Пока людьми управляет эскапизм, маленький грязный азиатский мальчик будет зарабатывать на этом деньги.
Мужик, оскорбленный словами Мина, подскакивает и боится. Он нависает над Юнги и в любой момент может просто сесть и раздавить его. Но, опять же, боится. Видно, как подрагивает мизинец его правой руки, а со лба стекает пот. Наверное, он понимает, что угрожать тому, кто убивает без угроз, бессмысленной, поэтому просто сбегает. Даже не попрощался. Где твое воспитание, парень? Уже у самой двери он замедляет шаг и не поворачиваясь говорит: — Ты еще услышишь обо мне. Ха. Ха-ха. Смешно. Если бы Юнги записывал все пустые угрозы в его сторону на диск, не хватило бы всего времени существования Вселенной, чтобы выслушать все. Но он хотел бы. Хотел бы послушать хотя бы четверть, чтобы смеяться, смеяться, смеяться. Всю жизнь его критиковали. Говорили, что все слишком плохо или слишком хорошо. Будучи еще тем маленьким грязным азиатским мальчиком он понял, что избежать критики невозможно. Точнее, возможно. Просто ничего не делай, ничего не говори и будь никем. Но вся шутка в том, что даже за это тебя раскритикуют. Так что делай, что делаешь и просто забей хуй на всех. Именно к этому выводу пришел маленький грязный азиатский мальчик. Но он тогда еще не знай, что все его действия и решения приведут к тому, что он будет сидеть и издалека смотреть на танцующего конкурента, из-за которого, кстати, пол клуба сходит с ума. Не сказать, конечно, что он жалуется, ведь этот мальчик… Искусству нужен зритель. Без смотрящего невозможно прекрасное, поэтому когда Чимин начинает танцевать абсолютно все, кто имеет глаза, смотрят на него. А этот негодник так бесстыдно наслаждается этим. В глаза бросается то, что он не так уж и сильно заинтересован в партнерше, как это принято в хореографическом Искусстве. В танце мужчина должен показать, насколько прекрасна и желанна его спутница, а когда все заинтересуются ею, показать, что она уже принадлежит ему. Юнги из недолгого их общения понял, что Паку нравится сражение и скорое подчинение одного из противников. Но эта девчонка явно не способна на такое общения или просто не готова, но Чимин не отказывается. Дерьмо всегда старалось быть ближе к прекрасному, так и эта шлюховатая леди трется возле Чимина. Пытается показать, какая она красивая и плавная, но Пак танцует в другом стиле. Она позволяет ему касаться себя, но все хотят прикоснуться только к Чимину. Этот парень позволил себе самую большую роскошь в мире — плевать на мнение окружающих. Он клал на них так же красиво, как сейчас танцует. Это похоже на танец мыши и удава. Эта односторонняя дуэль не требует рефери, потому что мышь даже не подозревает, что это дуэль. Удав мягко обнимает ее, касается везде мягко и едва уловимо, а мышь наслаждается, не зная, что ждет ее дальше. И, черт, наверное именно из-за этого Юнги отправляет Чонгука разобраться. Мин притворяется героем, спасающим девушку от опасного злодея, когда на самом деле хочет забрать злодея себе. Но, опять же, если кто спросит — рассмеяться и все отрицать. Чимин предсказуемо удивляется и пытается узнать, что происходит, но Чонгук, как и было ему приказано, молчит. Только плечами пожимает и уводит девчушку подальше. И все, казалось бы, жадная душонка Мина должна была успокоится, но ему чертовски не нравится, что Чимин идет обратно к бару. Не то чтобы Юнги хотел, чтобы что-то случилось. Он не хотел какого-то поворота событий или неожиданных действий со стороны Пака. Он просто хотел не видеть кого-то рядом с Чимином. Но, опять же, жадная душонка Мина должна была успокоиться, но нет. Наверное, чертов Ким Тэхен не зря читает свои книжонки, раз видит человека насквозь, даже если тот сидит на высоком балконе в vip-комнате. Может он и не разбирается в человеческих отношениях, но вот поведение читает, как четверостишья. Поэтому смотрит в глаза Юнги, похабно ухмыляется и говорит Чимину что-то, что заставляет его повернуться и начать визуальный поиск. Юнги вдруг догадывается, что Тэхен мог сказать Паку и прячется, как нашкодивший ребенок. Это просто смешно и, к сожалению, абсолютная правда. Отворачивается и пытается безучастно пить отвратительный виски из стакана, который успел стать теплым из-за горячих ладоней Мина. Чимин входит в комнату без стука, прислоняется спиной к двери и улыбается. Его волосы мокрые из-за пота, взъерошены из-за наманикюренных ручонок той леди. Руки он держит в карманах, заставляя ткань брюк обтянуть его бедра. Он склоняет голову на бок, ожидая любых действий со стороны Мина, но тот якобы равнодушно переводя свой взгляд на него и ставит стакан с мокрым отпечатком его ладони на стол, чтобы произнести: — Ты не должен был сюда зайти. Я сказал охране никого не пускать. Чимин тихо посмеивается, опуская голову вниз. Он плавно, будто танцуя, подходит к столу и перед тем, как сесть спрашивает разрешение. Получая молчаливый кивок, он поворачивает стул спинкой вперед и садится, широко расставляя ноги. — У меня достаточно связей, чтобы зайти куда угодно. — У меня тоже. Пак ставит локти на стол и Юнги тут же повторяет это действие, потому что да, это вызов и ему это чертовски нравится. Но рефери не присутствует и на этой дуэли. Кто же остановит их, когда они перейдут границу? Или уже поздно? В любом случае Чимин двигается ближе, упираясь прессом в стол, когда Юнги говорит: — Чай, кофе, холодное оружие? — Тебя, пожалуйста. Улыбаясь, Юнги достает сигареты. Он всегда курил крепкие и самые дешевые. И, конечно, у него хватает денег, чтобы купить все заводы самых дорогих сигар этого мира, но он помнит, с чего начинал. Маленький грязный азиатский мальчик курил именно эти сигареты, идя по пути в свое такое же грязное будущее. Тогда он постоянно терял спички, а сейчас он пользуется зажигалкой, но все равно теряет ее. — Есть прикурить? Чимин тут же проверяет карманы штанов, поднимается со стула, проверяя и задние карманы. Мин подглядывает из-под ресниц за быстрыми движениями руки, представляя, свои руки на его бедрах. И, конечно, он мог бы начать прямо сейчас. Мог бы разложить этого несносного мальчишку на этом столе, забывая о сигаретах и зажигалке. Мог бы не раздевая ни себя ни его, войти в его жаждущее тело. Но, давайте будем честными, это не интересно. Это приятное и веселое, но не запоминающееся. Так что Юнги только наблюдает за тем, как брюки немного съехали, открывая мягкую кожу над нижним бельем, когда Чимин наконец достает зажигалку. Мин усмехается наклейке с «Hello Kitty» и матерными надписями на обороте корпуса, забирая зажигалку из рук младшего и пытаясь удержать в своих руках касание его пальцев. Рука Пака тянется за бледной и костлявой рукой, когда Юнги спрашивает: — Тоже куришь? Чимин по-детски фыркает и мотает головой. — Нет, поджигаю. Это точно угроза. Это лучшая угроза, которую выдалось услышать ушам Мина. Он готов купить отдельный диск, чтобы круглосуточно слушать одно единственное слово. Черт, нужно было снять этот момент на видео, ведь глаза Чимина сияют, как огонь под котлами, в которых они будут вариться, когда попадут в ад. Пак поджигает чужие машины и сердца. Говорят, он поджог машину какого-то министра здравоохранения в штатах, когда тот пытался закрыть его бизнес. Так то, Алекс Азар*, доигрался. Стоит признать, этот парень опасен, но кто сказал, что Юнги боится? Прямо сейчас, закуривая сигарету, он думает о том, что, наверное, этого не хватало ему. Он добился всего, чего хотел: прибыль, грязная, конечно, но большая и слава, такая же грязная, но Юнги не привыкать. Все привычно и однообразно. Депрессивно. Мин где-то читал, что однообразие — один из факторов депрессии. Люди, получившие все, что хотели, страдают от этого. Люди, живущие в рутине и повторяющемся образе жизни, теряют смысл. Юнги думал, что с ним такого не случится. Юнги думал, что его жизнь точно не станет однообразной, но нет. Стала. Постоянные подписи на договорах снятся ему по ночам, а в полнолуние снится проверка товара. И вот сейчас, смотря на этого мальчика, он понимает, что ему не хватало ежеминутных вызовов и зрительных дуэлей. Мин курит, чтобы расслабиться, остановиться хоть на минуту, почувствовать себя живым и посмотреть на красивые рисунки дыма. Они, как закаты, никогда не повторяются. Но в этот раз Юнги не успел насладится отравляющим Искусством, потому что Искусство, сидящее на стуле напротив, вдыхает дым в себя. Раскрывает плюшевые губы и позволяет потокам дыма исчезнуть. Смотрит в глаза, но в следующую секунду закрывает их, запрокидывая голову назад. Мин видел много прекрасного, но Чимин, выпускающий дым в потолок, не сравнится ни с чем. Дымные рисунки у него получаются лучше, чем у Юнги, поэтому Мин хочет еще. Как только Пак открывает затуманенные глаза и улыбается, старший придвигается слишком близко. Чимин, ожидающий поцелуй, вновь открывает рот, но получает лишь дым. Юнги все же касается чужих губ своими, передавая дым в поцелуе. Пак тут же хватает старшего за загривок, удерживая на месте и пытаясь забрать все: и дым, и душу, и сердце, и, кажется, язык. Чимин упирается прессом в стол, ложась грудью сверху, а Мин отодвигается дальше, дразня. Пак рычит и сжимает чужие волосы сильнее, отодвигая от себя. Он выпускает дым, усиливая хватку на чужом затылке, и наслаждается стоном, вызванным его рукой. Когда Юнги наконец открывает глаза, то видит, что Чимин смотрит на него и напевает песню, играющую в клубе. Его глаза все также в тумане, а рука теперь находится на колючей щеке старшего. Его бедра двигаются в такт песни, а когда руки Мина тянутся за этим движением, Юнги неосознанно спрашивает: — Твоя любимая песня? Руки Мина достигают своей цели, заставляя Чимина испустить тихий стон. Он прогибается в спине, не прекращая движений. Маленькие ладошки Пака оказываются на ладонях Юнги, прижимая сильнее и проводя томительней. — Да, потанцуй со мной. — Нет, сладкий, я не танцую. Вдруг Чимин останавливается. Всматривается в лицо напротив, закусывая губу. Он соединяет их носы и губы. Он говорит, заставляя губы Юнги тоже шевелиться. Пак не произносит ни звука, но Мин все равно все понимает. Он будто сам произносит эти слова, он буквально читает по губам.«Ну и ладно. Не танцуй, мне больше достанется»
Он начинает танцевать уже в комнате, направляясь к двери. Мягко покачивая бедрами и напевая уже в голос. Ох, его прекрасный голос. Он заставляет Юнги приподняться, вслушиваясь в невозможности наслушаться. Он заставляет все вокруг замереть в невозможности остановиться. Уже у двери Чимин оборачивается и шепчет: — Наблюдай за мной, хен, не отводи взгляд. Юнги не посмел бы.