Ты сломал меня. Ты разбил мне сердце. Я ненавижу тебя… потому что всё ещё люблю.
Про ту оплошность, совершённую Антоном в клубе, парни старались не вспоминать и вовсе не говорили об этом. Одного пожирала обострённая и встревоженная совесть, другого — чёртовы чувства и эмоции, разрывающие грудную клетку ровно посередине, вычерчивая дьявольскую дорожку. Не хотелось думать и уж тем более обсуждать это друг с другом, поэтому, не промолвив ни слова вслух, оба зареклись себе о том, что это просто сон — неприятный, липкий и ледяной, но сон. Единственное, что силой заставляло вернуться в реальность — это зелёные глаза, жалостливо глядящие из-под опущенных ресниц во время глухой тишины, зрачки которых нервно бегали по комнате в надежде зацепиться хоть за что-то. Арсений старался не смотреть в такие моменты на друга (а друга ли уже?), но каждый чёртов раз сдавался и глядел чётко, не отводя взгляда в сторону, изучая и разглядывая пристыженную зелень глаз и чёрные расширенные зрачки, которые, не продержавшись под таким холодным напором голубых айсбергов и секунды, начинали смотреть в пол или на любую поверхность, ища в ней какие-то недочёты. Обычно после этого следовал совсем тихий шёпот из уст брюнета, после печально разглядывающего сгорбленную спину парня. — Всё в порядке, — в Антона будто закачивали кислород в лёгкие после этой, теперь каждодневной, фразы, заставляя его слабо кивнуть, рефлекторно ударить правой рукой о свою же коленку, тихо ухмыльнуться и поднять взгляд на Арсения, безмолвно говоря: «Спасибо, что со мной». Антону казалось, что тяжело только ему, что Арсений — само спокойствие, как внутри, так и снаружи. Ведь всё продолжало катиться своим чередом, всё было как обычно: яркий заразительный смех с заметной хрипотцой в голосе, пронзительный и тёплый взгляд, плавные движения и ровная, непрерываемая речь. Но Антону всего лишь казалось. Арсений всегда знал, что его друг не особо внимателен, поэтому не переживал, что тот раскусит его настоящее состояние в два счёта. А раскусывать было что: смех стал слишком громким и наигранным, срывающимся на хрипоту от появившегося стресса; взгляд, следящий за каждым движением Антона, стал холодным и тусклым, в нём пропал былой огонёк; резкие движения и надрывная речь появлялись сразу же, стоило только Шасту начать говорить про Кузнецову или стащить с себя футболку, оголяя покрытые засосами и царапинами плечи и ключицы. Что уж говорить о том, что происходило внутри. Там бушевали чувства, от которых хотелось рвать волосы на голове, метать посуду в стены, ненавидеть самого себя и других, выть и бить кулаками о кафельную поверхность от несправедливости жизни. — Что я сделал не так, что мне настолько больно? — обращаясь невесть к кому, почти шёпотом сипел Попов, наблюдая за тем, как Антон, проснувшись в восемь утра и разбудив случайно Арса, но не заметив этого, накинул на голову капюшон ветровки, параллельно с этим тихо болтая с кем-то по телефону немного грубым и холодным голосом. — Я что делаю? Да пытаюсь незаметно свалить и не разбудить Арса. Всё, ладно, пока, Ир, — прохрипел Шастун, запнувшись о свою же ногу и чуть не грохнувшись на пол. — Да-да, я тебя тоже люблю. Ага, всё давай, — после этих слов он вышел из номера, аккуратно и бесшумно закрывая за собой дверь. — Может, он в магазин ушёл… — с надеждой сказал сам себе Арсений, затем недоверчиво усмехнулся и, перевернувшись на живот на кровати, приглушённо крикнул в подушку, сжимая спутанные на загривке волосы в кулак. Антон вернулся только в час ночи, находясь подшофе, и тут же завалился на свою кровать, ничего толком не объясняя завядшему и ожидающему его Арсу, который понуро сидел на подоконнике, куря сигарету, стыренную из запасов Шастуна.***
— Ничего не хочешь мне сказать? — хмуро спросил Арсений, облокотившись бедром о кухонный шкафчик, наблюдая за тем, как Антон на следующее утро залпом выпивает целую бутылку воды с добавленным в неё аспирином. — А должен? — сухо спорил Шаст, вытирая тыльной стороной ладони капли воды на губах. — Ну, к примеру, где ты вчера был весь день и из-за чего так набухался? — Отстань, а? — бросил парень, прикрывая глаза и облокачиваясь виском о холодную стену. — Ты мне не мамочка, чтобы следить за каждым моим шагом. — Я друг… — Хуюк, блять, — грубо прервал его парень. — Арс, вот честно, не до тебя сейчас. И без тебя проблем хватает. — Так расскажи мне о них, — всплеснул руками Арсений, усаживаясь на стул напротив шатена. — Расскажи, что тебя тревожит, почему ты стал невесть куда пропадать и напиваться до потери памяти? — Но я всё помню… — Да-да, поэтому ты нихуя не понимаешь на утро, — саркастически проговорил Попов, несколько раз кивнув головой для псевдоправдоподобности, и аккуратно взял левую руку друга в свою, сжимая для поддержки. — Что происходит, Тош? Антон опустил взгляд на поверхность стола, стал нервно нажёвывать свою нижнюю губу и стучать освобождённой рукой по правой коленке. После этого он тихо вздохнул и, понизив громкость голоса до минимума, начал шептать почти неразборчиво, судорожно бегая взглядом по кухне. — Мне… мне больно. Очень, — он шмыгнул носом и несмело посмотрел на обеспокоенного друга. — Не физически, морально, — дополнил парень, после чего указал свободной ладонью себе на грудь. — Вот здесь. — Из-за чего? — несмело спросил Арсений, смотря в усталые зелёные омуты шатена. — По Ире скучаешь? Или по родителям? — Если бы, — невесело хмыкнул Антон, прикрывая глаза, и упёрся лбом в плечо Попова, рвано вздыхая. — Ты же понимаешь из-за чего. Арсений кратко кивнул, приобнял друга обеими руками за плечи и несмело уткнулся носом в светлую макушку, незаметно целуя. Конечно, он понимал. Понимал, что именно мучило Антона. Понимал, но не хотел принимать этого, ведь… ведь парнишке было больно от невзаимности. Шасту было больно оттого, что человек, в которого он влюблён, не хотел быть с ним, не хотел не то что встречаться с ним и быть всегда рядом, а, возможно, даже сторонился его. Этого Арс знать точно не мог, ведь не имел даже понятия, в кого влюблён друг, который сейчас тихо шмыгал носом, упираясь лбом в подставленное плечо, и бесшумно пускал слёзы на тут же впитывающую солёные капли футболку. Арсений хотел, чтобы парень был с ним, хотел обратить его внимание на себя с другой, совсем не дружеской стороны. Но если в этот момент Антон будет смотреть на него таким жалостливым и слёзным взглядом от той боли, что причиняла ему любовь, то брюнет готов сдаться. Он готов любыми способами помочь парню быть счастливым с тем самым человеком, которого Шаст полюбит больше своей жизни. Арсений готов страдать, если его мальчик будет счастлив. — Всё будет хорошо. Обещаю.***
Парни стояли на высоком холме, куда их отвёз небольшой туристический автобус, в котором находилось всего семь человек, включая водителя и двух инструкторов. Один из последних сейчас стоял около Арсения, помогая нормально усесться в двухместный дельтаплан белого цвета на заднее сидение, после чего перепроверил всю технику и сам уселся в водительское кресло, ободряюще улыбаясь и надевая на свою голову защитный шлем; так же сделал и Арс. Антон же со своим инструктором стоял на другом конце холма и проделывал вместе с ним те же манипуляции, что и Попов. У обоих дрожали коленки, но только у Арсения — от страха, а у Шаста — от предвкушения. И вот они оказались в воздухе. Тёплый ветер приятно дул в лицо, заставляя улыбаться от захватывающего вида под ногами. Рукой можно было буквально дотронуться до белой тучки над собой, настолько они находились близко. Дельтапланы летели над посевными полями, деревянными домиками и высокими лиственными деревьями, которые будто махали им ветвями, желая удачи. Весь страх брюнета куда-то исчез, стоило ему издалека увидеть широкую улыбку Антона, который весело визжал и размахивал руками в разные стороны. От увиденной картины мужчина засмеялся. Скулы от улыбки начали болеть, но Арсу было плевать, он слишком давно так не улыбался, чтобы возвращать унылое выражение лица обратно. Было слишком хорошо. Стоило спустя час дельтапланам опуститься обратно на верхушку холма, как Арс, широко улыбаясь, на подкашивающихся ногах выполз из него и тут же был притянут подбежавшим к нему Антоном в приятные объятия. — Это было очешуенно, — засмеялся Попов, в ответ обнимая друга за плечи. — Я всё время боялся, что тебе страшно. — Не дрейфь, всё хорошо, — ответил Арсений, и Шастун усмехнулся, сильнее прижимая мужчину к себе. — Мне хорошо, пока хорошо тебе. — Что? — с тёплой улыбкой переспросил Антон. — Да, говорю, что это было офигенно, — отмазался Арс, подбородком упираясь в плечо шатена и наблюдая за тем, как девушка и парень теперь садятся на те же дельтапланы. — Согласен, — кивнул Шаст, прикрывая глаза. — Мне хорошо, пока хорошо тебе, — одними губами сказал он, повторяя за Арсением. И неважно, что он не услышал произнесённую мужчиной фразу и просто повторил за ним, а сказал это от чистого сердца. Только Антону было известно, к кому именно он обратился.