***
…Ардерик и Элеонора рука об руку вышли во двор и поднялись на стену. Голова кружилась от свежего воздуха и неожиданной, невозможной победы. Сверху было хорошо видно, как небольшая горстка врагов удирала в укрепления и имперское войско гнало их, оглашая окрестности звуком рога. Снег ещё шёл, но небо постепенно прояснялось. — Откуда они взялись, разрази тьма? — спросил Ардерик, тяжело опускаясь на каменные плиты. — Не могу поверить, что мне не привиделось. Ты узнала знамёна? Элеонора слабо покачала головой: — Не знаю… Я ничего не рассмотрела в метели. — Кто бы это ни был, но вызвало их не утреннее письмо барона. Лиамцы не могли так быстро отправить второе и едва ли могли собрать столько людей. Подмога пришла по воле императора, но как он узнал?.. Ардерик откинулся на каменный зубец и прикрыл глаза. Элеонора протянула руку и принялась стирать кровь и копоть с его лица. Платка у неё не было, накидка осталась в башне, она окунала руки в снег, стараясь не трястись от холода. Колени дрожали, по телу разливалась слабость. Слишком быстро напряжение сменилось ликованием и сразу же — тревогой: откуда в столице узнали, что дела на Севере настолько плохи? — Никто не навредит тебе, — твёрдо сказала она, успокаивая не столько Ардерика, сколько себя. — Я буду рядом. Если это друзья отца… или его люди… — её голос дрогнул. Ардерик открыл глаза и притянул Элеонору к себе: — Баронесса Эслинг забыла, что замужем? В присутствии барона нас с тобой и слушать не станут. А он найдёт, что наболтать, не сомневайся! Впрочем, если они не видели письмо… — Для нас с тобой ничего не изменится, — улыбнулась Элеонора. — Просто… будет немного сложнее. На краю рассудка складывались кусочки старой мозаики: титул для Тенрика, власть над Севером… А перед глазами плясали огни на лезвиях мечей, и под рёбрами пело и рвалось вверх от буйной, неукротимой силы, что исходила от Ардерика, даже когда он готовился проиграть. Особенно когда он готовился проиграть. — Знаешь, я бы дал ещё раз осадить Эслинге, чтобы увидеть этот свет в твоих глазах, — проговорил Ардерик и поцеловал её — долго, нежно, до сбившегося дыхания. Отстранился, поднялся и бегло осмотрел двор, заваленный телами врагов. — Ладно. Где Верен и Дарвел? Надо бы прибраться тут, что ли, к возвращению гостей… Сумерки окутали пустошь, а на стену поднялись все, кто мог, когда в мглистой круговерти снова замаячили тени. Элеонора, отринув приличия, забралась на каменный зубец, чтобы факелы, указывавшие войску путь, не слепили глаза. Ардерик стоял внизу, но поддерживал её под руку. Войско вели трое. Снежная пыль стелилась за ними плащом, край которого растворялся в подступающем сумраке. — Справа, кажется, лиамцы, — проговорила Элеонора. — Герба не видно, но я узнаю всадника. О, слева Северный предел! У них одних круглое знамя. Но кто третий?.. — Госпожа! — Бригитта протолкалась сквозь толпу. Элеонора заметила наспех зашитый ворот, но ни о чём не спросила: сейчас были другие заботы. — Там пришли обозы… зерно, овощи, мясо… — Чудо, — буркнул Ардерик. — Хорошо же кому-то известны наши нужды… Верен! Возьми своего лучника и помогите с обозами! Не девкам же таскать мешки. Ну что там, видно знамёна? Элеонора сжала его руку в знак благодарности за то, что так быстро и верно распорядился, и снова устремила взгляд на пустошь. Уже были слышны голоса и ржание лошадей, но знамёна поникли, облепленные снегом, и гербов было не разобрать. Всадник в середине нашёл глазами Элеонору, стоявшую на зубце, и приветственно поднял руку. В его движении Элеоноре почудилось что-то знакомое, и из глубин памяти выплыло яркое, как солнечный луч, воспоминание. Элеоноре лет пять, она стояла на крыльце, цепко следя за подъездной аллеей. К отцу пожаловали важные гости, для которых припасено особенное, важное дело. По этой же причине на Элеоноре было шёлковое платье, а в волосах — жемчужный венец. К груди она прижимала полученный утром подарок — музыкальную шкатулку. По аллее скакали трое — её братья и сын важных гостей, они возвращались с лесного стрельбища. От слуг Элеонора знала, что состязание в стрельбе окончилось не в пользу братьев. Она улыбалась, довольная, что хоть кто-то утёр нос этим хвастунам, и гость ответил на улыбку, учтиво приподняв лук, который держал в руке. Визит длился три дня. Элеонора знала, что он касается её, а потому не упустила случая, когда окно в отцовский кабинет оказалось открыто, и услышала обрывок разговора: — Сожалею, но мы не можем принять ваше предложение. Не сомневаемся, что ваша дочь найдёт своё счастье в самое ближайшее время. Ещё неделю после отъезда гостей в доме говорили об «этих выскочках». Элеонора знала, что её отвергли, но не ощущала обиды. Для неё ничего не изменилось. Зато у изголовья кровати обосновалась шкатулка, под музыку которой было так хорошо засыпать. Так хорошо, что спустя двенадцать лет, получив в мужья совсем другого человека, Элеонора взяла её с собой на Север вместе с другими безделушками, почти забыв и дарителя, и старое сватовство. Элеонора недовольно вздёрнула подбородок. Отсюда она ничего не разглядит, только разбередит сердце старыми воспоминаниями. Ардерик поддержал её, помогая слезть с зубца. Элеонора отряхнула подол, заправила выбившуюся прядь и окликнула Бригитту: — Найди лучшего вина, разлей по трём кубкам и принеси к воротам. Да побыстрее! — Обернулась к Ардерику и негромко проговорила: — Я хочу, чтобы ты тоже был рядом. Кто-то встревоженно позвал Ардерика снизу, и он не успел ответить, только сжал локоть Элеоноры и коротко кивнул. Элеонора опустила глаза, чтобы расправить складки на платье, а когда подняла, встретилась взглядом с Тенриком. Он улыбнулся уголком рта и предложил ей руку. Сзади кто-то из служанок набросил Элеоноре на плечи накидку, умело поправил причёску, отёр с лица грязь. Лисий мех казался тяжелее кольчуги. Элеонора крепко сжала губы, положила два пальца на локоть мужа, вскинула голову и медленно, как подобает хозяйке Севера, спустилась во двор.***
— Откуда они взялись? — Такко поглядывал в сторону ворот, даже почти полностью скрывшись под мешком зерна. — Какая разница? — Верен отёр пот со лба и оглядел сани. Казалось, поклажи на них вовсе не убавилось. — Таскай скорее. — Да тут до ночи не управиться, — угрюмо проговорил Такко, глядя, как в ворота въезжают ещё сани, нагруженные сундуками и ящиками. Верен проводил взглядом уцелевших стражников и слуг, неторопливо и обстоятельно переносивших поклажу в замок, и сплюнул в снег. Раздражение, отступившее на время сражения, снова вернулось. Слишком много мыслей теснилось в голове, и к ним прибавилась новая — почему ни Ардерик, ни баронесса не радовались так вовремя подоспевшей помощи. А ещё колени позорно дрожали, в голове шумело от усталости, тело при каждом движении пронзала боль. — Ладно, давай оставим мешки этим, — Верен кивнул на слуг. — Перетаскаем быстро сундуки и успеем поглядеть, кто приехал, раз тебе так хочется. — Тебе-то, ясное дело, не хочется, — буркнул Такко. — Ты и так узнаешь первым. А может, уже знаешь… Верен прикусил губу, чтобы не вспылить, и шагнул к саням. Взялся за сундук, дёрнул и с досадой оглянулся на Такко. Тот застыл на месте, уставившись на сундук. — Ты знал, — прошептал он побелевшими губами. — Знал… Верен вслед за Такко оглядел сундук. Ничего особенного, разве что сделан богато: из дубовых досок, окован серебром, на боку герб — циркуль над зубчатым колесом. Верен никогда не присматривался к гербам. Другое дело — приметить, как сделаны латы или каков меч, а на герб чего смотреть? Вот и эту шестерню он где-то видел, а где — кто его знает. Сундук как сундук. — Да что я знал? — раздражённо переспросил Верен. Вместо ответа Такко повернулся и со всей силы ткнул его кулаком в грудь. Досада, копившаяся в последние дни и гулявший по жилам азарт битвы выплеснулись мгновенно — Такко отлетел на пяток шагов, повалился в снег, но мигом вскочил и снова кинулся на Верена. Их разняли уже у стены замка. Верен увидел злое лицо Ардерика, как Такко покатился от его оплеухи, а затем у него самого сверкнуло перед глазами от подзатыльника. Он склонил голову, ожидая второго, но Ардерик опустил занесённую руку. — Развести по кладовым, пусть остынут, — бросил он собравшимся зевакам. Такко исчез в проёме замка. Верен с кривой усмешкой наблюдал, как северяне топчутся, выбирая парней посильнее. Ардерик нетерпеливо выругался: — Сам отведу! А вы мешки таскайте, воины, раздери вашу через дышло! Верен думал, что Ардерик запрёт его в оружейной, раз повёл к южной стене, но они остановились, едва завернув за угол. Ардерик отпустил Верена, отёр лицо ладонью и прислонился к каменной кладке: — Чего не поделили? Девку, что ли? Когда успели-то, а? Или мечами не намахались? Так я могу в лес отправить, камнеедов ловить!.. — Я сам виноват, — проговорил Верен. Ярость отступила, остался мучительный стыд. — Ничего мы не делили. Просто… — Просто сцепились, как два кобеля, — закончил Ардерик. — Ну спасибо хоть не посреди битвы! О чём говорили-то? — Ни о чём, — Верен никак не мог вспомнить, с чего же началась ссора. Они с Такко и раньше обменивались тумаками, но только когда совсем не хватало слов, и никогда не дрались всерьёз. Верен утёр кровь из рассеченной губы, и стыд ожёг его с новой силой. Ардерик выругался сквозь зубы и сделал знак идти за ним. Проходя мимо обозов, Ардерик взял факел, чтобы осмотреть поклажу и вдруг его лицо исказила странная усмешка. — Одна тьма знает, как в этом мире сходятся дороги, — пробормотал он. — А мальчишка-то не прост… Верен пропустил последние слова мимо ушей — из замка выпорхнула Бригитта, едва удерживая факел и три длинных рога с вином. Похоже, достойных кубков в этой суматохе не нашли. Ардерик проводил её взглядом и встрепенулся: — Ладно. Идём, поглядим, кто приехал. — А в кладовую? — напомнил Верен. — Обойдёшься. Ты уж остыл, больше в драку не полезешь. — А Такко? — А он пусть посидит. Потом спасибо скажет. Идём! Сожри меня крысы, если не будет занятно. По двору волной прокатился гул голосов. Всадники въезжали в ворота. Верен с Ардериком не успели подойти, но им были хорошо видны заснеженные знамёна и пена на шеях лошадей. Со двора убрали тела, стрелы, изрубленные щиты, и теперь мало что напоминало о минувшем сражении. Только дымились развалины конюшни да кое-где сквозь снег проступали тёмные пятна. Барон с баронессой встречали гостей, будто между ними не было никакой размолвки. Первый всадник спешился, не глядя, бросил поводья слугам. Порыв ветра взметнул его алый плащ. Элеонора приветливо улыбнулась и шагнула вперёд с фонарём в одной руке и полным рогом вина в другой.