***
Вечером он выбрался из квартиры, чтобы проветриться. За день в компании Эллы и отчётов (слишком много цифр…) голова будто распухла. Бумаги, электронные документы, даже кривые записки — всё это требовалось свести. Обычно подводился итог за три месяца (а сейчас только второй подходил к концу), но Брэдфорд заявил, что Мастеру необходимо предъявить свежие данные, оформленные как полагается. Леону не нравилась эта волокита — не только из-за нудности, но также из-за того, что он не мог не представлять сокрытое этими числами. За ними, безликими и сухими, пряталась правда. Отжатые у мелких магазинчиков деньги, слёзы честных людей, оказавшихся в безвыходном положении; те, кто были ранены или убиты из проданного людьми Брэдфорда оружия, их скорбящие родственники, осиротевшие дети… Множество поломанных судеб и возрастающее богатство других. И это не говоря уже о других, более щадящих способах обогащения как учителя черепашки, так и тех, с кем он сотрудничает. Додзё, гастроли — хорошее прикрытие. Леонард ненавидел всё это и то, что хоть краем, но был к этому причастен. Это мучило его и обычно, по совету Эллы (ей тоже трудно, но она старалась меньше об этом думать, ведь что-либо поделать они не могли, пока — нет), мутант пытался сконцентрироваться на чём-то другом, просто не представлять, что и как, не цепляться взглядом за знакомые места или фамилии, не думать, что сам доставлял… Но вина догоняла и, как в этот раз, её становилось слишком много. Единственным его спасением был такой вот побег. Кратковременная иллюзия свободы приносила хоть немного покоя мечущейся душе. Ноги словно бы сами привели его к той самой крыше, с которой он наблюдал за другой черепашкой. «Это глупо, — попытался он себя убедить. — Если она разумна (было бы жалко, если нет) и достаточно осторожна, то не вылезет сегодня, а тем более здесь». Леон слышал тогда её голос, но что именно она говорила тем неудачникам — не различил, ведь держался на расстоянии, чтобы его не засекли. Зато благодарности спасённой женщины были отлично слышны, разрешив колебания мутанта — боевая черепаха действительно была девушкой. И этот факт весьма взволновал его, пусть он и старался от этого отгородиться. Шутка ли, всю жизнь считать себя единственным таким, и вдруг абсолютно случайно наткнуться на существо, мало того что своего же вида, так ещё и противоположного пола! И такое боевое… Мягко говоря, интригующе. Он присел около парапета, не теряя из виду люк. Леонард не мог не вспомнить разговоры с Эллой о его происхождении. Память с горьким привкусом. Элла знала, что этот день настанет, но не думала, что так быстро. Не успела себя подготовить. Да и возможно ли это вообще, сколько бы времени ни прошло?.. Ей было известно, что многие родители, чей ребёнок впервые спрашивает: «Откуда я появился?» теряются и выдумывают всякие сказки или говорят, мол, вырастешь — поймёшь. Сама она не помнила, чтобы подходила к родителям с таким вопросом. Такое даже представить сложно. У неё была книга «Для юных леди», кроме того домашнее обучение предусматривало и уроки биологии. Верная картина в итоге сложилась сама собой. Когда к ней с вопросом подошёл её мутантский ребёночек, она в первую очередь подумала о том самом, половом воспитании (растерялась, ведь её же черепашонок мальчик — а как об этом разговаривать с мальчиками, она не очень представляла), даже не с ходу сообразив, что он немного не о том спрашивает. Сперва обрадовалась, считая его для той самой темы ещё маленьким, а себя — не готовой морально. А поняв, что именно его интересует — огорчилась ещё больше. Она не могла решить, стоит ли описывать то, как нашла его. Что он подумает о ней и о себе, не решит ли пойти на поиски того, кто его там бросил?.. С другой же стороны, если получится внушить, что ему может угрожать опасность от тех, кто о нём знает… «Тайны не доводят до добра», — решает она в конце концов. И рассказывает, где нашла его, что было вместе с ним и как он получил своё имя. Она много думала об этом и в итоге была почти уверена, что всё-таки не инопланетяне его туда закинули (была такая мысль, когда впервые увидела его трезвой), а кто-то из землян бросил. Или пришельцы попались, интересующиеся Возрождением. А почему бросили — теперь уже не узнаешь. Глаза черепашонка, такие не по-детски серьёзные и печальные, глядят прямо в душу, но она не может отвернуться. — А ты меня не бросишь, как они? — спрашивает он. Молодая женщина с трудом сглатывает ком в горле и отвечает максимально честно и щадяще: — Я сделаю всё, что в моих силах. И мальчик неожиданно успокаивается, точно поверив — сразу, безоговорочно. — Хорошо, — кивает он серьёзно. — И я тебя тоже не брошу. Тебе ведь это тоже надо, да? «Вот как это может быть? — думает она. — Такой маленький, но такой… надёжный? Надо же, я встречала разных людей, но из всех, включая родню, чувство надёжности, преданности и настоящей привязанности я испытала, только найдя странного черепашонка. Он не человек, но гораздо лучше любого, встреченного мной. И он полагается на меня, доверяет целиком и полностью. Ради такого стоит постараться. Стоит жить. Единственное настоящее большое дело за всю мою никчёмную жизнь!» В ответ Элла обнимает доверчиво прильнувшего к ней мальчика — и это тоже вызывает трепет. Леонард обычно не слишком-то склонен к нежностям. Она уж было думает, что первоначальная тема осталась позади, когда он, не поднимая глаз, спрашивает: — Как ты думаешь, есть ли ещё такие же, как я? В его голосе такая печаль, что Элле хочется его утешить, но обнадёживание — едва не хуже лжи. И она говорит: — Если и существуют, они хорошо спрятались. Но у нас есть мы, у меня — ты, а у тебя — я. Маленькая странная… семья, — она впервые объединяет в это слово себя и Леона. И это кажется самым правильным, единственно верным. — И мы справимся. — Да, — соглашается черепашонок, решая не говорить ей о своих снах. «Это просто фантазии. Неправда, как Элла говорит». И сны, преследующие его до этого разговора, из-за которых он его и затеял, словно бы испугавшись решительности черепашки, почти полностью прекращаются, являясь лишь изредка, а постепенно и вовсе смазываясь в нечёткую размытость. Для себя Леонард тогда решил, что если где-то и есть такие же, как он, или те, кто его оставил на той крыше — они ему больше не нужны. Чем бесполезно мечтать, нужно сконцентрироваться на том, что и кто находится рядом. Но честно сказать, иногда он фантазировал. Одно ведь дело решить, а другое — сделать! И когда Леон просыпался, а вставать ещё было рано, он лениво и полусонно размышлял, представлял, как бы себя повёл, встретив другого черепаху-мутанта. Впрочем, уже давно не считал, что это вообще может когда-либо осуществиться. Задумавшись, он едва не проворонил явление «невозможного». Черепаха вылезла из того же люка и, быстро преодолев дорогу, скрылась в темноте другого переулка. Пару секунд спустя её силуэт показался на крыше, и она завертела головой. «Чувствует слежение? — догадался он. — Интересно, что теперь будет делать?» Сам он бы поспешил скрыться, а она побежала почти в открытую, не пытаясь уйти в густую тень, где её было бы сложно заметить. Нет, черепаха… играла? Приглашала его в эту игру? «Вызов принят!» — решил он, последовав за ней и отбросив мыслишку о том, что это может быть ловушка. В конце концов, Леон не железный, сложно удерживать себя в узде постоянно. Она одна, пусть даже умеет драться. Он мог с ней справиться в случае чего. А пока… «Оказывается, это так здорово — бежать не в одиночку!» Да, незнакомка его не видела, но определённо чувствовала, что не одна. Бежала, откровенно красуясь — демонстрируя свои навыки. Это впечатляло. Быстрая и сильная, она была достойной соперницей. До этого он подобное чувствовал лишь в спаррингах — но именно, что «подобное», ведь его противник был много опытнее. Здесь же они на равных. Леона гнал вперёд азарт и любопытство. Но, как бы ни было хорошо просто бежать — это невозможно до бесконечности. Утомляет и наскучивает. Она выбрала отличный момент, чтобы остановиться, как раз тогда, когда погоня не успела надоесть, а любопытство — не заело до раздражения. «Ей, вероятно, тоже любопытно, — подумал парень, уже не таясь перескакивая на «её» крышу. — Не каждый день встречаешь другую черепаху-мутанта. Интересно, а единственная ли она?» Он остановился недалеко от края, то есть, дальше от незнакомки, тем самым подстраховываясь от засады или внезапного нападения — в случае чего уйти будет легче. Любопытство любопытством, но осторожность никто не отменял. — Ну что, догнал? — насмешливо произнесла девушка, прищурив яркие зелёные глаза. — А теперь что? На некоторое время Леон был не способен ответить: одно дело ведь видеть силуэт, даже саму её, но с расстояния, а другое — вот так, лицом к лицу. «А глаза-то прямо-таки колдовские», — стучалось в голове. И это было самой осмысленной мыслью. Немалую роль в его ступоре сыграло также и то, что девушка, по сравнению с ним самим, была почти полностью обнажена. Не то, чтобы черепашья анатомия открывала что-то такое, слишком уж интимное, но… на впечатление неискушённому юноше хватило.***
Казалось, что тип-преследователь пропустил её слова мимо ушей. Только стоял, не двигаясь. Она рассматривала его с интересом: он был немного выше её, плащ неопределённого тёмного цвета скрадывал фигуру, делая её такой же неопределённой. Голову закрывал чуть сбившийся капюшон и намотанный высоко, для прикрытия половины лица, шарф. Но самое главное — незнакомец на неё пялился, чем воскрешал уснувшее было раздражение на чужие, слишком пристальные взгляды. Братья смотрели, теперь этот… Она довольно-таки легко и быстро себя накрутила. «Что пялишься? — обратилась Рафи к нему мысленно. — Не видал такой диковинки, да?! Думаешь, куда бы меня, такую интересную, пристроить?! Или собираешься завопить, как перепуганный ребёнок?» Черепашка не чувствовала явной угрозы, но приготовилась ко всему, держа ладони около рукоятей кинжалов. Когда она уже готова была или напасть, или наорать на этого… больно глазастого, или плюнуть и уйти, он изволил открыть рот и сказал то, чего Рафаэлла никак не ожидала услышать: — Девушка, а давайте познакомимся? Судя по обалделому тону, он и сам от себя такого не ожидал. «Издевается! — перевела для себя Рафаэлла. — Или псих-извращенец. Никаких разговоров с такими!» — Разве что посредством кулаков! — отрезала она и перешла от слов к делу, пока не трогая сай. Первую атаку тип встретил в защите — поставленной в последнее мгновение. Потом пришёл в себя и начал уклоняться, уже не позволяя ей слишком приблизиться — хоть и действовал немного заторможенно. И молча. «Он что, дар речи потерял от моей… кхм… неземной красы?» — Рафи едва не засмеялась вслух от этой бредовой мысли. Она признавала, что для черепахи-мутанта, вероятно, выглядит очень даже привлекательно, но на вкус человека — вряд ли! Только для какого-то зоофила, причём со специфическим пунктиком на рептилиях, а не на ком-нибудь пушистом. Комплексам, впрочем, в ней было не прижиться. А о парнях она старалась даже не думать. Тем более не было места подобным мыслям в драке. А противник наконец начал контратаковать. Не в полную силу, явно сдерживаясь — и по-прежнему избегая близких захватов. Кружил на расстоянии. Вскоре Рафаэлла заметила какую-то странность, на которую до этого не обращала внимания. У преследователя, казалось, имелась заметная мания к сокрытию, он не позволял ей себя рассмотреть — делал это на автоматизме, неосознанно. Руки прятал, лицо… Всё тело под одеждой, она, ещё только его увидев, это отметила. А теперь, вкупе с закрытым лицом и странным вопросом, это действительно заставляло насторожиться. Рафи уже подумывала закончить эту недодраку и пойти домой (а в том, что сама контролирует ситуацию, она не сомневалась), когда до типа тоже что-то дошло, и он отступил со словами: — Стоп-стоп! Я не хотел тебя обижать, — медленно, почти по слогам произнёс он, будто разговаривал с умственно отсталой. Этим, правда, добился того, что его записали в таковые, но, не зная об этом, продолжил: — Я тебе не враг. Вот, гляди, — незнакомец выставил перед собой раскрытую ладонь в тёмной перчатке и аккуратно стянул её второй рукой. Потом скинул капюшон. — Видишь? Я такой же, как ты. Рафаэлла остолбенела: зрелище, представшее перед ней, было и знакомым, и пугающе неожиданным. Сперва даже подумала, что это Майки (за неимением другого любителя шуточек и розыгрышей) решил её проконтролировать и разыграл спектакль с переодеванием — но это была лишь попытка мозга как-то логично объяснить невероятное. Только это объяснение рассыпалось быстрее карточного домика, ведь незнакомец мог походить на Микеланджело только на не намётанный глаз. Различия были слишком очевидны. Рост (выше как самой Рафи, так и младшего брата, но, пожалуй, не Донателло, самого высокого из семьи, не считая сэнсэя), оттенок кожи, цвет радужки — синий, не голубой… А если внешние признаки ещё можно посчитать искажёнными освещением, то кое-что подделать точно было невозможно — интуицию не обманешь. Она бы и с закрытыми глазами идентифицировала, брат перед ней или нет. — Ты… — начала Рафи, собираясь не то обвинить его в дурацких играх, не то спросить, откуда он взялся, но не успела. Че-фон выдал тревожный писк. Пришлось доставать и смотреть, в чём дело. — Вот гадство! Писк обозначил не разрядку устройства, а то, что журнал забит под завязку. Куча пропущенных звонков и сообщений, означавшая много-много неприятностей, ужасала, наводя на мысль, что Дон изымет из её че-фона функцию беззвучного вызова. Разумеется, если она выживет после того, что ей устроят дома… Девушка не рискнула прослушать голосовые сообщения и наугад ткнула в одно из последних текстовых. Писал Дон: «Где тебя носит, бессовестная ты черепаха?! Ещё немного — и я за себя не отвечаю!» Следующее сообщение было от него же и, хоть проигрывало первому в эмоциональности, зато брало холодной угрозой, сквозившей в каждой букве: «Я предупреждал. Даю тебе пятнадцать минут. Не перезвонишь — мы придём к тебе сами». Рафаэлла, горестно вздохнув, подумала: «М-да, система доверия явно не работает…». Впрочем, она понимала, что сама виновата. Когда у черепашек наступил подростковый период, Сплинтер совместно с Донателло разработали систему, рассчитанную на взаимное доверие, ведь каждому периодически нужно побыть наедине с собой, чтобы его (её) не дёргали остальные. Конечно, были и условия, помимо очевидного, что нельзя куда-либо выходить наказанному. Например, держать че-фон при себе включённым, не игнорировать проверочные сообщения, давать знать о плохом самочувствии и возвращаться в таком случае домой, не пренебрегая даже мелкой травмой… Этой ночью она нарушила слишком много пунктов. «Мой лимит точно исчерпан и даже ушёл в глубокий минус», — невесело скривила губы девушка и подняла голову, вспомнив о незнакомце. Тот смотрел на неё с едва-едва сдерживаемым любопытством. Как бы ей ни хотелось продолжить знакомство, времени на это не было. Семь минут, пока Донни не установит её точное местоположение. К этому моменту лучше Рафи находиться в канализации — так будет шанс, что ей не вменят в вину самовольный подъём на поверхность. — Извини, мистер подражатель или кто ты там, но я тороплюсь, — спешно протараторила она. — Как-нибудь ещё увидимся, наверное! Не успел парень сказать то, ради чего открыл рот, как она взяла разбег, по пути оттолкнув другого мутанта, и спрыгнула с крыши вниз, на лестницу и далее, пока не оказалась на земле и затерялась в тенях.***
Леонард смотрел вслед этой горячеголовой девчонке восхищённо-обалдевшим взглядом. Он, наверно, мог бы попытаться последовать за ней, но понял, что потерял — и время, и её — из виду слишком быстро. Девчонка впечатляла — и внешностью, и нахальным поведением, и навыками. Она разжигала в нём нешуточный интерес — из небольшого походного костра любопытства в громадное, до небес, пламя пожара, заставляющее думать лишь о ней. Он действительно с нетерпением ждал новой встречи и надеялся, что она тоже. Жаль только… «Эх, и что я за глупость сморозил? Это был худший подкат! Я — идиот… Ещё и имя её не узнал». Он сокрушался в своей глупости полпути домой, пока его не озарило: «Она — ниндзя, куноити? Но кто её учил?»