Bad boy.Good lips.

— Из всех людей на свете — живых, мертвых и еще не родившихся — с кем бы ты отужинал? Чимин смотрит с неимоверной серьезностью в глазах. Он будто принимает экзамен у Юнги и хочет непременно завалить его на своем предмете. Кажется, у него в кармане Минова зачетка, несколько ножей и пистолет. Он подпирает голову правой рукой, показывая всем своим видом, что готов слушать, а Юнги и сказать-то нечего. Ему часто задают вопросы. Простые, сложные, абсурдные, глупые, риторические, требующие развернутого ответа и не требующие времени на раздумья. Мин никогда не тратил больше пяти минут на чужие вопросы, у него просто не хватает на это времени. Его ждет куча работы, а тут еще эти ненужные вопросы. Наверное, впервые Юнги не знает, что ответить. И дело не в сложности вопроса, а в количестве ответов. Примерно 110 миллиардов людей существовало, 7 с половиной все еще существуют, а бесконечное множество еще не родились. Если, конечно, в это воскресенье не случится конец света. — Наверное… — Юнги начинает говорить, надеясь, что в процессе ответ придумается сам. Кажется, это магия, но Мин продолжает. — Немного банально в моем случае, но… наверное, Пабло Эскобар. Чимин почти закатывает глаза, приподнимая левую бровь. У него даже пропадает интерес. Этого ведь правда стоило ожидать. Пабло волновали только деньги и его жизнь. Ничего эстетичного и волнующего. Да, этот чувак гениален. Да, он обманывал правительство и судьбу. И да, его запомнили. По крайней мере, фотография Пабло Эскобара, где он, будучи разыскиваемым во всех штатах, стоит на фоне Белого дома со своим сыном, находится в музее Колумбии, как часть истории. — Чего ты ожидал? Я буквально построил клуб на подобие тюрьмы, в которой он сидел. Это даже тюрьмой назвать сложно* — Юнги садится на пол, забывая о дорогих штанах и чьей-то рвоте в смущающей близости от него. Чимин сидит напротив, продолжая улыбаться и слушать. — Да, он был дерьмовым человеком, но умер он в перестрелке, когда пытался вывезти свою семью в безопасное место. Я хотел бы спросить у него, каково это, видеть дуло пистолета у себя меж глаз, но умирать, зная, что твоя семья не пострадает. Менять свое мнение в зависимости от ситуации — нормально. Человек может сказать одно слово и изменить ваше отношение к нему. Человек может сделать один лишний шаг и заставить вас ненавидеть его или наоборот — любить. Но мнение Чимина не изменилось, он знал, что Юнги правильно ответит на этот вопрос. Некоторые ответы правда могут выглядеть очевидными и до боли простыми, но если осмотреть их с разных точек, то, наверное, можно найти смысл жизни. Или просто придумать его. — Твоей семье повезло. Юнги вдруг хочется плакать. — Ее нет. Мин всегда говорил Чонгуку: «Не падай духом где попало». Но сейчас, на этом сером и грязном балконе ему хочется только падать. Падать к чиминовым ногам и просто надеяться, что он словит, а не растопчет. В этом мире, как известно, мало кому можно доверить свои синяки на сердце. А если говорить о преступном мире, то нужно использовать слова: «Никогда», «Никому», «Ничего». Юнги всегда жил по этому правило. Он что-то получал, что-то терял и все это он принимал, как данность. Значит, так должно было случиться. Значит, будем работать с тем, что имеем. Значит, будем так жить. И тут вдруг появляется этот неугомонный мальчишка и пытается через артерии пробраться в чужое сердце и надавить на раны, чтобы услышать их причины. Он смотрит так сочувствующе и понимающе, будто чувствует чужую боль своим прекрасным сердцем. Он будто обладает магической способностью внушать людям доверие и заставлять выговориться. — Ты же знаешь, что семья не всегда подразумевает под собой родственную связь? — Тогда я могу назвать Чонгука своей семьей. Чимин улыбается. Наверное, это невидимые лучи от его улыбки заставляют Юнги тоже напрячь лицевые мышцы и показать свои эмоции. Теперь ведь у Мина есть, кого защищать. И если подумать, то всегда был. Возможно, это и не самые лучшие отношения, как для друзей и вообще, для людей, но они, по крайней мере, есть. Есть поддержка. Странная, неумелая, неловкая, но поддержка. И есть, с кем поговорить за стаканом виски, когда хочется перепутать дверь с окном. Наверное, это и есть семья. Юнги принимал Чонгука, как данность. Еще с того дня, когда они впервые встретились в грязном и вонючем лагере для бездомных. Они тогда открыли свой первый бизнес: Чон воровал разные вещи из ближайшего магазина — еду, одежду, игрушки — а Юнги продавал их, завышая цену и рекламируя их деятельность на каждом шагу. Наверное, так и образуется семья. — Знаешь… — Чимин обнимает себя руками, подгибая ноги ближе. Он смотрит Мину в глаза, выискивая поддержку и свое отражение. — … у меня ведь тоже из семьи — только Тэ. Конечно, у меня есть биологические родители, но они любят только друг друга, а я был создан, чтобы продолжить дело семьи Пак. — Ты был создан, чтобы в этом мире было хоть чуточку прекрасного. Чимин вновь закрывает лицо руками, наслаждаясь комплиментом. Он издает радостный звук, больше похожий на визг, и чуть не падает на бок. Юнги пристально смотрит, стараясь уловить каждое действие, после чего говорит: — «Чуточку», потому что ножки короткие. Чимин даже глаза закатывает красиво. Он сжимает губы в тонкую полоску, пытаясь передать все свое возмущение в полной гамме. Пак складывает руки на груди, а ноги — в позу лотоса. Юнги отзеркаливает его положение, ухмыляясь и задавая тот же вопрос об ужине. — Я бы пошел в дорогой ресторан, в тот, что недалеко от центрального банка, с Джоном Диллинджером, только ради того, чтобы услышать его фирменную фразу: «Я могу стать миллионером только за две минуты, потому что за пять минут приезжает полиция».* — Отличный выбор, котенок, грабители — интересные люди. Фраза была кинута без раздумий. Как безусловный рефлекс, когда стараешься выжить любыми способами. Эти слова не подразумевали никакого сексуального подтекста, они вообще не имели подтекста. Но для Чимина это была первая действительная похвала в его жизни. Да, его хвалили часто: за отличную задницу, за превосходный минет, за убийственную наркоту. Но за его выбор, за его мнение — ни разу. Велика вероятность, что это из-за лишения выбора. У Чимина ни разу не спрашивали, а сам он говорить не хотел. Не хотел напрашиваться, не хотел навязывать себя. Юнги удивляется, когда слышит тихое «спасибо», хотя ничего даже не сделал. Этот странный мальчик перед Мином прячет глаза, но гордо поднимает голову, как делал это на танцполе. Он смущается, но продолжает наслаждаться похвалой. — Хорошо, котенок, ты задал вопрос, а теперь моя очередь. — Чимин поднимает наконец глаза, встречаясь с интригующими лисьими. — У тебя есть тайное предчувствие твоей смерти? Преступный мир — это борьба за жизнь, естественный отбор и вездесущая смерть. Каждое утро люди просыпаются, зная, что завтра этого может не случиться. Многие даже пишут завещания, как только им исполняется 25, конечно, если они дожили до этого возраста. Другие сходят с ума и нанимают целые армии для охраны их жизней. У Чимина есть только Тэхен. Конечно, если Паку придет в голову идея убрать кого-нибудь, Тэ понадобится пятьдесят сотых секунды, чтобы пуля добралась до жизненно важных органов. Но для ближнего боя руки Кима слишком шелковые, он ведь привык касаться только винтовки. Его руки слишком нежные для драки, для кулаков и ножей, но Чимин, видимо, не сильно волнуется по этому поводу. — Меня убьют — слишком легко и обыденно говорит Пак. Единственное, что ты можешь точно знать в окружении таких ублюдков, как те, что накуренные дрались под балконом, а теперь лежать полуживые, это то, что они убьют тебя. При любой возможности, без раздумий и сожаления. — И знаешь… было бы приятно умереть от твоей руки. — Юнги! Чонгук врывается на балкон, заставляя дверь противно заскрипеть в готовности сломаться. Его волосы растрепаны, а рубашка почти разорвана, будто он дрался с теми парнями под балконом. Он точно убегал от чего-то или кого-то. Но потом Юнги переводит взгляд на его опухшие и раскрасневшиеся губы, после чего встречается глазами с Чимином и они оба понимают, что Тэхен. Это все Тэхен. Чонгук переводит взгляд на Чимина, понимая, что обратился к своему боссу, как к другу перед ним, что непозволительно в их кругах. Помощник при посторонних людях должен обращаться к людям с высшим статусом в уважительной форме, а лучше — вообще не говорить с ними. — Ой... то есть… — Чонгук замялся на полуслове, опуская глаза в пол, как положено. — Юнги-щи, вы должны кое-что увидеть. Мин переводит взгляд на Чимина и одними лишь глазами извиняется. Тот плечами пожимает и улыбается, склонив голову на бок. Юнги отряхивает брюки от пыли и грязи, поправляет пиджак и оборачивается у самой двери. Невольно и резко, лишь на секунду. Как только он ловит взгляд Чимина, в голове звучит его голос: «Было бы приятно умереть от твоей руки». Мин, честно, не знает, как на это реагировать, а главное — как понять. И если быть предельно честным, то Юнги собирается списать это на экстази. MDMA — эмоциональный наркотик. Он заставляет тебя либо всех любить, либо ненавидеть. Все зависит от человека. Этот наркотик пробуждает в тебе самые крошечные задатки этого чувства, заставляет тебя прочувствовать и понять. Но есть и обратная сторона — иллюзия. Ложное чувство любви. Юнги надеется, что именно оно заставило Чимина бросаться такими громкими словами. Чонгук заводит Мина в подсобку, продолжая говорить, что это важно. На входе уже можно услышать голос Тэхена, постоянно повторяющий «Все хорошо. Все в порядке.» Краска на двери облуплена и отваливается кусками, особенно, когда Чон дергает ее. Комната маленькая, заставленная ведрами, моющими средствами и швабрами, от чего места мало. Юнги не видит, но уверен, что в подсобке четыре человека. Спина Чонгука закрывает обзор и Мин слышит голос Кима, чей-то плач и удар швабры об пол. Официант, судя по форме, в которую он одет, сидит на перевернутом ведре и рыдает. Захлебывается смесью слез и соплей, прижимает правую руку к груди и повторяет слова извинения. Тэхен в силу своей сочувствующей и душевной натуры сидит на корточках перед этим парнем и пытается его успокоить, но, судя по непрекращающимся крикам, не выходит. Юнги проходит ближе к официанту, пытается выяснить, в чем проблема и что вообще случилось, надеясь, что они справятся без него. Рука официанта дрожит, когда он протягивает ее Мину. Он задирает окровавленный рукав до плеча, открывая вид на глубокие раны и ожоги. Взгляд Юнги лениво бегает между окровавленной рукой, лицом парня и Чонгуком. Всем своим видом он пытается передать свое негодование и нежелание присутствовать здесь. К тому же, Мин не отвечает за сохранность сотрудников. В контракте же написано. — Если приглядеться, можно увидеть — Тэхен аккуратно берет руку этого парня, поворачивая под другой угол, и читает — «еще услышишь обо мне». Юнги сразу же вспоминает того придурка с пустыми угрозами и набитым животом. Какие же люди недалекие и упрямые. Чонгук, увидев спокойствие своего босса, принял его себе. Тэхен продолжает успокаивать пострадавшего, говоря, что скорая уже близко и скоро ему помогут специалисты. — Ради этого вы отвлекли меня? Мин выходит обратно в зал, собираясь вернуться на балкон. Он почти теряется в толпе, но рука Чонгука не позволяет этого сделать. Люди вокруг продолжают двигаться, задевать его своими конечностями, но он упорно двигается вперед. На балконе пусто. Только несколько сигарет — целых, подкуренных и скуренных под фильтр. Юнги находит себя, стоящим в густой тишине, разбавленной дальними звуками музыки. Под балконом уже никого нет, хотя задний двор все еще освещается мигающим фонарем. От этих ребят остались только лужи крови на траве, смешанной с грязью. Он не знает, чего он хотел и чего ожидал, но точно не этого. — Я отвлек вас от чего-то важного? Важного? Будет ли это ложью, если Юнги скажет, что Чимин — не важное? Мин не знает. Иисус как-то сказал, что каждый человек важен. Еще он говорил любить всех и не верить в другого бога. Но Мин уже поверил. В полукровку, в сына Афродиты и обычного человека. Этого мальчика точно отправили на грешную землю, чтобы осветить ее, но что-то явно пошло не так и он открыл наркопритон. — Это связано с Чимином? Чонгук впервые назвал «вашего сладкого мальчика» по имени. Он точно что-то знает, что-то, что должен знать и Юнги. Мин впервые в такой растерянности. Он чувствует что-то, но не знает, что. Он думает о чем-то, но не понимает, о чем. Наверное, стоило взять у Чонгука пару книг и прочесть их, постоянно закатывая глаза, но сейчас он бы знал. Он бы понял. Чон часто пересказывал сюжеты и вслух прочитывал особенно красивые фразы. Юнги помнит что-то о неспособности жить без любимых и вечной тяги к ним. Он тогда громко смеялся с этих слов, но сейчас вдруг задумывается. Не то чтобы его сердце сейчас пронзают тысячи ножей и легкие вдруг отказывают в работе. Его руки не дрожат и пальцы не покалывает в желании прикоснуться. Он просто стоит на этом чертовом пустом балконе и думает, что явно что-то упустил. — Тэхен рассказал мне, что Чимин никогда не подставлялся. Голос Чонгука уж слишком громкий в этой атмосфере. Он все так же стоит в проеме двери, делая такое серьезное лицо, что аж страшно. Юнги вдруг осознает, что все это время пялился на мигающий фонарь. — Что ты хочешь этим сказать? — Ты сегодня такой глупый, хен — Чон точно издевается, но в следующую секунду говорит серьезно, почти шепотом — Он сделал для тебя исключение. Он трахал, отсасывал, но никогда и никому не позволял касаться себя так, как делал это ты. Подумай об этом.