Сталинские Соколы считались одной из самых известных и престижных пилотажных групп в галактике Антареса, наряду с Нормандией-Неман и Легионом Кондор, базировавшимися на Астра Селесте. Штаб Соколов располагался в сталинском подпространстве Омикрона, но тренировочную базу оборудовали на Ипсилоне, поскольку на этой планете всегда была подходящая погода и рай для лётчиков, которым всегда давали самые лучшие номера в гостиницах, и вообще всё доставалось на халяву.
Лидером и ведущим группы с момента основания считался Александр Покрышкин, а его заместителем – скромный и честный как совесть комсомола – идеалист Ваня Кожедуб. Численность группы постепенно увеличивалась, потому что выступали разными составами, в зависимости от типа самолётов.
Главенство Покрышкина никто не оспаривал; все лётчики, в том числе и Кожедуб, искренне верили, что Покрышкин может летать на чём угодно, даже на ржавом ведре, а уж на Омикроне он летал и без самолёта вовсе. Однако, был один человек, ещё на Земле считавший легендарного аса своим соперником, и этим человеком был Григорий Речкалов.
Когда Кожедуб, по заданию Сталина отправившийся выращивать птенцов Мессершмитов в Авиану, временно покинул группу, честолюбивый Речкалов решил, что место ведущего можно оспорить. Разумеется, Ваня, будь он в штабе, не позволил бы даже возникнуть столь крамольной мысли. Но Кожедуб лишь звонил в штаб раз в неделю, но не появлялся, потому что пока что боялся оставить своих питомцев одних.
И тогда-то Речкалов начал активно разрабатывать план того, как сместить Покрышкина с должности командира группы.
«Ему и так много почестей оказывают, - ворчал про себя Григорий Андреевич, - А чем я хуже? Только тем, что не могу отличить красный цвет от зелёного?»*
Целые вечера Речкалов проводил в интернете, и даже на учениях, ночуя в казарме, прятался под одеялом с мобильником, собирая в сети компроматы на Покрышкина. Придраться к лётным качествам Речкалов не мог – Покрышкин летал лучше всех. И даже ошибочно сбитый им на Земле Су-2 был давно прощён. Тогда Речкалов решил прибегнуть к самому банальному приёму чёрного пиара – покопаться в личной жизни Александра Ивановича.
У Покрышкина был свой фан-клуб на Омикроне, и Александр Иванович даже периодически ездил на встречи с фанатами. Речкалов пару раз попытался поднять этот вопрос на собрании – дескать, не пристало честному советскому лётчику заводить фанатов, как это делают проклятые империалисты. Но идею товарищи не поддержали, потому что у некоторых из них тоже были фанаты, а сам Покрышкин развёл руками и заявил, что не может запретить другим любить себя, а на встречи ездит потому, что не может подвести людей, которые на него рассчитывают. Такой ответ Соколам понравился, тем более что зазнавался Покрышкин совсем чуть-чуть, что на фоне главной звезды советского авиафэндома – пресвятого хранителя Москвы, Валерия Чкалова, было вообще незаметно.
Затем Речкалов начал копаться в жёлтой прессе и читать фанфики. От слэша его мутило, но Григорий Андреевич упорно искал компроматы. Однако, прицепиться к пикантным подробностям также оказалось нереально, потому что все знали, что Покрышкин всегда ночует дома или в казарме, с подозрительными людьми не водится, да и в крупных кутежах тоже не замечен. Оставался только «друг детства» Рудель, но к дружбе с немцами на Ипсилоне все уже привыкли, тем более что многие имели общие дела в Серебряном Совете и других межпланетных глобальных авиационных организациях. В конце концов, Речкалов наткнулся на одном из сайтов на слэшный фик про самого себя, пару дней отпаивался валерьянкой с коньяком и навсегда оставил идею с фиками, боясь, что товарищи из любопытства полезут на подобный сайт и прочтут про него.
Но в один прекрасный зимний день идея всё-таки пришла. Отправившись утром на аэродром в Гардарике для тренировки, Речкалов заметил Покрышкина, который шёл туда же вместе со своей Кобряткой.
-Спрячьте меня! – велел Речкалов своим технам – Змейке и Яше, и мелькнул за их спины, продолжая вести наблюдение.
Не подозревающий о слежке Покрышкин весело балагурил с Кобряткой. По случаю морозов теплолюбивая Аэрокобра в своём человеческом обличии была одета в курточку с мехом и шапку-ушанку, скроенную по последнему слову моды. Александр Иванович размахивал руками, не то демонстрируя пилотаж, не то рассказывая анекдот, и суровая американка кивала и неожиданно улыбнулась. Речкалов почесал в затылке – он никогда не видел свою Змейку улыбающейся; по правде говоря, он не знал, умеет ли она вообще это делать.
-Ишь ты! – хмыкнул Григорий Андреевич и велел своим технам поворачивать назад.
-А полёты? – разочарованно спросила Змейка.
Яша с укоризной посмотрел на своего пилота печальными глазами; выращенный из яйца с планеты Глюк, разговаривать он стеснялся.
-Потом полёты! – шикнул Речкалов, - тут дело государственной важности!
Через пару дней, когда Сталинские Соколы отправились в тренировочную командировку в Геленджик, а Покрышкин – на симпозиум на Астра Селесту, Речкалов завёл в офицерской столовой разговор о самолётах.
-А что, товарищи, как идёт процесс приручения птенцов из ЛИИ?
(яйца с Глюка получали строго из ЛИИ Громова, где изучали технические формы жизни и их взаимодействие с людьми)
-Отлично идёт! – отозвался Мясников, - У меня Лавочка уже до реальных размеров выросла, с Харитоном и Ишачком подружилась...
-О!.. – начал было Султан Амет-Хан, и все засмеялись, потому что знали, что у Султана, как сотрудника ЛИИ, жил целый выводок птенцов разных типов, и он писал диссертацию на тему сотрудничества и конкуренции истребителей в условиях мирного времени.
-А мои Чайка и Як к новенькому ревнуют, - посетовал Севастьянов.
Крылатые наперебой загалдели, делясь впечатлениями от своих питомцев. Обед растянулся на два часа вместо положенных сорока минут, но никто не смотрел на часы. Речкалов хитро молчал, наблюдая за тем, как его коллеги машут руками, воспроизводя манёвры птенцов, и передразнивают их голос.
-А что, товарищи, заговорил, наконец, Речкалов, - У нашего командира кроме Кобрятки больше никого нет...
-И правда ведь, - почесал затылок Мясников, - Интересно, почему?
-Александр Иваныч летать может на чём угодно, - горячо заявил Амет-Хан, - И техны его любят, и глюканские эйдосы – когда он ко мне заходил, птенцы сами к нему на руки садились. Они доброго человека чувствуют – никогда не ошибаются.
-А мы и не говорим, будто он злой, - ухмыльнулся Речкалов, - Напротив, он к Кобрятке очень добр, даже слишком... Под ручку с ней ходит, в кино водит...
-Так почему бы не просвещать техну? Мы в ответе за тех, кого приручили, - возразил Севастьянов.
(Он своим технам показывал аниме, потому что сам его смотрел, но товарищам стеснялся признаться).
-Но знаете, когда человек проводит столько времени с одной техной, разве это не выглядит странно? – Речкалов встал из-за стола, - Разве вы водите их в дорогие рестораны?..
Соколы вытаращили глаза и замолчали.
На самом деле Покрышкин с Кобряткой действительно заходили в заведение общепита; только был это не дорогой ресторан, а кафешка в космопорте, куда Александр Иванович заглянул выпить кофе перед рейсом на Астра Селесту. Там-то и увидел его случайно Речкалов.
Довольный произведённым эффектом, Григорий Андреевич продолжал:
-Я как-то заходил к командиру по делу в Гардарике... И знаете... – он деланно смутился и так картинно отвёл взгляд, что Соколы вытянули шеи, как загипнотизированные кролики перед удавом, - Мне, правда, неловко рассказывать о таком, но я не могу утаивать что-то от товарищей...
-Да говори уже! – нетерпеливо выкрикнул Иван Иванов.
-В общем, я вошёл к нему в дом... А навстречу мне вышла Кобрятка в одной футболке... После этого я заподозрил, что наш товарищ относится к ней далеко не просто как к самолёту и боевому товарищу.
Соколы в ужасе замолкли, переваривая полученную информацию. Разумеется, некоторые слышали о том, что на Омикроне царят весьма вольные нравы, и люди порой живут с технами и даже женятся на них. Но допустить подобное в отношение собственного командира им было неприятно и неловко.
А Кобрятку в футболке Речкалов действительно видел (разумеется, не в одной – техна всегда носила униформу как часть своего энергетического облика). Но Покрышкин привёз ей подарок от своих фанаток - красную футболку с гербом СССР. И Речкалов почти забыл об этом эпизоде, но решил, что самое время использовать все средства для достижения своей цели.
Когда Покрышкин вернулся с Астра Селесты и присоединился к Соколам, он с удивлением заметил, что товарищи как-то странно на него смотрят, молчат и подозрительно отводят глаза. В его присутствии Крылатые вели себя нервно, говорили лишь о погоде и чём угодно, но не о технах. На третий день Покрышкин не выдержал и остановил в коридоре Иванова.
-Слушай, Иван, - обратился к нему Александр Иванович, - Чё с вами случилось? Вы как будто меня боитесь что ли... Неужто слэша начитались в моё отсутствие?
-Да ты что, Александр! – испугался Иванов, замахав руками так горячо, что Покрышкин подумал, что Иван Иванович сейчас перекрестится, лишь бы его не заподозрили в чтении слэша, - Мы никогда... Мы даже слова такого не знаем... – он мучительно покраснел, поднял глаза на ведущего и шёпотом спросил:
-А правду говорят, Александр, будто ты с техной своей... того?
-Кого? – изумился Покрышкин, думая, что речь о злосчастном сбитом Су-2.
-Ну того... Любовники...
Покрышкин удивился так сильно, что открыл рот и не знал, что сказать. Это было так неожиданно, как если бы его спросили, не содержит ли он в подвале подпольную порностудию с дрессированными кенгуру. В этот момент Иванова позвал кто-то из товарищей, и Покрышкин не успел ответить.
«Кто-то распускает про меня слухи, - сообразил Александр Иванович, - И я даже догадываюсь, кто».
Покрышкин задумался, отчего эти слухи так повлияли на коллектив, раз никто даже не усомнился в их нелепости. И тогда он понял, что в самом деле уделяет Кобрятке чересчур много внимания для техны. Она стала его самым близким другом, и он не просто летал на ней, но ездил с ней в командировки, ходил в гости и даже советовался по каким-то вопросам, в которых она разбиралась. Это всегда казалось Александру Ивановичу обычным делом, тем более, что многие ипсилонцы привязывались к своей ожившей технике. Другое дело, что у большинства знакомых жило по нескольку технов или эйдосов, и многие из них помещались не в доме, а в специальных ангарах. Да и облик техны принимали чаще всего достаточно брутальный, так что сплетни пикантного характера о них исключались.
На саму «Сотку», как звали Кобрятку прочие Крылатые из-за её номера, тоже косились, но она не понимала этих взглядов и намёков, как и прочие техны.
«Надо срочно что-то делать! – решил Покрышкин, - Все заводят эйдосов, надо и мне взять парочку... Интересно, почему ко мне другие техны не прилетают?..»
У него и раньше были мысли о ещё одной техне, но он постоянно был так занят, что не просматривал объявления технов о поиске своих потерянных в Космосе пилотов. А на птенцов у Покрышкина не хватало времени, потому что они требовали внимания, а Александр Иванович постоянно летал на Омикрон и Астра Селесту.
-Товарищи! – начал Покрышкин обычное предполётное собрание, - До меня дошли сведения, будто кто-то распускает обо мне разные глупые слухи...
Соколы как по команде опустили глаза; Амет-Хан выронил карандаш, Севастьянов покраснел, Иванов с Мясниковым уставились в окно с таким интересом, будто там выступал бродячий цирк. Не смутился только Речкалов, ему стало интересно, как Покрышкин будет выкручиваться.
-Так вот, товарищи, - Александр Иванович кашлянул, - Негоже коммунистам верить в пошлые сплетни! Мы же не буржуи какие-нибудь, чтобы читать жёлтую прессу и смаковать написанные там глупости! – он сверкнул глазами и уставился на Речкалова, который сделал вид, что рисует в своём блокноте.
-И вообще, - Покрышкин ослабил галстук, так как ему от волнения сделалось жарко, - Я давно уже ищу свои МиГ-3 и Як-1, так что любая информация по поводу их нахождения будет приветствоваться... У меня всё.
Он сел на место, абсолютно забыв прочесть план сегодняшних тренировок.
Кажется, коситься и шептаться стали меньше, но атмосфера в группе тем не менее оставалась напряжённой. Как-то после полётов Покрышкин подозвал к себе Амет-Хана:
-Слушай, Султан, не осталось ли у вас в ЛИИ глюканских яиц? – Покрышкин вздохнул и посмотрел себе под ноги, - А то я и вправду единственный отстаю от всех... А мне нужен МиГ или Як, иначе я не смогу принять участие в программе на день Победы...
Амет-Хан испуганно шарахнулся, как если бы был воспитателем детсада, к которому обратился известный в городе педофил:
-Нет, Александр, извини, дорогой, сейчас яиц нет, - он нервно засмеялся, - Ну какие птенцы, яйца – зима ведь... Потом, может быть... Весной...
Султан развёл руками и быстрым шагом отправился в штаб якобы за документами. Покрышкин с досадой плюнул и понял, что ему всё-таки не верят.
И с этого дня стал Покрышкин как можно меньше времени проводить с Кобряткой. Вечером они не гуляли по Геленджику и не ходили к морю, утром не летали как обычно на разведку погоды и встречались только на тренировках. На удивлённые взгляды Кобрятки Александр Иванович отвечал, что очень занят.
***
Командировка закончилась в конце декабря, когда Соколам дали отпуск на новогодние праздники, и Крылатые разлетелись по домам: кто на Омикрон, кто остался на Ипсилоне. Покрышкин велел Кобрятке возвращаться в Гардарику своим ходом, а сам взял билет на пассажирский лайнер Ту-204 и отправился отдельно; вместе с ним летели ведомый Георгий Голубев со своими технами и Амет-Хан со своими эйдосами. Те возились, дразнили флегматичную Тушку, смеялись над свистом реактивного двигателя и замолкали только когда командующие грозно шикали на них.
-А Сотка где? – спросил Голубев, наивно моргая.
-Сама долетит, - огрызнулся Александр Иванович, - У неё свои крылья есть.
Голубев покосился на своих технов – И-16 и Аэрокобру, которые сидели через проход, и пожал плечами. Покрышкин уставился в иллюминатор; ему было мучительно стыдно, и он волновался за Кобрятку, которая, разумеется, не смогла бы потягаться в скорости с реактивным Ту-204.
В аэропорту Нью-Шереметьево его никто не встречал, отчего Александр Иванович помрачнел ещё сильнее. После тёплого Геленджика Гардарика встретила морозцем, и с непривычки захотелось поднять повыше воротник. Амет-Хан со своим выводком уехали на электричке в Жуковский, Голубев задумчиво посмотрел на Покрышкина:
-Может мы с ребятами подбросим тебя до дома? В смысле, я – на ПятдьдесятПятой, а ты на Ишачке?
-Не надо, - буркнул Покрышкин, - я живу в местном авиагородке, пешком дойду... Спасибо.
И он действительно потопал пешком, хотя путь был не так близок, и проще было доехать остановку на электричке. Голубев посмотрел вслед ведущему и вздохнул.
-Нехорошо как-то вышло, - обратился он к своим технам, - Глупые эти слухи... Тьфу, надо собраться всем коллективом и извиниться что ли...
Дома Покрышкина встретил пустой коттедж и заснеженный садик. На маленьком местном аэродроме слышался гул моторов – кто-то из местных продолжал летать зимой. Александр Иванович кинул на диван спортивную сумку с вещами и уселся за компьютер. Первым делом он зашёл в межпланетную базу поиска и составил заявку, где указал, что он, советский ас Покрышкин, ищет свои самолёты с номерами такими-то...
«А Кобрятка бы включила чайник и позвала на кухню, - пронеслось в голове, - Она мне постоянно напоминала о том, что надо питаться, а то я со своими делами об этом забывал...»
Пришлось самому брести на кухню, включать радио и делать чай.
Аэрокобра прилетела под вечер. В заснеженной куртке, немного растерянная и озадаченная.
-Здравствуй! – сухо проворчал Александр Иванович, внутренне ужасаясь собственному тону, - Как долетела?
-Одна посадка для дозаправки в Воронеже, - доложила Кобрятка, - С вылетом пришлось задержаться из-за метели...
Она смотрела в упор на человека, словно хотела что-то спросить, но не решалась.
-Хорошо, - ответил Покрышкин и опустил взгляд.
Ему было по-прежнему неловко из-за всего: слухов, перешёптываний коллег, своей собственной грубости.
-Я решил найти Пятёрку, - произнёс Александр Иванович, наконец, стараясь, чтобы это прозвучало как можно более буднично, - И Як тоже... С эйдосами в ЛИИ пока дефицит...
Он повернулся, чтобы отправиться в свою комнату, но в этот момент Сотка окликнула его.
-Командир, что с вами происходит? – тихо спросила она, с тревогой всматриваясь в лицо человека жёлтыми глазами. На её смуглом лице они сверкали как звёзды.
-Э.... Ничего, - Покрышкин окончательно растерялся, - На день Победы мне нужно выступать на самолёте отечественного производства...
Кобрятка кивнула, но было ясно, что она не верит.
-Дело во мне, - произнесла она, - У вас неприятности из-за меня, я знаю.
Покрышкин открыл рот, чтобы что-то возразить, но она покачала головой и спокойно продолжила:
-Я чувствую ваше настроение. Не говорите ничего. Мне очень жаль, что у вас проблемы, поэтому я не хочу больше доставлять неудобства, находясь в вашем жилье. Я отправлюсь в Чкаловский, там есть свободные ангары для вписки.
Если бы Кобрятка была человеческой женщиной, можно было бы заподозрить попытку эмоционального шантажа, потому что женщины произносят подобное лишь для того, чтобы за ними кинулись вслед и остановили. Но техна говорила только то, что думала и собиралась сделать. В первые секунды Александр Иванович не понял этого и замер на месте, соображая, всерьёз ли она. Но сама Сотка ждать не стала, а развернулась и вышла из дома и тут же взмыла в тёмно-оранжевое зимнее небо.
-Эй! – Покрышкин очнулся и выбежал в сад, - Подожди, я не...
Но было уже поздно, Аэрокобра с сотым номером скрылась на фоне облаков.
-Не это имел в виду... – кисло произнёс Александр Иванович уже про себя.
Он постоял немного на улице, потом вернулся домой. Всё вышло до отвратительного глупо, и он чувствовал себя последним мерзавцем. Первым делом он позвонил в штаб Чкаловского аэродрома. Адъютант, техна Ил-76, спокойно-равнодушным голосом объявил, что свободных ангаров уже нет, потому что тридцатого декабря в Гардарике много туристов, но если самолёт P-39 с бортовым номером 100 прибудет на аэродром, ему передадут любое задание.
-Передайте, что её очень ждут дома, - сказал Покрышкин.
-Адрес?
Александр Иванович назвал улицу и номер дома и положил трубку. На душе было неспокойно: а что если Кобрятка соврала про Чкаловский? Или сказала для его успокоения? Она могла отправиться куда угодно, хоть в родную Америку, хоть на Омикрон, хоть на Астра Селесту, хоть даже на Глюк или Эпсилон.
Покрышкин подождал час, другой, затем заволновался. А тут ещё и по радио заиграла абсолютно дурацкая песня, которая, тем не менее, задела за живое:
Но у меня зима в сердце, на душе вьюга,
Знаю я что можем мы друг без друга.
Зима в сердце, на душе вьюга
И ты понимаешь что мы друг от друга
Далеко...
Зима в сердце, на душе стужа,
Знаю я что ты мне больше не нужен.
Эта зима мне сердце остудит
Тебя в моей жизни больше не будет
Никогда.
В социальных сетях Покрышкин со злости обложил Речкалова матом (потому что искренне считал его виновником происшедшего), затем побегал кругами по дому и наконец, часов в одиннадцать вечера, вышел из дома. Коттедж Вани Кожедуба был непривычно безлюден и смотрел на улицу тёмными окнами. Запоздалые прохожие несли домой ёлки; в окнах иных домов вовсю играли разноцветными огоньками гирлянды. Александр Иванович почувствовал себя одиноким и несчастным, отчего ему жутко захотелось выть на луну. Но луны тоже не было видно за облаками. Покрышкин обошёл квартал и свернул на свою улицу, как вдруг увидел свет в окнах у Руделя.
«И что этот прохвост делает тут тридцатого декабря? – подумал Александр Иванович, - Скоро Новый год, разве он не у себя в Германии празднует?»
И поняв, что идти ему больше некуда, он как-то сам собой свернул к двухэтажному особнячку и позвонил в калитку. Через пару минут ему открыл хозяин.
-Какие люди да без охраны! – воскликнул Ганс-Ульрих, улыбаясь до ушей, - Проходи, гостем будешь!
В доме пахло мандаринами и керосином; на втором этаже играла музыка, видимо, техны-пикировщики тоже были где-то здесь.
-А я по делам Совета на Астра Селесту мотался, - объяснил Рудель, проводя гостя в столовую, - Сегодня вернулись... Завтра с утра летим в Флигерсдорф, праздновать Новый Год с семьёй...
-Семьёй? – удивился Покрышкин.
-Ну с моими технами, - Рудель радостно помахал руками, - Смертоптиц, Герда, Эрика и её маленький друг-Рата Варпунен, Вюргер, Ланиус, Панцер... Знаешь, Панцер научился принимать антропоморфный облик, только ужасно стесняется этого... Шарновски обещал придти, может быть, прилетят Штеен с Аделаидой и подружка Птица – Утена. Короче, будет весело!
«А я буду сидеть один в пустом доме, и у меня даже ёлки нет», - подумал Покрышкин.
Кажется, Рудель понял, что с «другом детства» что-то не так. Он перестал улыбаться и серьёзно спросил:
-Алекс, что-то случилось? На тебе лица нет...
-А у тебя есть что-нибудь покрепче? – мрачно спросил Покрышкин, - От меня техна ушла.
Рудель молча кивнул и вынул из шкафчика бутылку шнапса.
Через полчаса пьяный Александр Иванович изливал душу немецкому лётчику, который сидел напротив и вполне искренне кивал.
-Какой я дурак, Ганс! – Покрышкин помотал голвой, - Да пошли бы они все в болото со своими сплетнями! А она... Чёрт возьми, Сотка – это же самое лучшее, что у меня здесь было...
И он со стоном закрыл лицо ладонями.
-Когда плохо, надо спеть, - неожиданно произнёс Рудель, - пойдём, я знаю одно место, где можно будет это сделать.
-Но я не умею петь! – попробовал отговориться Покрышкин, - И не хочу я петь сейчас! Мне хреново!
-Потому и надо спеть! – Рудель поднялся из-за стола, - Там больше десяти тысяч песен, хоть одна да подойдёт под настроение!
Он буквально потащил Покрышкина к выходу. Александр Иванович успел заметить две лохматые головы со светящимися глазами, которые высунулись из-за двери и с сочувствующим любопытством глянули на него.
Покрышкин плохо помнил, как ехал в электричке; все его мысли были о Кобрятке. Очнулся он только в полутмном зале караоке-бара, где мигали разноцветные лампочки ёлочных гирлянд. На небольшой сцене в микрофон пела техна-тепловоз в синем комбинезоне, по-правде говоря, довольно ужасно, но с большим воодушевлением.
-А теперь твоя очередь, - Рудель загадочно подмигнул и по-вампирски улыбнулся; в глубине его зрачков сверкали рубиновые огоньки.
Покрышкин пожал плечами; почему-то ему было абсолютно безразлично, что подумают окружающие – терять было нечего. Он поднялся из-за стола и вышел на сцену. Стоило взять в руки микрофон, как на экране огромного монитора появилось название песни; заиграла музыка... Александр Иванович неоднократно слышал эту песню по радио, но никогда не думал, что она сделается так актуальна. Он закрыл глаза, потому что помнил текст наизусть, и запел:
От берега к берегу как до Америки,
Пол-океана самолётами,
Возьми мои крылья, хочешь, вот они,
Душа просит в небо, помоги ей.
Прости меня именно за то, что я выменял
Тебя на одну минуту прошлого,
За что на мою свалилась голову
Внезапная эта ностальгия.
Это был неравный бой
Между небом и людьми,
Между сердцем и судьбой
Под названьем се ля ви.
Победитель будет прав,
Проигравший - просто жить,
Остальное лишь игра
Под названьем се ля ви.
Музыка смолкла. Через мгновение зал взорвался аплодисментами. Покрышкин вернулся на место, где его ждал сияющий Рудель.
-Это было фантастически! – шёпотом проговорил он, пожимая руку Александру Ивановичу, - Это ведь не просто так караоке, здесь можно отправить ментальное послание кому угодно, в какую угодно точку Вселенной!
Покрышкин угрюмо кивнул. В данный момент он был даже готов отказаться от командования Сталинскими Соколами, лишь бы Кобрятка вернулась.
Обратно они ехали молча, когда царила уже глубокая ночь. Последняя по расписанию электричка свистнула на прощание, растворяясь во мраке. Рудель проводил приятеля до его дома, пожелал счастливого Нового Года и тоже скрылся в полутьме микрорайона. Подойдя к дому, Покрышкин заметил, что в окнах горит свет. «Чёрт, я даже электричество забыл выключить», - подумал Крылатый.
Он порылся в кармане и нащупал ключ, но дверь оказалась не заперта. А в прихожей его уже ждала Кобрятка – в неизменном зелёном камуфляже и футболке с советским гербом.
-Мне показалось, что вы меня звали, командир, - робко произнесла она.
Александр Иванович замер, чувствуя, как расплываются его губы в счастливой улыбке. Он кинулся к техне и обнял её.
-Прости, пожалуйста! – сказал он, - Я вёл себя как последний козёл...
Техна спокойно улыбнулась:
-Ничего страшного. Просто вы вели себя как человек.
