Рыцарь и Стратег

      Джулиус ненавидел понедельники. В эти дни он всегда ленился, не желал никуда выходить из своих покоев и просыпался в скверном настроении. По понедельникам он был недоволен приготовленным для него завтраком, хотя меню для себя любимого он утверждал самолично, передав все пожелания здешнему шеф-повару. Британец кривился от аромата любимого белого чая и предпочитал в такие дни исключительно ненавистный кофе.       Кингсли не знал, за что так не любил начало каждой недели, или просто не мог вспомнить. Он не прекращал думать, будто упускает из своей жизни что-то крайне важное, и это нечто грызёт его изнутри в каждый грёбаный понедельник.       В такие особенные дни особенным было не только поведение британца. Его рыцарь Куруруги в утро каждого понедельника отсутствовал напрочь. И Кингсли это раздражало более всего прочего. Он знал, что до полудня не найдёт японца нигде, куда бы не заглянул: ни в его комнатах, ни во дворце, ни в садах и даже не в ангаре, где одиноко томился белый Ланселот.       Джулиус никогда не спрашивал, куда уходит рыцарь, и когда тот вновь появлялся на горизонте, британец изображал скучающий вид без толики интереса. Кингсли никогда не спросит его об этом из-за собственного страха. Страха перед ответом и воспоминаниями, которые могут захлестнуть его убивающей волной.       Сузаку ненавидел все дни, проведённые с Джулиусом вместе, но позволял себе сбегать из душных залов дворца исключительно по понедельникам, чтобы не встречаться с утра пораньше с разъярённой и всем недовольной бестией, бывшей когда-то в прошлом его другом.       Седьмой рыцарь скрытно и незаметно для всех обитателей дворца поднимался на крышу. Здесь и только здесь он чувствовал себя живым. Все проблемы этого мира словно растворялись перед ним, и можно было спокойно выкурить несколько сигарет подряд в полнейшем и желанном одиночестве. Кингсли никогда не находил его здесь. Джулиус просто не знал о такой важной роли крыш в жизни рыцаря. Знал и помнил это только Лелуш*, но здесь, в Евробритании, его не было.