***
Юнги приходит в назначенное время в назначенное место. Его колени чуть трясутся, но он списывает это на холод. Старое заброшенное здание вот-вот рухнет, но Мин все равно входит туда. Он пришел один, как и желал похититель. Но если быть точным, то Чонгук и еще несколько людей ждут в машине в километре от здания, а Тэхен хитро улыбался и сказал, что знает, что делает и вообще, это его работа, так что никто не смел возражать. Мин застывает в проходе, когда наконец пешком поднимается на четвертый этаж. Все его тело цепенеет и покрывается фантомной изморозью. Юнги находит себя пропадающим и немощным, когда его взгляд скользит по стволу, приставленного к чиминовому виску. Чимин — его давняя рана, которая кровоточит и не заживает. Наверное, и не станет зарастать даже после смерти. А сердце перед ним само раскрывается и немеет от холода, а может, и от страха. Пак без сознания и в наручниках, но раны на руках говорят, что были и веревки. Голова его мальчика откинута назад, а линия челюсти так и манит оружие, которое проходится вниз по щеке. Юнги упирается рукой в стену серой комнаты и обжигается об этот холод, которого всегда боялся. Он не ощущает температуру руками, зато своим нутром чувствует холод в глазах Чимина. Он почти смирился. Его мальчик считает секунды. Чимин улыбается когда до полного разрушения пятнадцать секунд. Эта нежная улыбка ломает, рушит, крошит в щепки все внутри Юнги. Его уничтоженный полупринц такой красивый и разбитый с подтеками от слез на щеках, а ведь он обещал себе не плакать. Никогда и ни перед кем. Особенно перед главным злодеем этого романа: Мин Юнги — свидетель, убийца и он же жертва, а Чимин просто мимо проходящий и вечно страдающий из-за убийств внутри Юнги. И вечно получающий кулаками и колкими фразами по скулам, ребрам и рукам. Но если спросить самого Пака, можно услышать в ответ лишь грустную улыбку и молчание. Если дать Чимину машину времени и разрешение менять историю под свое усмотрение, ничего не изменится. Единственное — он бы целовал Юнги дольше и меньше плакал бы из-за него. Мужчина ехидно улыбается и глаза щурит, когда стволом пистолета чуть бьет Чимина по щеке. Лишь тогда Юнги уводит взгляд от Пака. Мин в ту же секунду холоднеет, превращая свое лицо в бетонную скульптуру. Мужчина напротив улыбается на эти метаморфозы, внимательно следя, как чужой взгляд плачет без слез, а после приобретает мертвецкие очертания. Насладившись зрелищем, он говорит: — Узнал меня? Юнги всматривается в этого человека, заглядывая в его лицо. Смотрит и думает, что он повидал множество уродских лиц и этот мужик ничем не выделился, чтобы его запомнить. Тысячи таких же жирных ублюдков крутятся вокруг Юнги и его денег, так что это ситуация в какой-то степени неудивительна. Проходит довольно много времени для ответа, но его до сих пор нет, поэтому мужчина меняется в лице. Все его существо отражает раздражительность и детскую обиду. И вот тогда, смотря на это разгневанное лицо Юнги вспоминает того глупца, которому не понравился отказ. — Так это ты… — с легким удивлением в голосе говорит Юнги, чем немного радует мужчину. Тот расправляет плечи в самодовольной манере, поднимая подбородок и свою самооценку. Он кладет оружие за пояс, делая два небольших, но вальяжных шага в сторону Мина. Его голос понижается, когда он саркастично и медленно проговаривает каждое слово, наверное, чтобы все услышали и оценили в этом шутку: — Ох, сам Мин Юнги запомнил меня. Не зря я тогда покалечил того официантишку, так ведь? — Мы можем закончить сделку быстрее? Поняв, что никто не оценил, мужчина вновь меняется в лице. Он, кажется, пытается придать своему выражению лица ту же серьезность и сосредоточенность, как у Юнги. Но он не знает, что это выражение лица отражает отчаяние и смертельную усталость. — В таком случае, — важно говорит похититель — мне нужны доказательства выполнения нашей сделки. Тогда Юнги вспоминает о белой папке, зажатой в своей руке. Мин так сильно сжимал кулаки, из-за чего она так измялась, что бумагу внутри можно считать за туалетную. Но Мин все равно достает ее и протягивает мужчине. Куча надписей, печать и подпись. Похититель так долго разглядывает ее, что создается впечатление, будто он не умеет читать и стыдится сказать об этом. Юнги ждет еще секунду, перед тем, как раздраженно произнести: — Все, что я имею находится в этом документе. Мужчина тут же хватает эту гребанную бумажку и счастливо улыбается. А Юнги вдруг хочется закричать: «Чему ты улыбаешься?! Чему ты, блять, улыбаешься?!» И думается вдруг, как ужасен этот мир, как ужасен этот момент, как ужасен этот человек, в руках которого его счастье, в руках которого бизнес Юнги. Этот ублюдок радуется пополнению своего счета, когда за его спиной умирает солнце, вторая вселенная, в которой Мин Юнги обязан был быть счастливым и без своего бизнеса. И тут он понимает, как чертовски мало у него времени. Он понимает, что Чимин настолько хрупкий, что убить его можно одним лишь словом или действием. До Юнги наконец доходит, что Чимин — человек, просто хрупкий маленький человек, который может сделать один лишний шаг и лишиться жизни. Понимаешь?! Один шаг и человек — четыре маленьких буковки — умер. У Юнги паника, страх смерти, ужас из-за лишения чужой жизни. Его руки трясутся, а глаза метаются по лицу Чимина с ужасающей скоростью, из-за чего Мин не может ничего увидеть. Юнги задыхается. Его легкие не принимают воздух, а сердце стучит так быстро, будто сейчас взорвется; будто вместо мышц там телефон на виброрежиме; будто в этом моторе застряла гайка, мешающая работе, заставляющая работать на максимальной скорости, чтобы не остановится, чтобы спасти его. Но случается совсем наоборот: у Юнги точно паническая атака, а Чимин так спокойно спасает его, будто делал это миллион с лишним раз. Его руки все еще связаны за спиной, а силуэт скрывается за радостным громилой, что никак не прочитает договор. Но это не мешает ему тихо улыбнуться, невзирая на разбитую губу и слезы, что бесконтрольно стекают по подбородку. Он набирает в легкие больше воздуха, чтобы неслышно прошептать, чтобы одними губами произнести. Чтобы только для Юнги. Чтобы только для них.«Все хорошо, Юнги-я. Все в порядке, мой милый»
А звери внутри Юнги рвут его на части. Воют, кусают легкие и ребра, обвиняя за то, что их пара в таком состоянии. А если и вовсе лишиться ее — звери долго не протянут. Ссутулятся, сделаются маленькими и ничтожными, а затем потянут за собой и Юнги. Они больше не смогут кусаться, рвать и метать, а главное — защищать. А кто же тогда защитит самое важное? Кто же защитит Чимина? Если бы не те самые звери, у Юнги ничего бы не было. Если бы не их сила, он бы не стал Мин Юнги, наркобароном, убийцей и чьим-то героем. Если бы не хищники внутри, Мин умер бы маленьким грязным азиатским мальчиком где-нибудь в канаве за общежитием бездомных. Звери были в спячке все время с открытия точек продажи товара. Только Юнги оказался в роскоши с возможностью купить все и всех, его зверям стало скучно. Не было ни цели, ни желания, ни эмоций. Не было ничего важного. Сплошной приход, рутина, деньги, а потом Чимин. Потом так много Чимина, что его хищники начали тонуть. Сами начали топиться в этом прекрасном мальчике, как в сгущенке. Медленно и сладко. О боги, как же было сладко. — Ну что ж… Юнги будто просыпается от комы. Каждый чертов раз, когда его глаза цепляются за Чимина, его чертовы чувства делают его уязвимым. И прямо сейчас этот жирный похититель может коснуться пальцем плеча Юнги и оттуда хлынет кровь, а если прикосновение будет всей рукой, Мин полетит по ступеньках с четвертого этажа и до самого ада. Но мужчина его не касается. Нет, он делает хуже — он направляет оружие на Чимина. — На самом деле, я хотел сделать все по-честному… правда, — тон его голоса кажется извиняющимся и виноватым, но вот улыбка на его губах говорит о том, что слабость Юнги раскрыта. И сейчас его можно уничтожить. Одним движением указательного пальца можно стереть Мин Юнги в порошок, даже не касаясь его. И Юнги тоже понимает это. — Прошу тебя, опусти оружие. — Мин поднимает руки. Сдается. — У тебя есть все, что у меня было. Теперь у меня ничего нет. Ты этого хотел? Ты ведь получил это. — его голос ломается. — Отпусти его. Прошу. Мужчина смеется. Снова бьет Чимина по щекам тем же пистолетом, что был секунду назад у виска. А Пак в шаге от обморока. Его глаза закрыты, но ресницы все еще трепещут, пытаясь своими силами поднять веки. Один из ударов был сильнее предыдущих, что заставило Чимина повернуть голову и выпустить болезненный звук, издали похожий на девятую ноту из семи. Юнги бы написал и сыграл мелодию, основанную только на этой ноте, чтобы заставить весь мир плакать. И нарисовал бы абстрактную картину, где Чимин наконец открывает глаза и что-то хрипит, смотря на Мина, чтобы весь мир, как и сам Юнги, желал, чтобы капилляры в глазах лопнули, закрывая кровью обзор. Юнги вдруг жизненно необходимо узнать, что же сказал Чимин. Будто только что Пак открыл смысл жизни и весь мир наконец перестанет убиваться по этому поводу и начнет просто жить. Но Мин не слышит. Ни слов его мальчика, ни грубого голоса вооруженного человека, ни собственного дыхания. Ничего.«А чего ты, блять, ожидал, Мин Юнги?!»
Голос в голове издевается и ощущается чужим. Сейчас Юнги чувствует себя мотыльком, жалким насекомым, что с наступлением дня ищет тихое местечко. Настолько тихое, чтобы слышать собственное сердцебиение; чтобы чувствовать, как кровь течет по сосудам и венам; чтобы ощущать, как она вытекает из ран на запястьях. Чтобы забиться в уголок и замереть, мечтая исчезнуть, и страдать оттого, что исчезнуть невозможно.Синдром отмены. Феномен нулевого часа. Феномен отрицательного последствия. Выстрел