691-й год империи, месяц Адрестии, Сэленас
Стоило открыть старую дверь, и Люсьен тут же громко чихнул, отмахиваясь от пыли, которую не убирали, казалось, не меньше нескольких лет. Под ногами — скрипучие прогнившие от сырости доски, над головой — потолок, сквозь дыру в нем можно было рассмотреть часть второго этажа и крышу, дырявую, будто сито. Бесхозно лежал перевернутый стол, и Люсьен, тяжело вздохнув, взялся за него, собираясь поставить на место — хоть какое-то подобие порядка… — Сколько же здесь еще работы… — вздохнула Эва, вошедшая в здание следом за менестрелем. — Тут можно спрятаться от ветра и дождя, а до зимы крышу успеем подлатать, — улыбнулся Люсьен, окидывая взглядом полутемное из-за заколоченных окон помещение. — А еще здесь достаточно места, чтобы уместить несколько десятков спальников. Эва покачала головой — ее блеклые рыжеватые волосы, золотящиеся в редких солнечных лучах, разметались по плечам. И хотя беженцы из Флоста временно могли забыть о части своих бед, Люсьен и сам понимал, что дешевая заброшенная лачуга — не дворец и даже не деревенская хижина. — Для начала, хотя бы уберемся. Но нужны деньги на то, чтобы починить здесь все. Я уже не говорю про еду, воду и простыни… — женщина растерянным движением попыталась протереть грязной юбкой одну из полок. — Ты уже многое сделал для нас, Люсьен, и я не могу просить тебя о большем, но… я боюсь, что никто из нас не найдет таких средств. Горожане не спешат нанимать на работу беженцев. Дочка, вот, вчера смогла набиться мыть посуду к какому-то знатному лорду… Хоть на зерно хватит. Менестрель опустил взгляд. Ему еще предстояло вернуть долг графу Дангьеву, прежде чем покинуть Сэленас, но если часть заработка, и без того не слишком большого, будет уходить на приют… Возвращение на север откладывалось. Наверное, ему стоило отказать. «Ты и так сделал для них достаточно, хотя и не должен был», — подсказал голос рассудка, но и чувство вины грызло его, словно голодные падальщики кости. Отказать сейчас, бросив наедине со всем этим? Люсьен еще раз окинул взглядом комнату, почти пустую, если не считать тех остатков мебели, которую оставили здесь прежние хозяева, а затем коротко кивнул: — Я помогу. В конечном итоге, мне ведь тоже здесь жить…***
«Веселая русалка» этим вечером была забита людьми: свободного стула не найти, и воздух пропал густыми запахами дешевого алкоголя, пота и морской соли. Впрочем, навряд ли Люсьену пришло в голову жаловаться: платили гости исправно, пусть даже и шум их голосов порой заглушал звучание лютни. Да и самому менестрелю уже не приходилось ютиться на бочонке в темном углу: все свои. Здешнее вино било в голову не хуже крепких напитков, привозимых моряков с далеких тропических островов на юге, но Люсьен лишь стал веселее, и щеки окрасились ярким румянцем. Он был в ударе: вот уже как пару часов в таверне не прерывались песни. Наконец, струны смолкли, менестрель убрал инструмент в чехол: пальцы, хотя и привычные к такому труду, начинали отдавать болью. Комичное зрелище: стоял он на столе, будто красный жрец, выступающий перед толпами верующих. А Большой Тардо только посмеивался в усы, уже откупоривая очередную бутылку. — Люсьен, давай еще! — Мне бы сначала горло промочить, — раскинув руки в стороны, рассмеялся певец, уже собираясь спрыгнуть на пол. — Ловите, ваше менестрельство! — послышался веселый голос тавернщика, и полная чем-то крепленым кружка опустилась на дубовую стойку. Раздалась вспышка хохота, на какие-то мгновения почти оглушившая менестреля, и никто, кроме Люсьена и, пожалуй, Большого Тардо не заметил, что в «Веселой русалке» стало на одного человека больше. Дверь скрипнула и закрылась — словно и не скользнул внутрь невысокий силуэт в темном плаще. Вот уже под ногами твердый пол, и Люсьен, подхватив лютню, направился к барной стойке. Веселье, словно рукой сняло: даже отпив первый глоток вина, он разыскивал взглядом чужака. Неосознанно менестрель потянулся к горсти амулетов на шее, и вдруг почти испугался, не ощутив в пальцах до боли знакомого перстня. Спокойствие пришло со следующим ударом сердца: он ведь сам спрятал столь примечательную реликвию от чужих глаз после визита к Дангьеву. Сердце, казалось, пропустило удар, когда в бледном молодом мужчине, присевшим за дальний столик у окна, Люсьен узнал графа Марэтелля, совсем недавно встреченного им в доме лорда Дангьева. Не стоило надеяться, что король сов просто пришел послушать музыку. Взгляд огромных янтарных глаз проникал в душу, будто стремясь вытащить наружу все то, что многие годы Люсьен пытался спрятать. Пожалуй, Фрея Марэтелля нельзя было назвать некрасивым. Скорее уж напротив: лицо его Люсьен счел настолько идеальным, что оно вызывало легкий страх. Так выглядели статуи — не люди. Только вздымающаяся от дыхания грудь и заметная проседь в угольно-черных волосах все же развеивали это наваждение. И одет так просто, будто обычный горожанин средней руки: такого можно и не приметить в толпе. Заметив, что его приход не остался без внимания, Фрей жестом пригласил менестреля присесть. Что же, от некоторых приглашений не отказываются, если конечно не имеешь желания убегать от когтей филина, будто мелкий полевой грызун, всю оставшуюся жизнь. Впрочем, не слишком длинную. — Тардо, в долг? — негромко спросил Люсьен, стараясь не смотреть в сторону графа. — Дважды. — В долг? — тавернщик хохотнул как-то по-особенному, видимо, посчитав, что понял замысел Люсьена. Действительно, чтобы бродячий певец и ни разу не подцепил кого-то? Все разносчицы давно заглядываются. — Угостишь за свой и мой счет. Позже с тебя спрошу. Люсьен не стал опровергать его догадок. Главное, что две кружки наполнились не здешним пивом: навряд ли граф имел настолько специфичный вкус на алкоголь. Подхватив угощение, менестрель пересек зал, лишь чудом не наступив ни на одну ногу и не столкнувшись с кем-нибудь лбами. Сердце клокотало от волнения, и все же он старался держать себя в руках: не хватало бы еще показать, как сильно боишься такого внимания власть имущих. — Позвольте угостить вас? — сверкнул улыбкой, поставив свою ношу на стол и опустился на стул напротив Марэтелля. — Неожиданная встреча. Тонкие розоватые губы графа тронула легкая насмешливая улыбка, когда взгляд его упал на грудь менестреля: заметил, что фамильное украшение пропало. Он выглядел таким довольным, что Люсьен на какие-то мгновения почти поддался страху: вдруг этот человек уже узнал все его тайны? — Я ведь обещал послушать твои песни, так что встреча вовсе не неожиданная, — у Марэтелля тихий голос с едва заметной хрипотцой. — Как живется в трущобах? Должно быть, нелегко привыкнуть к жизни в большом городе? Люсьен тряхнул волосами, скрывая за свободно свисающими прядями скулы, вновь стукнулись друг о дружку цветные бусины: — Люди остались те же, ваша милость, так что мне не пришлось особо привыкать. Та же надежда на лучшее, те же чувства, то же стремление не себе, так хоть детям обеспечить будущее получше настоящего. Задумчиво заглянул в кружку, будто проверяя ее содержимое, а затем все же сделал небольшой глоток. Нет, вино пусть и не идеально, но что-то подобное вполне могло храниться в прохладных подвалах Ньессов. Легкая терпкость напитка на миг вызвала улыбку: будто привет из далекого прошлого. Фрей опустил взгляд, придвинул к себе свое питье, не спеша покуда прикладываться к нему. — Я тоже приехал с севера и долго не мог привыкнуть к вони каналов, — хмыкнул он негромко. — Много лет прошло, но тоска по дому все равно порой находит… Хотя, наверное, это не лучшая тема для беседы за вином в таверне. — Тогда, может быть, не будем искать хороших тем, и я прямо спрошу, ваша милость, что привело вас сюда? Ведь не мои же песни… Ради этого можно было и не пускаться на поиски, а дождаться, когда я покажусь в квартале знати. Все же я еще должен вернуть одолженные деньги, — Люсьен старался говорить спокойно, неотрывно глядя в лицо Марэтелля, но тот совершенно не нервничал: в янтарных глазах словно танцевали смешинки. — Что может быть нужно от певуна человеку вашего полета? Пониженный тон не привлекал внимания посетителей, а то, что граф догадается о трезвости менестреля, — пусть. — Я часто бываю в этих местах, — Фрей тихо рассмеялся. — И не думай, что я приложил к твоим поискам значительные усилия… Слухи в столице разлетаются быстро. Впрочем, я действительно хотел предложить тебе кое-что, Люсьен. Недолгая пауза, пока граф все же отпил, — и чуть поморщил нос, будто бы то оказалось слишком кислым. — Я знаю, ты помогаешь беженцам из окрестностей Зеленолесья, затрачивая на это малоприбыльное занятие прилично времени и денег. А еще, ты только кажешься открытым, а на деле никто толком не знает, откуда ты пришел и чем занимался до того, как обьявился у ворот Сэленаса. Паутина лжи и недомолвок сплетается быстро, вот только выбраться из нее бывает очень непросто, — улыбка на лице Фрея смотрелась почти зловеще в вечернем полусвете. — Я могу предложить помощь. Материальные средства, лекарства и еду… А еще — закрыть глаза на кое-какие странности и даже поверить в существование барона Ньесса. Разумеется, за определенные услуги. В груди что-то болезненно защемило, и Люсьен поймал себя на том, что его руки мелко подрагивают. Разумеется, это не могло укрыться от взгляда Фрея, наблюдающего за собеседником, будто хищная птица за своей добычей. — Наверное, я должен возмутиться и сказать, что видел барона не так давно, и вы ошибаетесь в том, что мне нужна помощь. Но в этом нет смысла, поэтому я не стану подводить под удар тех, кто доверился мне, и прямо спрошу, чего вы хотите от меня за такое покровительство? — прищурился, сознательно сделав паузу. — И сразу оговорю, что мои услуги не касаются некоторых людей. Еще одна усмешка: граф говорил, будто делал новый ход в двух крепостях, переставляя костяную фишку на следующую клетку… Люсьен всегда был плох в подобных играх. — Я не стану требовать от тебя слишком многого, Люсьен. Слухи, случайные разговоры моряков за элем. То, что и без того проходит через любого менестреля, — Фрей сделал еще один глоток. — Не такая уж и большая цена за то, чтобы Его Величество по-прежнему не интересовался судьбой мертвых баронов. Валять дурака было бы бессмысленно. Кто-то все же узнал его? Или Дангьев проговорился? Нет, барону Эгилю Ньессу сейчас должно было бы перевалить за тридцать, Люсьена же поберегли годы. За семь лет среди фейри он не постарел ни на миг, и навряд ли хоть кто-либо мог заподозрить, что ему куда больше двадцати с лишним. Паники не было. Вместо нее — ледяное спокойствие и минутное сожаление о позабытом в наплечной сумке кинжале. Люсьен склонил голову к плечу и на миг прикрыл глаза, пытаясь собраться с силами, а открыв — посмотрел на графа цепким, уверенным взглядом, совсем не вяжущимся с образом бродячего певца. Его все еще не выдали императору. Ни этому, ни предыдущему. Прежний Марэтелль, занимавший пост главы тайной канцелярии, изобразил забывчивость, не став расследовать поджег Зеленолесья, быть может, и у этого есть интерес к хранению тайны. Моргнул — и вновь тепло заулыбался, словно привычная маска вернулась на лицо. — Слухи вам, похоже, и так известны, ваша милость. Хотя подслушивать пьяные разговоры — низко, уж простите, — Люсьен откинулся на спинку стула. — Но если я узнаю то, что может быть важно лично вам, я дам знать. — Порой в пьяной болтовне звучат интересные мысли, а мне нужно знать все, что говорят в этой таверне, особенно моряки с приходящих кораблей, — очередной глоток Фрея был больше прочих. — Я очень надеюсь на твою помощь, Люсьен. Ты умный парень, и мне бы не хотелось, чтобы ты наделал глупостей. Всегда обидно, когда под жернова правосудия попадают толковые люди… Фрей вдруг прервался и кинул быстрый взгляд на темный угол у лестницы, ведущей на второй этаж — слишком резко, чтобы Люсьен не заметил. Граф достаточно умен, чтобы не ходить по злачным местам в одиночку. — Вы тут не сами, ваша милость? Быть может, ваш… сопровождающий тоже присядет рядом? — и выдохнул, возвращаясь к прежнему разговору. — Под жернова, увы, первыми попадают порядочные люди. Это закономерность, которую не нарушить одними нашими желаниями. — Мой «сопровождающий» редко общается с людьми, а я не люблю его заставлять— Фрей тяжело вздохнул, хотя и кивнул своему человеку, приглашая. — Если захочет, то, безусловно, присоединится. Граф отставил в сторону опустевшую кружку и сложил на столе скрытые за перчатками руки. —Что же до закономерностей и желаний… Я рад, что могу повлиять на некоторые вещи. Мой дядюшка неплохо обучал меня в свое время, и хотя его нельзя упрекнуть в мягкости, все же он научил меня искать иные пути, кроме как заключения в камеру каждого, кто перешел дорогу Деорингам. С тихим скрипом отодвинулся третий стул, и затем стройный мужчина чуть выше среднего роста присел рядом. Лицо его, почти все, кроме гладковыбритого подбородка и красиво очерченных губ, скрывал капюшон: разве что порой от случайных бликов поблескивали желтые нечеловеческие глаза. Да и одежды незнакомец носил так много и так плотно ее застегивал, что ни одного участка кожи не удавалось разглядеть — в этом он был схож со своим начальником, довольно усмехнувшимся, заметив удивление во взгляде Люсьена. — Познакомься, это Тень. Моя левая рука. Люсьен вновь растерянно взглянул в темный угол — он был готов поклясться, что там никого не было. И все же… То ли помощник главы тайной канцелярии настолько хорош в маскировке, то ли благословлен богами. О том, что на шее самого певца висел амулет короля фейри, он старался не думать, и все же, отчего-то почудилось, что тот стал горячее в присутствии Тени. — Боюсь, что не только левая, но еще и правая. А заодно — обе ноги, — коротко засмеялся Тень и взглянул на притихшего менестреля. — Ты хорошо поешь. Я слышал. — Все в порядке, пока у начальника никто не отбирает голос, — парировал Фрей, впрочем, совершенно беззлобно. Но сейчас это все не важно. Люсьен все же нашел в себе силы вежливо кивнуть новому собеседнику: — Спасибо, мастер Тень. Похвала в любом ремесле — она и кошке приятна. Не то, что человеку. Золото во взгляде? Скорее песок под солнцем или солнечный зайчик на воде… Люсьен засмотрелся, не чувствуя неприязни к нечеловечности глаз. Скорее интерес — умеренный, и восхищение странным зрелищем — тоже умеренное: не удивительно, что этот человек предпочитает оставаться в тенях. На севере ходили легенды о людях с таким взглядом — колдунах-велхах, но они, говорят, перевелись с тех пор, как во Флост пришли жрецы Трех. Даже Люсьен, знавший народ холмов, никогда не встречал людей, владеющих чарами, но, глядя на помощника лорда-шпиона, невольно вспомнил древние предания. Тень повторил жест менестреля — и умолк, уступая право вести диалог Марэтеллю. — Итак, Люсьен, я не прошу тебя поступать против совести. Прекрасно понимаю, что для некоторых людей это может быть непосильно, — легко улыбнулся Фрей, хотя во тоне его не читалось и нотки веселья. — Твоя задача несложна. У меня есть информация о том, что в порт должен прибыть некий… груз. Если услышишь об этом что-то интересное, даже если по случайности, ты можешь доложить мне. Люсьен задумчиво обвел пальцем ручку кружки, но потом все же медленно кивнул: — Интересное на мой вкус, значит? Хорошо. А можно поинтересоваться моим гонораром за вступление в артель — прищурился лукаво, возвращая Фрею его же слова: — Я не попрошу у вас ничего непосильного, ваша милость. Тень блеснул улыбкой, но Фрей лишь склонил набок голову, казалось, даже не моргнув ни разу за последние полминуты. Интересно, знал ли он, насколько мертвым казалось его лицо в такие мгновения? — Чего же ты хочешь? Главное помни, что цена должна быть равноценна пользе от тебя и твоей информации. Почувствовав себя увереннее, Люсьен чуть расслабился, позволив себе веселость: — Я не попрошу многого. Всего восемь серебряных, ваша милость. И всего несколько минут потраченного вами времени ближе к вечеру. Для вас — мелочь, а я постараюсь рассказать вам что-нибудь дельное, сопоставимое по весу с деньгами и временем. Фрей негромко хохотнул, глядя на менестреля: — Хорошо. Думаю, ты найдешь способ найти меня, если натолкнешься на что-то. — Вашество, он ведь точно покажет вам найденный под мостом выводок котят. Достаточно интересно, как для пары потраченных минут, — подметил Тень, вальяжно рассевшийся на стуле. Люсьен с улыбкой покачал головой: — Нет, что вы, никаких котят. Пусть живут без пристального внимания людей. Я-то вас найду, а вы не сочтите за труд потратить пару минут, как обещали. Восемь серебряных я остался должен графу Дангьеву. И не люблю тянуть с возвращением долгов, а ведь вам по пути… Спасибо, что согласились, ваша милость. Если рыжий лорд не выдал его Марэтеллю, а тем более, если выдал, — не стоило более появляться в квартале знати. Мало ли, кто еще знал барона Ньесса в лицо? Всегда оставался небольшой шанс, что кто-нибудь догадается об истинном положении вещей. — Договорились, — Фрей допил свое вино. — Я передам деньги Дангьеву, хотя он и не особенно ждал возвращения своих вложений. Тень издал тихий глухой смешок, но умолк под строгим взглядом начальства. — Я буду ждать новостей, — Марэтелль медленно поднялся, морщась, будто от сильной боли, а затем достал пару монеток из кошелька на поясе, положив их на стол. — Отдашь трактирщику в уплату. Тень поднялся следом за своим господином, и после дежурного менестрельского «всего доброго, ваша милость» двое направились к выходу. Фрей тяжело опирался на трость, и невольно Люсьену показалось, что помощник готов придержать лорда, если тот не сможет устоять на ногах. Когда Марэтелль уже был около дверей, Большой Тардо подошел к Люсьену и, недолго думая, сгреб со стола деньги: — Все в порядке? Ты знаешь их? Менестрель поднял уставший взгляд на мужчину. Казалось, скажи он сейчас, что хромой граф ему угрожает, и «Веселая русалка» перестанет быть спокойным местом. Даже выпивохи за соседними столами притихли, а вышибала заинтересованно разминал руки. — Да, Тардо, все в порядке. Только кружка опустела. Нальешь еще?