***
Приказ застал Эйприл врасплох. Она-то настроилась на долгую и кропотливую работу по внедрению, если исходить из задания. Даже жалко — ведь уже и контакт наладила… но проблема в том, что не с тем, с кем надо, как выяснилось. Донателло оказался весьма податливым, он звонил ей, они переписывались в течение дня. И это было довольно-таки неплохо. Хотя бы спасало от скуки — сидеть целыми днями в квартире оказалось трудно для её деятельной натуры. А чем там заниматься-то, кроме домашних заданий (настоящих, ибо она всё ещё проходила курс частной школы, пусть и в несколько нестандартном виде) и зарядки? Были бы хоть художественные книги какие, а так… В общем, Дон стал для неё спасением, а ещё, как выяснилось, неплохим репетитором по учёбе. Объяснял понятно, переспрашивал, нет ли вопросов, иногда забегал вперёд или отступал чуть назад, между делом рассказывая что-то интересное или смешное. Парень, очевидно, расцветал, оказавшись в родной ему стихии и получив благодарного слушателя. «Парня? Черепаху! Да, конечно, мне нельзя об этом забывать. Он — черепаха-мутант, а ещё он с семьёй — моё задание». Мама была права. Разделять работу и личную симпатию оказалось трудно. Она сама не знала, где заканчивается одно, а начинается другое. Тем более, для ниндзя они были не слишком-то скрытны. Она многое успела узнать о них, об их внутренних отношениях, о том, что они искали потерянного брата… И при этом лично общалась в основном с Доном. Майки и Рафаэлла показывались реже и, кажется, не знали, что умник ускользает к ней гораздо чаще. Неожиданным для неё стало сожаление, что эти зелёные ребята могли бы быть ей первыми друзьями-сверстниками, только вот это невозможно. Не с её работой. Она ведь знала, что рано или поздно ей придётся сделать то, что прикажут. Просто этот момент наступил слишком быстро. «А может, и в самый раз, — подумала она, глядя на экран мобильного, — чтобы я не успела привязаться к ним больше, чем позволено. Эх, что тянуть-то? Чем скорее я закончу, тем лучше. Для меня». И всё-таки её палец дрогнул, прежде чем нажать на кнопку вызова. — Привет, Эйприл! То есть… кхм!.. привет, Мастерская Донни на связи! — Привет, я не отвлекаю? — ей стоило усилия говорить, как ни в чём не бывало. — Нет, для тебя я всегда свободен. — У Дона на заднем плане что-то рухнуло. — Ой! Майки, аккуратней! Извини, я тут пытаюсь кое-что собрать, чтобы поиски Леонардо и твоего отца были быстрее. Похитители не давали о себе знать? — Нет, — девушка печально вздохнула. — Ни слова. Я уже начинаю думать, что это были пришельцы, как утверждает твой брат. Кому ещё бы понадобилось похищать безобидного учёного, не требуя выкупа? Я всё думаю, где он, что с ним… и что ничего не могу сделать для него. — А что твоя тётя? — Да ничего, всё ещё считает, что папа отправился на съезд, как и собирался до… похищения. Несуществующая тётя была слабым местом — то есть, конечно, было, кому её изобразить, и эта женщина даже мелькала в квартире пару раз, когда Дон, якобы незаметно, приходил поболтаться под окнами, убеждаясь, что Эйприл в порядке. Трогательная забота с его стороны, девушка оценила. А насчёт этой якобы тёти — пришлось придумать правдоподобное оправдание, почему она не хочет ей говорить об исчезновении «отца». — Может, всё-таки стоило ей сказать? Или обратиться в полицию? — Донателло чем-то зашуршал, и слышимость улучшилась. — Я тебе не указываю, не подумай! Но… — Ты хочешь, как лучше, я знаю, — успокаивающе произнесла она. Дон не хотел её обидеть, и иногда это выглядело довольно-таки трогательно. — Я бы тоже хотела, чтобы всё было так просто, но ведь свидетелей кроме вас нет, а мне одной, боюсь, не поверят. И я не хочу подставлять и её. – Да, верно, от камер наблюдения в том районе тоже никакого толка. Я пытался хоть номер машины найти, но куда там. — Дон, судя по голосу, был искренне огорчён. Но попытался её приободрить: – Ничего, всё равно мы найдём твоего отца. Верь. — Я верю. Дон, а может… Вы ведь очень заняты, я бы не хотела навязываться, но может, я бы вам помогла с поисками? Так мучительно сидеть одной в четырёх стенах, хотелось бы хотя бы что-то сделать. И пообщаться. К тому же я тут кое-что нарыла по форумам, вдруг поможет. Эйприл надеялась, что достаточно несчастным сделала голос, и что телефон его передал. — Да, да, конечно, я с радостью! И обсудим планы по поискам твоего отца, — казалось, он искал аргументы, но не для неё, а для… — Да, Рафи поймёт. Эм… Ну что, увидимся вечером? Где-то там, в их загадочном логове, которое она ещё не видела, кто-то закричал, что-то загремело — видимо, этого было достаточно, чтобы Донни закруглился. — До встречи! «Ну что ж, часть дела сделана, — кивнула Эйприл самой себе. — Скоро всё закончится…»***
— Ты опять с ней говорил, да? Дон съёжился под укоризненно-усталым взглядом Рафаэллы. Сестра, кажется, воспринимала каждый разговор Донни с Эйприл как личное оскорбление. С чего она так возненавидела рыжую — умник понять не мог. Вернее, не хотел понимать. За что можно ненавидеть его принцессу? Она здесь — пострадавшая сторона, а если у Рафи ревность играет… Ну что же, должна сестра сама справляться со своими детскими комплексами или взрослыми тараканами. Он решил дать отпор. — Да, я с ней говорил и буду говорить. А ещё — встречаться, вот как сегодня. — «И ничем ты мне не помешаешь!» — мысленно дополнил он. — Что? — Она попросилась со мной… с нами на поиски. Кроме того, нам нужно обсудить, что ей удалось узнать. Рафаэлла, к удивлению брата, спорить не стала, но оставила всё-таки за собой последнее слово: — Сэнсэй сказал, не стоит ей слишком доверять, ты сам слышал. Изволь держать себя в руках. Девушка не отказала себе в удовольствии хлопнуть дверью — маленькая месть за подпорченные нервы. Дон изводил своей влюблённостью! Рафи ещё поняла бы и перетерпела, будь братец тихим влюблённым, томно вздыхающим в спальне над фотографией возлюбленной. Пусть бы хоть так! Но пересказывать за завтраком каждый звонок или сообщение, фантазировать вплоть до свадьбы-детишек-старости-вместе… Это всё-таки перебор, тем более, они встретили эту девчонку всего несколько дней назад и при странных обстоятельствах! Как можно вот так доверять ей какие-то высокие чувства и, более того, ожидать, что все в семье проникнутся доверием к незнакомке? В общем зале её догнал Микеланджело — всё равно Дон наверняка не заметил ухода ещё одного слушателя, который на протяжении обоих разговоров находился в мастерской. — Почему ты так злишься на него? — поинтересовался младший, доставая между тем заначку чипсов из-за диванной подушки. — Не на него, а на ситуацию в целом, — ответила Рафи. — Наш брат неизвестно где, а мозг команды погряз в шурах-мурах с мутной девчонкой! Тебя это не беспокоит? — Не-а, любовь — это прекрасно! — он расплылся в улыбке, но, поймав угрожающий взгляд сестры, попробовал вывернуться: — То есть, конечно, поиски Лео тоже важны, но мы ведь продолжаем его искать, да? Если между делом мы поможем хорошему человеку, это же никому не повредит? Карма и всё такое, как говорит сэнсэй. Рафаэлла раздражённо вздохнула и молча двинулась в додзё, но через секунду её притормозил голос Майка: — А я знаю, почему ты так не принимаешь возможный роман Дона и Эйприл! «Возможный? Ну-ну. Ты оптимист, братишка». — И почему же? — Потому что сама не можешь быть с тем, кого любишь! Завидуешь! Микеланджело был достаточно научен, чтобы заявлять такое уже на старте. Преследовать его Рафаэлла не стала (отложив месть, но не забыв), отправившись вместо этого в додзё, где принялась за разминку. «Дон ведёт себя, как идиот! — думала она. — Не хочу выглядеть так глупо! И никакая это не ревность или зависть, Майки — выдумщик. Меня же вовсе не это волнует, но не объяснить же…» Младший брат так и не выбил из своей «светлой» головушки, что нет у Рафаэллы никакого парня, по которому она тоскует. И не надо её перед отцом и Доном прикрывать, как он предлагал недавно! Тем более — даже если бы у неё и правда было свидание — рассказывать ему подробности она бы не стала! И советы от него ей не нужны! Будто за все годы жизни в компании двух братьев и отца она не поняла, что нравится мужскому полу… Уж тут она отлично может обойтись и без советов Майки. Тем более, ей не к кому их применить. А что же касается подозрительной Эйприл… У Рафаэллы уже случился небольшой разговор с отцом на эту тему. — Что тебя беспокоит в вашей новой знакомой, дочь? — Сплинтер спрашивает негромко, не подходя близко. Рафи отвечает, лишь закончив упражнение, в которое вкладывает излишне много силы. Как ни странно, сэнсэй не делает ей замечания, а терпеливо ждёт. — Вы же сами говорили — нельзя доверять незнакомцам. — Верно. А ещё — что нужно полагаться на чутьё. Если отбросить всё лишнее, такое, как предвзятость, скажи, что тебе говорит чутьё? Что-что, а у Рафаэллы всегда была хорошо развита интуиция. Только вот девушка, под влиянием бушующих чувств, бывало, не прислушивалась к ней. Черепашка колеблется, неуверенная, стоит ли говорить. Но зная, что отец не уйдёт без ответа, она всё же признаётся: — Я не думаю, что она желает нам зла. Просто… не знаю, как описать. В ней есть какая-то фальшь, и мне это не нравится! — Понимаю. Если позволишь, я дам тебе один совет: сперва узнай её немного лучше, присмотрись. Тогда уж и суди. Но, если Донателло спросит, это не разрешение вести её в наш дом. Рафи, сперва отнёсшаяся к этому совету с пренебрежением, успела остыть и обдумать его, придя к выводу, то Сплинтер, вероятно, прав. Дон не послушает, ведь у неё из аргументов только «какая-то эта Эйприл подозрительная!», а вот будь у неё что-то посущественнее… Действительно раздражало, что она не могла сформулировать даже для себя, чем же рыжая вызвала такое неприятие. Что-то царапало её, смутное — и Рафаэлла никак не могла поймать эту мысль. В итоге решила, что проблема в недостатке информации. Им почти ничего не было известно про эту девушку. «Ну значит, воспользуюсь сегодняшней встречей, чтобы узнать о ней как можно больше, — успокаивала она себя. — Если подозрения подтвердятся, и она действительно опасна, отец встанет на мою сторону, а тогда уже Дону с Майки деваться будет некуда». Её раздражало, что Дон пускает слюни из-за первой встречной девчонки, а ей, Рафи, нужно тоже на неё отвлекаться, чтобы понять, благонадёжна ли Эйприл, тогда как Леонардо где-то там, возможно нуждается в помощи. Тратит время зря. Казалось, лишь она по-настоящему ищет Лео, а остальные относятся к этому спустя рукава. Будто уже не верят, что он найдётся. С желанием вывести Эйприл на чистую воду вечером Рафаэлла приняла предложение рыжей пообщаться отдельно, по-девчачьи, когда они встретились в парке. И, слушая бессмысленное щебетание — неважно, о чём, одежде или, может, о школе — черепашка никак не ожидала, что её подозрения сбудутся так быстро. Всё-таки её застали врасплох. Братья остались на поляне обсуждать маршрут, а они — Рафи и Эйприл — уходили дальше по лабиринту из живой изгороди. У Рафаэллы даже голова кругом шла от трескотни Доновой «принцессы», только этим много позже черепашка объясняла для себя ту оплошность — что она не заметила подвоха, пока не стало слишком поздно. — Ничего личного, — внезапно прервав свою беззаботную болтовню, негромко и безразлично, что контрастировало со всем прошлым монологом, произнесла Эйприл, отставшая от Рафи на шаг. — Просто работа. Мутантка вскинулась, но быстрее, чем она успела швырнуть выдернутый из-за пояса сай, в её шею впился дротик. Только и успела она выдохнуть: «Ты…», прежде, чем её стала стремительно затягивать тьма. — Прости, — тихо сказала Эйприл. Она заставила себя не слышать — звуки короткой драки, резко оборвавшиеся (агенты знали своё дело), обрывочные переговоры людей и их эмоции. В груди всё ещё жгло от не её недоумения и горького понимания. Рафаэлла была очень яркой в эмоционально плане, чувствительной. Рядом с ней рыжая шпионка ощущала искреннее беспокойство Рафи о ком-то очень важном — иначе с чего бы о нём так волноваться? Этим они были похожи, так же ведь и Эйприл волновалась за родителей. И вот теперь-то, глядя, как Рафаэллу уносят в фургон Организации, Эйприл с удивлением поняла, что не может воспринимать зелёную семейку только как объекты работы. «Значит, хорошо, что работа завершена», — мысленно сказала она себе. — А их разве не берёте? — спросила девушка у командира группы, когда увидела, что Майки и Дона, так же усыплённых, оставляют лежать под прикрытием кустов. — Сказано доставить только ту, что в красном, — доброжелательно сказал единственный мужчина не в форме, доктор Линднер. — От остальных нужно было взять только образцы, — он продемонстрировал соответствующий чемоданчик, где хранил пробирки и минимум инструментария. — Не переживай, их вырубили маленькой дозой. Скоро очнутся. Да, а ты с нами едешь или своим ходом? — С вами. Эйприл очень хотелось бы прогуляться самой, прочистить голову, но она опасалась, что скорее выйдет наоборот. Привычная обстановка должна была подействовать лучше.***
Бишоп выслушал отчёт о захвате черепашки-девушки и отдал распоряжения насчёт дальнейших действий — куда её доставить по прибытии и что делать после. У него самого было и другое дело, но он колебался: с одной стороны, не хотелось торопиться, с другой же — Шреддер, нетерпеливый по какой-то неясной причине. С чего бы ему волноваться, когда Бишоп не давал такого повода? Наоборот, создавал видимость заинтересованности в сотрудничестве и обоюдной полезности их союза. И всё-таки глава клана Фут требовал скорейшего возвращения черепахи. «Перебьётся. Верну не раньше, чем сам получу желаемое. К сожалению, чтобы подгадать нужный момент с остальными черепахами, ушло много времени. Но подготовительный этап уже завершён, Шреддеру не помешать мне… Жаль, результатов я уже не увижу». Проклятый артефакт подавал настойчивые сигналы всё чаще, стало быть, в ближайшие дни он утянет Бишопа в очередной мир, где придётся начинать всё с начала. Такой уж дар… или проклятье. До этого ему нужно успеть всё подготовить, чтобы этот мир шёл дальше в нужном направлении. В том, который посчитал необходимым Джон. Он был уверен, что для этого его и забросило сюда. «И всё-таки, каков талант, — раздумывал он, ожидая Леонардо. — Этот мутант смог выявить несколько дыр в защитно-охранной системе нашего объекта и отловить не только подставного шпиона, но и настоящего. Я сделал правильный выбор». Он мог бы просто отправить Леонардо в лабораторный корпус, но отчего-то ему было важно увидеть его, заверить в своих добрых намерениях. «Я прежде всегда просто приказывал, и это обернулось достаточно скверно. Пора сломать традицию. Быть может, он вспомнит об этом разговоре позже и согласится со мной». Он и сам не смог бы объяснить, отчего это вдруг стало так важно. Прихоть, возможно. Джон Бишоп счёл, что может иметь право на маленькую слабость — подыграть своим желаниям. И вот он смотрел на стоявшего перед ним мутанта. Узнавал и не узнавал его. Этот Леонардо не был лидером почти непобедимой дружной команды. Он одинок. Лишь недавно узнал, что он не единственный из своего вида, одновременно с этим оказавшись в непростой ситуации из-за клана Фут. Бишоп отлично видел, что Лео не в восторге от службы Шреддеру — как и от его Организации, впрочем. «Да он — не тот, кого я помню. Однако у него есть все шансы таким стать, учитывая присутствующую в нём преданность и честь, не говоря уже о природных способностях. А если его направить в нужную сторону и дать верный стимул, выйдет как раз тот, кого я хотел бы видеть во главе…» — Ты показал себя весьма полезным и способным, — начал Бишоп, сложив руки. — В другой ситуации я бы немедленно предложил тебе стать моим агентом. С учётом обстоятельств, боюсь, этому предложению придётся подождать. Пока же поговорим о тебе и вознаграждении за отлично проделанную работу. Леонардо бросало в дрожь от этого человека. Как и Шреддер, глава этой Организации производил сильное впечатление — от ощущения внутренней силы и власти. Хотя и несколько по-другому. Цели его оставались неясными, а это действительно напрягало, ведь сам Лео был заложником, возможной жертвой в неизвестных планах. Хотел бы он сказать сейчас: «Вытащите мою приёмную мать — и мы в расчёте». Только… довериться и тем более доверить ему Эллу? Привитая подозрительность не позволяла это сделать. Как выбрать меж двух зол? «Но может ли быть хуже? Рискнуть? Или…» Он мог бы отважиться и попросить за Эллу, если бы Бишоп его не опередил: — Твой потенциал — и потенциал тебе подобных — не должен пропасть зря. Поэтому я предоставлю вам бесценный дар — дар жизни. Леонардо застали врасплох — он вскинулся от неожиданного предложения (или, вернее сказать, от извещения), но только секунду назад мирно сидящий на своём месте человек метнул в него миниатюрный дротик. Так точно и так быстро, что даже ниндзя едва заметил движение. — Что вы… — черепашка пошатнулся, сделав шаг вперёд. Голова закружилась. Или мир зашатался? Лео не сказал бы точно, зная лишь, что всё вокруг стремительно размывалось, точно акварельные краски — водой. Голос недавнего работодателя (в ужасном контрасте) звучал всё так же сухо, будто и не произошло ничего, а уж что именно он говорил… — Видишь ли, я не могу допустить, чтобы мир рано или поздно бесследно утратил черепах-ниндзя. И я решил сделать всё, чтобы ваш род не прервался. Быть может, ты не сразу поймёшь, однако когда-нибудь это случится, и тогда ты оценишь по достоинству мой щедрый дар… Бессознательную черепаху вызванная охрана транспортировала в лабораторные комнаты. Бишоп их сопровождал — не оттого, что не доверял, но дабы самолично проконтролировать все подготовительные этапы. Его появление внесло в ряды (громкое слово для двух учёных и трёх лаборантов) умной команды лёгкую суматоху. Он мог бы сказать, что они испытывают: жгучий интерес, недоумение и, определённо, любопытство тем, что (и для чего) он планирует делать с доставленными мутантами. — Предварительную подготовку первой черепахи завершили? — Да, сэр, — отрапортовал старший лаборант. — Отлично, теперь фиксируйте её… пожалуй, учитывая, что они черепахи, лучше в позе, соответствующей этому виду. Для начала. И не забудьте про афродизиак. Нам нужно, чтобы у них не было возможности думать трезво. Для их же блага.***
Рафаэлла выбиралась из сна, точно пыталась пройти сквозь колючие кусты — «ветки» цепляли её, тормозили, от усилий было жарко. И становилось ещё жарче, хотелось поскорее проснуться, чтобы умыться холодной водой, остыть, наконец. Но лучше не стало, когда её выкинуло в действительность. Жар никуда не делся, лишь сконцентрировался в основном внизу живота, а в голове будто стучали маленькие молоточки. Она попробовала пошевелиться — и едва двинулась. «Что со мной?» Конечности — будто ватные, тяжёлые. И всё тело по ощущениям такое же, неподъёмное и ужасно горячее. И при этом ей хотелось двигаться. Куда-нибудь, желательно окунуться в прохладную водичку. Или ей казалось, что хотелось именно этого. Странная жажда охватывала её: жажда чего-то, а чего — девушка ещё не могла понять, лишь бы утолить это. Она не понимала, что с ней. Попытки вспомнить предысторию её бессознательности тоже ни к чему не привели. Да она даже далеко не сразу разобралась, в какой позе она находится! Странное ощущение мира вокруг отступало на второй план по сравнению с её общим самочувствием. «Рано паниковать, — сказала она себе. — Как говорил Донни? Если попали в подобную непонятную ситуацию, нужно сперва аккуратно оценить состояние организма. Не дёргаться резко, только медленно попытаться пошевелиться». Выяснилось, что она может-таки чувствовать и шевелить (чуть-чуть — и это плохая новость) руками и ногами. Голова же лежала на некой небольшой подушке-подставке, а в районе шеи и затылка её кожи касался фиксирующий ремень, не слишком тугой, но ощутимый. Другие ремни она смогла почувствовать на руках и на приподнятых в коленях и чуть раздвинутых ногах, крепящие их к полутвёрдым подставкам. Всё это обеспечивало зловещий минимум движений. К тому же, хоть девушка не могла точно сказать, кажется, и корпус её тоже был закреплён. Итого она оказалась зафиксирована карапаксом вверх, открыто и без шанса вырваться. «Я что, угодила к каким-то безумным учёным? — напряжённо размышляла Рафи, хоть мыслить чётко становилось всё трудней сквозь непонятный зуд и невнятную потребность в чём-то, распространяющуюся по телу. — Но как? Мы… Я помню, мы искали Лео. ПрЫнцесса Дона увязалась за нами… Потом… Что же было потом? Она набивалась ко мне в закадычные подружки, что-то рассказывала. И мы куда-то шли. Эта гадина заманила нас в ловушку?!» По всему выходило — именно так всё и было. Её опасения сбылись, но удовлетворения она не чувствовала, только горечь и страх. Последний несколько притушил жар, хоть и не до конца. «Итак, я лежу… если это можно так назвать… пластроном вниз на какой-то конструкции. Хоть не операционный стол, наверное, это хорошо. — Конечно, после просмотра некоторых фильмов, где инопланетяне или ещё какие монстры попадали в руки человеческих учёных (ещё стоит разобраться, кто там монстр, к слову), тот самый страшный стол под яркими лампами и с непременным столиком для ужасающего вида инструментов являлся Рафи и её братьям в кошмарах. Сейчас, с такого ракурса, правда, понималось, что неважно, как и где — вряд ли её ждёт что-то приятное. — Надеюсь, братья в порядке…» Надежды на то, что их не тронули, у неё не было — очевидно, Эйприл отвлекла её, отделила от братьев, чтобы было легче их всех повязать. «Если выберусь живой — одной рыжей предательнице не поздоровится! И Донни тоже!» Злость помогла не впасть в панику, усиленную ещё и тем, что рот у неё тоже был чем-то заткнут, а ещё… она запретила себе думать о странном ощущении в районе хвоста. И та же злость простимулировала рационально-холодную её часть на поиск способов выбраться. Девушка принялась осторожно шевелить руками, надеясь найти слабину, но внезапно замерла: где-то позади раздалось негромкое шипение, а после — шаги. И запах. Необычайно притягательный аромат коснулся её носа и возродил пламя там, внизу. Не сразу, но достаточно быстро. Это было похоже на подкинутую в почти затухший костёр спичку с растопкой вместе. Этот-кто-то-очень-притягательный, сильный и невероятно нужный, приближался… А Рафаэлла поймала себя на мысли — и это была её последняя связная мысль — что хочет, чтобы он шёл быстрее. А потом её с головой затопило цунами смеси возбуждения, стыда и лёгкого страха — но последний вскоре стал лишь тенью и спрятался, хоть и не исчез совсем, где-то в ней. И… дальше всё смешалось, закружилось. Было больно, было до ужаса отвратительно и жгуче стыдно… А ещё (воспоминание об этом потом вызовет бурю противоречивых эмоций и мыслей) ей было парадоксально хорошо — вот так сгорать, поглощённой моментом, упиваться близостью того, кто так великолепно пах, подчиняться ему. Никогда Рафаэлла не могла даже подумать о таком! Но её, казалось, больше не существовало — она растворялась и была счастлива, радостно принимая в себя горячую твёрдую чужую (казалось, уже родную) плоть. Нужный, её. Так, как должно.***
— Ты понимаешь, насколько чудовищен твой поступок по отношению к ним? Бишопу не нужно было оборачиваться — он и так прекрасно знал, чей это негромкий голос ворвался в относительную тишину лаборатории. Женщина в офисном сером костюме изящным движением заправила платиновую прядку волос за ухо. На своего начальница она не смотрела, взгляд её был обращён лишь на происходящее в отгороженной экспериментальной комнате. Она не могла перестать, пусть её дико коробило от понимания творимого насилия над двумя разумными, чувствующими существами, которых накачали различными веществами, подавляющими волю и Бишоп знает, чем и для чего ещё. — Я видела отчёты, — продолжила она гнуть свою линию, осознанно избегая упоминаний о своих возможностях. Нельзя было упоминать о них — как из-за присутствия посторонних, так и из-за нежелания лишний раз напоминать Джону. — Они разумные существа, а твои опыты над ними… — Бесчеловечны? — Скептически поднятая бровь Бишопа была способна смутить кого угодно. О, сколько он мог высказать одним лишь этим жестом! И презрение, и сомнение в умственных способностях собеседника… — Если ты так переживаешь о них, могу сказать, что поступаю им во благо. Они увидят, и ты тоже. Позже. И тогда, надеюсь, меня вспомнят с благодарностью. А если и нет… Я всё равно буду знать, что прав. Не за «спасибо» я это делаю, знаешь ли. — И что потом? — спросила, немного помолчав, женщина. — Ты их оставишь здесь или… — Или. Леонардо, к сожалению, ждёт не дождётся Шреддер. Насчёт Рафаэллы у меня тоже есть план. Я уже составил список распоряжений, Элизабет. Тебе предстоит следить за их исполнением. Секунду понаблюдав за изумлённым лицом будущей преемницы, Бишоп отошёл к учёным, с беспокойством совещающимся в сторонке. Элизабет постаралась не прислушиваться к негромкому разговору. К её величайшему сожалению, так же отключиться от эмоционального фона у неё не получалось. И стоило порадоваться, что она могла улавливать лишь «громкие» отголоски чужих эмоций. Подавленные были ещё хуже, так что, будь Элизабет более восприимчивой, как Эйприл, ей было бы совсем трудно. «К счастью, дочка сейчас у себя. И приняла снотворное, надеюсь». Иначе было боязно представить, что испытала бы дочь — от лавины (куда сильнее, чем улавливала Элизабет!) совокупных эмоций насилуемой и насилующего, а также понимания, что с ними будет после. Эйприл ведь проходила практику-наблюдение в больнице и представляла это мучительное «после». А мутанты, как успела убедиться Элизабет, в такой ситуации не отличались от людей. И эта черепашка, как та девчушка из больницы, тоже будет бояться, её буду мучить кошмары во сне и наяву. Но… «Нет, этой Рафаэлле предстоит что-то худшее — как из-за понимания, что её использовали целенаправленно, а не как случайную жертву, так и из-за последствий, — тяжело вздохнула женщина и положила ладонь на стекло. — А ведь парню-то тоже не позавидуешь…» Элизабет видела Леонардо всего два раза, не общаясь лично, но он производил приятное в целом впечатление. Он делал свою работу честно и добросовестно, хоть и не желал находиться здесь; он волновался за других — женщина могла почувствовать это, но не понять, на кого направлено его беспокойство. Он не думал о личной выгоде, что значительно отличало его от большинства работников Организации. И то, что его ждут муки совести и раскаяния (пусть он и не виноват) — это виделось Элизабет чрезвычайно несправедливым. «Чего бы Джон ни добивался — можно было сделать это иначе». Увы, она не могла ничего изменить — слишком хорошо знала, что Бишопа почти невозможно переубедить. Уж точно не тогда, когда он видит цель, а процесс движения к ней запущен.***
Рафаэлла не могла сказать, сколько провела в том странно-пугающем состоянии. Вечность, казалось ей. Она сходила с ума, потерявшись во времени, не могла бы даже назвать своё имя, спроси её кто-то вдруг. В какой-то момент ей даже показалось, что её душу вытряхнуло из тела и теперь она болтается рядышком, наблюдая за непотребством, творимым с её телом. Тогда-то отрешённый (увы, ненадолго) ум выудил из памяти понятие, которое, как она справедливо считала, никогда не будет к ней применено. Изнасилование. Девушка никогда не могла представить, что кто-то покусится на неё, черепаху-мутанта, только, видимо, накаркала. А затем мозг ещё немного пошевелился, сопоставил факты и подправил вывод: это изнасилование-эксперимент. Ничем не лучше, на самом деле. Уличный маньяк-пьяный-псих-извращенец её мог бы отпустить после, а вот учёные… Додумать не получилось. Третий… или уже четвёртый?.. девушка не могла сказать, какой по счёту это был раунд — давался труднее как за счёт ослабления действия возбуждающих препаратов (она с опозданием сообразила, что её чем-то накачали, иначе едва ли можно объяснить испытываемый ею в начале восторг и ненормальную жажду продолжения), так и из-за дискомфорта в нежном месте. На самом деле, слово «дискомфорт» — сильно преуменьшало жжение и ощущение, будто её тело разрывает надвое. Бёдра тоже болели, Рафи не удивилась бы, будь там кровавое месиво. Она так хотела вернуться в состояние тупого безразличия к происходящему… Когда блаженное забытьё накрыло её, на лице черепашки появилась слабая улыбка.