691-й год империи, месяц Бурь, Сэленас
Император умер прошлой ночью после почти месяца страданий от загадочного недуга. Не то что бы новость трогала какие-либо струны души Фрея Марэтелля: в столице смерть была самым обычным делом. Как глава тайной канцелярии Его Императорского Величества, Фрей знал многое — и молчал о многом. Он привык принимать человеческие пороки как должное, но от главы государства все-таки ждал чего-то большего. Увы, венценосный покойник умел разочаровывать. Крестьяне голодали, но, только завершив очередную войну с Доласией, империя уже стояла на пороге новой: непомерные пошлины на ввоз товаров из королевства Теведра вконец накалили и без того напряженные отношения с южными соседями. Так еще и крестьянские волнения в герцогстве Нирланд грозили перерасти в погромы: сказывался повальный неурожай и сопровождающие его страшные слухи. Нет, лорд-шпион знал, что не только он возлагает определенные надежды на нового правителя, уже через пару дней обязавшегося принять императорское имя. Совсем скоро Кенред Деоринг станет Латурианом XVII, вслед за своим отцом, носившим шестнадцатый номер. Но все это, конечно, не отменяло множество домыслов вокруг скоропостижной кончины старшего Деоринга. Карканье ворона отвлекло Фрея от раздумий. Большая черная птица сидела на жердочке неподалеку, раздраженно переступая с ноги на ногу. Ее желтые глаза-бусинки глядели на господина почти взбешенно. — Подожди, Тень. Осталось немного. Мальчишка, помогавший лорду-шпиону подогнать по фигуре белое траурное одеяние, напряженно вздрогнул, но продолжил вдевать в бархатную, расшитую черным жемчугом ткань булавки. Подол стелился по полу, а воротник казался до странного высоким, доходя едва ли не до ушей. Сквозь разрезы в рукавах проглядывал узор жиппона. Не все так плохо... Но за два года после похорон дядюшки, занимавшего пост главы тайной канцелярии до Фрея, тот исхудал и осунулся до того сильно, что старая одежда висела, а огромные янтарные блюдца глаз на бледном изможденном лице могли и напугать. Фрей смотрел на себя в зеркало — и едва сдерживал едкие усмешки. Куда делся некогда первый красавец столицы? Проседь в черной косе, хмурый взгляд и трость в руках — отнюдь не для образа. А ведь он еще далеко не старик… В комнате стоял приятный полумрак, услужливо скрывающий скромную обстановку, но в городе уже шли приготовления к проводу старого императора в последний путь. Главную улицу Дворцового квартала осыпали лепестками тысяч красных цветов: так мертвецу указывают дорогу к усыпальнице. Совсем скоро провезут мимо этих окон и тело, но к тому времени Фрею стоило бы уже присоединиться к процессии. Все-таки он по-прежнему занимал важный пост при дворе, как и почти все его старшие родственники до него. Неожиданный укол острой иглы заставил Фрея шикнуть, прижимая руку к груди. Мальчишка так и замер — не просто бледный, а, казалось, позеленевший. Лорд-шпион поджал губы, выслушивая робкие едва слышные извинения слуги под насмешливое карканье Тени. Этот парень лишь недавно попал в особняк Марэтеллей, а сегодня, должно быть, он впервые увидел… Фрей выдохнул, скользнув взглядом по старым ожогам на своих ладонях. Такие же, если не хуже, покрывали почти все тело, кроме, разве что, лица — его лекарям удалось спасти. — Свободен, — бросил коротко, едва ли не морозом обдало, и юнец тут же поспешил скрыться за дверьми. Так резво, что споткнулся о высокий порожек, едва не рухнув на пол. До чего нелепо. Лорд-шпион взял со стола перчатки из темной кожи и неторопливо скрыл в них досадный отпечаток своего прошлого. Конечно, одежда не могла стереть память придворных, но редко кто решался в лицо дерзить самому графу Марэтеллю… А слухи… Они всегда стелились за Фреем следом. С годами даже законченные гордецы привыкают к шепотками за своей спиной. Наконец, он надел на средний палец фамильный перстень, украшенный гербом — совой, сжимающей в когтях змею. Вновь раздалось карканье, на сей раз будто осуждающее — и Фрей, фыркнув, протянул руку, приглашая ворона: — Если их не наказывать хотя бы словом, уважения к лорду хватит ненадолго. Сам ведь понимаешь, Тень. Птица с готовностью спикировала на плечо господина, и тот не удержался — легонько щелкнул крикуна по массивному клюву, прежде чем покинуть свои покои.***
В воздухе витал сладкий запах лилий, а от безумного количества белого цвета повсюду у Фрея начинала кружиться голова. Процессия тянулась невыносимо медленно, проходя по устланным алыми лепестками улочкам, слышались рыдания плакальщиц — те старались, будто за проводы императора им пообещали целое состояние. Традиции похорон с каждым годом казались лорду-шпиону все более забавными: чем хуже был человек при жизни, тем более святым его пытались показать, внося в семейную крипту. Стоит полагать, что, хороня самого Фрея, его назовут едва ли не первым праведником империи и скорбеть будут так сильно, словно потеряли одновременно друга, жену, мать и любовницу. Он уже не впервые спускался в усыпальницу Деорингов, но всякий раз невольно внутренне вздрагивал, ловя на себе взгляды пустых глазниц изваяний львов, украшавших каменные ворота. Внутри — спокойнее. Лишь черный камень и бесчисленные саркофаги в ряд: императоры, их жены, сыновья и братья. Все шесть веков империи здесь. Фрей чуть сильнее сжал лилию в руке: совсем скоро он будет обязан положить ее в могилу усопшего, чтобы потом тот покоился в россыпи белых бутонов. Старая традиция. Нелепая вера в то, что цветок скорби поможет душе смириться с неизбежным концом и не пытаться задержаться в этом мире. Ведь все, от императора до портовой шлюхи, будут поглощены Тартасом там, за гранью смерти. Дядюшка говорил, что это даёт повод наслаждаться жизнью. Фрею же казалось, что напротив — лишает существование любого смысла. Очередь гостей, от самых титулованных до баронов и малоземельных рыцарей, растянулась так далеко, что крипта не вмещала всех. Впрочем, Фрей бы предпочел оказаться там, на свежем воздухе. Аромат цветов и тлена — странная смесь, и лорд-шпион уже знал, что этот запах еще месяц будет мерещиться ему на одежде, в духах придворных и даже в сточных канавах. Но навряд ли кто-либо из присутствующих мог заподозрить его в этой слабости: лицо Фрея и само походило на посмертную маску. Каждый склонялся над телом, шептал последние слова покойному и, положив лилию в открытый саркофаг, покидал последнее пристанище венценосных мертвецов. Белые жрецы молчаливо наблюдали. Их лица скрывали медные полумаски, зловеще мерцающие в тусклом свете факелов, но Фрей знал, что обнаружится, если хоть один из них откроет рот — выбирая траурный цвет одеяний, они вырезают себе языки. Безмолвные, лишенные эмоций и чувств. Они стояли между двумя мирами, как привратники. Наконец, и Фрей сделал шаг к саркофагу, лишь сейчас заметив, что тот украшен вовсе не мозаикой, а россыпью ракушек. Что же, старик всегда был эксцентричным… Хотелось бы сказать, что он казался спящим, но, увы, это было не так. Заострившиеся черты лица некогда развеселого и крепкого для своих лет светловолосого южанина — дело обычное для мертвого, хотя за время болезни, он, казалось, потерял не меньше двадцати килограмм веса. Внимание лорда-шпиона невольно привлекло совсем иное. Несмотря на все попытки скрыть следы разложения за одеждой, на шее все же просматривалось трупное пятно необычного серо-коричневого цвета. Вдруг лорд-шпион осознал, что стоит, молча глядя на тело уже слишком долго. Это начинало привлекать внимание, а потому он наконец склонился к покойнику, будто невзначай коснувшись кожи его лица, размещая лилию у головы: — Надеюсь, ты не станешь отравлять другим жизнь даже из саркофага, — шепнул едва слышно, ловя на себе взгляд равнодушных глаз жреца. Но затем Фрей привычно выпрямился и похромал к выходу, опираясь на трость. Очередь двинулась дальше — всем хотелось скорее покончить с ритуалами и перейти к поминанию усопшего, и лорд-шпион тут не был исключением. Лишь выйдя на солнечный свет, он притормозил, рассматривая следы белил на черной коже перчаток.***
Плакальщиц не могло заглушить даже переливчатое звучание арфы и флейт, а Фрей влил в себя уже шестой кубок крепкого южного вина: терпко-сладкого на вкус. Он не пытался поддерживать разговоры. Да, как жаль, что Шестнадцатый император покинул нас так рано. Ох, он был еще полон сил, он столько сделал для страны, подавил с пять крупных восстаний. Несмотря на род занятий, лорд-шпион быстро уставал от необходимости лицемерить, пусть и не уступал в этом искусстве ни одному человеку в зале. Зато он много слушал, запоминал, подмечал. Молодой лорд Эккори слишком близко к фрейлине новоиспеченной императрицы… Леди Авалос не похожа на тех, кто напропалую крутит интрижки сразу же после жуткой смерти любовника. Конечно, воздыхателей, несмотря на неуклонно приближающийся четвертый десяток, у Зандры хватало всегда. Даже Фрей, всю жизнь равнодушный к противоположному полу, порой восхищался прелестью миниатюрной беловолосой южанки. Не удивительно, что вдова Флориана Карнаргонда сразу после поражения супруга оказалась в постели Шестнадцатого, а следом — заключила новый выгодный брак. Будто поймав взгляд Фрея, леди Зандра спешно поднялась со скамьи. Ей шли белые шелка, но лорд-шпион не сомневался, что доласийский крой с его завышенной талией и неприличным количеством ткани был избран отнюдь не для того, чтобы покрасоваться на тризне: в этих многослойных юбках не трудно скрыть что-либо. Ничего удивительного: даже на похоронах каждый решал собственные проблемы, заключались и расторгались союзы, строились заговоры. Этот прием отличался от любого другого лишь цветом одежд и раздражающим шумом женских рыданий. Во главе стола — императорская семья. Кенред Деоринг, единственный законный наследник Шестнадцатого, чуждо смотрелся рядом с южанами. Скорее уж его оливкового цвета кожа и смоль волос наталкивали на мысли о жителях королевства Теведра, даже фигурой он не пошел в своего отца. Когда тот напоминал скалу, его сын — кипарис. Такой же стройный и гибкий. И десятилетний принц Цирилл, тихий и скромный мальчик, обликом так схожий с дедом... В отличие от юной принцессы Фернанды, пошедшей в мать. Дева совсем скоро должна была войти в брачный возраст, и уже сейчас многие лорды примерялись к завидной невесте. По правую руку от Кенреда сидел герцог Нирланда — Лисандр Ноэр. Светловолосый красавец, первый меч империи, семь лет назад подавивший восстание Карнаргонда. Лишь длинный рубец от носа до самой шеи портил его лицо. Великие лорды открыто шептались, будто влюбленные, не особенно стесняясь взглядов посторонних. И хотя, в отличие от той же Доласии, имперцы не осуждали отношения между мужчинами, такой откровенный фаворитизм не мог не раздражать честолюбивых придворных. Но Фрея больше заботила императрица. Алеанора Доласийская несомненно делала все, чтобы прийтись ко двору. Ее платье пошито по здешней моде, корсет из китового уса затянут до опасного сильно: несчастная лишь чудом умудрялась дышать, пышные каштановые кудри заплетены в косы и убраны под богато украшенный жесткий чепец, даже жемчуг ее ожерелья — и тот привезен с южных земель Нирланда. Вот только за все время супруг не удостоил ее даже взглядом. — Ноэр слишком много о себе возомнил. Если кузен вздумает дать этому выскочке еще земель, я за себя не ручаюсь, — послышался неподалеку раздраженный полушепот Каллиста Деоринга. Ему тут же ответил что-то успокаивающее его собеседник, но сам Фрей не поставил бы и хромого мерина на то, что вскоре не сменится власть во Флосте. ... В конечном итоге, щебетание придворных вконец опостылело, и лорд-шпион поднялся из-за стола. Многострадальное колено тут же раздалось болью, но он лишь чуть сильнее сжал трость. И слепой поймет, в чем слабость хромого калеки, но Фрей не желал лишний раз радовать своих недругов. Казалось, не вдохни он сейчас воздуха без приторного аромата лилий и неприлично популярных в столице коричных духов, — точно рухнет прямо на мраморные плиты пола. По пути сделав еще несколько глотков из кубка, Фрей вышел на балкон. Сэленас уже укрыло покрывалом сумерек. С высоты дворцовых башен открывался вид на поблескивающий алым высокий шпиль храмового комплекса — самое крупное здание столицы. Когда-то давно, едва покинув Рейкку долгие десять лет назад, Фрей нашел бы зрелище зажигающихся огней в окнах тысяч домов восхитительным. Только вот двадцатипятилетний граф видел это уже миллионы раз. Ещё один глоток — даже вкуса не почувствовал. Тогда Фрей поставил кубок на облицованные черным камнем перила балкона и сам почти завалился на них. Ужасно долгий день... Не давал лорду-шпиону покоя и цвет трупных пятен на теле Шестнадцатого. Он не мог утверждать наверняка, ведь времени рассмотреть тело ему не дали, но этот нюанс и количество белил на лице, видимо, скрывающих истинный цвет кожи, наводили на определённые мысли... — Плохо выглядите, граф. Такой титул вы теперь носите? Фрей тут же обернулся, пытаясь скрыть от внезапного собеседника свою усталость, — и столкнулся с насмешливой синевой глаз Рагнара Дангьева. Сколько лет они не виделись? Не меньше семи, а то и больше. Да, именно тогда все планы и мечты Фрея сгорели в пожаре, а Дангьев в это время на юге подавлял восстание Карнаргонда. Только вот годы почти не сказались на лорде Одинокой скалы. По-прежнему ростом он превосходил любого в банкетном зале, кроме, разве что, Ноэра, а ярко-рыжие волосы, сейчас заплетенные в неброскую косу, даже в полутьме приковывали взгляд. Несмотря на обманчиво спокойные черты, в этом человеке всегда бурлило пламя. И все же, первые морщинки в уголках глаз напоминали о прожитых им днях — это уже не тот молодой граф, встреченный Фреем в юности. — Верно. Мой отец покинул нас полгода назад, — склонил голову в знак почтения. — Рад видеть вас в добром здравии, лорд Дангьев. Рагнар тихо хмыкнул, будто ожидал иного ответа, а затем тоже подошел к перилам. Хотя он и старался держаться непринужденно, Фрей невольно подметил быстрое нервное движение пальцев, когда его собеседник опёрся рукой о холодный камень. — Признаться, я был удивлен, увидев вас здесь без компании кого-нибудь из красной гвардии. — А я удивлен, что первым делом вы посчитали нужным припомнить дела многолетней давности. Живете былыми обидами? Рагнар поджал губы и отвел взгляд, будто потеряв интерес к разговору, а Фрей вновь сделал глоток вина, думая вернуться в общий зал. Внешне он казался безразличным — ни один мускул на лице не дрогнул, но в душе лорд-шпион чувствовал острое желание поставить на место болтуна, решившего вдруг, что имеет право насмехаться над ним. Останавливала гордость — бросаясь на каждую колкость, заработаешь лишь славу взбалмошного и недалекого человека. К тому же, когда-то давно Рагнар действительно был смертельно оскорблен тем, что ему предпочли гвардейца. Иногда Фрей думал, чего могло бы не случиться, прими он тогда ухаживания лорда Дангьева, но слишком много воды утекло с тех пор. Нынешний граф Марэтелль куда более разборчив в связях. — Думаете, Семнадцатый наведет порядок? — вдруг нарушил все более неловкую с каждым новым мгновением тишину Рагнар. — Вы знаете его дольше и ближе, чем я, так скажите, какой он человек? Фрей опустил взгляд, рассматривая игру бликов в рубиново-алом вине. Странный диалог. Будто двух незнакомых мальчишек посадили рядом за столом родители и приказали говорить. — Самоуверенный, — после недолгого молчания ответил он. — Но не склонен плодить бастардов направо и налево, что уже неплохо. — Как мало мы теперь ждем от императора, — невеселый смешок, а затем Рагнар вновь посмотрел на Фрея. Тот вдруг ощутил легкое раздражение. Да, наверняка Дангьев глядел сейчас на него, крупного государственного чиновника, и вместо того звонкого юнца, которого помнил, находил лишь вечно уставшего хромого филина с нездоровым пристрастием к алкоголю. Нет ничего хуже, чем увидеть, во что с годами превратилась любовь твоей молодости. Вновь долгая пауза... Боги. Фрей давно не чувствовал себя более напряженно. — Приглашаю вас на обед, лорд Марэтелль. В конечном итоге, теперь мы снова соседи. Фрей едва не подавился очередным глотком вина, но нет — Дангьев выглядел совершенно равнодушно. Попытка наладить связи при дворе? И это после оскорбления в первые же минуты разговора? Навряд ли Трое могли создать худшего интригана, чем Рагнар Дангьев. Зачем только вернулся? Насколько мог судить Фрей, после заслуг на войне, его собеседник вполне мог просто отправиться на север, в родной замок. Неужели какие-то политические интересы заставили его вновь обосноваться в столичном поместье? Этот вопрос, как и многие другие, интересовал Фрея. Да, он мог бы подослать Тень или кого-нибудь еще, чтобы добыть нужную информацию, но чутье подсказывало — стоило попробовать самому. — Конечно. На следующей неделе, если не появится никаких срочных дел.