691-ий год империи, месяц Адрестии, Сэленас
Его Величество мерил зал совета шагами, нервно покручивая тяжелые перстни на тонких смуглых пальцах. Фрей пришел на внеплановое собрание позже остальных, едва успев собрать клочки информации о случившемся, но, глядя на взлохмаченных, вымокших под ливнем и не выспавшихся коллег, понимал, что не его одного неприятные известия застали в не самый подходящий момент. Один Ноэр казался готовым в любой момент выступить с войском навстречу бунтовщикам, этим утром пересекшим границу герцогства Нирланд. Только нервное быстрое дыхание выдавало его истинные чувства. Как так вышло? О волнениях среди крестьян было известно давно, и еще Шестнадцатый, незадолго до своей скоропостижной кончины, поручил Каллисту подавить сопротивление и наказать виновных. Теперь же более нескольких тысяч вооруженных вилами оборванцев всего в дне пути до крепости Флоснтон, а там и до Сэленаса рукой подать. Второй маршал, почти багровый от переживаний, видимо, свою вину полностью осознавал, ведь покорно молчал все это время, старательно изучая рисунок плит пола. Неожиданная покладистость, как для такого шумного человека. — Как это могло произойти? — в который раз за последнюю четверть часа спросил Семнадцатый, остановившись у окна. Он нервно сжал пальцами подоконник, выдыхая. — Ваше Величество… — Ноэр осторожно подошел ближе к монарху, не решаясь, впрочем, нарушить субординацию. — Нужно выслать войска им навстречу. Они не солдаты и быстро разбегутся, едва почувствуют угрозу. — Они разорили Речной город, — тихо напомнил Каллист. — Нужно не меньше двух тысяч мечей. — Или сотня метких лучников, — покачал головой герцог Нирланда. «Удивительное согласие», — с ехидцей подумал Фрей, сожалея, что поблизости не оказалось бутылки хорошего вина, ведь больше всего ему хотелось хорошенько залить алкоголем все душевные потрясения последних нескольких часов. Император махнул рукой, жестом приказывая маршалам умолкнуть, и обернулся к советникам, сверкая потемневшими от гнева глазами. Ноздри раздуты, губы сжаты в единую тонкую нить, а брови нахмурены так сильно, что неприметная морщинка между ними углубилась до неприличного сильно — злится, заключил Фрей. — Хватит! Они мои поданные и подчинятся моей воле. Я выеду к ним сам. Ноэр побледнел. Он потянулся к Семнадцатому, будто собираясь придержать его за руку, но вовремя одернул себя. Вот только и Фрей невольно напрягся, чувствуя, как неприятно скребется в груди тревога. — Ваше Величество, это озлобленная толпа. Они разорвут вас на части, — медленно проговорил лорд-шпион, неотрывно глядя на императора. — Говорят, что они отрезали голову одному из красных жрецов в Речном городе и теперь несут ее, как знамя. Верховный жрец и без того, казалось, едва не задыхался на своем стуле, оттягивая от шеи ворот алой робы. Фрей не спешил его судить, слишком красочно представляя, как сам бы себя чувствовал на его месте. Даже во время войны не жгли храмов и не убивали служителей Трех, но темные крестьяне навряд ли знали тонкости собственной же веры. Чем дальше от столицы, тем чаще можно встретить дикарей, все еще поклоняющихся духам холмов, пусть и принося жертвы имперским богам. — Они мои поданные, — повторил Семнадцатый, четко проговаривая каждое слово. — Лорд Ноэр, подготовьте отряд. Мы выступим им навстречу с рассветом.***
… Один за другим лорды покинули зал совета: у каждого было, чем заняться, и ночь предстояла бессонная и безрадостная. Только Фрей совершенно не спешил. Он тяжело припадал на трость, мысленно проклиная умника, решившего поместить треклятый круглый стол в башне: ступеньки всякий раз становились испытанием. Преодолев третий по счету пролет, лорд-шпион устало припал к стене, пытаясь хоть немного восстановить силы, как тут вздрогнул, услышав шевеление в темноте алькова, прикрытого пестрым гобеленом. Одним решительным движением Фрей отодвинул его и усмехнулся, встретив взгляд знакомых желтых глаз. — Ты бы мог дождаться меня и в кабинете, Тень. — Надоело сидеть на жердочке, — последовал насмешливый ответ, хотя собеседник не спешил выходить на свет. Впрочем, Фрей и без того знал, что увидит: Тень являлся либо в виде огромного ворона, либо мужчины в черном плаще, капюшон которого сдвинут так низко, что легко скрывает лицо помощника главы тайной канцелярии от любопытных взглядов. И, пожалуй, лишь об этом человеке Фрей почти не имел информации. С того дня, как он поступил в подмастерье к дяде, ему ясно дали понять, что Тень станет служить ему. Вопросов Фрей не задавал, лезть в душу — не пытался. Абсолютная верность странного колдуна, суеверный народ на севере чаще называл их велхами, казалась достаточной ценой за отсутствие любопытства. — Я нашел что-то важное, вашество, — в голосе Тени скользнула улыбка, когда он протянул своему начальнику небольшой сверток. — Не волнуйтесь, они не догадаются, что мы одолжили оригиналы. — Не сомневаюсь, — задумчиво произнес Фрей, развязывая тонкий красный шнурок. Он пробежался взглядом по закорючкам на желтоватой дешевой бумаге, между делом подмечая, что автор письма явно не преуспевал в каллиграфии. «Сильный наклон влево… Странная особенность», — мелькнула мысль, но едва Фрей заметил, что некоторые буквы словно зеркально отражены, все встало на свои места — автор левша. Но мелкие детали меркли перед содержанием.«йыжпщ шпснгиды б шыач ы ъкнрггйнль щфцпят. ъчюхя срыхэтлт зхьфхрынщ ъпихцды офтхя».
— Шифр подстановки? — Фрей тихо фыркнул, скользнув взглядом по кажущимся бессвязными буквам. — Нужно время, чтобы прочесть. Дождавшись кивка Тени, Фрей вышел из алькова, на ходу пряча во внутренний карман необычное письмо, а уже спустя пару ударов сердца на его плечо привычно спикировала черная птица.***
Вино горчило — Алеанора подметила это как бы между делом, наблюдая за тем, как вокруг Фернанды вьется стайка разномастных ухажеров в тщетных попытках ухватить хоть немного внимания юной принцессы. С каждым годом та становилась все краше, темно-медные локоны — ярче, а улыбка часто озаряла на первый взгляд неприметное личико принцессы. Весна, такая недолгая в землях империи, буйно распускалась в дворцовом саду гроздьями цветов глицинии, оплетала его нежными ароматами пыльцы, но императрица все же не разделяла радости придворных, уже заказавших себе новые платья для грядущего праздника солнцестояния. Никто не спешил приносить ей дурные вести, но и скрывать не пытались. Всего каких-то полчаса назад отряд императора покинул стены столицы, а венценосный супруг не сказал и слова на прощанье. Это болезненно впивалось в душу отравленным лезвием, хотя за годы их долгого и несчастливого брака Алеанора привыкла к безразличию. И все же… — Не переживайте, Ваше Величество. Жизнь императора первый маршал будет охранять, как свою, — послышался голос Зандры. Она подвинула к Алеаноре блюдце с пирожным. — Вмешиваясь, вы только навредите ему. Императрица опустила взгляд, поигрывая вином в кубке: — Не прекращаю удивляться тебе, Зандра… Как ты поднялась так высоко, потеряв первого мужа? Фрейлина умолкла на миг, Алеанора невольно подметила нежный румянец на ее щеках, когда Зандра сложила руки на коленях, будто бы вздумав вновь примерить личину благочестивой вдовы, которой эта женщина никогда не являлась. Порой императрица даже завидовала ей: никто при дворе не владел искусством менять маски так мастерски. — Я всегда умела правильно расставить приоритеты, Ваше Величество, только и всего… Но и вдовий удел помог, разумеется, — легкая улыбка на розовых губах Зандры показалась почти насмешливой, когда вдруг неподалеку раздался детский смех. Алеанора мигом встрепенулась, находя взглядом светлую макушку сына и еще одну, так схожую по цвету, — его слуги. Мальчики подбежали к беседке, в тени которой отдыхала императрица с ее фрейлинами, и все женщины, кроме самой матери, склонились, приветствуя наследника престола. В который раз, глядя на все еще по-детски пухлое лицо Цирилла, Алеанора думала, что тот совсем не похож на отца. Нет, древняя кровь взыграла в молодом принце, наделив его той красотой, которой отличались люди до имперских времен, не пришедшие с юга. — Мама! — Цирилл замер рядом с Алеанорой, взлохмаченный и раздосадованный. — Отец уехал биться с врагами? Я тоже хочу! Можно я поеду за ним? Фрейлины заулыбались умиленно, будто бы речь шла о каких-то невинных играх, а императрица рассеянно взяла руку сына в свою, поглаживая мягкую белую кожу: — Все еще успеется, дорогой мой. И на твою долю мятежников хватит. — Но… — принц надул губы. — Это просто крестьяне. Твой отец вернется в столицу к завтрашнему вечеру, — заверила его Алеанора. Все то время, пока мать с сыном беседовали, слуга мальчика стоял позади с совершенно непроницаемым выражением лица. Вот уже лет пять он, погодка Цирилла, прислуживал ему, но за все эти года Алеанора так и не смогла привыкнуть к тому, как сильно этот ребенок схож и одновременно — нет с ее собственным. Те же серые глаза, те же светлые, почти бесцветные, волосы, тот же маленький вздернутый нос — кто-то из родственников его был из рода Деорингов. Только вот взгляд… — Беги. Поиграй с Гильбертом, а то он совсем заскучал, — императрица подмигнула Цириллу, подталкивая его к верному слуге. Бледные щеки принца окрасились легким румянцем, да и Гильберт опустил голову, словно пытаясь скрыть смущение от такого внимания, но уже через пару ударов сердца они, попрощавшись с Алеанорой, упорхнули куда-то вглубь сада. Повисло недолгое молчание. — Дети так быстро растут, — вздохнула Зандра, нарушая тишину. Алеанора тут же перестала напряженно всматриваться в выстриженные умелыми руками садовника кусты, за которыми скрылись дети. Зандра много лет служила ей, и все же невольно императрица опасалась этой женщины. Сейчас беловолосая фрейлина покорна и верна, но Алеанору не покидала мысль: все могло бы быть совсем иначе. Не успей герцог Ноэр нанести смертельный удар Флориану Карнаргонду, и сейчас Зандра носила бы венец на своей прекрасной головке. Но любила ли она своего покойного мужа? Не так много Алеанора знала о жизни своей фрейлины до того, как Шестнадцатый приставил ту к ней в свиту… Только вот весь двор шептался о том, что, ведомый туманными предсказаниями, Карнаргонд поторопился вступить в супружеские отношения с молодой женой, тем самым искалечив ее. Часто императрица представляла себя на месте этой испуганной двенадцатилетней девочки. Фернанда в свои тринадцать уже выглядела, как женщина, но Зандра и в свои года казалась неразвитой и тощей… Как только у Карнаргонда могла подняться рука? — У вас ведь тоже есть сын? — подумав, поинтересовалась Алеанора. — Теперь, когда не стало Шестнадцатого, вы не думали вернуть его в империю? Зандра невесело улыбнулась, тяжело покачав головой: — Север всегда будет сыном мятежника, миледи. Я не хочу искушать судьбу… — Ваше Величество! — шепнула одна из фрейлин, привлекая внимание императрицы к фигуре слуги, спешно направляющегося к их беседке по вымощенной камнями дорожке. В руках мужчина держал конверт, и Алеанора на какие-то мгновения задержала дыхание от волнения. По коже прошли мурашки, когда в руки ей вложили заветное послание, и императрица поднялась на ноги, чтобы прочесть его без компании вездесущих придворных дам. Печать легко поддалась, и Алеанора почти впилась пальцами в пергамент, вчитываясь в несколько строчек, неаккуратно выведенных чьей-то рукой:«Мы вернемся через сутки, не больше, моя леди. Жалею, что не смог повидаться с вами до ухода, но надеюсь на встречу после. Навеки ваш К.»
— Какая же у вас отвратительная каллиграфия, — прошептала Алеанора с нежной полуулыбкой, почти любуясь знакомым почерком с заметным наклоном влево. Лишь поймав внимательный взгляд Зандры, она поспешила вновь вернуть себе внешнее спокойствие.***
Ветер разносил лепестки полевых цветов, оседавшие в траве под копытами коней. Ноэр невольно сильнее сжал поводья, глядя на стремительно приближающихся всадников. Там, на расстоянии полумили, стояло крестьянское ополчение. Грязная толпа, обезумевшая от пролитой крови: с ними не стоило вести переговоров. И глупцу ясно, какие требования могут выставить люди, ничего не знающие ни о государстве, ни о тех законах, которыми оно управляется. Но Кенред, Семнадцатый, никогда не был ни дураком, ни трусом. Этим герцог пытался успокаивать себя в долгие минуты ожидания, которые император и его ближайшие соратники провели в тяжелом молчании. На висках Каллиста от напряжения выступили вены — Ноэр невольно усмехнулся, с трудом сдерживаясь, чтобы не подшутить над вторым маршалом, но сдержал дурной порыв. Лидер ополчения уже близко. Золоченные доспехи императора поблескивали на солнце. Удивительно тонкая работа: выпуклые силуэты львов и растений украшали их, превращая из надежной защиты скорее в декоративную игрушку. «Думал ли он, что придется сражаться?» — пронеслось в голове Ноэра. Но куда большую тревогу вызывал далекий Ноэрхоллд, по слухам, тоже пострадавший от рук мятежников, и герцог с трудом подавлял желание немедленно отправиться домой. Должность диктовала свое — приходилось терпеть. Трое переговорщиков остановились в нескольких футах, а затем главный из них, лысеющий мужчина чуть за сорок, выехал вперед. Старая кольчуга, рубцы, добротный, хотя и недорогой, меч — наверняка, бывший наемник, возомнивший себя настолько значимым, что даже не поклонился своему императору. А Семнадцатый и бровью не повел: его красивое лицо застыло в чуть обеспокоенном выражении, но не более того. — Перед тобой Латуриан XVII из рода Деорингов, хранитель Священной Империи Аргос, призванный богиней Адрестией хозяин стального венца, — произнес Ноэр, неотрывно глядя на вожака восставших крестьян. — Преклони колено, если желаешь говорить. Взгляд бунтовщика суровый и колючий. Не склонится, не подумает сложить оружие, пока это ему еще предлагают. — А я Даррак из Вальмы. И срать я хотел на всех императоров и графьев. Мы уже проливали древнюю кровь. Прольем и после, если ваш «хозяин» не захочет говорить, — он сплюнул на землю под смех товарищей. — У нас есть требования, венценосный. — Да как ты…! — Каллист рванул было вперед, уже обнажая меч, но остановился, встретив запрещающий жест Семнадцатого. — Пусть. Ноэр коротко скользнул взглядом по императору — и убрал ладонь с рукояти. Чего тот ждал? Отчего-то герцог был уверен, что даже Даррак не стал бы терпеть подобное в свой адрес, а чтобы Кенред наступил на горло гордости… Ноэр глядел на Семнадцатого в попытках понять ход его мыслей, но тонкие черты по-прежнему казались посмертной маской. Даррак усмехнулся, будто не заподозрив ничего, а затем протянул руку одному из своих спутников. Тот нервно потянулся к седельной сумке, чтобы спустя пару мгновений достать небольшой свиток, перевязанный шнурком из грубой кожи. Одним движением лидер повстанцев развязал узел и развернул пергамент. «Умеет читать?» — не без доли удивления подметил Ноэр. — Мы требуем раздела земли между крестьянами, — четко проговаривая каждое слово, произнес Даррак. — Каждый должен иметь право самостоятельно распоряжаться результатами своего труда, не отдавая часть нажитого лорду. Поскольку земля перейдет в личное владение, ее можно будет покупать и продавать по своему желанию… … Губы Каллиста скривились в усмешке, но и Ноэр чувствовал сумбурную смесь эмоций, выслушивая нелепые требования селян, не понимающих, что за правами приходит и ответственность. Пока они трудились на земле лорда, он мог защитить их, но кто будет делать это, если феодалов не станет? Увы, Адрестия, покровительница мира и жизни, редко пробуждалась ото сна. Хэссас, война и смерть, куда чаще бодрствовал. Только год назад богиня вновь открыла глаза, и теперь, глядя на Даррака, Ноэр чувствовал, что вот-вот она вновь уснет. — Также, — главарь мятежников поднял взгляд на императора, — на юге Нирланда гибнут посевы. Это ответственность Деорингов, если я достаточно хорошо понимаю, зачем нам нужен правитель. Пальцы Семнадцатого дрогнули, он сильнее сжал поводья, бледнея. — Хозяин венца из Деорингов — достаточно для того, чтобы Пустота не возвращалась, — Каллист выехал вперед. — Этот год выдался неурожайным не только на юге, а во Флосте, как известно, ее никогда не было. Не нужно нагнетать, это все последствия холодной зимы… Посевы вымерзли. Повстанцы переглянулись, а затем Даррак, подъехал ближе ко второму маршалу, угрожающе сжимая эфес. — Тебя там не было, лорд. Мы знаем, как выглядят вымерзшие посевы, а это — что-то совсем другое, — он понизил голос почти до полушепота, но Ноэр мог его слышать. — Хочешь сказать, что в венах Семнадцатого не течет кровь Деорингов? — Каллист мельком взглянул на императора, обнажая свое оружие. — Следи за языком, грязная свинья. — Я приказываю прекратить ругань, — прозвучал голос Семнадцатого, но в следующее мгновение уже блеснула в воздухе сталь меча Даррака. Ноэр бросился вперед, собираясь прервать удар — Каллист оказался быстрее. Главарь мятежников не смог сдержать атаку второго маршала, и в следующий миг его тело грузно рухнуло в траву. Шея его и половина лица были изуродованы: на обветренной коже южанина зияла кровавая рана. — Что ты наделал, идиот?! — рявкнул Ноэр, потеряв остатки самообладания. — Ты понимаешь, что теперь… Что бы там не собирался ответить Каллист — было поздно. Двое спутников Даррака уже мчались к армии крестьян. Да и там уже поняли, что переговоры прошли не так, как задумывалось: их боевой клич показался Ноэру почти оглушительным. Боя было не избежать, и он уже направил коня обратно, к замершему в отдалении войску, как тут мимо пронесся вороной скакун Семнадцатого. Император мчался к бушующей, жаждущей крови, толпе — и не собирался останавливаться. — Кенред! — прокричал, забывшись на мгновение, и тут же бросился следом. Весь мир вокруг сузился до скакуна Семнадцатого, несущего своего господина к верной смерти. Ехал ли следом Каллист, чтобы защитить обезумевшего монарха? Ноэр не знал — не оборачивался. Сердце его колотилось до болезненного быстро, будто вот-вот вырвется на свободу, разбив решетку ребер, а Кенред лишь увеличивал отрыв, словно речь шла вовсе не о судьбе его и всей империи. Конь императора едва не влетел в неровные ряды крестьян, встав на дыбы — еще немного и напоролся бы на выставленные вперед вилы. Уже нацелены луки, подняты дубинки. «Они разорвут его», — с содроганием подумал Ноэр. — Я ваш император! — голос Семнадцатого громом раскатился по полю. Уверенный и решительный, без тени страха. — И я услышал ваши требования! Герцог притормозил, не веря услышанному. Крестьяне будто бы притихли, кто-то проглотил обещания, словно рыба наживку, но принимать безумные условия бунтовщиков… — Все вы будете помилованы! — продолжил император. — Затем, в присутствии ваших представителей, я подпишу новые указы, за которыми вы и шли к столице! Ноэр прикрыл глаза, вслушиваясь в рокот одобрительных возгласов. Кенред говорил еще что-то, воодушевленный мимолетным успехом, но первого маршала начинало мутить от тяжелого дурного предчувствия.