Шелест опавших листьев

      Весна робко вступала в свои права. Еще оставался заснеженным старый парк, по ночам выли вьюги. Но днем оттаивали сосульки на крыше, да весело чирикали воробьи в кронах вековых тисов и клёнов.       Унаров чаще выпускали на улицу. Иорам смешно щурился на солнце, подставляя его лучам бледное личико. Он все чаще ходил в расстегнутом плаще и распускал ворот рубашки. Тогда были видны ключицы, и это делало его еще боле беззащитным. В такие минуты Анри чувствовал необъяснимую тревогу и завязывал черно-белый форменный шарф на шее Иорама. - Опять ночью кашлять будешь, спать не давать. Все чаще и чаще менторы напоминали о скорых экзаменах. Но унарам было как-то все равно. С прогулки их невозможно было увести в здание. И вот в один из таких дней Анри вызвали к директору прямо с обеда. Он быстро прошел в кабинет полковника – там был уже посыльный от кардинала Сильвестра. - Вам надо ехать домой, унар, - сказал Дюваль, - по семейным обстоятельствам. Вернетесь, когда сможете. В карете Анри не находил себе места. Что-то с отцом? Он почему-то ждал печальной вести из поместья. И злился, что нельзя ехать на лошади. Карета еле тащилась по раскисшим дорогам, а верхом было б гораздо быстрее. Но оказалось, не с отцом, а с дядей. Сердце – слабое место у Дораков. В спальне было полутемно, пахло тинктурами и свечным воском. Это отчего-то напомнило о церкви. - Вот, видишь, - слабо отозвался с кровати дядя Квентин, - я всегда говорил, что шадди это зло. - Дядя! Анри упал на колени у кровати, взял обе его руки в свои, будто хотел передать ему своих сил. - Ну-ну, не стоит так переживать. Мне еще рано в Сады Заката. - Ты хотел сказать – в Сады Рассвета? - А порой Рассвет и Закат это одно и то же, - мечтательно сказал Квентин.       Анри прожил дома четыре дня, хотя Сильвестр и настаивал на быстрейшем возвращении в Лаик. Племянник отмахивался – наверстать он всегда успеет. А когда лекарь заверил его, что опасности для жизни кардинала больше нет, и Анри вернулся, то понял – случилось что-то…. страшное. Унары были притихшими, шушукались за спиной Анри. Менторы, наоборот, стали строже, слуги чаще сновали на переменах среди мальчишек. Первым к нему вышел Джастин. Он похудел и кашлял сильно. - Здравствуй, - поздоровался он хрипловатым после простуды голосом, - когда увидишь Иорама, не спрашивай у него ничего. Ради всего святого… Делай вид, что ни о чем не догадываешься. - Что случилось? Анри почувствовал, как по спине пробежал холодок. Будто повеяло зимним ветром. - Потом расскажу. Хотя я сам почти ничего не знаю. И Джастин снова закашлялся.       Иорам сидел на кровати, глядя в окно. Он даже не повернулся на звук открываемой двери. И лишь когда Анри подошел и обнял его, вцепился в его куртку, как утопающий в соломинку. Рубашка слегка сползла. На запястьях были заживающие синяки, на шее и ключицах следы укусов. - Кто? – только и спросил Анри. И тут же вспомнил, что пообещал не задавать вопросов. - Крысы… Меня покусали огромные наглые крысы.

***

- Господин полковник, я вижу, в Лаик требуется хорошая проверка. Раз уж унары позволяют себе такие вольности. И да, я слышал, что мальчик своим поведением спровоцировал других… на определенные действия. Обер-прокурор Жоан Колиньяр приехал в Лаик разбираться по поводу младшего брата и его друзей. К счастью, до тессория не дошли сведения о «шалости» его младшего сына Арнольда. Что касается третьего участника, Винсента, то он отговаривал приятелей. Но тем пришло в голову «проучить белобрысую шлюху». Так как оба защитника Иорама отсутствовали – Анри уехал, а Джастин слег с простудой, тот остался один. Они уговорили Рене зазвать Иорама в дальнюю часть парка и там началось такое… Беднягу толкали от одного к другому, затем сорвали куртку и рубашку и даже штаны, оставив его в одном белье. Повалили на холодную землю, где еще не растаял снег. - Ты ведь даешь всем, - шипел Фернан, - так почему бы тебе не порадовать нас? - Нет! Нет! Иорам вырывался, тогда Арнольд прижал его к земле, держа за шею. Неизвестно, до чего бы дошли издевательства, если б кто-то из слуг, привлеченный криками, не пошел разузнать, в чем дело. Он и нашел лежащего на земле Иорама. К счастью, до изнасилования не дошло, хотя вполне могло бы. Но Жоан Колиньяр об этом не знал. - Если вы обвиняете моего брата, я потребую, чтобы Иорама Ариго осмотрел лекарь. И не ваш, а другой, из нашего дома. И добавил: - Я не потерплю голосоловных обвинений. - Но осмотр повлечет еще одну травму для мальчика. Будто ему мало было. - А кто просил его раздеваться при всех, и нагишом, прошу прощения, дефилировать по общей комнате? Или вам это неизвестно? - Сказать честно, нет. Дюваль был в явной растерянности, и это не ускользнуло от внимания Колиньяра. - Давайте решим так - сказал он, несколько смягчившись, - вам не нужна лишняя шумиха вокруг Лаик. Мне не нужна дурная репутация младшего брата и его друзей. Пусть они доучатся спокойно. - А что делать с Иорамом? - Да ничего не делать. Следить получше, чтобы не бегал нагишом еще где-нибудь. Обер-прокурор, по-видимому, знал, что до бастарда никому нет дела.

***

- Я тебя больше не оставлю, - шептал Анри, гладя белокурые волосы Иорама, - никогда. Тот расслабленно вздыхал, лежа в его объятиях, да порой прерывисто всхлипывал. Он потом не упоминал ни о чём, но в нем будто что-то сломалось. Только по ночам чаще просыпался от кошмаров. И никому не открывал имена своих обидчиков. Что касается Дюваля, то он запретил Фернану и его дружкам выезжать в ближайшие выходные. Этим и ограничилось наказание наглых мальчишек