорваться с места в сторону города… Позор. — Не желаю затягивать этот разговор, — хмыкнув, все же смелости не занимать. — Давай поиграем? Пускай ноги и подкашивались. Кажется, его улыбка стала еще шире. — Догонялки. Чур, я вожу. — надменно залепетав, за спиной рогатого тут же мотнул его хвост и с телом демона что-то да начало происходить. Он будто бы в миг возрос на две головы массивнее ее и теперь смотрел свысока не только морально… Наглый и беспринципный. Жуткий и достаточно нелепый. Правитель демонов… Наблюдая за этим, одна рука мгновением задрожала, а зрачки стали меньше. Демону, видать, такое только и было по душе. Он, злорадствуя, фыркнул, спрятав руки за спину. Слишком сладостный у него оскал. Слишком острые зубы… — Последние слова, Мар?Беги.