Шелест опавших листьев

      Анри думал о том, какой же его сосед по комнате… Его друг, ставший любовником. Его Иорам. Он рос диким ребенком, будто роза, что не знает рук садовника. Он всегда держался с изяществом и непринужденной грацией, что не давало повода усомниться в том, что этот человек благородных кровей. И пусть его называют бастардом – он лишь смеется в ответ обидчикам. Чтобы горько плакать по ночам.       Иорам умел соблазнять. Для него это так же естественно, как дышать, говорить и ходить. Он будто впитал это вместе с молоком матери, что так легко призналась в неверности своему супругу. Их первая ночь была полна страсти. Анри и не подозревал, что может так любить телесные утехи, для него это всегда казалось чем-то постыдным, и даже ненужным. Но прикосновения тонких пальцев заставили забыть обо всем, отдаться на волю чувств. Иорам был умелым любовником, и хотя ведущую позицию занял сам Анри, Иорам ненавязчиво «подсказывал» ему, направляя жестами. И виконт перестал зажиматься, хотя сперва чувствовал себя неловко, а главное – боялся снова причинить боль. - Не бойся, - будто услышав его мысли, шепнул Ариго, - больно мне не будет. Нисколько. А затем можно было услышать лишь легкие стоны, да звук разгоряченных тел. Иорам с той же легкостью признался, что первый опыт был у него… с братом. - О, Ги знает, как доставить удовольствие. Тогда он угостил меня впервые вином. И видимо, добавил туда что-то… Какое-то снадобье. Впрочем, во второй раз было достаточно одного вина. Знаешь, его ласки – они изысканнее любого напитка, чудеснее любых волшебных снов. Ги – единственный кто любил меня по-настоящему. И теперь еще у меня есть ты. И он обвил шею Анри руками. А затем снова принялся жадно целовать губы, шею, плечи. И смеялся, смеялся… После таких признаний виконт долго не мог заснуть. Мешались стыд, непонимание ситуации и еще отчаянное желание помочь Иораму разорвать порочный круг. Но – как? Но, похоже, Иорама все устраивало, в любовной связи с братом он не видел ничего постыдного и мерзкого.       Один раз Анри с отчаянием подумал, что дяде известно все об их связи. От него не спрятаться даже за стенами Лаик. И он молчит лишь потому, что его это устраивает. Иначе Иорама бы здесь уже не было. От таких мыслей в груди что-то кольнуло – будто сердце стало болеть в столь юном возрасте. «Сердце – слабая сторона всех Дораков». Но следом за ночами приходили дни. И в них не менялось ничего. На уроках Анри помогал Иораму, на тренировках становился в пару с Джастином или Оскаром, если Арамона не обращал внимания, да краем глаза посматривал на Иорама, что сидел на скамье. За завтраком или обедом уговаривал поесть – Иорам по-прежнему отличался плохим аппетитом и слабым желудком. И сам говорил себе: «Любовь – это, прежде всего, забота». Ариго же воспринимал заботу о себе, как нечто, само собой разумеющееся. И будто позволял Анри заступаться за него перед однокорытниками и менторами. Буквы кто-то вырезал на скамье в парке. «И», а рядом «А». - Это просто мои инициалы, Иорам Ариго, - со смехом отвечал белокурый унар, - ты тут совсем не при чем. Один палец был перебинтован. Аккуратно так – явно, Паскаль постарался. Иорам признавался, что может упасть в обморок только от вида крови. И совершенно не умеет обращаться с ножом, даже простым перочинным. - У тебя мягкие волосы, как шелк, - шептал ему Анри в темноте спальни, - белая кожа и... - И черная душа, - перебивал его Иорам, - ты не забывай, я все-таки чудовище. Анри был не согласен, но тот умело затыкал ему рот поцелуем.