***
В отличие от новой знакомой, Леона дома встретила тишина и темнота. «Хорошо, что Элла всё-таки закруглилась, а не просидела с этими кошмарными бумажками до утра». Он испытывал смешанные чувства: хотелось поделиться невероятным открытием, высказать свои опасения и восторги, ожидания и сомнения, а с другой — ему бы самому переварить это всё, как-то отстраниться от эмоций, чтобы взглянуть на ситуацию трезво, не зацикливаясь лишь на малоразумном «Я-не-один-есть-ещё-черепаха-мутант!». Ведь мало просто знать — нужно ещё решать, что делать с этим знанием. Ещё недавно он бы уцепился за эту возможность, выследил бы незнакомку («Как жаль, что мы даже не представились друг другу!» — сокрушался он), пусть потратив на это всё своё немногое свободное время, и постарался бы как можно больше узнать о ней. Да он даже временно перебрался бы в канализацию, чтобы подкарауливать её! Элла бы поняла… Но сейчас они оказались в слишком шатком положении. Неизвестность, что означала для мутанта и его опекунши предбоевую (и предбеговую) готовность. Они предпочитали надеяться на лучшее, но не полагаться на «авось», а быть готовыми к худшему. Тактика работала — хоть далеко не от всех неприятностей застрахуешься. Они, неприятности, имеют свойство всякий раз извращаться так, что хватило бы на книгу «Бесконечный ассортимент пакостей и крутых жизненных поворотов» или «Как подготовиться ко всему, но всё равно сесть в лужу». К счастью, пока «лужи» были не слишком глубокими. Отвлечение на поиски черепахи в красном могло стоить слишком дорого, как бы заманчиво не выглядело. Леонард понимал и принимал это. Не в силах заснуть, он принялся анализировать свои воспоминания о, к сожалению, кратких встречах, о внешности девушки, о её поведении. Благо, размышления о трудностях, прошлых и настоящих, немного охладили горячую голову, дав дорогу логике и критичности суждений. Внимательностью он обделён не был, просто сперва ему было не до анализа. Итак, что касается внешности. Первое, что привлекло внимание Леона, были глаза той черепашки. Ярко-зелёные, такие… как он тогда подумал?.. да, колдовские, особенно в обрамлении красной маски-повязки. Тело — весьма привлекательное на его взгляд. Не худышка с торчащими рёбрами (у черепахи это, наверное, выглядело бы по-другому…), помешанная на диетах, и не пышка. «Не домашняя девочка, — улыбнулся парень, — а очень даже боевая. Определёно в моём вкусе». Сильная, порывистая, но впечатляюще быстрая, она производила впечатление действительно опасного бойца, даже не доставая кинжалов. Ему было любопытно, каково сражаться с ней при оружии. Он не сомневался — это было бы захватывающе. Выучка у неё как бы не уровнем выше, чем у него. Но Леон любил трудные задачи. С трудом отвлёкшись от оценки внешности и навыков зеленоглазки, Леонард пошёл в раздумьях дальше. «Она очевидно не единственная, учитывая тот телефон…» Странный панциреобразный приборчик походил на самоделку или на специальный заказ дизайна, а последнее маловероятно, само собой. То, с какой поспешностью она ушла после прочтения сообщений, явно говорило о том, что её хватились. Кто-то где-то её ждал. Мутанты, люди? Гадать можно было долго. Однако Леон преисполнился уверенности: он обязательно узнает… Если, конечно, обстоятельства не будут категорически против. Но ведь не могли они просто так встретиться, чтобы больше никогда не увидеться снова?.. Утихомирив разум, постепенно Леонард погружался в сон. Впрочем, сновидение не принесло ему облегчения от тревог, скорее усилило их. Ему давно не снился этот сон, с самого детства… Весь мир складывается из ощущений. Мысли… мысли простые и даже примитивные, но сейчас это не кажется странным. Так правильно, так всегда было. Пусть «всегда» в его случае — очень короткий промежуток времени. Ему спокойно и комфортно. Есть вкусная сочная еда и свежая вода. А ещё несколько таких же, как он. Они — свои. Он знает, что должен быть с ними, а они — с ним. Это единственно верно. И, чтобы «вместе» длилось долго-долго, он будет защищать остальных от большого и страшного, того, который влезает в их уютный мирок сверху. Чужой подливает воду и даёт корм, но ещё хватает их и тыкает толстым отростком в панцири и головы. Он шипит, надеясь отпугнуть чужака, но это почти никогда не работает. А ещё ему страшно, что это чудовище однажды заберёт его или кого-нибудь из остальных и не вернёт. Снаружи много шума. А когда чужой подходит близко, грохот раздаётся совсем рядом. Это пугает сначала, потом нервирует. Постепенно они все привыкают. Но однажды знакомый грохот смешивается с другим. Земля дрожит, заставляя инстинктивно прятаться в панцирь. Грохот длится дольше, чем раньше, а потом мир движется… а может, и они сами. Неважно. Их выносят из шумного места в другое, тоже шумное, но по-другому. Он обоняет незнакомые запахи. Остальные подходят ближе к нему и ложатся рядом. Это хорошо, что они остались вместе. Это правильно. Они уже почти привыкают к качке, когда земля содрогается сильнее прежнего. Вот-вот уйдёт из-под ног. Но обходится. Большой чужак удерживает их маленький мирок и оборачивается. И движется уже в другую сторону. Грохот! Страх! Чужак боится и роняет их мирок. Шум, боль… Страшно. И странно пахнущая жижа жжётся. Сильно жжётся. Ему больно — так, как никогда за всю коротенькую жизнь. Больно-больно-больно! Горячо! А потом — холодно. Он открывает глаза и видит, что мир стал другим. Только это неважно, ведь остальные, его, здесь, рядом. Им тоже недавно было больно. Самый маленький и светлый дрожит и плачет. Любопытный пытается спрятаться в панцирь, но почему-то не может и попискивает от страха и затухающей боли. А… Большой чужак, изменившийся, но сохранивший свой запах, смешанный теперь с запахом болючей слизи, поднимает его на руки. Страх и ещё что-то, чему он пока не знает названия, исходит от чужака. Но никакой враждебности. И в его руках тепло. Большой и… почти что свой собирает их всех вместе, и открывает рот. Но теперь звуки не воспринимаются грохотом, хотя их значение ещё непонятно. «Это слова», — отстранённое понимание его-сегодняшнего. — Мы должны уходить… И они уходят. Большой уносит их, кормит, укладывает спать… В нём всё ещё много боли и страха, отстранённости и растерянности, и действует он, как подсказывает сознание сегодняшнего Леона, чисто автоматически, не вкладывая особого тепла и заботы. Будто делает, чтобы хоть что-то делать. Они часто перебираются с места на место — но это неплохо. Он не чувствует безопасности в любом из них. Опасные существа следуют за ними, находят, пытаются причинить боль. Но большой и тёплый защитник отбивается и уходит каждый раз. Последнее место неплохое. Там прохладно, но есть одеяло — одно на них всех. А ещё большой уделяет им больше времени, говорит с ними, хотя знает, что они не понимают. Но им на самом деле нравится слушать этот голос. А ещё нравится рассматривать картинки в большой тяжёлой книге и смотреть на то, что делает большой, когда считает, что они заснули. Движения его странные и завораживающие… Плохие приходят снова, застают защитника врасплох. Тому приходится в спешке бежать, оставляя часть вещей. Он выпадает из сумки, в которую их посадил большой и меховой, когда тянется за книгой. И остаётся с ней, но без них. Никого. Он плачет действительно отчаянно, только некому его услышать и прийти. Его бросили. Леон подскочил на постели, с удивлением поняв, что плакал во сне. «Это мои воспоминания? Подавленные до такой степени, что казались просто фантазиями… Возможно ли, что это правда?» Мысли об этом взбудоражили, не позволив не то, что заснуть — даже глаза сомкнуть. Пазл тайн прошлого складывался болезненней, чем он мог подумать раньше. Конечно, нельзя было исключать, что он выдаёт желаемое за действительное, что мозг просто собрал обрывки информации и выдал в таком вот виде… Но, будучи честным с самим собой и понимая, что недавно встречал живое доказательство — не может же быть таких совпадений? — Леонард уже почти не сомневался. Оставались вопросы, конечно… Почему тот человек (или всё-таки тоже мутант?) не вернулся за ним? От кого они убегали?.. Он не заснул снова, потратив всё время до утра, думая обо всём этом. Пришёл в итоге к выводу, что достаточно дорожит своей настоящей жизнью, какой бы трудной она ни была, и шагать в неизвестность не тянет. Разузнать — да, можно бы. И интерес к боевой зеленоглазке тоже не угас. «Но стоит быть очень осторожным, — решил он. — Не терять бдительность ни в коем случае». Нелишняя предосторожность, учитывая, как девушка него влияла. Было легко забыть обо всём, стоило лишь чуть-чуть расслабиться. Впрочем, он понимал, что в ближайшие несколько дней у него элементарно не будет времени на поиски. «Может, это и к лучшему. Остыну и решу всё-таки, нужно ли мне это».***
В одном парень ошибся — Элла не спала. Беспокоилась о нём, считая минуты и часы его отсутствия, не в силах просто бездельничать — но борясь с собой, дабы не караулить его у порога. Она вовремя смирилась с тем, что её маленький черепашонок вырос. Помня о том, куда могут завести подростка слишком уж строгие ограничения со стороны семьи, она действовала, как надеялась, мягче, открыто поговорив с ним и показывая, к чему приводят порой необдуманные поступки. На улице несложно было найти живые примеры. Впрочем, Леонард, к огромному её облегчению, ограничивал свой авантюризм и без напоминаний. Пожалуй, по здравомыслию он мог бы перегнать многих людей-ровесников и даже тех, кто значительно старше. «Пока не встретил красивую девчонку», — невесело шутила она про себя. Ей не было так обидно за себя (да что там, сама же во многом виновата, понимала ведь), как за него. Внешность закрывала ему, такому способному и умному, великодушному и честному, почти все двери, открытые для тех, кто и кусочка ногтя его не стоили. Всего-то из-за внешности! Элла признавала свою предвзятость, но знала и то, что если и преувеличивала, то ненамного. Было, с кем сравнить. Элла искренне, всем сердцем желала своему приёмышу счастья.