***
И конечно, оно не было. В первую же ночь, усыпив черепашку слабой дозой газа, были взяты анализы и проведён первичный осмотр. Теперь дело было за другой стороной. И там всё было сложнее, чем договориться со Шреддером. Джон Бишоп не испытывал к Ороку Саки симпатии. В разных своих воплощениях эта личность практически всегда оказывалась в стане противников. Как Шреддер-пришелец из родного мира Джона, здешний, являясь человеком (это было проверено в первую очередь), не уступал тому в опасности. Тем более — был осторожней и умнее. Возможно Ч’релл растерял часть своей осторожности из-за долгих лет жизни на Земле, где оставался самым опасным существом. Вера в своё могущество развращает. А вот у этого Шреддера, человека, не было столько времени. Быстротечная жизнь предписывала быть хитрее, изворотливее, бережней относиться к своим «шахматным фигурам», искать выгоду тщательней. Но, конечно, он не мог удержаться от демонстрации власти… — Мало людей я встречал, которые имели глупость — или нахальство — требовать от меня аудиенции. Ещё меньше из них оставались живы. Джон морщится. — Не будем опускаться до пустых угроз и театральщины, мистер Ороку. Или называть вас Шреддер? — в зале на секунду повисла напряжённая тишина. — Мы оба взрослые люди, ни к чему это ребячество. И время не хотелось бы терять попусту. Итак, у вас есть то, что интересно мне, я готов предложить справедливую плату за возможность… аренды. — Откуда вам известно о черепахе? Джону пришлось упомянуть о мутанте при договоре о встрече, иначе Шреддера было не заинтересовать, не выдавая притом чего-нибудь важного. Вот уж чего он точно не собирался делать — так это давать главе клана ниндзя повод считать большой угрозой себя и свою организацию. Пока нет. — Нам о многом известно, но сейчас нас интересует он. — Вы собираетесь его вернуть? — В целости и сохранности. Аренда, как я и сказал. — Моя выгода? — Конечно, Ороку Саки никогда не страдал альтруизмом. И, честно говоря, не верит, что этот человек, стоящий перед ним так невозмутимо, будто не он оказался в крепости, полной ниндзя, которые готовы убить его по малейшему знаку Шреддера, решил просто попросить об одолжении. И ещё рассчитывает его получить просто так. — Я слышал о вашей заминке с мистером Стеранко. — Ваши сведенья устарели, — с видимым удовольствием произносит Шреддер. Он впечатлён, да, но не отказывает себе в удовольствии чуток позлорадстовать. — Всё уже разрешилось. — Действительно? Полагаю, вы проверили товар при сделке… и отправили его на какой-нибудь свой склад. Я бы посоветовал вам тщательно следить за ним — у Ивана Стеранко есть приятель, первоклассный вор, обладающий костюмом-невидимкой. И возможно, этому приятелю было приказано изъять часть груза… Если вы не верите мне на слово, это можно легко проверить. Шреддер, хоть всё ещё недоверчиво, но приказывает своим ниндзя проверить полученную партию, а также удвоить наблюдение за грузом — как по камерам наблюдения, так и охране на месте. — Я не люблю, когда меня вводят в заблуждение. Это вам, надеюсь, тоже известно, — в голосе Саки отчётливо слышится прямо противоположная надежда — чтобы он смог наконец наказать не в меру наглого посетителя, который, тем не менее, мог оказаться полезным. Ведь только этот факт его ещё сдерживает. Тем более раздражение, когда спустя неполные сутки ему приходиться перенаправлять свой гнев: выяснилось, что невесть откуда взявшийся тип принёс достоверную информацию. Всё-таки от визитёра был толк. С помощью ниндзя удалось отловить невидимку — получив не только компромат, но и ценную технологию. Шреддер, разумеется не стал спешить, занося этого загадочного Джона в союзники — нет, этот был себе на уме, очевидно, доверять ему не стоило. Но вот использовать… И ему было любопытно, что это за таинственная и, очевидно, могущественная тёмная лошадка. По мнению Ороку Саки, таких игроков нельзя игнорировать. «Возможно, клану удастся подобраться достаточно близко, — размышляет он, после того, как они договорились об «аренде» Леонарда. — Внедрить своих людей… Да, я должен знать, на каком уровне находится эта Организация, её цели и кто её лидер». Он не верит, что это — пришедший на переговоры Джон. Какой руководитель, в самом деле, отправляется самостоятельно в клан ниндзя? Кто, облечённый властью, станет рисковать, зная, что может не вернуться?***
— Выйдешь с ними на связь через пару дней, если до этого они с тобой не свяжутся. Ты должна заинтересовать их. Действуй и дальше по схеме «Похитители учёных». Дополнение: добавь про существование клана ниндзя, с которым у Организации, похитившей «твоего отца», партнёрские отношения. Будь внимательна. К тебе на ноутбук будут поступать данные, сориентируешься по ним. — Есть сэр, — серьёзно кивнула девушка. Сеанс связи прервался. Рыженькая агентесса привычным жестом взлохматила себе волосы и откинулась в кресле. Это задание, права мама, было не из лёгких по нескольким причинам. Начать с черепашек, хотя бы. Разумеется, какой бы там ни было привязанностью ещё не пахло, хоть её восхитило и удивило самоотверженное их вмешательство. Она-то знала, что они стали участниками спектакля — но им это знать было неоткуда, и всё же они не колеблясь пришли на помощь незнакомке. Более того, черепашки пообещали, что помогут с поисками её отца… Эйприл фыркнула: Кирби О’Нил мирно занимался своими делами на базе, не подозревая о деятельности дочурки. Или подозревая — но не позволяя себе вмешиваться. Девушке было жаль его, он ведь любил её и маму — хоть именно из-за женской части их семья оказалась в таком положении. Несправедливо требовать от него каких-либо действий, связанных с опасностью. Она была уверена — его бы хватил удар, увидь он действующие дроиды крэнгов. Тех, кто… — Мам, как мы оказались здесь? Эйприл восемь лет, и она только-только вернулась с занятий. Сегодня ей показывали образовательный фильм… но запомнилась ей больше не главная тема кинокартины, а то, что попало туда мимолётом. Как что-то, само собой разумеющееся. Обыденное. Оказывается, в основном дети за образованием ходят в школы, и там их (детей) много. Девочка задалась вопросом, почему так… попыталась разобраться, и, чем дальше, тем больше несоответствий находилось. То, что люди вкладывали в понятие «обычный», не относилось к её действительности. Она даже спросила у наставника — может, этот фильм фантастика, выдумка? Тот ответил, что она говорит глупости, и заставил переписывать нудный учебник. Теперь надежда — лишь на маму. Папа, хоть и менее занятый на работе, редко появлялся в их апартаментах, у них с мамой какие-то взрослые трудности, в которые дочери лучше не вмешиваться. Что она и делала, хоть иногда это было очень трудно. Но мама к тому же ещё имеет несомненное преимущество — в разговорах она почти влёт и правильно угадывает то, что хочет сказать Эйприл, к чему клонит или что недоговаривает. Иногда такое понимание мешает — когда вылезает наружу правда о некоторых девочкиных проделках — но сейчас это как раз то, что нужно. И её ожидания оправдываются. Элизабет понимает, о чём думает дочь — вопреки мнению малышки, ей не по силам читать сами мысли, но достаточно ощущать намерения, «тонкие вибрации», точнее она не могла объяснить. Женщине близки эти сомнения и волнение, испытываемые дочерью. — Да, как ты верно поняла, у нас очень… необычная ситуация. Не только из-за работы мы живём в таких условиях. Переезды, частые отлучки «на задания» мамы и холодное (в это же время) отстранение папы, острая нехватка в окружении сверстников и несколько специфическое обучение. А ещё море разнообразных других мелочей, подтверждавших «необычность». Разумеется, Элизабет понимала, что Эйприл недолго будет продолжать считать, что всё это в порядке вещей. И она начинает свой трудный рассказ, стараясь сама в нём — в воспоминаниях — не потонуть. — Так уж получилось, милая, что наша семья оказалась в эпицентре бури… Рассказчице пришлось аккуратно огибать некоторые щекотливые вопросы, не раскрывая их, но намекая — чтобы в будущем Эйприл сама сопоставила факты и сделала выводы. Саму её в своё время почти сломил случайно выясненный факт, что её семью, поколения её предков специально выводили, постепенно добавляя что-то постороннее в генотип, пришельцы из другого измерения. А она тогда была беременна. Она — и её дочь — должны были помочь крэнгам покорить людей, став оружием в скользких щупальцах захватчиков. Последние сроки уже не позволяли сделать аборт, но Элизабет на это и не пошла бы, а вот Кирби… муж был в ужасе, хоть и старался этого не показывать. Тогда, в те кошмарные недели, между ними пролегла трещина. Может, всё и наладилось бы… или разорвало их брак окончательно, хоть Кирби и пытался как мог её поддерживать — и их спешный отъезд из города, и попытки приготовиться к дальнейшему побегу после родов… Но Элизабет знала, что как прежде уже не будет. С рождением дочери — маленького рыжего чуда, мужчина отодвинул в сторону былое беспокойство, теперь его волновала безопасность Эйприл. Они удвоили осторожность, но продержались только год, прежде чем крэнги их обнаружили и пленили. К счастью (хотя тогда молодой семье потрёпанной и напуганной, так не казалось), пришельцы при ловле наделали достаточно шума, чтобы привлечь внимание небезразличного человека. Джон с немногочисленным, только недавно собранным отрядом, действовал быстро и результативно. Он уже до этого подозревал о развёрнутой деятельности крэнгов, но именно эти их активные действия помогли отследить до базы. Саму операцию готовили, а не просто взяли и ворвались — для такого людей маловато было. Элизабет вспоминала то время, растянувшееся болезненной пеленой, весьма смутно. Да, боль её сопровождала тогда почти постоянно. Крэнги ставили какие-то свои опыты, пытаясь спровоцировать у неё выплеск сил. Выходило у них плохо, и раз от раза становилось всё хуже. Единственное, что отвлекало — заботы о дочери. Почему-то (но вероятно, лишь временно) пришельцы не забирали у супругов Эйприл, и даже самих их не разделяли, поселив в одной камере. Побега пленников они не боялись — куда тем было идти, даже если предположить, что они смогли бы миновать охрану? Без поддержки-то извне, с маленьким ребёнком, но без карты окрестностей… Само освобождение Элизабет тоже не помнила — лишь только то, как очнулась в какой-то машине, а человек (в тот момент казалось — очередной крэнг-дроид в оболочке) сказал, что они свободны. Конечно, потом выяснилось, что свобода — это ещё смотря от чего и кого. Оказалось, что Джон Бишоп и его соратники как-то умудрились захватить крэнговую базу, потом, по горячим следам, ещё одну… некоторые узники присоединялись к небольшому освободительному отряду. И они каким-то образом смогли заблокировать порталы крэнгов. Чтобы больше никто из них не прорвался на Землю, в то время, как оставшихся пришельцев быстро находили. Большинство было поймано в первый же год — оставшиеся без снабжения и руководства инопланетяне были несложной добычей. И всё же они или плоды их опытов всё ещё вылезали тут и там. Ради их отлова и была сформирована Организация, не имеющая определённого названия, но ставящая вполне определённые цели: защиты мира. Формировалась она буквально на ходу, и Элизабет временами, когда у неё хватало сил и желания (после заботы о дочери и муже и экстренного освоения своих сил), испытывала гордость, что причастна к этому важному делу. Большая загвоздка была в примирении людей и мутантов. Первые испытывали ко вторым далеко не приветливые чувства, вторые же отвечали взаимностью — в основном страхом, толкавшим к агрессии. Джону удалось свести эти две стороны, объединив против третьей, ведь что те, что другие ненавидели крэнгов. А после уже Бишоп ввёл и остальные факторы, существенно снижавшие уровень взаимной враждебности. Элизабет поражалась и уважала его за это мастерство: так преподнести имеющиеся факты, чтобы и людей, и мутантов проняло… Это достойное умение. Не сразу, конечно, но тем прочнее новая позиция в них всех закрепилась. Людям сложно было смотреть на мутантов со страхом или ненавистью, когда поняли, что те — лишь жертвы обстоятельств, что таким может стать кто угодно. Родственники, друзья… Они сами. Несчастные создания не виноваты — только крэнги всему виной. Постепенно за отличающейся внешностью различались личности. «Не так они от нас и отличаются, — думали люди. — Да, не повезло…» Конечно, это палка о двух концах. Пришлось серьёзно поработать с самими мутантами — помочь им акклиматизироваться в их ипостаси, чтобы они не шарахались и не атаковали, чтобы поняли, что в безопасности. И да, пообещать поработать над лекарством. Некоторым это было без надобности, но многие только и думали о том, чтобы вернуться к своей обычной жизни, которая была «до». Итак, когда мутанты чувствовали себя в безопасности, они вели себя спокойней и разумней, что, в свою очередь, располагало к ним людей… а это, опять-таки, замыкало круг на первом пункте. Атмосфера в Организации выправлялась на глазах. Трудности были. Куда же без них? С разработкой лекарства вышла серьёзная заминка. Найденные Бишопом учёные угробили на поиски решения несколько лет, но даже при наличии оставшихся от крэнгов материалов, не смогли найти способ привести в норму некоторых из подопытных. Ту же Элизабет и её дочь, ещё нескольких, обладающих внешностью обычных людей, но имеющих необычные способности. Дело было, как выяснилось, не в мутагене — к нему у таких модифицированных был иммунитет, к слову — а в планомерной селекции. Тонкая, деликатная работа, которую проворачивали годами, а то и столетиями. Ко времени вынесения этого вердикта Элизабет уже вполне научилась управляться со своими возможностями, а Эйприл — начала учиться, они уже смирились с таким положением дел, поэтому единственный, кто расстроился по-настоящему — это Кирби О’Нил. И только слепой бы заметил, что причиной тому дружеское общение жены и Бишопа. К безмерному сожалению рыжего мужчины, за время, когда он пытался справиться с собой и найти опоры в своём пошатнувшемся мире, чтобы захотеть снова наладить семейную жизнь, трещина превратилась в пропасть и расширилась уже необратимо. Элизабет устала ждать, и хотя с Джоном её связывала искренняя симпатия, он не позволял ей зайти дальше, чем дружба. И лишь одной этой женщине открыл о себе правду, сказав: «Рано или поздно меня вышвырнет из этого мира. Я хочу оставить его защищённым от внешних угроз. И кто-то должен знать чуть больше, чем остальные. Ты мой лучший выбор». Он доверился ей, пусть не до конца, но она понимала, что даже это — уже много от него. И собиралась во что бы то ни стало оправдать это доверие. Это же она постаралась внушить дочери. И у неё это отлично получилось. Эйприл могла недоумевать, сомневаться — и всё-таки выполняла приказы, потому что так было правильно. Девушка не знала (всё же кое-чем мать с нею не делилась), что и Элизабет бывало сомневалась в методах Джона, но всё оправдывали его цели — «на всеобщее благо». Но никогда прежде она не ощущала такой странной мешанины мыслей и эмоций у него. Обычно — он прав — она едва ли могла его «читать», тем больше её настораживало, с чего вдруг он так разволновался. Что он предвкушает и что так тщательно, но непривычно спешно готовит? И самое главное — какую роль должна играть её дочь. Вот так пересекались размышления матери и дочери, находящихся в разных местах.***
Рафаэлла сдерживала себя, пока они дружно (или не очень) шли к дому тётушки этой Эйприл-невинной-жертвы. Сдерживала, пока Дон приторно прощался с ней, заверяя в своей… их общей симпатии и горячем желании прийти на помощь по первому зову. И пока Майки дурачился напоказ, говоря тем самым, что они «белые и пушистые, хотя и зелёные». Но стоило им отойти подальше… О, она высказала Донателло всё, что думала — и о его поведении, и обо всей ситуации в целом. Перепало и Микеланджело — за детское поведение не к месту. Была ли тому виной внезапно нарисовавшая другая особа женского пола, захватившая внимание братьев? Может, отчасти. Однако больше Рафи беспокоили два других пункта: Лео (да, его из её головы… или более нежного органа не могло выбить ничего, как выяснилось) и очень странная драка. То ощущение — во время и после, какая-то странная растерянность, нехарактерная для них всех. Даже Майки никогда не был настолько невнимателен и неловок. На тренировках — да, бывало, но только не в серьёзных ситуациях. Рафи испытывала жутковатое ощущение — будто стала вместе с братьями невольной участницей пьесы, постановки, о которой их никто не предупредил. Или хуже — что, как послушная воле кукловода марионетка, выполнила требуемое точно по нотам. И братья тоже. Но довольно-таки быстро отложила свои неясные опасения по поводу битвы в сторону, потому как Дон тоже молчать не стал, начав «наезжать» в ответ. Майки же демонстративно дулся, не иначе как обиделся за щедрый подзатыльник… или пару подзатыльников. Рафи не считала, сколько раз, по её мнению, было нужно их дать. Впрочем, даже вздумай он вмешаться — ему бы пришлось постараться, чтобы вклиниться в эмоционально-взрывоопасный диалог родственников. — Вот уж от тебя слышать об ответственности — верх цинизма! — говорил Донателло, эмоционально размахивая руками. Он едва ли следил за дорогой. — Ты никогда не думаешь о последствиях, считая лишь свои поступки правильными. Какими бы спонтанно-глупыми они ни были! — То есть ты признаёшь, что ты сглупил? — Рафи была приятно поражена, что умный брат позволил себе такую оговорку. — Нет! Я говорю о… — А разве мы должны были не вмешиваться? — Майки всё-таки вклинился и смотрел на сестру с неподдельным возмущением. — Что, хочешь сказать, пусть бы её похищали те гадские типы-зараженцы Чужих?! — Вот именно! Как и сказал Майк (кроме Чужих, да), неужели ты позволила бы им её забрать? — Мы ни о чём не знаем! — вспыхнула несколько пристыженная Рафаэлла. — Кто их, людей, разберёт, может, эта рыжая с папашей по заслугам получили! Прозвучало, как девушка и сама поняла, обиженным, даже детским тоном. Словом, это совсем не выглядело весомым аргументом. Не то, не так она сформулировала. Братья посмотрели на неё с осуждением. — Ты же не всерьёз… — Это бред! — жёстко рубанул Дон, заставив младшего сделать шаг назад. — Это твоя разыгравшаяся паранойя! Почему тебе везде нужно искать подвох?! Почему не можешь принять, что просто девушка с отцом попала в плохие руки и мы её вызволили, как герои?! Ты же хотела стать героем, верно? И что тебе не нравится?! — Всё слишком просто! — «Не думала, что скажу это, но так и есть!» — поняла она причину своего беспокойства. Одну из. А другая… — И кроме того, у нас были и другие важные дела, если ты забыл. — Да, вроде погони за несуществующим братом, — неожиданно жёстко сказал Дон, заставив и Майка, и Рафи посмотреть на него с недоумением. Донателло встретил их взгляды без тени смущения. — Что? Скажете, что не думали об этом? Нет никаких доказательств его присутствия в городе. Ни-че-го! Только свидетельства отца, что он был. — А Рафаэлла? — робко спросил Майки, шокированный поведением умника. — А что с ней? — Донни пренебрежительно фыркнул, несмотря на то, что сестра стояла вот прямо рядом… и уже угрожающе сопела. — Очевидно, она провернула всё это, чтобы иметь возможность снова выходить на улицу. Браво, отличная актёрская игра! Только не думай, — теперь он обращался к ней, — будто обманула отца. Он ничего у тебя не расспрашивал, но не сомневайся, ждал твой честности… и не дождался. Знаешь, он будет разочарован в тебе, что ты не умеешь признавать свой обман. Сказала бы уже прямо, что не было никакого мутанта-черепахи! Если у тебя есть, к кому бегать на свидания, сказала бы нам, а мы прикрыли… Ну, после того, как убедились бы в его благонадёжности по отношению к тебе. — Что?! Да ты… да вы… — Рафаэлла потеряла дар речи, пришлось восполнять грубой силой, толкнув Донателло к стене туннеля. — Ты по себе меня не меряй! Я видела Леонардо, вот как тебя сейчас! Она поздно спохватилась, что проговорилась. И пришлось-таки рассказать правду, о том, что разговаривала с Лео, едва удержав при этом информацию о клане. Сказала лишь, что он в должниках у нехороших типов. Зато после, уже дома, она не проронила ни слова, предоставив братьям рассказывать отцу их версию событий. Девушка не пыталась вмешиваться со своими комментариями, даже не вслушивалась, что там брат говорил, просто на вопрос Сплинтера, так ли всё было, кивнула и попросилась к себе, сославшись на усталость. Сегодня Рафаэлла увидела Донни, милого, влюбчивого, иногда неловкого Донни с совершенно другой стороны. И ей это не понравилось. Особенно, как это и бывает, ранила правда — понимание, что где-то как-то он прав. Она не рассказала родным правду сразу… Но доверие Лео того стоило, как ей казалось. Ведь стоило же? Или она своими утайками сделала всё только хуже? «Мы могли найти и вытащить его раньше…» — эта мысль мучила её.***
В комнате Донателло, после разбора полётов со Сплинтером, который, конечно, был далеко не в восторге оттого, что его дети куда-то в очередной раз влезли, состоялся ещё один разговор тет-а-тет. — Знаешь, Дон, я начинаю тебя бояться. — Да, это было жёстко. — Жестоко. — Как скажешь. Но это необходимость — ради того, чтобы она сказала, что скрывала. — Да? Я не уверен, что это был не розыгрыш. — Майки? — Донни приподнялся с кровати, на которой сидел, но брат уже оставил его спальню. — Что ж за день-то сегодня такой? — риторически вопросил он и откинулся головой на подушку. Ему и самому было противно от себя, хоть и твердил мысленно: «Я поступаю правильно!». Дело-то в том, что, да, ему действительно трудно было поверить, что брат жив. После всех этих лет… Каково ребёнку-мутанту в городе, полном людей? Это Майки может верить в чудо, в добрую крёстную фею, например. И да, Дон не исключал — пусть ему было от себя противно — что Рафаэлла и правда никого не видела. И отец ещё не взялся её расспрашивать… Подозрительно всё это. И, наверное, он всё-таки перестарался, точно за язык его дёрнули по пути домой! Теперь вроде бы недомолвки разрешены, он должен чувствовать облегчение, только почему-то не чувствует. «Я поступил верно, да?» Жаль, никто не мог ответить на этот вопрос, относящийся и ко вмешательству, и к его собственному поведению с родными. Но он не жалел, что спас ту милую… да что там, в его глазах — прекрасную, точно все чудеса природы Земли! — девушку.***
Сплинтер, конечно, не был в восторге. Он-то понимал, что Донателло впутал брата и сестру во что-то скверное, ещё и пообещав незнакомке помощь. Но недоумевал, как Дон мог заставить сестру молчать, не выказывая негодования — а, зная дочь, им она была полна! «Это не так важно, — отдёрнул крыс себя. — Главное в том, чтобы мои дети не попали в ловушку». Конечно, он не исключал возможность, что всё было именно так, как описали мальчики. Всего лишь трагическое стечение обстоятельств, которым они стали свидетелями и помогли по доброте душевной. Повод для родительской гордости. Но какая-то деталь в этом рассказе его зацепила, он не мог понять — которая, и расстраивался из-за этого. «Нужно помедитировать, я должен разложить всё по полочкам, чтобы увидеть истину». Этим он и собирался заняться.