Всегда говорят, что запретный плод сладок. Я никогда не внимал этим словам, Пока не попробовал вкус твоих губ.
Маскарад прошёл уже неделю назад, а Арсения до сих пор не могли покинуть дурные мысли о том дне. В голове, как на фотоплёнке, прокручивался один и тот же момент, то затемняя, то осветляя фон, делая его почти невидным. Мысли ходили ходуном, а в голове так и прокручивалась пластинка с одним и тем же контекстом, не давая мужчине забыть и капли из того дня: вот Арсений стоит у длинного стола на площади, одетый в свой чёрный глянцевый костюм, держит в руках янтарно-красное вино и со смешинкой в синих омутах наблюдает за резвящимися людьми или слишком графскими особами; вот он замечает чем-то знакомого юношу, одетого в костюм чисто-белого цвета, похожий больше на блестящий снег, чем на обычный костюм, и начинает его пристально разглядывать; а после яркая вспышка вечерних солнечных лучей будто перекрывает обзор, заставляя Арсения зажмурить глаза; в следующую же секунду губы сами начинают гореть, вспоминая тот жгучий и до боли нежный поцелуй желанных уст, которые с наслаждением целуют его собственные, кусают, зализывая горячим языком место укуса, как бы прося прощения за лёгкую боль, посасывают, забирая весь кислород из лёгких и выбивая из гортани еле слышные стоны. Стоило брюнету закрыть глаза, как, не то что губы начинали гореть ярким пламенем, руки начинали чесаться, требуя вновь притронуться к юношескому телу хотя бы через ткань, провести невидимую линию кончиками пальцев по запястью, чертя странные надписи по центру ладони, пальцами другой руки смазать белую краску с лица, оставить на нём разводы и небольшую царапину около верхушки носа, чувствовать устами довольную улыбку кота и целовать эти алые губы до последнего удара пульса. Арсений морально изнемогал, зарываясь пальцами в свои смоляные волосы и оттягивая их, царапал короткими ноготками собственный загривок, тихо завывал в душевой ванной комнаты, сидя на кафельном полу и гулко ударяясь затылком о стену позади, жмуря глаза от холодной воды из душа, что капала на его лицо, заглушая вой, проводил кончиками пальцев по губам, яростно пытаясь стереть тыльной стороной ладони остатки того горького поцелуя, кусал до крови губы и внутренние стороны обеих щёк, чувствуя на языке сладкий вкус собственной крови. Было невозможно находиться рядом с Антоном, который продолжал ярко и светло улыбаться, будто не он неделю назад сладко целовал Арсения, не он хватался за его загривок, ярко и паршиво улыбаясь, не он сплетал с ним пальцы, совсем забывая о том, что Попов знает каждое кольцо друга на зубок. Было тяжело разговаривать с другом, который, задыхаясь от переизбытка эмоций и нехватки кислорода, взахлёб рассказывал какую-нибудь историю, одновременно с этим поедая пончик, купленный в столовой, и измазывая им свои и так желанные губы, которые с добавлением белой сладкой начинки по контуру становились чуть ли не приманкой для голодного и желающего Арсения. — Как прошёл карнавал? Понравился? — осмелился в один из дней спросить Попов, хищно исследуя глазами светло-зелёные изумруды, ямочки на щеках с едва заметными веснушками, курносый нос с забавной родинкой на кончике и с чёртовой царапиной около верхушки, которую Антону поставил сам Арсений, но парень, конечно же, в этом не признавался, отмазываясь тем, что якобы случайно сам оцарапал себя, когда примерял маску для костюма. И лишь на мягкие шершавые губы, которые от слюны заманчиво поблескивали на свету, мужчина старался не смотреть, отводя взгляд выше, проходясь им по острым скулам, измазанным в пирожном креме, но каждый раз проигрывал сам себе и намеренно быстро поглядывал на уста с периодичностью в пять минут, чтобы вдохнуть такой необходимый кислород при взгляде на них. — Я оторвался знатно, — засмеялся Шастун, проходясь длинным языком по контуру рта, слизывая остатки крема. — Я до такой степени набухался халявного вина, что половину вовсе не запомнил, но точно знаю, что это было охренеть как весело! Жаль тебя со мной не было, мы бы так оторвались, что мама не горюй, — он протянул последнее предложение с усмешкой, создавая солнечное сплетение паутинок около глаз. — Ага, — бездумно отозвался Арс, кивнув для убедительности, после чего снова залип на лице парня, который уже рассказывал что-то другое, яро жестикулируя своими музыкальными пальцами, на кончиках которых остался едва видный след от белой гуаши, которая именно с них почему-то напрочь отказывалась отмываться даже губкой с пахучим мылом.***
На протяжении этой недели после маскарада Антон стал куда-то пропадать с восьми утра и до четырёх часов дня, хотя всегда наотрез отказывался вставать в такую рань в свой законный отпускной выходной даже под дулом пистолета. Попов по этому поводу ничего не спрашивал, просто также уходил из номера, чтобы погулять по улочкам Венеции. В голове продолжали крутиться мысли о парнишке со светло-русыми волосами и изумрудными глазами, обрамлёнными пышными ресницами. Одни и те же вопросы, на которые Арсений не мог найти ни единого ответа, а именно: Зачем Антон вообще поцеловал незнакомого человека? Он понимал, что целует именно мужчину, а не девушку? Осознавал ли он, что целует Арсения? Куда пропадает каждый день Антон? Третий вопрос мужчина сразу отбрасывал, даже не пытаясь о нём думать, ведь… ну не мог Антон знать, что это был Арсений. Если бы он знал, то не подошёл бы к нему. А что со вторым? По костюму явно было видно, что целует он мужчину, а не девушку. Да и по повадкам и по походке это очевидно. А может, Шастун просто был в неадеквате? Он же говорил о том, что выпивал вино… Но от него же не пахло алкоголем или перегаром во время мучительно короткого бзика в его голове. Чёрт, как всё сложно! Попов с силой ударил ногой по ближайшей урне, хватаясь руками за свои спутанные волосы, которые он не расчёсывал, кажется, дня два или три… или всю неделю. Всё было слишком запутанно, мысли сжирали его, а собственные чувства не давали дышать, отключая жизненно необходимые ему лёгкие и высасывая из него все эмоции и силы. «Но всё же целуется он охрененно», — искушающе прошептал внутренний голос, злорадно посмеиваясь, заставляя Попова свирепо рыкнуть и яростно ударить кулаком о близстоящую стену, пугая тем самым мимо проходящую девочку. — Чёртов Шастун! Чёртовы чувства! — в сердцах кричал Арсений, зло смотря на окружающую его обстановку и ничего не понимающих на русском языке итальянцев. — Я не хотел тебя целовать! Не хотел! Я же знал, что… — на последнем слове он прервался, начиная сбивчиво и загнанно шептать, — что мне будет больно. Тебе же плевать на мои чувства, тебе с собой нужно разобраться, а мне что прикажешь теперь делать? Я не могу не вспоминать твои блядские губы, — брюнет закрыл лицо ладонями, начиная мотать головой из стороны в сторону, когда едкие дьявольские голоса тихо шептали внутри одно и то же: «Тебе никуда не деться, не сбежать». Попов последний раз звонко приложился затылком о стену позади и рванул что есть мочи обратно в отель. Нужно собрать вещи, купить путёвки до следующей страны, забронировать номера, найти Антона и срочно уехать отсюда. Ему просто нужно попытаться забыться, ведь внутри теплилась надежда, что смена обстановки поможет с этим хотя бы немного.