***
— Они здоровы? Очень маленькие. Канцлер Ривелен наклонялся над колыбелью так низко и рассматривал младенцев так пристально, что его хотелось оттолкнуть. Ещё бы увеличительное стекло притащил! — Совершенно здоровы. Первое время им потребуется чуть больше ухода, чем другим детям. Но они быстро окрепнут. Ривелен покачал головой и наконец выпрямился: — Вы сделали невозможное. Я сегодня же пошлю в столицу голубя с радостной вестью. Элеонора самодовольно приосанилась. За две недели она почти оправилась, а близнецы окрепли настолько, что не нужно было ежечасно прислушиваться, дышат ли они. Можно было гладить крошечные кулачки, вглядываться в сморщенные личики, пытаясь разглядеть отцовские черты. Догадается ли кто-нибудь? И как быстро? Понял ли Тенрик? Он так и не зашёл, сразу уехал на очередное пастбище. Ривелен-то точно сложил два и два… Тьма с ним! Сейчас она выиграла, а там видно будет. — Как вы нашли восточные земли? — перевела она разговор. — Они сильно пострадали в войне. — Я ждал худшего, поэтому доволен. Вы с бароном отлично потрудились. Земля там, конечно... камень на камне. Справиться с этим краем — настоящий подвиг. Что ж, готовьте торжество! — Когда вы получите подтвержение? — Получил сегодня утром. Голубь прилетел на рассвете. Вот, прочтите сами. Узкая пергаментная полоса скользила в руках, строчки прыгали перед глазами. Элеонора перечитывала снова и снова, смакуя каждое слово. «Титул Эслингу утверждаю» — так коротко и так… сладко. Маркграфиня Элеонора Эслинг. Нет, не Эслинг — Эллард. Не будет она больше носить имя, какое в Империи дают любому чужаку. — Объявим на Поминовение, сразу после свадьбы Бригитты, — сказала она наконец. — Устроим большой праздник. Что за год! Мы то воюем, то пируем! — Очень хорошо. Сразу после праздника мы тронемся в путь, пока дороги не замело. Я оставлю вам сотню воинов и столько же голубей. Берегите их. — Спасибо, господин Ривелен. Я хотела просить вас ещё кое о чём. Меня волнует судьба моих защитников и соратников. Сотник Ардерик намерен вернуться домой, но я ничего не знаю о планах маркграфа Олларда. Вы получили указания относительно его судьбы? — Получил. Но собирался обсудить их чуть позже. — Он тоже герой Северной войны. Бился за Эслинге, брал Бор-Линге… — Элеонора, вы не знаете, за кого просите. — Знаю. Мгновение они смотрели друг на друга. Элеонора ещё раз взвесила то, что собиралась сказать. Что зрело всю зиму и дало плоды осенью. Бои и роды остались позади, можно было обдумать всё как следует — и она решила. — Маркграф Оллард не смог пользоваться моим гостеприимством, не раскрыв всех подробностей своего дела. Ужасная, немыслимая история. Но вы видели — он изменился. — Да. Видел. Вы уверены, что не слишком слабы для таких разговоров? — Уверена. — Элеонора поднялась, замерла, пока не прошло головокружение. — Мне нужен воздух. Пройдёмся по стене. Там никто не помешает.***
Дурная примета — играть свадьбу на тёмной стороне года. Только для Севера все несчастья уже сбылись. Канун Поминовения совсем не подходил для торжества, но Эслинге словно отыгрывался за месяцы войны. Залы украшали ветви сосны и рябины, стол ломился от угощений, барды достали лютни и арфы. Больше никто из местных не ворчал, будто год назад имперцы привезли с собой беду. Кладовые были полны, осень, как нарочно, выдалась тёплой, а баронесса принесла двойню — этого хватило, чтобы люди заговорили по-другому. Чтобы поверили — от свадьбы в Поминовение никому не будет вреда. А завтра начнётся настоящий пир, когда баронессу объявят полноправной владелицей Севера. Вернее, объявят барона — но, кажется, никто об этом не вспоминал. Из южан так точно. Первые кубки были осушены, и праздник выплеснулся на улицу. Там горели фонари, на костре жарили мясо и грели вино с пряностями, а ещё стояли мишени и была ограждена площадка для поединков. Такко показал язык Кайлену, которого снова обставил в стрельбе, и направился к Верену. Тот стоял в обнимку с невестой — теперь уже женой — и сиял, как новенькая монета. Чистая рубаха, наплечники начищены, волосы приглажены — и не скажешь, что накануне бегал взапуски по пустоши и купался в ледяной реке, прощаясь с холостой жизнью! Бригитта тоже расцвела — румяная, с алой рябиной в волосах, в глазах — безудержное счастье. Такко хлопнул друга по плечу: — Не устал ещё от семейной жизни? Верен рассмеялся и крепче привлёк жену к себе. — Ты тоже жених завидный, — улыбнулась Бригитта. — Долго в холостяках не проходишь. Подумай только, на тебя бы все глазели! — На меня и так глазеют, — отшутился Такко, кивая в сторону мишеней. — Нет уж, обойдусь. Вот так всегда — как свадьба, так всем надо знать, когда ты женишься. Неважно даже, на ком. С утра только ленивый не спросил. Пусть к сотнику идут! Все говорят, что Ардерику больше не сражаться, самое время осесть своим домом. А он, похоже, и не против: болтал с Гретой, и та отвечала с улыбкой, которую Такко слишком хорошо знал. Вот, значит, какая она! С ним отчего-то не выгорело, теперь обхаживает сотника. Ну и тьма с ней. — Поединки на мечах! — донеслось от площадки для состязаний. — Сторожи мою жену, — усмехнулся Верен и пошёл к площадке, на ходу расстёгивая плащ. И что он нашёл в Бригитте? Блёклая, вся какая-то скучная. И застенчива до смешного: всегда сторонилась мужчин и даже входящих в года парней. Впрочем, сейчас она смотрела открыто, без страха. С улыбкой поправила Такко ворот, и он отстранился: вязаная рубашка, подаренная Катериной целую жизнь назад, изрядно обтрепалась. Тьма бы с ней, но на празднике неловко. Такко одёрнул рукава, из которых торчали запястья, и Бригитта рассмеялась: — Ты вымахал на две ладони за этот год. Сам не заметил? Стемнело. Небо было ясное, под звёздами пробегали зелёные всполохи — знак приближающейся зимы. Они померкли, когда в небо взвились огненные стрелы. Ветошь пропитали горючей смесью едва-едва, чтобы огни погасли в воздухе — только пожара не хватало! Небо перечёркивала одна золотая линия за другой. Каждую встречали радостным рёвом. Летели искры, пахло серой, над головами клубился пар. Вот так! Разорвать тьму огнём. Превратить день Поминовения в праздник. Весь год в Эслинге только и делали, что оплакивали ушедших. Сегодня будет не так. Такко опустил лук. Завтра они подмешают в горючую смесь медную пыль, соду и ещё кое-какие порошки, и огни будут цветные. Со стены коротко протрубил рог — не боевая тревога, но призыв быть настороже. Любопытная толпа хлынула в ворота. Такко взлетел на стену — неужели не углядели, уронили огонь на пустошь? Нет — но над укреплениями поднималось зарево. А следом по пустоши разнёсся ещё один звук рога — уже звавший к бою. — Поди, лампу кто-то не загасил, прежде чем спать ложиться, — нерешительно предположили в толпе. — Или Шейновых выродков не добили, — угрюмо возразил другой. — Самое время напасть, когда все на празднике! — Там подпалить ни ума, ни людей не надо, — буркнул третий. — Стрелу на сеновал и занялось… Из ворот вылетели на неосёдланных лошадях Верен с Ардериком, за ними побежали люди Кайлена. Потянулись к оружейной стражники. Очередной праздник грозил превратиться в сражение — теперь уже точно в последний раз.***
В восточную башню шум праздника проникал едва-едва. Уютно светила лампа, потрескивали дрова в камине, у которого сидели двое. Один держал в холёных руках узкую полосу пергамента, второй — песочные часы. На юге их почти вытеснили механические, но на Севере время по-прежнему измеряли песком. — Переговоры со столицей заняли больше времени, чем я думал, — говорил Ривелен. — Но сегодня я получил последние распоряжения. — Надо думать, новости дурные, раз вы не поделились сразу. — Оллард поднёс часы ближе к лампе, чтобы полюбоваться изящной оправой. — Барону не дали титул? — Дали. В этом я не сомневался. Но вам в помиловании отказано. Ривелен положил записку на столик между ними. Оллард прочёл, не касаясь, и снова отвернулся к камину. — Я надеялся на другой исход, — проговорил Ривелен. — Вы провели блестящую политику, показали себя превосходным стратегом… — Полагаю, решающим доводом оказался приток в казну доходов от мастерских? — Вас боятся. Вот решающий довод. Мне приказано доставить вас в столицу для окончательного разбирательства. Вам припомнят всё: злоупотребили властью, самовольно казнив изменника, допустили военные потери, втёрлись в доверие к Элеоноре, вынудив заступиться за вас… Полная чушь, конечно. Мне удалось договориться об одном: если вы умрёте в тюрьме или по дороге, будете полностью оправданы. — Какая немыслимая щедрость… — проговорил Оллард, глядя сквозь стекло часов на огонь. — Что ж, мы вернулись к тому, с чего начали. Яд или кинжал? Или я могу выбрать? Ривелен выхватил часы, в которых осталось совсем мало песка, перевернул и поставил на стол между ними, придавив приказ. — Я не для того спас вас от плахи, чтобы вернуть туда. Вы не заслужили такого исхода. Послушайте: вы умрёте, но лишь на бумаге. Для всех, кроме меня и пары доверенных лиц. — Как вы себе это представляете? — Легко. Здесь мало кто знает вас в лицо, даже прислуга боится поднять глаза и узнаёт вас по гербу и одежде. Зимой Север и вовсе отрезан от мира. Даже если пойдут слухи, на юг они доберутся нескоро. Вы останетесь здесь. Какое-то время придётся пожить отшельником, но когда вас это пугало? Отсидитесь хоть в этом, как его, Бор-Линге, вам подойдёт. Вас быстро подзабудут, к тому же будут считать погибшим, вы вернётесь в замок под другим именем… Эти подробности мы ещё обсудим. Оллард, вы так на меня смотрите, будто сами не скрывали смерть жены! Шесть лет водили за нос прислугу и даже родную дочь! Поверьте, выдать живого за мертвеца ещё проще. — Зачем вам этот обман? Я не собираюсь предавать доверие императора, пусть бы он сотню раз предал моё. — Вот! Я говорил это в темнице и повторю снова: вы — человек старой закалки и благороднейшей крови, для которого честь и верность — не пустой звук. Такие люди — истинная опора короны. Сверх того вы умны, наблюдательны и хладнокровны, а ещё жадны до новых знаний и умеете убеждать. А теперь ответьте мне: обладают ли нынешние правители Севера этими качествами? Я ни на миг не верю в мирный союз Элеоноры и барона. Стоит мне уехать, и здесь снова начнётся грызня, уже не между братьями, а между мужем и женой. Дурная идея, учитывая, что на стороне Элеоноры войска, а в руках барона — всё хозяйство и доверие народа. Буду откровенен: я забочусь не только о вас, но об Элеоноре. Она станет хорошей правительницей, но сейчас ей нужен советчик, а мне — человек, которому я могу доверять, как себе. — Иными словами, вы предлагаете мне отказаться от своего имени, отдать казне родовые земли, стать изгнанником — ради того, чтобы вам проще было контролировать Север? Ривелен усмехнулся: — Есть кое-что ещё. Вы будете полностью оправданы и восстановлены в правах — посмертно, но сейчас это неважно. Ваши земли отойдут императору на правах доверительного управления и окончательно уйдут в казну лишь через двадцать лет. Вы знаете, это время даётся, чтобы возможные наследники успели заявить о себе до совершеннолетия. Это хороший срок, чтобы убедить императора в ваших заслугах и подготовить к вашему возвращению. — Он не пойдёт на это. — Как знать. Правители меняют своё мнение… а иногда и сами меняются. Если что, умереть вы всегда успеете. За окнами заорали особенно громко, а на стены легли тёплые блики — в небо запустили огни. Ривелен перегнулся через стол, опёрся локтём и придавил ладонью часы — будто в его власти было замедлить бег песчинок. — Я даю вам шанс очистить имя и сохранить род. Чтобы в Эсхенском замке снова хозяйничали ваши потомки. Берегли башню, обновляли портреты, клали цветы на гробницу вашей дочери. Вы много потеряете — но сделаете это. Потому что готовы на всё ради рода. — Полагаете, никто не догадается и не донесёт императору? Например, барон? — Может и донесёт. Только все доносы передают мне. А ещё барону в ближайшее время будет не до того, или я совсем не знаю Элеонору. Кстати, с ней я уже говорил. Она на вашей стороне. — Вот оно что. — Не смотрите на меня так. Я прекрасно понимаю двусмысленность вашего положения. Ваше дело, воспользоваться им или нет. Скажу лишь, что Элеонора весьма расположена к вам. Надо ли говорить, какие возможности это открывает? — Нет. — Оллард чуть помолчал. — Я ваш должник, Ривелен. Второй раз вы спасаете мою никчемную жизнь. Что ж, осталось обсудить подробности. Под каким предлогом исчезнуть. В дверь постучали — сложным дробным перестуком. — Да! — отозвался Ривелен, нимало не смутившись, что его люди стучат условным знаком в чужие покои. — На укрепления напали, — коротко доложили от порога. — Человек тридцать, все скрылись. Пожар потушен, жертв нет. Но люди хотят мстить. Барон и сотник Ардерик уговаривают их дождаться утра. — Я думал, с обычаем нападать по праздникам покончено, — усмехнулся Оллард. Лицо Ривелена исказила улыбка: — Вот вам и предлог. Зовите своего ученика, если доверяете ему, и обсудим ещё раз.***
Над горами занимался рассвет. Элеонора смотрела с балкона, как снаряжают войско. Ардерик, уже в седле, хмурился и то и дело поглаживал меч — мало кто не знал, что прославленный сотник едет больше для вида. Его оруженосец снова и снова объезжал войско. Лошади имперских воинов нетерпеливо рыли копытами землю — южане явно предвкушали потеху. Сзади прошелестела юбками служанка: — Госпожа, к вам маркграф Оллард. Он явно явился с улицы — в плаще, раскрасневшийся от утреннего холода. Элеонора шагнула ему навстречу, ощущая, как теплеет в груди. — Вы не заходили ни разу после возвращения с востока, — шутливо упрекнула она. — Простите. Это ученик плохо на меня влияет. Он был невнимателен к Грете, а я вот к вам. Элеонора не удержалась от смешка: — И детей не видели, а им уже скоро месяц! Идёмте, идёмте! Оллард подошёл к колыбели. Его лицо разгладилось, уголки губ дёрнулись вверх. — Невероятно, — выговорил он наконец. Покачал головой, не отрывая взгляда от колыбели. Поднял руку, будто хотел коснуться, и сразу опустил. — Вернёмся в гостиную. В них слишком много жизни. Сбивает с мысли. Элеонора шла следом, не пряча улыбку. Император оказался трусом, но тем хуже для него. Маркграфа Олларда можно лишить титула и имени, но не ума и деловой хватки. Вместе они так поднимут Север, что южное золото потечёт сюда рекой. Ривелен понял её с полуслова, она его тоже. Десять-пятнадцать лет — и Север будет диктовать условия столице, а не наоборот. Но для этого Элеоноре нужен Оллард. Не Ардерик, умеющий воевать, но не способный думать на шаг вперёд. Не Тенрик, способный кормить всю страну с одного стада, но напрочь лишённый честолюбия. Ей нужен прирождённый правитель, который не только просчитает варианты, договорится с союзниками и избавится от изменников, но и применит инженерный талант. Элеонора изнывала от любопытства, что Оллард вычитал в старых книгах и что обсуждал с Дугальдом Лиамским. Она точно знала: за морем есть неведомые земли. Лиамские корабли не ходили так далеко, но если усовершенствовать их... Элеонора запрещала себе мечтать, но кто поручится, что на морских островах нет несметных богатств? В любом случае, с новыми кораблями они добудут больше рыбы, морского зверя и гагачьего пуха для перин. Будут новые пастбища. Элеонора не позволяла себе представлять столбики цифр в отчётах, но было ясно — выход к побережью открыл для них больше, чем можно представить. Император сто раз пожалеет, что решил пожертвовать Оллардом ради его земель. Пока южане тратят золото на наряды и пиры, Север разбогатеет. И однажды у столицы не останется выбора, к кому обратиться за деньгами. Тем более, Ривелен поможет принять верное решение. Теперь всё будет иначе. Элеонора перевела дух и взглянула Олларду в глаза. «Меня бы он не убил», — настойчиво повторялось в голове. — Я так рада, что вы приняли предложение Ривелена. Я… давно об этом мечтала. — Неужели вы с самого начала хотели видеть меня своим советником? Элеонора медленно досчитала до десяти. Вот же упрямец! И решительно двинула последнюю фигуру. — Вы просто осёл, маркграф Оллард, если до сих пор не поняли, кем я хочу вас видеть. Она коснулась его рукава, скользнула пальцами по запястью, тронула дрогнувшую ладонь. Оллард отдёрнул руку, отвёл взгляд и нервно полез за пазуху: — Я подготовил кое-какие выкладки на первое время… касательно решений, которые мы обсуждали… Пусть будут у вас. Мы можем встретиться не так быстро, как следовало бы. Их пальцы снова соприкоснулись на свитке. — Я буду ждать, — твёрдо проговорила Элеонора. — Я девять лет ждала падения Шейна. Двадцать лет ждала вас. Подожду ещё. Мы вернём вам имя, земли и создадим союз, о котором не забудут до конца времён. Бледное лицо согрела улыбка, в глазах вспыхнула зелень: — Вы очаровательны в своей настойчивости. — Возвращайтесь, Гаральхад, — выдохнула Элеонора. Имя слетело с уст легко, будто она всю жизнь звала его так. — Никогда не поздно начать всё заново. Он сжал её пальцы, поднёс к губам и легко коснулся костяшек. Повернулся и вышел. Элеонора смотрела, как он проходит через расступающееся войско, садится в седло и выезжает за ворота, ведя за собой имперское войско. Как вьётся на ветру алый плащ, а на знамени играют золотом циркуль с шестернёй. Маркграф Гаральхад Оллард вернётся безымянным изгнанником. Но они проложат ему путь к власти — вместе.