Я обещал себе, что никогда не влюблюсь в тебя. Но когда я был с тобой, мы слишком много смеялись, И я знал, что поддался.
По плану сегодня парни должны были просто пробыть весь день в номере, лежать на кровати, читая какую-нибудь забытую предыдущими заселившимися в этот номер туристами книгу, слушать музыку из колонок телефона на полную катушку, курить на балконе, потеплее кутаясь в тёплое одеяло, чтобы спрятаться от холодного ветра, снова попытаться готовить вафли, а когда станет особенно скучно, плавать в бассейне на нулевом этаже отеля и играть в приставку, подключенную к телевизору и принесённую администратором за кругленькую сумму денег. Они должны были всё это делать. Но только в том случае, если бы на улице, как в прошедшие три дня, когда они, стуча зубами от холода, всё равно выползали из номера, стояла печально мёрзлая температура, опустившаяся до нуля градусов. Но, как назло, когда они только решили, что сегодня никуда не пойдут, отсидевшись дома, и мысленно составили список дел, которыми они смогут заняться, на небе показалось солнышко, поднявшее температуру до тридцати градусов, из-за чего в номере стало просто невозможно находиться из-за духоты. Антон лежал в одних боксерах на паласе под кондиционером, который не особо помогал и, как собака высунув язык изо рта, смотрел в белый потолок. В одной руке у него находилась открытая книга, которую он чудом отыскал под одной из тумбочек, когда пытался достать оттуда закатившийся телефон, и которой он махал на своё лицо в попытке найти ещё хоть немного свежего и прохладного воздуха. Страшно было подумать, если бы кондиционер вовсе не работал или бы его не было в номере. Шастун бы сразу упал в обморок где-нибудь в ванной, трагично раскинув руки в стороны и закинув голову назад, сглатывая нагретую слюну. Да, именно так себе представлял свою смерть Антон в данный момент. Видимо, голова была уже нагрета, а мозги — и вовсе расплавлены. Арсения в номере не было уже около часа, так как он, поняв, что температура неумолимо поднимается до сверх испепеляющей отметки градусника, сразу смылся в одной лишь футболке, которая была до такой степени тонкой, что давала разглядеть то, что под ней находится, и шортах, накинув на голову нелепую панамку. И Антон, честно, не мог понять, куда тот сбежал, оставив его одного на растерзание жаре и духоте. Когда на часах был час дня, двери номера наконец-то распахнулись и в комнату влетел взбудораженный Арсений, звеня небольшими ключиками, находящимися у него в руках. Заметив буквально умирающего от жары друга на полу, Попов громко засмеялся и нарочито толкнул того носком ботинка под рёбра. — Сука, Попов, — измученно просипел Шаст, выглядывая из-под книги, которую он недавно положил себе на лицо, укрываясь от ярких лучей слепящего солнца. — Лучше бы воды принёс, чем пинал. Брюнет тепло улыбнулся, но просьбу выполнил, через секунду принёс полную бутылку холодной воды из холодильника и отдал её в руки изнемогающему парню, который жадно присосался к горлышку, немного приподнимаясь на локтях. — Спасибо, — от резкого перепада температуры в горле прохрипел он, сминая середину пластмассовой бутылки, уже ставшей пустой, и отбрасывая её в дальний угол комнаты. — От чего ключи? — увидев миниатюрные ключики в руках друга, спросил Антон, вновь грохнувшись на палас. — От двух велосипедов, что сейчас ждут нас на парковке внизу уже готовые ехать в путь, — Арс присел на корточки около шатена и кончиками пальцев убрал спавшую на лоб чёлку, а после, едва слышно вздохнув, не сдержался и провёл по лбу, спускаясь к скулам и очерчивая их острый контур. Шаст продолжал лежать, переставая дышать, и, удивлённо приподняв брови, наблюдал за задумчивым лицом мужчины рядом и за его аккуратными действиями. — А куда поедем на них? — неуверенно спросил Шастун, поведя плечами. Арсений замер, смотря на свои пальцы, которые почти подобрались к мягким губам шатена, пытаясь к ним прикоснуться, и медленно убрал руку, переводя взгляд на зелёные глаза Антона. — Увидишь, — Попов похлопал себя по коленкам ладонями и поднялся на слегка затёкшие от неудобного положения ноги. — Собирайся, я тебя внизу жду, — кинул он и буквально вылетел из номера, с силой захлопывая за собой входную дверь. Выбежав из отеля на улицу, Арс остановился и тяжело задышал, привалившись спиной к стене здания. Сердце неумолимо стучало, отбивая чечётку, дыхание сбилось, заставляя дышать с надрывом, губы задрожали, а руки сами потянулись к измученному лицу, ладонями закрывая нижнюю его часть. Коленки так и норовили подкоситься, уронив мужчину на ещё не до конца прогретый асфальт. Но Попов держался, свободной рукой схватившись за стену, и не позволил себе съехать по ней вниз. Он не мог поверить в то, что, если бы Антон не задал тот обыденный вопрос, Арсений бы позволил себе коснуться кончиками пальцев пухлых губ, очертить их контур. Возможно, он мог позволить себе даже больше, например, слегка нагнувшись вперёд, примкнуть своими губами к чужим. Зная самого себя, мужчина понимал, что сделал бы это. Сделал то, из-за чего бы стал себя ненавидеть, так как Антон смотрел на него настолько испуганно в тот момент, что сердце непроизвольно сжалось. — Ты такой придурок, Попов, — раздражённо просипел мужчина, ударившись затылком о стену, и провёл ладонью по усталому лицу, прикрывая глаза. — Ты же мог потерять его, — ещё один удар затылком о твёрдую поверхность, за которым последовало два таких же сильных и грубых стука. — Мог. Потерять. Его. Дебил. Услышав приближающиеся шаги, Арс быстро привёл себя в порядок, мол, всё хорошо, и нелепо улыбнулся, когда Шастун вышел из-за угла и подошёл к нему. — Ну, а теперь пошли? — хмыкнул парень, вертя в руках свой телефон. — Пошли, — кивнул Попов и повёл Антона к месту, где были припаркованы два велосипеда, взятые в прокат.***
Приехав на велосипедах до пункта назначения за два часа, парни припарковали их в специально отведённом месте и вошли на небольшую территорию, в центре которой находился огромный дом, построенный, как казалось по его внешнему виду, каким-то сумасшедшим или двинутым. Стены были причудливых форм, разных размеров и цветов. На них были изображены различные фигуры: волнистые кружки, странные формы полуптиц-полуживотных, фантастические герои вроде маленьких гномов и устрашающих троллей. Внутри этого на вид фантастического дома всё оказалось обыденным: разноцветные обои, потёртые и надорванные в некоторых местах, скрипучий паркет из дерева разных сортов, обычная мебель, которую можно встретить в любых квартирах того же Санкт-Петербурга или Москвы. В общем, здесь было не так интересно, поэтому парни решили пройтись вокруг дома, рассматривая местную достопримечательность со всех сторон. — Шаст, — посмеиваясь позвал Арсений друга, в этот момент рассматривающего необычные деревья витиеватой формы. — Ну, Шаст! — Чего? — с неохотой протянул парень и повернулся к Попову, державшему в руках гномика. На голове гнома, как и у остальных, стоящих неподалёку, был надет красный колпак, из-под которого торчали короткие русые и слегка завитые волосы, глаза его были ярко-зелёными, выделяющимися на фоне красного и белого цветов, а нарисованная улыбка была настолько похожа на живую, что Арсений невольно сравнил этого гномика с Антоном. А тот ведь и правда был очень похож. И светлыми волосами, и тёплой улыбкой, и цветом зелёных глаз, и небольшой щетиной вместо длиннющей бороды, и красной рубашкой, в которую сейчас был одет парень. — Это ж вылитый ты! — звонко засмеялся брюнет, показывая пальцем сначала на лицо гномика, а после — на парня, который цокнул языком и закатил глаза. — Да не похож он на меня, не гони, — возмутился Шаст и бережно перенял хрупкую статуэтку в свои руки, начиная разглядывать её со всех сторон. — Вот чем он похож на меня, а? — парень возмущённо глянул на уже закатывающегося от смеха мужчину, который упёрся ладонями в коленки и громко смеялся, жмуря глаза. — Всем, Тох, — под конец Арс выдохнул, всё ещё продолжая смеяться, и, вобрав в лёгкие побольше воздуха, вновь засмеялся, заметив, с каким нелепым видом, Антон рассматривает «свою копию» в виде гнома. После «познавательного и безумно интересного» спора Антона и Арсения, в котором Попов одержал победу, всё же доказав другу то, что гном безусловно похож на него, парни зашли в небольшую кладовую (ну или сарай, называйте, как хотите), дабы посмотреть, что находится внутри. А внутри всё было выкрашено в изумрудный цвет, начиная от стен и заканчивая полом и потолком, которые были покрашены в более тёмный оттенок. К потолку крепилось множество зелёных лампочек, которые освещали всё пространство таким же приятным светом, создавая вокруг себя уютную и ламповую атмосферу. — Ой, а это что такое? — воскликнул Антон и, не дожидаясь ответа, подошёл к длинному столу тёмно-салатового цвета, на котором стояло несколько железных ящичков со стеклянными колбочками, в которые была налита зелёная жидкость, приятно пахнущая каким-то порошком и жвачкой. — Не трогай лучше здесь ничего, — шикнул на друга Попов, оттаскивая парня подальше от стола. — Я просто уверен, что одна такая колбочка стоит дороже, чем наша с тобой фирма. И если хоть одна разобьётся, то нам придётся продать даже почки, но этого всё равно не хватит, чтобы расплатиться с долгами. — Я понял, окей, — истерически усмехнулся Шаст и неуверенно попятился к выходу из сарая. — Пойдём лучше отсюда. Не хочу потом помереть без почек, — тихо засмеялся парень и вышел из комнатки, на что Арс покачал головой и покинул кладовую следом.***
Арсений сидел на кухне в номере, рассматривая голую спину Антона, стоящего у плиты и готовящего свои фирменные вафли. В голове уже обыденно кишели однотипные мысли о парне, о чувствах, вызванных им, о том, как мужчина стал себя вести рядом с ним. А ведь Арсений зарекался на этот счёт. Он не хотел влюбляться. Не хотел чувствовать боль, пронзающую его тело от кончиков ушей и до пяток из-за неразделённой любви. Не хотел понимать и принимать это, оттягивая принятие как можно дольше. Но что в итоге? Гулко стучащее сердце, головная боль от кишащих громких мыслей, обкусанные губы, разбитые эмоции, вечная нервотрёпка и непонимание своих действий в реальном мире. Но если посмотреть на это с другой стороны, то… Он просто не хотел, чтобы ему разбивали сердце. А это будет происходить снова и снова, пока от Арсения не останется лишь нервная и худая оболочка, опустошённая, без каких-либо эмоций. — Тох, — неожиданно искажённым до неузнаваемости голосом промолвил Попов, на что Шастун вопросительно глянул на него, параллельно закидывая кухонное полотенце себе на плечо. — Можно я задам тебе вопрос, но ты пообещаешь на него ответить? Антон сузил один глаз, напряжённо закусывая губу, и кивнул, выключая вафельницу из розетки. Он повернулся лицом к другу и спиной облокотился на кухонный гарнитур. Попов всё не решался что-то сказать, измученно смотря на шатена. — Я обещаю, что отвечу на вопрос, — прохрипел Шастун и прикрыл глаза, вслушиваясь в тишину. Арс косо улыбнулся, тут же убирая улыбку с лица, и оглядел профиль друга. С его губ сорвался невольный и усталый стон, после которого он буквально заставил выдавить из себя вопрос: — Ты когда-нибудь влюблялся настолько сильно, что даже больно было? — он с глухим звуком приложился лбом о столешницу, поджимая губы. — Морально, не физически. Шастун вяло приоткрыл веки и беззвучно пошевелил губами, смотря на подавленного друга, который как-то отстранённо наблюдал за его движениями, ловя каждый неправильно брошенный выдох и звук. — Да, — почти не слышно вымолвил Антон и прошёлся языком по пересохшим губам, понимая, что взгляд голубых глаз словил это действие, мысленно сканируя и заставляя повторить брюнета за ним. — Это Ира? — спустя пару секунд глухой тишины, нарушаемой лишь остывающей вафельницей, которая тихо шумела. — Если бы, — шатен отвёл взгляд в сторону, ощущая ту напряжённость, что таилась в воздухе, оседая на его плечах неподъёмным грузом. Арсений следил за каждым действием парня: как Антон сжимает и разжимает кулаки, стуча ребром о кухонные шкафчики, как напряжённо дышит, жмуря глаза от нехватки кислорода, как часто сглатывает накопившуюся слюну, нервно теребя верёвку на шортах пальцами, как поднимает глаза к потолку, тихо что-то шепча одними губами, как носком ноги отбивает рваный ритм неизвестной мелодии о паркет. Нетяжело было догадаться, что Шаст действительно был влюблён. А точнее — влюблён по сей день. — Ты до сих пор влюблён в этого человека? — прошептал Арс, боясь услышать и так очевидный ответ. Слышно было, как Антон громко стукнул рукой о бортик шкафа и тихо рыкнул, закипая и тут же успокаиваясь. — Я стараюсь разлюбить, — надрывно произнёс парень, резко дёргая за нитку штанов в попытке её оторвать. — У меня не выходит, — просипел он и наконец посмотрел на Арсения, поджимая губы. — Никак, Арс, — шатен вытер ребром ладони невесть откуда появившиеся слёзы и вытянул руку вперёд, не позволяя уже подорвавшемуся Попову подойти ближе. — Я должен быть счастлив с Ирой, — хрипя, проскулил он. — Тогда почему я не могу разлюбить другого уже столько лет? Арсений смотрел в слезящиеся глаза никогда не плачущего Антона и понимал — парень разбит, опустошён изнутри, морально уничтожен. Попов молчал, печально наблюдая за тем, как друг повернулся к нему спиной и снова включил вафельницу на подогрев, негромко шмыгая носом. Брюнету же осталось только продолжать смотреть и сжигать себя дотла. Ведь Антон наглядно показал, что с ним случится то же самое, только позже, когда Арс потеряет какую-либо надежду на счастье.