Реабилитация

Стива переворачивало всю ночь. Он снова и снова перечитывал отрывки из дневников Баки, снова и снова прокручивал в голове воспоминания о юности... Как он мог быть настолько слеп? Как мог не видеть дальше своего носа? Почему он всегда воспринимал внимание Баки как должное, ведь точно знал, что не у всех есть настолько близкий и понимающий друг? Неужели он был для Баки каждодневной пыткой, слабостью, живым напоминанием о том, что счастье уготовано не для каждого? Почему Баки молчал? Стив и так, и эдак поворачивал ситуацию, мысленно моделируя варианты её разрешения. А если бы Баки признался? По всему выходило, что в восьми случаях из десяти Стив бы отверг его, так или иначе. Либо потому, что не смог бы дать ему желаемого, либо из-за обстоятельств вроде болезней или полевой жизни на фронте, либо ради его же блага. Стива, как героя, может и не отдали бы под трибунал, но Баки бы точно лишился жизни в застенках какой-нибудь садистской клиники, если бы кто-то узнал о нём. В оставшихся двух случаях он бы ответил, но... Из чувства долга. Из нежелания обидеть близкого человека. Это было неискренне и не закончилось бы ничем хорошим. Он, безусловно, любил Баки. Больше, чем кого-либо в своей жизни. Но не т а к... Они были семьёй, это все знали. Только вот Стив воспринимал их братьями, а Баки супругами. Разные получались семьи, как ни крути... Стив не чувствовал себя таким виноватым, пожалуй, никогда. Раньше всегда была некоторая вероятность, что Баки сам выбрал быть там, где был, и делать то, что делал, и Стив винил себя в том, что не удержал, не помог, не вернул... Теперь же выходило, что он и был причиной всего этого. Что Баки перекроил свою жизнь из-за него. Он умер за него. Не за символ, правду и страну, а за Стива. Та его фраза о парне из Бруклина, за которым он готов идти, заиграла новыми красками. Он и пошел. За тем Стивом, которого любил. За маленьким, несуразным пацаном, а не за его идеалами. По всему выходило, что даже вне Гидры Баки жил в постоянной пытке. И Стив собирался окунуть его в эту пытку снова, вернув из небытия. Он бы не ответил ему взаимностью, ему просто нечем было бы ответить, а притворяться он бы не стал из уважения – это было бы нечестно и даже жестоко... Но он теперь знал. Он бы взглянул Баки в глаза и тот бы все понял. Стив не умел ничего от него скрыть... Все стало ещё сложнее, чем было. Но... Может быть, Баки к нему уже остыл? За все это время? Стив вышел в кухню полностью разбитым. Даже немного заторможенным. О том, что в помещении помимо него есть люди, он осознал поздно, лишь когда по ушам резанул резкий варварский говор. Наташа и Солдат обретались у кухонного островка, причем у обоих был довольно воинственный вид, который, впрочем, абсолютно не внушал страха. У Солдата на щеке белело мучное пятно, а волосы Наташи были убраны в пучок на макушке. Выражения лиц у обоих были суровыми до нельзя. – Они готовят "блинчики", чем бы это не было, – хрипло раздалось сбоку, и Стив едва не подпрыгнул от неожиданности. Брок сидел на барной стойке, игнорируя стулья, и наблюдал за представлением с первого ряда. Стив, уняв прыгнувшее в горло сердце, подошёл к нему и облокотился на стойку рядом. Ключ от ошейника Рамлоу висел у Наташи на шее и тоже был запачкан мукой. И когда он ей его передал? Воспоминания об этом отсутствовали. Стив натурально не помнил, сам ли отдал ключ или кто-то его забрал без его ведома. – Никак не пойму, почему они такие небрежные, – иллюзия нормального разговора, как ни странно, успокаивала. Будто не было вокруг никакой жести, будто и драки не было, будто и дневников Стив не читал. С Броком всегда было так, ещё во времена совместных заданий. Оазис спокойствия посреди бушующего моря. - Они же шпионы, нельзя же оставлять столько следов! Уверен, было бы задание, Наташа бы приготовила что угодно без единой песчинки мимо. Да и этот тоже хорош. Вообще не знал, что он умеет готовить. Думал, только жрать горазд. – Мы о нем ничего не знаем, – задумчиво протянул Стив. Он скользил взглядом по рукам Солдата, отмечая, что на живой совсем не было волос, а металлическая совсем не блестела... На ней оказалась прозрачная резиновая перчатка, защищающая механизмы от частичек пищи. Вот это тело его хотело. Вот в этой голове, под этим лбом, внутри этого черепа бились мысли о том, какой Стив был бы в постели. В этой груди билось сердце, которое замирало при виде него. По этой спине катились мурашки от его прикосновений. Эти губы чесались от желания его поцеловать... Интересно, сохранились ли ещё те клетки, которые помнили бы эти ощущения? Вряд ли. За столько лет организм наверняка полностью обновился, так что перед Стивом стоял сейчас абсолютно новый, другой человек. Новый не только внутри, но и снаружи. Те ногти, которыми Баки мог бы впиться в его плечи в порыве страсти, были уже срезаны. Те волосы, которые Стив мог бы намотать на кулак, были срезаны тоже. Даже той же крови, которая разносила по телу Баки эндорфины, заставляя его краснеть, больше не было. Стив пытался представить, каково было бы потрогать эту мощь, с силой провести по ребрам, обхватить ладонями скулы... Но воображение буксовало, спотыкаясь об идентификацию – кому принадлежали бы эти ребра и скулы? Погладить так Баки? Нет. Даже как-то неловко думать о подобном. Погладить так Солдата...? Тоже неловко, но совсем в другом ключе. – Залипаешь, – шепнул Брок, насмешливо переводя взгляд со Стива на парочку у стола. – Мне тоже нравится этот говор. Понятия не имею, как они так прокатывают на языке эту "р". Стив прислушался. Слова были редкими, да он и не понимал их. Но от мысли, что он м о г б ы поймать эти звуки своим языком, буквально слизать их изо рта Солдата, стало как-то душно. – Ему идёт быть русским, – заметил Брок. – Тебе бы не пошло, ты слишком... Не тот типаж. А ему нормально – здоровый, патлатый, злой. Медведь медведем. А душа – потёмки. Последнюю фразу Брок сказал на русском, не на таком чистом и понятном, как сказал бы сам Солдат, но Стива коротнуло. В контекст его мыслей вписался и язык Брока, так же ловко управлявшийся со всеми звуками и... Стив резко мотнул головой, прогоняя эти дикие мысли, а Брок хмыкнул, по-своему интерпретируя его реакцию. Стив запутался окончательно, не понимая своих реакций на Джеймса. Лучшее, что он мог бы сейчас сделать – отставить вопрос о чувствах. О своих, о чувствах Баки, о чувствах самого Солдата... Не лезть в это. Пусть хоть что-нибудь в этом гребаном мире делается само, без его контроля. Тем более, что контролировать тут что-либо он был бессилен. Ни себя, ни обоих своих... Их. Словно подводя итог его размышлениям, Брок спрыгнул со стойки, с глухим звуком приземлившись на пол, и пошел к своему подопечному, на ходу закатывая рукава. – Научи меня. И Джеймс с готовностью подвинул бедром Наташу, освобождая для него место. Наташа была умной и терпеливой, а потому спокойно отошла в сторону, отряхнула руки и, ухмыльнувшись, сняла с шеи ключ. – Воспитываешь хозяюшек, папа-Стив? – она протянула ему цепочку, а Стив иррационально разозлился. Что за новое прозвище? – Да, выращиваю себе гарем. Чтобы делали мне эти "блинчики" с утра до ночи. Кстати, что такое "блинчики"? – Панкейки, только тонкие, как кружево. Любишь кружево, Стив? Наташа ушла, оставив после себя волну загадочности, а Стив, ещё раз тряхнув головой, присоединился к готовке. *** С тех пор всё стало и проще, и сложнее одновременно. Отношения с Броком перестали быть горькими и напряжёнными. Они, конечно, огрызались друг на друга, но, скорее, по привычке. Словно своими безжалостными ударами Брок выбил из Стива занозу, и загноившая рана, наконец, начала подживать. С Джеймсом же всё наоборот превратилось в какой-то спектакль. Стив жил, как пружина, ожидающая распрямления. Он будто бы слышал щелчок, с которым Судьба сняла с предохранителя воображаемый пистолет, и со дня на день ожидал выстрела. Солдат пах порохом и металлом, Броком и мылом. Это скручивало Стива похлеще, чем все мысли, вместе взятые. Баки никогда так не пах, никогда не фонил агрессией и самцовостью. Во всяком случае, в сторону Стива. Но все изменения происходили в самом Стиве. Внешне же ничего не менялось. Ставшие рутиной тренировки (на спарринг с Джеймсом Стив выходить больше не рисковал), обеды и ужины, шахматы и прогулки. Кино по выходным. И так по кругу. Прогресс если и шел, то очень медленно и в какую-то не ту сторону. – Хватит его развращать! – шутливо возмутился как-то раз Рамлоу, выдергивая из пальцев Солдата сникерс. Стив, конечно, подумал совсем не о том и предательски покраснел. Брок, безусловно, это заметил. Цепким взглядом проследил румянец с ушей до щёк, прищурился и сделал какие-то свои выводы. Все действия Солдата воспринимались теперь Стивом острее. Он не мог выкинуть из головы мысли о Баки, о том, какой подтекст несли в себе его действия, ловил его эхо в Джеймсе и постоянно думал о прошлом. – Ты чего себя изводишь? – Брок, как всегда не заботился о чужих чувствах и говорил в лоб. Давно уже перевалило за полночь, а они сидели в комнате Стива на гостевом диване, вдвоем. Оба не могли уснуть, хотя каждый, наверное, по своей причине. Солдат спал в своей кровати. Или делал вид, что спал. – Я просто... думаю. – Я об этом и сказал. Ты как послушная пятилетка перед именинным тортом, который подготовили на завтра и забыли убрать в холодильник. Ты его хочешь, но боишься огрести. Стив удивлённо покосился на Брока, гадая, случайно ли он выбрал выбрал именно такую формулировку. Косой лунный свет серебрил его шрамы, и вдруг вспомнилось, какие они на ощупь, какой он в е с ь на ощупь... После ночи, когда Стив успокаивал его кошмар, он знал это. Из эйдетической памяти тактильные ощущения тоже не убирались. – Какая дурацкая метафора. Даже для тебя. – Уж извини, я к метафорам редко прибегаю, для тебя вот стараюсь их беречь. Что тебя грузит? Всё ж вроде нормально идёт. Если есть, что сказать, то не стесняйся, а то если мы каждый раз драться будем, то один из нас быстро закончится. Стив понял, что его фигурально ущипнули, и насупился. Он не знал, как сам выглядел в темноте, но однажды Баки ему сказал, что... Стиву было пятнадцать, а Баки не хватало до шестнадцати двух недель. Апрель выдался холодным, а на их улице была облава. С самого вечера люди в черной одежде ходили по домам и искали нелегалов. Или оружие. Или ещё что-то, о чем взрослые не говорили. Это была не первая облава на памяти Стива – эмигрантский квартал никогда не жил тихо – но первая, в которую они попали вместе. Мама Стива работала в ночную смену и попросила Баки присмотреть, чтобы Стива не схватила внезапная простуда и чтобы он не забыл, шляпа такая, закрыть на ночь окна. Баки был не у себя дома. И кто знает, что сделали бы эти черные люди, обнаружив это. Они выключили свет, и сели на пол около кровати, чтобы не попадать в обзор из окна, если чужаки решат заглянуть внутрь. – А у тебя глаза прозрачные, – прошептал вдруг Баки. Стив едва услышал его: несмотря на то, что Баки сидел со стороны уха, которое слышало лучше, Стив больше слушал улицу, чем друга, чтобы успеть, если что, пихнуть его под кровать. – Что значит, прозрачные? – так же шепотом спросил он. – Как луна. Только внутри. А снаружи как стекло телескопа. – Ты когда выпить успел? – Я не пил. Я боюсь. Стив смотрел на глаза Брока и думал, что они, скорее, как янтарь, чем как луна. И практически тут же, привычно уже за последнее время, пришла мысль – ну какой бы парень стал трепаться о глазах товарища, шухерясь от опасности посреди ночи? В этом же явно был подтекст, разве нет? – А теперь ты по-другому загнался. Брось ты маску свою напяливать. Не от меня. Тут даже камер нет, как в тот раз. Вряд ли ты страшнее меня будешь, даже если отпустишь своих демонов с поводка. Рамлоу подначивал, провоцировал в своей обычной эгоцентричной манере. Только вот Стив впервые задумался – он реально хочет победить в игре, кто из них хуже, или хочет, чтобы его переубедили? – Да не загоняюсь я. Просто свет интересно падает, а я художник. – Ага, и поэтому бодрствуешь в час ночи и, заметь, без кисти в руке. Художник он. – Брок встал с дивана и потянулся, бесшумно, как могло показаться на первый взгляд, но в абсолютной ночной тишине сверх-чуткий слух Стива уловил еле слышное механическое жужжание. – Сложный ты, Роджерс. Разберись у себя в башке для начала, а потом уже лезь в его. – Ты, как бы, и сам ночью не спишь. Я ж к тебе в душу не лезу. – А ко мне не во что лезть. Уж не в душу точно, нет её. Впрочем, если тебе прям так уж надо куда-то залезть, могу подсказать пару интересных мест. – Сам туда иди, Рамлоу. Их перепалка шепотом и бесила Стива, и успокаивала одновременно. Она была привычной, в чем-то даже уютной. Брок раскладывал себе спальное место в кресле, великодушно оставляя "меланхоличному барану этот грёбаный неудобный диван", и комнату наполняло шуршание пледа и подушек. И всё изменилось в мгновение ока. Стиву бы привыкнуть уже к таким вывертам судьбы, но каждый раз в первую секунду всё тело охватывала вспышка паники, а потом уже включалась сывороточная рациональность. Может, Эрскин создал что-то, что работает только от ударной дозы адреналина? Из спальни донеслось жужжание приводов, не в пример более громкое, чем мог бы издать весь Брок целиком. Потом послышался хруст и треск разрываемой ткани. Стив рванул вперёд быстрее, чем успел подумать. Сбоку от него стартанул в том же направлении и Брок, только вот Стив успел первым. На миг он оцепенел на пороге, видя тускло блестящую кровь на груди Солдата и измазанную ей металлическую руку, видя обломки края кровати и порванные простыни, а потом тихим шагом двинулся ближе. Джеймс молчал, только крепко, до желваков стискивал зубы и горестно хмурился, не открывая глаз. Казалось, будто рука его живёт своей, отдельной от него самого жизнью, и если бы Тони не проверил её вдоль и поперек и в Ваканде, и после, то Стив бы подумал, что проблема именно в ней. Но это была не гидровская рука, а новая, своя, безопасная для владельца настолько, насколько вообще может быть безопасна такая штука, прикуроченная к живому телу. Джеймс раздирал себя сам. Скребся в грудную клетку, словно надеясь раскопать плоть, как песок, стремясь выкопать из неё... Что, сердце? Или продырявить себя насквозь? Металлические пальцы безжалостно вдавливались в кожу, дожидаясь, пока она лопнет под их напором, и загребали дальше. Это должно было быть безумно больно, но... Джеймс всё ещё молчал. Стив подошёл ближе и, подобно Броку в тот первый раз, когда они столкнулись с кошмаром Солдата, протянул вперёд руку. Льдистые глаза распахнулись тут же, будто Джеймс почувствовал тепло его тела в радиусе метра от себя, и вот тут-то на него нахлынула боль. Видимо, Солдат принял Стива за угрозу, решив, что это он делает ему больно, и зарычал. Стив был не против нападения, ведь это значило бы, что металлическая рука перестала бы расковыривать Джеймсу грудь и переключилась бы на него. Так и вышло. Стив решил не отбиваться, а последовать тактике Брока. Он расслабился, максимально убирая из позы угрозу, но жёсткие пальцы все равно сомкнулись на его горле. Усилием воли он подавил инстинктивное желание вырваться. Даже бег собственного сердца слегка замедлил – он знал, что датчики в руке считывали его пульс, и если Солдат подумает, что он боится... В глазах Джеймса не было никакой осмысленности. Дезориентированный болью, скользящий по шее Стива заляпанной кровью рукой, тяжело, с присвистом дышащий, он смотрел черными провалами расплывшихся зрачков куда-то мимо покрасневшего лица Стива. Он смотрел в себя, не реагируя на внешние раздражители. А потом что-то мелькнуло на самом дне его глаз и... Стив мгновенно оказался перевернут в ту позу, в которой они закончили свой первый и единственный спарринг. Он оказался буквально распластан по Солдату, кашляя и пытаясь, наконец, вдохнуть душный воздух спальни пережатым горлом. Ему нужна была хотя бы минута, чтобы восстановить возможные повреждения. Рука Солдата – живая рука! – устроилась поперек его груди. Металлическую он не видел вообще, только чувствовал нереально твердое плечо под затылком. Стива настигли очередные флэшбэки. – Откинь голову мне на плечо, Стив, выпрями трахею, вдруг, легче станет. Голос Баки то появлялся, то пропадал, потому что Стив кашлял так громко, что оглушал сам себя. Его маленькое тельце ходило ходуном от каждого приступа, и единственное, что удерживало его в полусидячем положении, была рука Баки поперек туловища. Они были укрыты практически до подбородка, спиной Стив чувствовал, каким горячим был Баки, особенно на контрасте с холодным воздухом спереди. Будто это у него был жар. Но на самом деле, озноб был тут именно у Стива. Сколько раз они уже вот так сидели, пережидая приступы. Сколько раз потом Баки едва мог разогнуться и ходил весь день скособоченным, потому что ночью Стив находил положение, в котором мог более менее дышать, и он боялся лишний раз пошевелиться, а потому спал (не спал, конечно, а просто сидел) в какой-нибудь хитровыдуманной позе... – Я бы без тебя пропал, Бак. Обычно, Стив говорил примерно такую фразу, как только снова мог произносить слова. Благодарность, вот что он хотел донести до Баки. Но тот лишь отмахивался с привычной задорной улыбкой половинкой рта. – Я всегда прикрою тебе спину, сопляк, будь то от ветра, от холода, от хулиганов... Да хоть от вражеской пули! Стив тогда, не имея гарантий, что переживет завтрашний день, был точно уверен в одном – пока Баки за его спиной, он в безопасности. Эта уверенность в текущих обстоятельствах играла с ним злую шутку. Он чувствовал лопатками сильное, упругое сердцебиение Джеймса, и тело расслаблялось, ощущая себя защищённым, хотя именно к основной угрозе оно прижималось сейчас спиной. Кашель успокаивался. Горло перестало саднить. Сердцебиение Джеймса становилось тише, закаменевшие мышцы его ног слегка расслабились, Стив чувствовал это бедрами. Мягкими волнами накатывала эйфория, как после смертельной схватки, из которой выходишь победителем. Обстановка наладилась настолько, что Стив смог увидеть Брока, замершего в дверях спальни, напряжённого и хмурого. – Ну и устроил же ты спектакль, детка, – выдохнул тот, тоже ощутимо расслабляясь и делая шаг вперёд. Стив не видел лица Джеймса, но рука на груди сжалась чуть сильнее, будто Стив был добычей, которой он делиться не собирался. – Подвинься. Солдат проигнорировал приказ. Не сдвинулся ни на сантиметр. Стив слегка поерзал, устраиваясь удобнее, но тут же получил значимое предупреждение – Джеймс сжал его, как удав, везде. Стало очевидно, что металлическая рука в любой момент может захватить локтем его горло и закончить начатое, а хваткой ног Солдат вполне мог раздробить ему тазовые кости, если бы постарался. – Ладно, нет так нет, я и так влезу. Матрас прогнулся под весом Брока, и бок Стива опалило жаром. Теперь и Солдат пришел в движение, подгребая Брока к себе железной хваталкой и утыкаясь носом ему в висок. Видимо, привычный запах успокаивал его внутреннего зверя. Стива буквально вырубало – глаза закрывались сами собой. Его редко когда настигал такой отходняк от стрессовой ситуации, но тихое мерное дыхание над ухом и равномерный стук двух сердец (он даже различал, где чьё)... успокаивали. Он решил, что если на секундочку расслабится, ничего страшного не случится. *** Проснулся Стив поздним утром, безбожно нарушив весь режим. Ему было невероятно тепло и удобно, и в целом давненько он так хорошо не спал. Спокойно. То, что ему это удалось только в одной кровати с опасными преступниками, говорило совсем не в пользу его здравомыслия. Брок во сне подкатился совсем им под бок. Его дыхание щекотало Стиву ухо, а рука Брока лежала в каком-то дюйме от его руки. Возможно, ночью они дрыхли в куда более неловких позах, но Стив был благодарен провидению, что при пробуждении они оказались расположены именно так. Вряд ли бы он воспринял нормально то, что обнимался с Броком в горизонтальном положении. Точно нет. Джеймс же свою позу не сменил. Стив, тяжёлый и большой, наверняка отдавил ему все места, но его не то, что не скинули с тела, но и продолжали прижимать к себе расслабленной живой рукой. Непонятно было, спал ли Джеймс или уже нет, но Стиву очень не хотелось шевелиться и проверять. Вместо этого он решил предаться утренней рефлексии. Что же могло такого сниться Солдату, что тот наживую пытался провести себе досрочное вскрытие? Может быть, одно из тех вскрытий, которые ему уже проводили, и снилось? Может, что-то, что касалось его многочисленных смертей на операционном столе?... Вспомнил ли Солдат, что-то касающееся их обоих из прошлого? Ведь такая близкая поза в те времена не могла оставить Баки равнодушным, если он действительно питал к маленькому Стиву плотское желание. А сам Стив жалел, что его старое тело не обладало хорошей памятью и не запомнило всех деталей. Был ли Баки возбужден тогда, прижимаясь к нему всем телом, с ногами, разведёнными по сторонам от его узких бедер?... А сейчас? Что он чувствовал сейчас? Почему он уложил Стива именно так, а не как Брока, под себя? Почему он продолжал держать его до сих пор? Мысль о том, что его и Джеймса разделяло всего лишь несколько слоев тонкой ткани, окатила Стива кипятком. Он вдруг остро почувствовал, что одет в домашнее. Что и Джеймс одет в домашнее тоже, что они соприкасаются кожа к коже прямо сейчас, в районе рук и шей. Что на нём задралась футболка и мизинец Солдата лежит уже не на хлопке, а ниже... Пытаясь хоть на что-нибудь переключиться, не особо будя Джеймса, Стив повернул голову... И упёрся взглядом в два жёлтых сверла, в которые превратились глаза Брока. Стив не знал, когда он проснулся, и как давно наблюдал. – У тебя на лице прям вся гамма эмоций, как на широкоформатном телеке, транслируется. Как тебя только в шпионы взяли. Он говорил тихо, но заботился, скорее, об атмосфере утра, а не о Солдатском сне. Словно бы читая мысли Стива, Брок продолжил: – Мы давно проснулись, тебя ждали. Пока ты все стадии принятия пройдешь. Мизинец на животе шевельнулся, поглаживая кожу над пупком, и Стива буквально подбросило с места. Сзади раздались не самое довольное шипение. – Ну, и видок у вас обоих. Стив повел плечами и ощутил, какими жёсткими заломами застыла футболка, прилипнув к коже. Она, должно быть, насквозь пропиталась кровью Джеймса. Тот буквально заткнул Стивом рану на своей груди – сейчас под слоем засохшей багровой корки было не видно, насколько все плохо, но Джеймс не хмурился и не проявлял дискомфорт. Ему, наверное, не понравилось резко отдирать ткань от кожи, а все остальное его вполне устраивало. Его собственный логнслив превратился в лоскуты. – В душ. Стив то ли приказал, то ли озвучил свои собственные намерения. Исполнения указаний он ждать не стал и ушел первым, дождавшись, пока Брок встанет и переместится к дивану, чтобы не получить разряд. В ду́ше Стива мучали две мысли. Первая – пожалуйста, пусть Джеймс не воспримет это его "в душ" как приказ и не придет прямо сейчас. И вторая – он уснул рядом с Броком и Солдатом абсолютно честно и глубоко, не допуская мысли о предательстве. А ведь Брок мог снять с него ключ и уйти. Он бы даже не проснулся. Они оба могли убить его моментально, не оставляя шансов. Могли сбежать. Но... Вместо этого тоже уснули. Оглаживая мыльными руками свое тело, Стив чувствовал давление ещё одной мысли, но думать в эту сторону не хотел. Не с суперсолдатом за стенкой, который так же, как и он сам, прекрасно слышал каждый звук. Но не думать не мог. Спину давило фантомное ощущение теплого тела. Чего уж греха таить, бок тоже жгло воображаемым теплом. Усилием воли заставив себя перестать думать об опасной близости, Стив выключил воду и вытерся. *** Ни один из них не упоминал ничего из случившегося, ни кошмар, ни п о с л е. Снаружи все были чисты, одеты и здоровы. Но изнутри... Стив чувствовал на себе долгие взгляды Солдата, такие же материальные, как и раньше, но намного более тревожащие. И сам Стив не мог перестать смотреть на него, пусть и исподтишка. Наиболее адекватным из них, что удивительно, оказался Брок. Ему, по мнению Стива, было легче всех контролировать особые эмоции, если они у него вообще возникли. Он вел себя как обычно, разве что зубоскалил меньше. К вечеру всё стало совсем плохо. Реальность напоминала Стиву картонную декорацию, наподобие той, в которой он проснулся в этом веке, разве что более детализированную. Может быть, если бы пришел Тони или Наташа, если бы хоть кто-то поговорил с ним, отвлёк, если бы подвернулось хоть какое-то дело... Может быть, Стив смог бы взять себя в руки. Но он был предоставлен сам себе, и у него не было ничего, кроме шахмат, обжигающих взглядов Солдата, редких ругательств Брока, играющего в приставку, и острых, как бритва, мыслей. Стиву было тесно в собственном теле, всё словно зудело и чесалось, а в животе крутилось какое-то сверло, с каждым взглядом Солдата втыкавшееся всё глубже. Сам себе Стив напоминал рагу. Огромный кусок мяса и бесполезные овощи вместо мозгов, и всё это томится и томится в собственном соку, исходя паром и мечтая, чтобы скорее уже начался ужин. – Как у вас тут... Уютно. – зашел Сэм и впервые высказался о царящей атмосфере вслух, причем довольно искренне, как показалось Стиву, пусть и несколько в духе Старка... Брок тут же отложил джойстик и захрустел шеей. – Вы хоть обедали? Стив посмотрел в окно – мягкие сумерки уже подкрашивали акварелью небеса. На часах было что-то в районе шести. – Да как-то... Не до обеда было. Заигрались, понимаешь ли. – Брок ухмыльнулся половиной рта, и Сэм закатил глаза. – Тогда этого, – он кивнул на Брока, – я забираю в кафетерий, все равно по пути на стадион. А вам двоим лучше заказать что-то прямо сейчас. Я отсюда слышу, как урчит чей-то суперсолдатский желудок. – Если ты переваришь сам себя, Роджерс, проблемы не закончатся, – обронил перед выходом Брок, и Стив не понял, он имел в виду... Самоедство моральное? Или банальный голод? – Пошевеливайся, Золушка, вдруг в столовой полупрожаренные стейки дают, и без тебя. – Только дунь не в ту сторону, птичка, и я так вспыхну, мало не покажется. Стив подумал, что шутки этих двоих по поводу обгорелости Брока уж слишком черные. Впрочем... Брок не выглядел уязвленным. Стив передал Сэму ключ, и они ушли. Солдат проводил их взглядом без особого интереса. Он уже пять минут размышлял, что лучше – пожертвовать ферзем или упустить коня. Стиву же шахматы стали до лампочки. Кажется, что Брок, уходя, пробил где-то в мироздании брешь, и туда теперь утекал весь воздух. В комнате темнело и густело, тишина давила на уши. По боевому опыту Стив знал, что так бывает перед взрывом. – Может, посмотрим фильм? – Стив буквально сдался Солдату, подставляя и коня, и ферзя, и короля. Он бы и себя подставил, но вряд ли это было разумно. Солдат пожал живым плечом, что в его системе ответов значило "Да, почему бы и нет". Он оглянулся в сторону кухонного островка, и Стив снова (надо признать, со стыдом) вспомнил, что они не ели. Он был настолько рассеян, что мысли не задерживались в голове дольше, чем на пару минут. – Приготовлю что-нибудь, а ты пока выбери фильм. В холодильнике нашлась вчерашняя паста, банка сардин и ветчина. Стив нагрузил поднос всем, что нашел, мысленно извиняясь перед Броком, которому не осталось и хлебной корочки. Надо будет последовать совету Сэма и озадачить Субботу доставкой... Едва Стив поставил еду на журнальный столик, Солдат впихнул ему в руки диск. Он, казалось, не меньше Стива был озабочен тем, чтобы их пальцы даже случайно не соприкоснулись, поэтому коробочка едва не упала у Стива из рук. Безликий черный фон и золотые буквы "Королевская кобра"*. Либо документалка, либо боевик. Что ж, с этим ещё можно было работать... С первых минут фильма стало ясно, что Стив фатально ошибся с характириской фильма. Происходящее на экране даже мелодрамой нельзя было назвать... Грань приличий была настолько тонкой, что кусок в горло не лез – пришлось отставить в сторону тарелку с пастой, которую он даже не успел толком попробовать. Мутило и без того, то ли от неясного томления, то ли от ожидания, как поведет себя теперь Солдат. Воздух нагрелся так, что Стиву было трудно дышать. Солдат свою тарелку даже не взял, и Стив был уверен, что он смотрит не кино, а на него, не поворачивая головы, словно мог видеть любым местом своего тела – виском, плечом, бедром... Так нервно Стиву не было с самого первого (и единственного) свидания в его жизни, когда Карла Брикс согласилась пойти с ним в кино, если он, как джентльмен, оплатит ей билет. Сердцебиение Солдата было на какую-то долю секунды быстрее, чем всегда. Дыхание было тише. Он словно бы весь замер, как дерево перед грозой, не шевеля ни ресничкой. Стив пропустил мгновение, когда мощное тело пришло в движение. Весь обзор внезапно загородила широкая грудь, а на бедра легла приятная тяжесть. Солдат перекинул через него ногу молниеносно, с грацией то ли акробата, то ли хастлера, при этом его руки, и металлическая, и живая, обхватили Стива за голову. Большими пальцами Солдат как-то трепетно касался его скул. Один удар сердца, и он мог свернуть ему шею, но прошло уже три удара, а он так и замер. – Я никогда не делал этого раньше, – раздалось с экрана. Стив не дышал. Не шевелился. Глазам было щекотно где-то на самом дне – зрачок расплылся, Стив чувствовал это. Лицо заливал жар, руки Солдата казались холодными. – Ничего, я покажу, – сказал другой актер, но Стив не расслышал слов. Солдат медленно, словно бы неуверенно, приблизил к нему свое лицо. Стив мог пересчитать каждую крапинку в его глазах, мог почувствовать на себе его прохладное дыхание. Они никогда ещё не были так близко лицом к лицу, даже тогда, на крыше... Губы распахнулись сами собой, потому что дышать носом было слишком... недостаточно. В ушах шумело. И когда Солдат уничтожил последний дюйм между ними, мир взорвался. Один за одним исчезали чувства – пространства, времени... Зрение, слух, осязание. Стив зажмурился так сильно, что перед глазами замелькали черные пятна. Его словно посадили на безумную карусель, всё крутилось, крутилось и крутилось... Желудок прыгнул к сердцу, а потом упал вниз. Солдат больше не был Солдатом. У Стива из головы вымело все опасения, рассуждения, сомнения и подозрения. Его целовал человек, который обладал всем, что Стиву было нестерпимо нужно. Не имело значения, кем был этот человек раньше и кем он мог стать в будущем. Был только этот момент, только сейчас. Губы Солдата были упругими, сухими, подвижными. У Стива было мало опыта в подобных делах, но он точно знал, что Солдат целовался иначе, чем все остальные люди. Он ласкал его скулы и шею, бережно, едва-едва касаясь кожи. Он не дышал совсем, и Стиву не хватало духу открыть глаза и взглянуть на него в этот момент. Это было похоже на водоворот, Стива затягивало по спирали всё глубже и глубже, в Солдата хотелось вплавиться намертво, вдавить его в себя, поглотить, стать им... Стив никогда не чувствовал в себе такой безумной жажды обладания другим человеком, вещью, идеей, да хоть чем-то. Он никогда ещё не был настолько вынут из собственной головы наружу, никогда не был погружен в кого-то так полно. Язык жил отдельной от него жизнью. Стив, привыкший контролировать каждое свое движение, даже не отслеживал, что делал. Он просто хотел распробовать Солдата как можно лучше, одновременно ускользнуть от него и поймать. В груди болело и пекло. Оторваться друг от друга все же пришлось. Сердце грохотало так, что Стив с трудом слышал телевизор. Он не мог перехватить контроль над собственным телом, а оно сходило с ума. Оказывается, он прижимал к себе Солдата, не соизмеряя силу, со всем энтузиазмом оглаживая его бедра, спину... – Джеймс... – голос куда-то подевался, и сил не было сказать что-то вразумительное. – Я сказал, что хочу тебя ревновать. Желания сбываются, – раздалось с экрана, добивая остатки Стивова благоразумия. Не отдавая себе отчёта в том, что делает, он завалил Солдата на бок, на диван, снова припадая к его губам. Он никогда не понимал всех этих романтических сравнений про умирающего от жажды в пустыне и глоток воды... Но сейчас он чувствовал себя рыбой, которая провела в ведре рыбака достаточно времени, чтобы попрощаться с жизнью, и которую вдруг выпустили обратно в реку. Благословение... Жизнь... Безумная эйфория. Солдат под ним был твердым и большим, он позволял лежать на себе, гладить себя, и издавал урчащие мелодичные звуки, каждый из которых ласкал Стиву слух. Все стало таким простым и одновременно таким сложным... Стиву хотелось чего-то, но ввиду отсутствия мыслительных процессов, он не мог даже сам себе объяснить, чего. Ему было н у ж н о. Ему было так плохорошо, что координация движений расстроилась, и он едва не упал на пол с узкого дивана, не удержав равновесие. Солдат на это тихо рассмеялся ему в губы. Стив не сдержал стон. С экрана раздались выстрелы. Частично Стив запаниковал. Не прямо, а так, фоново. Он не представлял, что должно случиться, чтобы он остановился прямо сейчас. Он не хотел останавливаться, просто не мог. Но... Идти дальше? Это пугало. Безумно пугало, ведь т а к далеко он не заходил ни разу. Хотелось снять всю одежду и выключить весь остальной мир. Но... Солдат подчинил его себе так стремительно, что захватывало дух. Ситуация выходила из-под контроля, Стив прижимался к бедру Джеймса пахом и едва держался, чтобы не потираться уж слишком откровенно. Солдат такими мелочами не страдал. Он перехватил руку Стива за запястье и потянул её вниз, устраивая поверх бугра на штанах. Стив инстинктивно сжал ладонь, и Солдата выгнуло. Вечер превращался в какое-то безумие. Стив отчаянно искал где-то внутри себя стоп-кран, потому что тормоза отказали напрочь. Если они сейчас же не оторвутся друг от друга... То прямо сейчас, прямо на этом неудобном диване под звуки второсортного кино... – Прошу прощения, мистер и мистер, но через пару минут здесь будет Сокол и Кроссбоунс, советую нажать на паузу. Фигурально выражаясь. Голос Субботы прогрохотал как Божественная кара. Или благословение, смотря, как взглянуть. Это был повод, чтобы удержаться от сотворения глупостей. Солдат сел, подталкивая дезориентированного Стива, потом вылез из-под него – довольно грациозно, надо признать – и скользнул в душевую. Стив остался сидеть с грохочущим сердцем, вставшим членом и неудовлетворённостью, дергающей кончики пальцев и уши. Он пытался соображать, хотя бы немного, но получалось скверно. Мысли обрывками мелькали в голове, а эмоций было так много, что он не мог их идентифицировать. Коктейль из страха, эйфории, сожаления, предвкушения, похоти, стыда, нежности, истеричного веселья и паники забивал ощущения. Приоритеты расставить тоже было проблематично. Надо было поговорить с Солдатом? Надо было присоединиться к нему в душе? Выключить телевизор? Замотаться в плед, чтобы прикрыть стояк? Спросить, есть ли у Субботы запись случившегося? Стив сидел и ничего не делал. – Нихрена себе. – Брок зашёл в комнату, присвистнув. Сэм, оценив обстановку, казалось, ещё сильнее потемнел лицом, кинул Стиву ключ (который тот не поймал – он стукнулся о его грудь и упал на колени) и ретировался так быстро, как только мог. Фильм закончился, стали проигрываться какие-то отдельные моменты из него, и прямо сейчас на экране было практически порно. И Стив все ещё не остыл. Брок переводил взгляд с него на экран. Смотрел на опущенные вдоль бедер руки, на приподнявшиеся в паху штаны, на ключ, лежавший практически там же, на дезориентированное, какое-то отсутствующее выражение лица Стива, и молчал. Потом он все же хмыкнул и, покосившись на ванную, поставил телевизор на паузу. – Так и будешь сидеть? Стив заторможенно перевел на его взгляд, и увидел, как отчётливо Брок под ним вздрогнул. И не сдвинулся с места. Стив даже думать не хотел, как выглядел в этот момент – растрёпанные волосы, красные губы, да и взгляд, наверняка, поплыл. – Если тебе не нужна помощь... Думаю, что тебе бы уйти в спальню и разобраться... С этим. Голос Брока звучал тихо и вкрадчиво, и делал со Стивом что-то не то. Не должен он был вызывать те реакции, какие вызывал. Наверное, у Стива слишком давно никого не было, а Солдат разворошил в нем нечто неуправляемое, поэтому Брок не воспринимался угрозой. От его присутствия не то, что ничего не опало, а встало ещё крепче. Стив встал. Брок слегка покачнулся, но не отступил. Ключ был подхвачен в последний момент, и Стив мог поклясться, что Брок заметил, как он мимоходом погладил себя, перехватывая его. Зрачки Брока расширились, а потом сузились. Восприятие Стива было выкручено на максимум. Он все свои силы бросил на то, чтобы сделать шаг назад. Две секунды, растянувшиеся на пару световых лет, и он достиг порога спальни, перешагнул его и захлопнул дверь, а Брок так и стоял у дивана, пожирая его глазами. Шум воды в ванной был заглушен шумом в ушах. Сердце Стива колотилось как бешеное еще несколько минут. Ему казалось, что даже пуленепробиваемые стекла дребезжат ему в такт, что даже Старк на десяток этажей ниже слышит его. И уж тем более его слышит Джеймс за стенкой. Да и, чем черт не шутит, Брок. Стив был в смятении. За последний час его усиленный организм выдержал такую нагрузку, какая иногда бывала на поле боя. Адреналин, предвкушение, страх, непонимание, ликование и вновь адреналин. Он хотел Джеймса. Хотел так сильно, как никогда ещё никого не хотел в этом теле. Обычно ему не составляло труда задвинуть плотские желания куда подальше, но тут он вдруг будто бы оказался машинистом электропоезда, у когорого отказали тормоза. Он не справлялся с этой махиной, не контролировал ни одну реакцию. Тело действовало само – выгибалась спина, запрокидывалась голова, руки сами сжимали чужое тело... Фантомные ощущения горячей кожи под ладонями и жаркого дыхания на губах сводили с ума. Эйдетическая память не позволяла сдвинуться с этой страсти, собраться и протрезветь. Джеймс тоже его хотел. Он сам это начал. И Стив не знал, что и думать. Это проявление личности Баки? Возвращение его желаний, больше не подавленных блокировками? Или это сам Солдат, его новые, личные чувства, которые так долго ему запрещали чувствовать? Стив запутался совершенно. Он тонул в этой эмоциональной каше, в этом тайфуне, в водовороте, упорно тянущем его ко дну. А на дне... На дне, видимо, ждал Брок. Тяжёлый взгляд ни капли не изменившихся за эти годы жёлтых глаз камнем давил на грудную клетку, мешая дышать, несмотря на то, что его обладатель остался в гостиной. Стив бы никогда. Стив бы ни за что. Ему на миг стало ужасно с самого себя – он не мог чувствовать к Броку абсолютно ничего, похожего на... Как это обозвать? Желание? Жар? Тягу? Определенно нет. И дело было вовсе не в том, что человеческого в Броке осталось не так много, не в том, что он был со Стивом и его моралью абсолютно несовместим... Но в чем именно была загвоздка, Стив не мог объяснить даже сам себе. Просто... Нет. Ну, нет. Только не это. Ну, пожалуйста. От безумно мечущихся в голове мыслей и образов становилось дурно. Но только в голове – внизу живота все так же было сладко и тяжело, в члене все так же горячо билось желание. И Стив больше не находил в себе сил сдерживаться. Его разжиженных мозгов хватило лишь на то, чтобы запереть дверь. Он даже не вспомнил про вездесущего Барона, который, наверняка, все видел. Он просто упал на кровать и сдался. До слез не хватало чужого тела. Физически нужен был чужой запах, твердость и непредсказуемость прикосновений. Всё было не так. Стива раздирало от несоответствия тактильных ощущений. Его буквально трясло от желания, лихорадило. В глазах мутная дымка застилала интерьер – стоило зажмуриться и возвращались тактильные воспоминания. Ткань домашних штанов Солдата была мягкой, а то, что под ними – плотным и горячим. Его член удобно ложился в ладонь, его грудные мышцы будто созданы были для ладоней Стива. Его волосы оплетали пальцы, будто щупальца, заставляли притягивать его голову ближе. Его запах концентрировался на шее, на локтях, в подмышках и, Стив был уверен, в паху. Его бедра были упругими и подвижными... Касаться себя было недостаточно, слишком привычно и просто, но это было всё, что он мог себе позволить. Пусть бы его касались иначе – с одной стороны чутко и тепло, с другой жёстче и точнее. Металлическая рука наверняка считывал бы малейшую дрожь, малейший отклик... Это Джеймс огладил бы его от шеи до паха, это он бы скользнул пальцами между губ, поглаживая язык. Он бы мягко сжал бедро и отвёл его в сторону. Его рука приподняла бы ствол и отпустила бы со шлепком обратно на живот. Он бы взвесил в ладони яйца, он бы тронул напряжённый сосок. Это он бы простонал что-то неразборчивое, но требовательное... Вместо него всё это делал с самим собой Стив, но ничего не мешало ему фантазировать. Он забыл про реальность напрочь, упав в эту сладкую грёзу и позволяя себе, наконец, почувствовать всю силу своих новых чувств. Он доводил себя стремительно, страстно, бесстыдно толкаясь когда в воздух, когда в кулак. Тело сходило с ума, сердце колотилось в горле, в зубах, в висках, пальцы сжимали то тут, то там всё грубее и, наконец, с вымученным "Джеймссс" на губах он кончил. Так ярко, так по́лно, что свет в глазах на миг померк. Дыхание никак не хотело прийти в норму, внизу всё дергало остаточными спазмами и пекло́, пекло́, как в аду. В груди стучало остывающее сердце в одном только ритме – "Сол-дат, Сол-дат, Сол-дат"... Стив зажмурился, прижав к глазам кулаки. Он чувствовал себя безумным, больным и совершенно несчастным. Он не представлял, что делать дальше.