***
Деку уплетал за обе щёки уже третье по счёту блюдо и сам удивлялся, как в него столько влезает, но останавливаться было нельзя. Тодороки сидел рядом и потягивал через трубочку апельсиновый сок со льдом и, не отрываясь, смотрел на сидящего рядом парня. Этот взгляд был не тем, что раньше — не ледяным и убийственным, а наоборот таким тёплым, что Мидория под ним плавился. Нет, абсолютно точно нельзя прекращать есть. — Такое ощущение, что еда — это твой повод не разговаривать со мной, — спустя ещё минут пять неловкого молчания заметил проницательный Шото. — Нет, не в этом дело, — с забитым ртом пробубнил Изуку. — В больнице кормят кое-как, я изголодал весь, пока валялся там. Это была чистая правда, однако в данной ситуации она всё равно звучала, как оправдание. Тодороки притворился, что поверил, и оставил парнишку в покое до тех пор, пока не допил свой сок. — Всё, надоело мне тут сидеть, — решительно заявил он, когда с напитком было покончено. — Пойдём погуляем. С этими словами парень быстро оплатил заказ, схватил Мидорию за руку и, не обращая внимания на его возмущённые возгласы, потянул к выходу из заведения. На улице их встретил прохладный летний ветер, который обычно приходит по вечерам и спасает изнурённых дневной жарой горожан. Изуку остановился и полной грудью вдохнул свежий воздух, даже прикрыв глаза от наслаждения. Снаружи было лучше, чем в душном помещении, однако тут нечем забить рот, что являлось очевидным минусом. Мидория не знал точно, почему не желает разговаривать, скорее всего он боялся озвучивать пугающие его мысли, хотел, чтобы они просто как-нибудь сами высказались, без его участия. Или он надеялся, что и без слов всё будет понятно. Возможно, так и есть, но что-то сказать всё-таки придётся. В конце концов Тодороки и обидеться может. — Спасибо… За ужин, — пробормотал Деку, с некоторым смущением освобождая свою ладонь. — Да не за что. Теперь мы квиты, надеюсь? — голос Шото был очень сдержанным. Какие эмоции он пытается скрыть, лишь Богу известно, если он существует, но одно было хорошо ясно: Тодороки ждал чего-то большего, чем простая благодарность за угощение, ждал ответа на важный невысказанный вопрос. — Нет, я тебя ещё не простил, — попытался пошутить Мидория, но эта попытка была обречена на провал ещё в самом начале, потому что в его голосе не было и намёка на весёлость. Изуку привык отвечать не словами, а делами, но проблема состояла в том, что сейчас сделать что-то было ещё сложнее, чем сказать. Парень покрутил головой, как будто в поисках чего-то, что могло бы ему помочь, и как ни странно, нашёл. В его голове мгновенно созрел план. — О, пойдём туда! — вдруг Мидория и Тодороки словно поменялись ролями, и теперь уже Изуку тянул за руку своего спутника. А направлялся он к месту, где раздавали в прокат велосипеды. — Э-э-э… — неуверенно начал Шото, — Ты уверен? — На все сто! Это будет весело, вот увидишь, — если в Деку зажглась идея, его уже трудно остановить. — Знаешь, мы можем и просто пешком погулять… — Ой, ну что у тебя такое лицо, будто никогда в жизни велика не видел? — улыбнулся Мидория, а потом вдруг замер от пришедшего к нему осознания. — Стоп, ты что… — Ага, — печально подтвердил его догадки Тодороки. — Я не умею кататься на велосипеде. — Но как?! — недоумённо воскликнул Изуку. В его голове не мог уложиться факт того, что лучший ученик первого курса в лучшей школе героев страны не умеет такую обыкновенную вещь. — В детстве я был слишком занят тренировками с отцом, чтобы тратить своё время на подобные мелочи, а потом уже как-то и повода не появлялось. — А вот и повод, нужно срочно это исправлять! Но не сейчас, а то чужое имущество подпортим. Зато дома у меня есть старый велик, я когда-нибудь достану его и научу тебя. А пока давай возьмём вот этот? — Изуку указал на стоящий справа от них велосипед, у которого над задним колесом было прикреплено пассажирское сиденье. Тодороки только рассеянно кивнул, зацепившийся за мысль о доме Мидории и о том, что он может скоро в нём побывать. Тем временем Изуку уже заплатил за аренду и шёл обратно вместе с «железным конём» по правую сторону. — Залезай, только держись крепко — ехать буду быстро, — сказал он, садясь за руль. Мидория пожалел о своём решении, когда Тодороки обхватил его сзади руками, но отступать было уже поздно, поэтому он оттолкнулся от земли и понёсся вперёд, быстро крутя педалями. Ветер тут же начал трепать их волосы и приятно обдувать кожу, и у обоих возникло желание подставить лицо встречному потоку. Мидория, как и обещал, ехал со всей возможной скоростью, ловко маневрируя между домами, так что не оставалось сомнений, что он на велосипеде — как Тсую в воде. Вскоре они выехали на улицу, где почти не было людей и машин, и парень позволил себе ускориться ещё больше. Дорога начала идти под гору, поэтому Изуку отпустил педали, а когда велосипед разогнался до невероятной скорости, они с Тодороки не смогли сдержать протяжного восторженного вопля, рвущегося из самой груди. Если бы сейчас Мидория обернулся, то увидел, что глаза Шото сияют так же ярко и восхищённо, как его собственные. Спустя немало времени они заехали в какой-то парк и остановились возле невысокого дерева с пышной кроной. Изуку сразу же упал на траву, раскинув руки в стороны и тяжело дыша. — Вот это кру-у-уто…- протянул он, устремив взгляд в темнеющее небо. Тодороки последовал его примеру и тоже прилёг рядом. Они долго пробыли в полной тишине, нарушаемой лишь стрекотом цикад и шелестом листьев, как Шото вдруг сказал: — Нам пора вернуть эту штуку на место. Уже почти два часа прошло. — Правда? А мне показалось гораздо меньше, — Мидория грустно вздохнул. — А ещё знаешь, кажется, ты мне нравишься, — как бы невзначай добавил Тодороки, не прекращая разглядывать курчавые облака высоко над головой. Изуку любит отвечать не словами, а делами, поэтому он ничего не сказал, а только приподнялся на локтях, наклонился к Шото и поцеловал его.***
Шесть месяцев спустя. — Так, класс А, сегодня работаем в командах по два человека! — крикнул учитель Айзава, привлекая к себе внимание и заставляя утихнуть голосящую толпу подростков. Группа юных героев во главе с их классным руководителем находилась на опушке густого леса. Тут неподалёку был тренировочный лагерь, куда ученики с геройского факультета приехали три дня назад, чтобы отточить свои навыки и при этом не навредить окружающим. Глушь — идеальный для данной задачи вариант. Надежды студентов на спокойный летний отдых разбились в пух и прах ещё то того, как они доехали то пункта назначения: их сразу же зашвырнули в чащу, кишащую всякими чудищами. И вот уже который день подряд все из кожи вон лезли, чтобы стать сильнее, но сегодня весь день не было тренировок, и многие из-за этого очень нервничали, понимая, что это всего лишь затишье перед бурей. Как и ожидалось, поздним вечером Айзава собрал весь класс вместе и объявил о начале ночной тренировки. — Ваша задача заключается в поиске вражеского логова и его зачистке. Кто справится первым, получит награду. Под покровом ночи вас сложно будет заметить издалека, но и вы не теряйте бдительности и прикрывайте друг другу спины. Мало ли что может прятаться за деревьями во мраке. С этими словами Шота улыбнулся так безумно, что у всех невольно прошлись мурашки по коже, кто-то даже вскрикнул. Учитель как ни в чём не бывало продолжил: — Распределяетесь вы, конечно же, не самостоятельно. И нет, Мидория, ты не пойдёшь с Тодороки. — Вот и правильно, Айзава-сенсей, от этих голубков уже тошнит, — вставил своё слово Бакуго. — Не твоё счастье, вот ты и бесишься! — огрызнулся Изуку и показал однокласснику язык. — Больно нужно мне такое счастье, — фыркнул тот и отвернулся. — А ты у Киришимы спроси, может и нужно! — выкрикнул кто-то из толпы, вызвав у всего класса взрыв хохота. Кацуки ничего не ответил, лишь ещё раз фыркнул. В темноте почти не было видно его зардевшихся щёк. Почти. — Смущённый Каччан — это то, ради чего стоит жить, — улыбнулся Эйджиро и потрепал шевелюру друга. — Ах, да, Киришима и Бакуго тоже вместе не идут, — с нескрываемым злорадством добавил Айзава, и тут уже возмущаться настал черёд «взрывной парочки». По итогам распределения Кацуки оказался в одной команде с Шото, а Изуку с Эйджиро, и всех четверых появилось стойкое ощущение, что они стали жертвами заранее спланированного заговора. Но делать нечего, миссия превыше всего, и команды выдвинулись навстречу неизвестному. Сначала Мидория честно пытался следовать указаниям и внимательно глядел по сторонам, но уже слишком долго ничего не происходило, поэтому у него сам собой завязался разговор с Киришимой. Они долго болтали о всяком, как вдруг Мидория поинтересовался: — Почему вы с Каччаном продолжаете делать вид, что между вами ничего нет? — Эх… ну ты же знаешь, какой он упрямый балбес. Скорее волосы свои съест, чем признается хотя бы себе, что влюблён в меня по уши, а мне уж и подавно. — Самоуверенности тебе не занимать, как я погляжу. — А то! Я ж мужик! — усмехнулся Эйджиро, — Да вот толку от этого нет. Сколько бы уверенным в своих и его чувствах я ни был, идеальных отношений, как у вас с Тодороки, не получается. — Ничего подобного, — поспешил возразить Изуку, — В наших отношениях идеален только он, в том то и главная проблема! Например, несколько месяцев назад этот гений не умел самостоятельно на велике держаться, я его научил на свою голову, теперь он не даёт мне шансов и постоянно обгоняет. Даже обидно, я ведь с детства, как профи, ката… Мидория не закончил фразу, так как услышал вдалеке какой-то звук. Герои остановились и прислушались. Звук повторился, и в тишине Изуку отчётливо различил в нём чей-то отчаянный крик. Не медля ни секунды, он рванул в сторону источника, позабыв про задние и осторожность. Киришима застыл на месте, не решаясь, как поступить. Он собирался крикнуть напарнику, что в лесу не может быть гражданских, и скорее всего это чья-то ловушка, но Мидории уже и след простыл, только где-то между деревьями мелькали зелёные вспышки молний от его причуды. Эйджиро не оставалось больше ничего, кроме как побежать вслед за ним, но разве Деку можно догнать, когда тот находится в состоянии «полного покрытия»? Чем сильнее Мидория приближался, тем громче становился этот пронзительный крик, закрадывающийся в самую душу, позволяющий острым когтям страха стиснуть сердце. Голос звал на помощь, молил о пощаде, потом о смерти, и в конце концов — затих. Изуку, чувствуя неладное, заранее отменил причуду, а потом остановился. Прямо перед ним, посреди маленькой полянки, залитой холодным лунным светом, неподвижно стояла тёмная человеческая фигура. Со своего места Изуку не мог разглядеть лица незнакомца, однако он сразу догадался: «Злодей! Но где же…» Вдруг человек шевельнулся, странно задергался и до Мидории долетел его… смех. Скрипучий, надменный, отвратительный смех. — Что, не можешь найти жертву, маленький герой? — крикнул злодей и посмотрел Изуку прямо в глаза. Тот похолодел от ужаса. «Как он заметил меня? Нет… Скорее всего он уже знал, что я сюда прийду.» И тут произошло кое-что крайне странное: человек напротив продолжил говорить, но его голос, прежде низкий и грубый, вдруг стал очень тонким и даже писклявым. — Тот несчастный, которого ты слышал, — проговорила девочка в теле мужчины, и от этого сочетания становилось ещё более жутко. — Уже давно мёртв! Вдруг снова кто-то будто щёлкнул переключателем, и голос злодея превратился именно в тот, который Мидория слышал несколько минут назад. Ошибки быть не могло, это действительно голос звавшего на помощь. Он был тихим и сиплым от постоянных криков, но слова расслышать всё же удалось: — Вот все вы, герои, такие… Сначала лезете в пекло, а потом начинаете думать. Непробиваемая глупость… Человек снова захохотал, а следующую фразу произнёс, чередуя с каждым словом голоса совершенно разных людей: немолодой женщины, дряхлого старика, маленькой девочки, и многих-многих других. Эти голоса перемешивались, сливались в один страшный, неистовый хор, заглушая собой все остальные звуки. — Позволь, представиться, Изуку Мидория! Я — Пересмешник! Похититель голосов тех, кого убил собственными руками! После этих слов злодей вскинул руку вверх, и через секунду мимо головы Деку со свистом пролетел кинжал, оцарапав ему щёку и врезавшись в ствол дерева позади. С запозданием Изуку успел подумать, что если бы не лунный блик, вовремя отразившийся от лезвия, то он бы не успел отклонить голову и был бы, скорее всего, уже мёртв. — А ты шустрый! — вкрадчиво проговорил монстр в теле человека. — Но сможешь ли ты увернуться от этого?! В сторону Мидории полетело ещё четыре ножа одновременно. Тот среагировал моментально, активировал причуду и отскочил в сторону, однако даже скорости «Одного за всех» не хватило, чтобы уклониться полностью: последний кинжал беспощадно вонзился в левое бедро, вызвав вспышку ослепительной боли. Изуку упал на землю, но тут же заставил себя подняться — бывало и похуже, и хуже ещё может стать, если он не начнёт двигаться. От следующей атаки он увернулся, подскочив вверх и забравшись на дерево. Нога протестующе взвыла, но выхода не было — без движения спасти свою жизнь не получится. Секундную передышку Мидория потратил на то, чтобы обдумать свои дальнейшие действия. Первая мысль была сбежать. Сейчас он находился в проигрышном положении, так что соваться в драку было бы глупо. Но Деку помнил, что в лесу есть другие ученики класса А, и они были разделены. Если он сбежит, то злодей может погнаться за ним, а может и пойти на поиски другой жертвы, чтобы снова выманить свою цель. Да, Изуку предположил, что именно он являлся целью, по крайней мере потому что враг знал его имя и точно не был удивлён, когда встретил его в лесу посреди ночи. Так или иначе, бегство — тоже не выход. Оставалось лишь попробовать задержать злодея до прихода подмоги. В конце концов тот крик могли услышать не только они с Эйджиро. «Киришима… И почему я не подождал тебя?» — в последний момент с сожалением подумал Мидория, а потом, не дожидаясь, пока в него запустят очередную порцию кинжалов, пустился перепрыгивать с ветки на ветку, описывая круги около поляны. — Решил поиграть в белочку, малыш? — хихикал Пересмешник, не переставая метать лезвия в сторону зелёных отблесков, которые оставлял за собой Деку. Теперь тот двигался слишком быстро, чтобы его мог зацепить даже взгляд, не то что нож. Но из-за ранения силы должны были скоро иссякнуть, поэтому настоящим планом Мидории было выждать момент, когда будет можно нанести удар и хотя бы на время оглушить врага. И вот он настал — противник открылся со спины, и Изуку, не теряя ни мгновенья, оттолкнулся от ствола дерева с такой силой, что оно немного пригнулось, и полетел вперёд, прямо на злодея, концентрируя всю мощь своей причуды в правой руке. — Детройский… — Нет, Изуку, стой! Кулак Деку пронёсся в каком-то жалком сантиметре от лица Пересмешника, но не задел и врезался в землю позади него, отчего та содрогнулась. Того маленького замешательства в воздухе хватило, чтобы Мидория промахнулся, а было оно вызвано тем, что голос, которым была произнесена последняя фраза принадлежал… — Мама… — прошептал Изуку, уже почти не чувствуя, как металлическое острие вонзается ему в спину. «Если Пересмешник похищает голоса убитых, значит она…» Ноги подкосились, и он медленно осел на траву. Тьма, гораздо гуще и беспросветней той, что обычно бывает ночью, целиком накрыла его. А перед тем, как за тьмой пришла вечная мёртвая тишина, в его голове прозвучал чей-то до боли знакомый голос, но ему так и не удалось вспомнить, кому он принадлежал: «Я ухожу. И я не вернусь. Прощай.»***
— Привет, друг. Прости, что так давно не навещал, понимаешь, работа… Полнейший завал, — Бакуго уселся на свой излюбленный стул рядом с кроватью, на которой по-прежнему лежал в коме Изуку Мидория, и моментально сгорбился, как будто вся сила, которую он ежедневно демонстрировал за пределами этих стен, решила остаться у входа. — Надеюсь, тебе не было скучно без меня. Хотя, о чём это я, ты ведь никогда не скучаешь. Он хмыкнул, но как-то слишком печально и будто бы устало. Обычно, когда Бакуго приходит в больницу к Мидории, он просто сидит часами напролёт и молчит, слушая созданную ими двоими тишину. Иногда эта тишина может сказать больше, чем кажется. Кацуки почему-то считал, что именно когда он молчит, Изуку его слышит и делится своей тишиной в ответ. Однако бывают дни, когда он разговаривает — это дни отчаяния. Тогда он болтает и болтает, сам не особо понимая о чём, но лишь бы не остановиться, не замолчать, не услышать ту страшную, опустошающую тишину, что поселилась в нём самом. Этот день был как раз из таких. — Представляешь, Очако сегодня утром заявила, что хочет перебраться в квартиру побольше. Ума не приложу, чем ей не нравится наша нынешняя, но, видимо, у всех девчонок есть такая особенность — выкидывать что-то странное время от времени. Мне это даже нравится, хотя иногда нехило подбешивает. Нет, ты не подумай, мы не ссоримся. Это делают только влюблённые, а мы не любим друг друга, и никогда не любили. Просто… я был так же одинок, как она, вот и сошлись, чтобы от этого одиночества не свихнуться. Или свихнуться, но хоть вместе. Сейчас бы ты скорее всего спросил у меня, всё ли в порядке, или чего похуже, предложил бы свою помощь. Как же я ненавидел твою жалость ко мне. Я не нуждался в помощи, а ты всё равно с ней лез, совсем позабыв про себя. Но хочешь — верь, хочешь — нет, сейчас я буду только рад, если ты меня пожалеешь, а ещё лучше — обвинишь в чём-нибудь или ударишь. Главное, просто сделай что-нибудь. Ну же, Деку хоть что-нибудь! Вдруг Кацуки поменялся в лице, будто вспомнил что-то важное, что должен был сказать, и когда он продолжил, голос его сорвался на крик: — Как ты не понимаешь, идиота кусок, они убьют тебя! Я не знаю, когда, но это будет очень скоро. Всё уже решено! Я столько лет боролся за то, чтобы они не отключали эту грёбанную технику от тебя! Но… я устал бороться… устал, понимаешь? Твоя мать тоже устала, у неё больше нет сил на надежду. И всё уже решено… Но ты ведь должен понимать, что если ты по-настоящему умрёшь, то она ляжет в гроб вместе с тобой! О ней ты не думал?! Так вот подумай, мелкий эгоист и поднимайся уже, хотя бы ради неё! Крик сошёл на нет так же быстро, как и появился. Бесполезно. Бакуго понимал, что навёл слишком много шума, и скоро сюда кто-то должен прийти, но прежде чем медсестра ворвалась в палату, он всё же успел тихо проговорить: — Ты не меньший убийца, чем я. И убиваем мы одних и тех же людей. Через несколько мгновений он услышал поспешные шаги и знакомый высокий женский голос: — Бакуго-сан, вам пора, — медсестра говорила строго, но в глазах стояло искреннее сочувствие, от которого Кацуки захотелось на неё наорать. Но он лишь молча встал и прошёл мимо девушки, даже не взглянув на неё. Возможно, она слышала какую-то часть его слов, но Бакуго было уже плевать — всё равно они больше никогда не увидятся. Только у дверей он остановился и, не оборачиваясь, произнёс: — Я ухожу. И я не вернусь. Прощай. Конечно же, эта фраза была адресована не медсестре. Он уже не помнил, сколько раз повторял эти слова перед уходом, но всё время возвращался. Однако сейчас они являлись чистой правдой, ведь скоро возвращаться будет попросту не к кому. Вдруг в комнате что-то поменялось. Бакуго сразу понял, что именно: отвратительное пищание, которое издавал кардиомонитор и которое так мучительно долго не меняло своего ритма, вдруг ускорилось. Медсестра тут же метнулась к пациенту, нажала какую-то кнопку, вызвав врачей и начала беспрерывно что-то щебетать вроде «Мидория-сан, вы меня слышите? Мидория-сан!» В это время Кацуки от шока не мог пошевелить ни единой частью своего тела. Миллионы мыслей метались в голове, но сейчас он был способен лишь беспомощно наблюдать, как впервые за бесконечные пять лет Изуку открывает глаза.