691-й год империи, месяц Адрестии, город Пула, королевство Теведра
Слуга, то и дело почесывающий руку, пораженную какой-то кожной болезнью, проводил гостя на веранду, и Север невольно залюбовался игрой персиково-золотистых лучей заходящего солнца на еще влажных после дождя виноградных листьях. Лоза вилась по резным колоннам, тенью защищая от дневной жары сидящего за небольшим столиком мужчину. Барон Ферия побрился — Сев отметил сразу. И хотя это не могло стереть с лица Мариуса морщины и старые шрамы, все же его облик казался куда менее грозным. — Мой лорд, граф Карнаргонд явился по вашему приглашению, — титул, который Север не носил уже долгие семь лет, неприятно резанул слух. Не более, чем дань учтивости: граф, так и не ставший герцогом, пусть и имел на это полное право… Без земель и замков, раздвигающий ноги за очередной договор любимого дядюшки. Звучало, словно злая насмешка, и лишь Трое знали, каких усилий стоило не сделать замечание. Только теперь барон Ферия словно вышел из полудремы, вдруг отведя взгляд от круглой игральной доски, где уже были разложены в нужном порядке фишки-фигуры. Он растерянно посмотрел на Сева и жестом пригласил его присесть. — Принеси плед, Дар. Вечер будет прохладным, а гость легко одет. — Здесь не бывает настолько сильного холода, — попытка возражения Карнаргонда, казалось, не была услышана, ведь слуга уже скрылся за аркой двери. Сев выдохнул и опустился на предложенный ему стул. Разложенные полукругом фишки перед ним заставили усмехнуться: Ферия оставил ему имперскую сторону. Случайность? Он коснулся подушечками пальцев «крепости» — небольшого диска из белой кости с вырезанным на нем изображением трех башен. Вино открылось с громким хлопком, и барон разлил рубиновый напиток по кубкам, один из которых придвинул к своему гостю. — Я не пью алкоголь, — Сев нерешительно взял в руки изящный серебряный сосуд. Это было не полной правдой: пусть дядюшка не позволял воспитаннику заливать в себя ничего, что могло дурманить разум, некоторые доны настаивали на угощении своего развлечения на вечер крепленым или курительными травами. — Не переживайте, я не собираюсь вас спаивать. Лишнего не выпьете, — Ферия попытался улыбнуться, хотя эта эмоция смотрелась на его лице почти болезненно. Каждый сделал по небольшому глотку, а затем барон первым поставил одну из фишек на стартовую клетку. Сев задумчиво прикусил нижнюю губу, прежде чем выдвинуть вперед «катапульту». — Ваш отец любил эту игру до того, как… — До того, как появился я, — с невеселым смешком вздохнул Сев, заметив заминку своего собеседника. — Дядя говорил, что отец видел какое-то знамение в том, что в ночь моего рождения молния ударила в дерево, растущее во дворе. — Оно загорелось, — кивнул Ферия. — Флориан любил древние сказки. Это его и погубило. Помню, он поселил в соседних комнатах какого-то культиста, все твердившего, что огонь должен отметить хозяина венца. Вы не виновны в этом. Сев промолчал, делая следующий ход. Про Флориана Карнаргонда говорили многое. Даже в Теведре порой шептались о темных ритуалах в подземельях Львиного Рева, о том, что даже в женитьбе на слишком юной тогда Зандре Бормацо не обошлось без предсказаний и мистики. И все же, Север предпочитал думать об этих слухах, как о происках врагов отца. Легко превратить человека в чудовище, когда он уже семь лет как лежит в могиле. — Вы, наверное, не помните, как в крепость пришла весть о поражении на Серной… Ваша мать доверила мне довезти вас до границы и передать Бормацо. Теперь вижу — нужно было забрать вас к себе. Север впервые видит мать такой. Ее тонкие, едва ли не такие же, как у ее девятилетнего сына, руки дрожат, а лицо настолько бледно, что сливается цветом с белыми растрепанными волосами. Гонец приехал ночью, окровавленный и измученный, — и тут же рухнул без чувств, едва успев передать послание герцогине. Мать всхлипывает, завязывая ремешки плаща на Севере. Ему никто ничего не объясняет, но он видит ответ в раскрасневшихся от слез глазах Зандры — отец погиб. — Прошу тебя, Мариус. Если они заберут его… Это мой единственный ребенок! Север не может за капюшоном разглядеть лица мужчины, стоящего у плотно зашторенного окна. Только понимает — он огромен. Почти такой, как чудовища-великаны, сказками о которых пугала маленького графа няня. И правая рука поблескивает в лунном свете, словно бронзовая... Те существа тоже имели по одной руке, ноге или глазу, ведь мир людей не позволял им воплотиться полностью. — Думаешь, что в Теведре ему будет безопаснее? Зандра, его найдут, так или иначе. — Спаси моего сына! Ради памяти Флориана, если ты и впрямь любил его! Неужели ты не помнишь, как Деоринги вспороли животы детям лорда Драго восемнадцать лет назад?! — тон матери выше, чем Север привык, и он сжимается от испуга. Тогда прохладные пальцы узкой женской ладони ласково касаются его волос: — Не бойся, мой маленький принц. Кровь Карнаргондов стоит дорого… Ее губы на миг прижимаются ко лбу сына — в последний раз, прежде чем сильные пальцы Мариуса сжались на детском запястье, и прозвучало короткое «быстрее». — Я был ребенком… И обладал отвратительной памятью, — Сев виновато улыбнулся. — Простите. Я совершенно не запомнил вашего лица. Ферия хмыкнул, одним глотком осушив свой кубок, а затем наполнил его вновь: — Я редко появлялся в вашем доме. Не удивительно, что вы меня не помните. Он передвинул следующую фишку, и Север вдруг понял, что его загнали в угол. Все допустимые решения привели бы к потере фишек «лучников», а это означало сдать крепость уже спустя пару ходов. — Вы ведь не участвовали в восстании моего отца? Шестнадцатый, насколько я знаю, казнил всех, кто был причастен. Барон опустил взгляд, помрачнев. Словно солнце спряталось за тучей, и вмиг стало прохладнее. — Мне жаль, что я не отговорил Флориана, не объяснил ему… — Мариус устало потер переносицу. — Он был не прав. Повисло недолгое молчание, нарушаемое лишь негромкой птичьей трелью на одной из ветвей апельсинового дерева в саду и одиночным стуком — Север поставил фишку на нужную клетку. Теперь путь барону преграждала «стена». — Нет. Он был прав, — Карнаргонд с неожиданной уверенностью взглянул в глаза барона, встретив в них лишь полное непонимание. — Венец был обещан мне, лорд Ферия. Мариус не успел сказать ни слова— в зал вошел тот самый слуга. Он прижимал к груди цветастый плед, явно предназначавшийся гостю, но Сев поднялся на ноги прежде, чем к нему успели подойти ближе. Похоже, прислугу барон привез с собой: Север отметил необычную для здешних мест светлую кожу, когда уже взял пораженную болезнью руку в свою. Мужчина замешкался на миг, сжался: добра от незнакомого лорда он уж точно не ждал. Касание пальцев к бурой корочке — едва ощутимое. А спустя мгновение-другое слуга с возгласом отшатнулся, выронив сверток ткани. На месте воспаления виднелось лишь легкое покраснение, будто болезнь уже месяц как отступила. Барон едва не пролил вино, закашлявшись. — Император Латуриан мог исцелять прикосновением — и я могу, — Север обернулся к Мариусу. — Это знак, лорд Ферия. Я избран Адрестией на престол.***
Вилла дона Бормацо встретила Севера светом в окнах первого этажа, несмотря на то, что юный лорд вернулся домой далеко за полночь. Он сразу подумал — что-то случилось, ведь дядюшку редко заботило состояние племянника после очередного похода «в гости». Обычно по приходу Сев мог рассчитывать лишь на холодные остатки ужина и едва теплую воду в купальне, но к ней он спускался нечасто — попросту не хватало сил преодолеть три десятка ступеней лестницы в подвал. Спешить не хотелось: даже если и впрямь произошло нечто дурное, лучше бы оттянуть неприятный разговор хотя бы на полчаса. Спешившись, Сев взял лошадь под уздцы и направился к конюшне, пытаясь отвлечься от тревожных мыслей на приятную ночную прохладу. Не получалось — если дело касалось Дамиана, любая мелочь грозила обернуться серьезными проблемами. Карнаргонд уже успел снять с животного сбрую, когда в конюшню вбежал слуга. Мужчина сжимал в руках небольшой конверт — письмо. — Милорд! — услышал Сев знакомое обращение. — Пришло письмо от вашей матушки! Едва сердце не выпрыгнуло из груди от волнения. Север тут же вышел из стойла — спустя несколько шагов он уже оказался рядом со слугой, протягивающим ему долгожданное послание. Ничего не имело значения — ни вскрытая сургучная печать, ни бледное лицо напротив. Леди Зандра не писала сыну уже два месяца, и за это время он успел соскучиться по ее аккуратному почерку. Странно понимать: за семь лет Север почти забыл ее голос.«Дорогой Север, я надеюсь, что за то время, пока я не могла связаться с тобой, ничего не изменилось, и дон Дамиан не заставляет тебя ни в чем нуждаться. Уверена, что ты вновь порадуешь меня своими успехами в каллиграфии и науках, но на сей раз и у меня есть новость, способная согреть твое сердце. Шестнадцатый мертв…»
…Сев едва не выронил из рук лист, изрядно надушенный лавандовым духами. Император… мертв? Значило ли это, что он, наконец, может вернуться домой? На миг перехватило дыхание, стоило лишь подумать о возможности вновь увидеть высокие башни Львиного Рева.«… На трон коронован его сын Кенред, если, конечно, его можно считать законным императором, ведь венец не признал его власти, об этом шепчутся в темных альковах и обсуждают в кабинетах, а восстания крестьян герцогства Нирланд говорит лишь о том, что поддержки Семнадцатый не имеет ни среди лордов, ни среди простого народа. Это знак свыше, мой возлюбленный сын. Много лет я высылала деньги на твое будущее. Надеюсь, что ты не успел поверить, что они пойдут на покупку кораблей и товаров. Найми армию, Север. В Теведре и империи достаточно свободных клинков. Выступай не более чем через месяц, иначе момент будет упущен.
Верная тебе Зандра Карнаргонд»
Север едва не выронил письмо. У него закружилась голова, и пришлось опереться о деревянный столб, чтобы устоять на ногах. — Милорд… — слуга осторожно коснулся плеча Карнаргонда. — Дон Бормацо просил передать вам, чтобы вы шли в свою комнату. — И все? Он читал письмо и велел передать только это? — Боюсь, что да, милорд... Бросив короткую просьбу позаботиться о лошади, Сев выскочил из конюшни, больше не тратя времени на бессмысленные разговоры. Казалось, каждое мгновение на счету, и лишь дон Бормацо отделял его от долгожданного похода. Победного — Карнаргонд был уверен. Иначе зачем судьбе награждать его даром, которым до этого владел лишь Латуриан Деоринг? Никто из его потомков не мог носить стальной венец, но Север знал: у него получится. …Когда племянник вбежал в кабинет, Дамиан еще не спал. Он сидел за низеньким столиком, привезенным когда-то давно из Тхона, и пил — Сев уже с порога почувствовал запах алкоголя. За все годы, проведенные в Теведре, он не так часто заходил в комнаты дяди, но ждать до утра было выше всяких сил. Оставалось лишь радоваться, что дон не успел скрыться за цветастой ширмой, скрывающей от сторонних глаз постель. — Тебе не сказали? — Дамиан раздраженно поджал губы, задержавшись взглядом на бумаге в руках племянника. — Иди в комнату. Я не собираюсь ничего обсуждать. — Тут и нечего обсуждать! — Север подошел ближе, пытаясь разглядеть лицо дяди. — Мне нужны мои деньги. Я возвращаюсь в империю. Раздался смех — почти оглушительный. Дамиан отставил пиалу на стол, чтобы не разлить вино, а затем рывком поднялся на ноги. — Какая решительность! А тебе кто-нибудь говорил, что император должен уметь что-то посложнее, чем раздвигать ноги и отсасывать по углам? Твоя дура-мамаша считает, что если ее благодаря этим же талантам со двора не погнали, то и с тобой выйдет так же. Лишь усилием воли Сев заставил себя не опустить голову, когда дядя, пахнущий спиртным и злостью, замер в полушаге от него. — Вы всегда говорили, что будете рады избавиться от меня. Так вот — я ухожу. Просто отдайте деньги Карнаргондов. Тень скользнула в глазах Дамиана, а в следующий миг тяжелая оплеуха опалила щеку Севера. Он отшатнулся, хватаясь за лицо — кожа все еще пекла после удара. — А за какие средства я должен был тебя кормить, учить и одевать все эти года?! Думаешь, я был счастлив, когда другие родственники отказались возиться с ублюдком мятежника и шлюхи, готовой лечь под любого, только бы статус сохранить?! — Моя мать… Следующая пощечина показалась ещё болезненнее предыдущей, а через миг пальцы дона Бормацо вцепились в полураспущенные волосы племянника. Север вскрикнул, пытаясь освободиться, но Дамиан будто не ощущал его ногтей, впившихся в запястье. Не обращая внимания на сопротивление, тот потащил Севера прочь из комнаты. Слуги прятали взгляд, отворачивались, не желая становиться свидетелями ссоры двух господ, но их присутствие мало смущало Бормацо. Неожиданно он ослабил хватку, выкидывая племянника в двери его комнаты, словно мешок с овсом: — Еще хоть слово об империи или деньгах, клянусь, я продам тебя в ближайший бордель, где такой потасканной швали, как ты, самое место, — почти выплюнул на прощанье Дамиан, а спустя мгновение щелкнул ключ в замке — дверь закрылась с той стороны.***
Север никогда не позволял себе слез. Несмотря на все невзгоды, он все же считал себя мужчиной — и сдерживал эмоции, насколько хватало выдержки. Лорд Флориан многого требовал от единственного ребенка, а когда пробудился дар, юному графу и вовсе не давали сидеть без дела ни минуты: лучшие учителя, которых только мог себе позволить крупнейший феодал империи, будто бы желали вырастить из вполне заурядного мальчишки гения во всех науках. А когда что-то не получалось, Флориан мог неделями игнорировать сына, обращаясь к нему только через Зандру: «Леди жена, передайте его светлости, что…» . Теперь, давясь обидой на холодном каменном полу комнаты, Север понимал: отец не замечал бы его месяц или более, узнай он, что его наследник не смог даже вернуть деньги, отложенные матерью на войну, что уж говорить о завоевании престола? Будут ли хоть когда-нибудь развеваться над Сэленасом знамена Карнаргондов? Мечта казалась далекой, как никогда. Глаза слезились, подрагивали пальцы, и все же Сев поднялся на непослушные ноги, чтобы снять с себя одежду. Механические движения и взгляд, направленный в угол, где уже почти доплел свою сеть небольшой домовой паук. Наблюдая за скорыми движениями тоненьких лапок, Карнаргонд и сам не заметил, как сложил в сундук даже камизу, оставшись полностью нагим. Неспешно он подошел к зеркалу, окидывая взглядом изящное тело, больше походящее жрецу, чем воину, а затем в пару легких движений вытащил из белесых волос шпильки, позволяя прядям свободно опасть на оголенные плечи. Оставалось одно — жемчужина-талисман на тонкой длинной шее. Бессменное украшение, которое Север не снимал вот уже долгие одиннадцать лет с той злополучной ночи, когда еще совсем крохой провалился в пещеру фейри. Закусив губу почти до боли, Север потянулся к застежке. Уже спустя какие-то мгновения шнурок с белой перламутровой бусиной очутился в юношеской ладони, а стоило поднять взгляд на отражающее стекло — и Карнаргонда замутило. Существо в зеркале не имело формы, и попробуй бы Сев описать увиденное, у него не хватило бы слов. Переливались тысячи лиц, кошмарных образов, лишь золото глаз, светящихся в темноте, и размытые очертания удлиненных рогов оставались неизменными. Он посмотрел на свою руку. Руку ли? Когти, пальцы, а в следующий миг — пустота. Голова закружилась от тошноты и ужаса. Север отшатнулся от страшного зрелища, на ходу пытаясь застегнуть амулет на том месте, где должна была бы находиться шея. Вдох — и наваждение исчезло, оставив после себя лишь липкое чувство страха. На лорда Карнаргонда по ту сторону стекла вновь испуганно смотрел хорошенький светловолосый юнец с парой крупных родинок на женственном овальном лице.