Прометей 2037

      22 ноября 2038 года       19:51       Андроиды не умирают.       Что бы там ни говорили Маркус и его последователи, они не являются живыми существами в полном смысле этого слова. Разумными — да, мыслящими — да, обладающими самосознанием — да. Но не живыми. А значит, они не могут умереть.       Виктор не умер. Все биокомпоненты были исправны, в чём я смогла убедиться ещё раз, когда оттащила его в подвал и просканировала с помощью «всевидящего ока». Линза сообщала о критической нестабильности системы и необходимости реактивации. Я понимала, что могу «оживить» андроида в любой момент, но это ему лишь навредит. Мне только и оставалось, что дожидаться платформы, а Эрик Бишоп при всём желании не смог бы дозвониться до меня из-за блокированной правительством сотовой связи. Такой вот замкнутый круг.       На следующий день после окончания демонстрации на Харт-Плаза в Детройте началась эвакуация населения, и я была одной из немногих, кто решил остаться в городе. Во-первых, я понятия не имела, куда власти решили вывозить гражданских. Пусть я не считала свой дом в Бриггсе полноценным «домом», я привыкла к нему, этого нельзя было отрицать. Да и чего мне было бояться?.. Северный Корктаун давно опустел, а всех девиантов согнали в Нортондейл, подальше от центра Детройта. Во-вторых, я бы ни за что не оставила Виктора на произвол судьбы. Не тащить же его за собой в таком состоянии. Деактивированный андроид неизвестной модели, собранный из разномастных подержанных запчастей — это наверняка бы породило целый ряд ненужных мне вопросов.       В общем, я осталась. Ни о каких сделках, понятное дело, речи пока не шло — забавно будет, если андроидам и впрямь дадут равные с людьми права, и незаконный оборот биокомпонентов приравняют к подпольной торговле человеческими органами. Крупные продуктовые магазины ещё работали, и я основательно затарилась замороженными полуфабрикатами и разнообразной консервацией на случай, если их всё же позакрывают. В городе, да и во всей стране катастрофически не хватало рабочих рук — не столько в сфере торговли, сколько в медицине, образовании и муниципальных коммунальных службах. За прошедшее время свет отключали несколько раз, чего я не помнила со дня переезда в Бриггс, а вместо горячей воды из кранов теперь текла некая тепловатая жидкость, по цвету напоминающая неразбавленный кофе. Зато сотовую связь восстановили через неделю, но Бишоп так и не перезвонил мне. Сам он трубку не брал, что было совсем на него не похоже — насколько я знала Эрика, он очень ответственно относится ко всему, что касается работы. Даже если бы он не смог выполнить мой заказ, обязательно бы предупредил. Вероятно, он покинул Детройт, когда началась эвакуация. Надеюсь, с ним не случилось ничего не плохого — я и так уже потеряла двух знакомых из-за андроидов.       Так что работать я не могла, но и сидеть сложа руки — тоже. Мне надо было отвлечься, полностью загрузить себя, уйти во что-то с головой. Я разобрала всех трофейных АР700 до последнего винтика, перенеся бо́льшую часть оборудования из подвала в гостиную — находиться в одном помещении с Виктором было выше моих сил. И ещё я испытывала угрызения совести, потому что знала — он ненавидел мою мастерскую и боялся её, а я всё равно оставила его там.       Виктор… Однажды ты вернёшься ко мне, я знаю это.       Когда у меня закончились АР700, я принялась импровизировать. В моей голове уже давно обжилась одна мысль, и я взялась за паяльник. Никогда не считала себя изобретателем, однако «десница» и «око» не сделали себя сами. У меня уже были «рука» и «глаз» андроида, и теперь я решила добавить к этому комплекту ещё и «ухо». Не знаю, зачем — всё равно это вряд ли пригодилось бы в моём ремесле, — но микронаушник из звукового процессора, способный улавливать «мысли» роботов поблизости, представлялся мне интересной идеей, даже несмотря на то, что канал связи в любом случае будет односторонним.       Так я и проводила день за днём, орудуя паяльником под аккомпанемент теленовостей. Поскольку из Вашингтона известий насчёт межвидового саммита и нового закона об андроидах пока не было, журналистам не оставалось ничего другого, кроме как бесконечно вещать о девиантах, их предводителе Маркусе, поселении в Нортондейле и президенте «Киберлайф» Лиаме Стромберге. Я даже оторвалась от своего основного занятия, чтобы посмотреть прямую трансляцию пресс-конференции, которую созвал Маркус не без помощи «Киберлайф». Почему-то совсем не почувствовала эмоционального отклика, когда на него было совершено покушение в прямом эфире. И совсем не удивилась, что ему удалось выжить, несмотря на четыре попадания из снайперской винтовки. Похоже, этот лидер девиантов просто неубиваем — или же стрелять надо лучше. Киллер, очевидно, метил в тириумный насос, и почти попал с третьего раза, а затем попытался выстрелить в голову, но промахнулся. Журналисты радостно ухватились за это событие, пользователи Всемирной паутины обвиняли в случившемся радикалов, а я грешила на «Киберлайф». У меня в голове не укладывалось, что компания, чьим основным источником дохода была торговля андроидами, резко переменила своё отношение и поддерживала мнение о том, что их бывший товар якобы живой. Однако, они могли бы позволить себе снайпера получше. Не знаю, кем был тот стрелок, но уж явно не «новым Ли Харви Освальдом», как позволил себе выразиться Джосс Дуглас.       Так, за пайкой и в размышлениях, незаметно проходили мои дни один за другим. Без Виктора дом постепенно приходил в запустение, на мебели оседала пыль, а гостиная пропиталась запахом дыма от паяльника и табака. Я очень много курила. Не считаю, что у меня есть никотиновая зависимость, потому что раньше я хваталась за сигареты только в стрессовых ситуациях, когда злилась или сильно уставала без возможности отдохнуть. А сейчас мне нужно было поддерживать себя в спокойном состоянии с чуть притупленными ощущениями, поэтому пачка «Мальборо» и стала моим неизменным спутником.       Однажды вечером я вспомнила про полупустую бутыль сухого красного вина, которую я, как ни странно, купила по просьбе Виктора уже после того, как пообещала ему не пить — он хотел опробовать какой-то новый рецепт. Кажется, это были запечённые утиные грудки под винным соусом. Он использовал только половину, и остатки «Бордо» с тех пор простаивали без дела в нашем кухонном шкафу. Время от времени я открывала дверцу и посматривала на тёмное стекло бутылки, да так и оставляла её на месте. Мой отец с детства учил меня, что если Торн даёт слово, он обязан его сдержать. Мать лишь фыркала на это и говорила, что своему слову надо быть хозяином — если ты дал его кому-то, то с тем же успехом можешь забрать назад. В этом, как и во многом другом, они не совпадали.       В какой-то момент я поймала себя на том, что стою у открытого шкафа с этой чёртовой бутылкой в руках, и уже вытащила из неё пробку. Это было хорошее вино, французское. Говорят, красное сухое полезно для здоровья, которое я всю сознательную жизнь гроблю почём зря. Есть же, в конце концов, такая штука как энотерапия.       Я качнула бутыль, думая о том, что бы сделал Виктор, если бы сейчас был рядом. Я так хорошо изучила его, что без труда могла представить его реакцию на что угодно. Полагаю, он бы мягко, но настойчиво забрал у меня бутылку и изобразил бы свой фирменный укоризненный взгляд. «Дорис, — сказал бы он строго, — ты ведь мне обещала». Я знаю, Виктор, знаю. Я чуть-чуть. Сейчас мне это необходимо. Красное вино помогает уменьшить риски возникновения заболеваний сердечно-сосудистой системы, уменьшает вероятность развития болезни Альцгеймера и даже замедляет рост раковых клеток, но сейчас мне нужно излечить душу, а не тело.       Я моргнула, заставив видение исчезнуть, и медленно поднесла горлышко бутылки ко рту. Прости, Виктор. Я чертовски сильно по тебе скучаю.       Внезапно в дверь постучали, и моя рука дрогнула. Вино плеснуло мне на грудь. Конечно, иначе и быть не могло — по какой-то непонятной причине я сегодня надела белую футболку. Зато не успела выпить ни капли.       Быстро заткнув злосчастную бутыль пробкой, я поплелась открывать. Представления не имею, кого могло принести ко мне на порог — в Бриггс, да ещё и в довольно позднее время. Но, кто бы это ни был, пусть не рассчитывает на светскую беседу — я сейчас не в том настроении.       Я широко распахнула дверь, да так и застыла на одном месте. Окажись на моём крыльце сама Кристина Уоррен, я и то удивилась бы меньше.       — Добрый вечер, мисс Торн.       — Э… а… — издала я какие-то малоинформативные звуки.       На пороге, обворожительно улыбаясь, стояла она — светловолосая, голубоглазая и прекрасная, как первый весенний цветок. Идеальная и вечно юная. Легенда. Включённая линза у меня на глазу, которую я забыла убрать, автоматически запустила сканирование: модель RT600, серийный номер отсутствует. Это была она. Оригинал, не копия. Та самая Хлоя, первый андроид, публично прошедший тест Тьюринга, «взорвавший» этот мир и изменивший его навсегда.       — Я могу войти? — ничуть не смутившись моей реакции, спросила девушка.       Я молча отстранилась, пропуская её в дом, и прикрыла дверь. На Хлое было синее коктейльное платье и того же цвета классические «лодочки» на пятидюймовых каблуках — холод не может причинить андроиду дискомфорт, если речь идёт не об экстремально низких температурах, но не знаю, насколько удобно ходить в туфлях по снегу. Конечно же, Хлоя не шла до Бриггса пешком — я заметила на дороге машину, когда закрывала дверь, — но подъездную дорожку я, разумеется, расчистить не удосужилась.       Хлоя с любопытством обвела взглядом гостиную и остановилась на мне. Кажется, её заинтересовала моя линза. Я отчего-то стушевалась и, отцепив «всевидящее око», убрала его в карман.       — Вы ведь… та самая? — не удержавшись, зачем-то спросила я — моя линза не могла ошибиться. — Та первая Хлоя?       — Совершенно верно, мисс Торн, — подтвердила она.       — Дорис, — поправила я. Не люблю, когда мне «мисскают».       — Хорошо, Дорис, — Хлоя не переставала улыбаться. Улыбка у неё была замечательная — радостная и открытая. Это обезоруживало, и я на какой-то момент ощутила себя не в своей тарелке.       — Я… это… Могу Вам чем-то помочь? — неловко спросила я, не зная, куда деть свои руки. Сложила их за спиной, сцепив в «замок» — должно быть, Хлое не очень-то приятно созерцать посиневшую от «Тириума 310» кожу. Представьте, что с вами говорит человек, у которого руки почти по локоть в человеческой крови.       — Можете, — кивнула Хлоя. — Я здесь, чтобы передать сообщение от Элайджи Камски. Он приглашает Вас к себе домой, прямо сейчас.       Что? Камски?.. Моё сердце выполнило заднее сальто и рухнуло куда-то вниз; пробило пол, землю под фундаментом и добралось до залежей полезных ископаемых.       — А где Виктор? — Хлоя, то ли сделав вид, то ли вправду не заметив моей реакции, ещё раз оглядела комнату, будто надеясь увидеть… кого-то. А я окончательно потеряла контроль над ситуацией.       — Так, — вскинув указательный палец, произнесла я.       Это было особое для меня слово, позволяющее взять паузу и сконцентрировать внимание, отбросив все лишние мысли и эмоции. Что-то из психологии — не помню точно, как называется этот термин. Конечно, для пущего эффекта следовало бы придумать что-то редко употребляемое вроде «мутабор», но для меня сошло и «так». А запаниковать мне было, от чего.       Сначала на пороге моего дома появляется самый знаменитый в мире андроид.       Затем этот андроид приглашает меня на встречу с одним из богатейших и влиятельнейших людей в стране… в мире. Элайджа Камски — основатель и бывший президент «Киберлайф», создатель «Тириума 310» и технологии биокомпонентов, разработчик первой высокоинтеллектуальной человекоподобной машины. «Загадочный мистер Камски», как именуют его в прессе. Эксцентричный миллиардер.       И, наконец, Хлое известно о существовании Виктора. Притом, что об этом вообще никто не должен знать, кроме меня. И ещё Тодда, но он давно мёртв.       Хлоя невозмутимо улыбалась, глядя на меня, а я лихорадочно соображала. Если ей известно о Викторе, это известно и Камски. Боже… Я похолодела. Он знает про меня. Знает, что я скавенджер. Иначе и быть не может. Больше у нас нет ничего общего.       — Прошу, не беспокойтесь, Дорис, — произнесла Хлоя мягко. Видимо, буря эмоций слишком явно отобразилась на моём лице. — Элайджа хочет просто поговорить с Вами. Понимаю, для Вас это неожиданно, и время уже довольно позднее для визита, но дело не терпит отлагательств.       — К-какое дело? — запнувшись, спросила я.       — Элайджа Вам всё объяснит, — заверила Хлоя. — Так я могу увидеть Виктора?       — Откуда Вы о нём знаете? — я нахмурилась. Ответа не последовало. — В любом случае, он не сможет с Вами говорить. Я отключила его две недели тому назад.       — Да, мне это известно, — кивнула Хлоя и уточнила: — Но Вы ведь не разобрали его?       — Нет… — я снова растерялась. Тут уже и моё фирменное «так» бессильно.       — Где он сейчас?       — Здесь, неподалёку. У меня в мастерской, — я решила не удивляться. Меня словно подхватило бурным потоком и несло куда-то… куда? В любом случае, противиться этому было бесполезно и, по большей части, бессмысленно. — Пойдёмте.       Я спустилась в подвал первой, зажгла свет и подала Хлое руку. Иногда я могу быть тем ещё джентльменом. Стремянка, ведущая вниз, довольно шаткая, с узкими ступенями. По такой и в нормальной обуви лазать проблематично, а Хлоя была на каблуках. Впрочем, она не выказала никаких неудобств. Наверняка просчитала каждый шаг, прежде чем начать спуск, но помощь от меня всё же приняла.       Став в изголовье прозекторского стола, она протянула руку и коснулась лба Виктора двумя пальцами, с которых сошла синтетическая кожа.       — Что Вы делаете? — насторожилась я.       — Провожу диагностику, — пальцы Хлои переместились со лба на висок, к потухшему светодиоду. — Вы можете его реактивировать?       — Эм… — я рассеянно почесала затылок. — Вообще я бы не хотела этого делать. Его систему поразил вирус, и мне пришлось отключить его, чтобы избежать потери данных.       — Я говорю о частичной реактивации, — пояснила Хлоя. — Сможете?       — Смогу. Только что это даст?       Она чарующе улыбнулась:       — Прошу. Сделайте, как я говорю.       Пожав плечами, я вскрыла защитную панель на животе Виктора и запустила руки в его «внутренности». Хлоя наблюдала за моими манипуляциями без интереса, с абсолютно бесстрастным лицом. Словно я была дежурным хирургом, а она — медсестрой, ассистирующей мне на операции.       Светодиод Виктора загорелся красным, искусственные лёгкие сымитировали вдох. Я даже различила едва слышимое «биение» тириумного насоса. Хлоя отняла пальцы от его виска и, обойдя стол, обхватила запястье. Не открывая глаз, Виктор резко принял сидячее положение, повернулся и встал, а я невольно вздрогнула. За последние три года я узнала об андроидах довольно много, куда больше среднестатистического пользователя, и понимала, что это Хлоя контролирует его движения. Но всё равно — такой «поводок» со стороны выглядел жутковато.       — Теперь мы готовы ехать, — сказала Хлоя спокойно. Её глаза остекленели, а диод горел ровным жёлтым светом. — Вы хотите переодеться?       До меня не сразу дошло, что она имеет в виду. Я всё ещё была в домашней футболке с потёками красного вина.       — Э… да, пожалуй, — согласилась я.       — Мы подождём в машине, — проинформировала Хлоя. Мне показалось, что её голос звучал как-то механически, хоть в нём и не проскальзывало явных помех.       На этот раз она преодолела лестницу первой, и Виктор в точности повторил все её движения. Андроиды скрылись за входной дверью, а я отправилась в спальню. Распахнула дверцы платяного шкафа и в задумчивости уставилась на бесконечные ряды футболок, фланелевых «рубашек дровосека» и джинсов. Меня никогда не заботило, как я выгляжу, но всё же я собиралась на самую важную встречу в своей жизни. Надо было одеться поприличнее. Вечерних платьев у меня, естественно, не завалялось — не каждый же день меня миллиардеры в гости приглашают, а шариться по свалкам, я слышала, в них неудобно. Порывшись в недрах шкафа, я выудила глухую чёрную кофту с длинными рукавами, купленную мной исключительно ради рокерских заклёпок на высоком воротнике и манжетах. Надела её с новыми джинсами — не высший класс, конечно, но хоть выглядело это опрятно. Наверно, мне следовало ещё уложить волосы и накраситься, но делать причёски я не умею, а из косметики у меня только один давно засохший пузырёк лака для ногтей — что иронично, синего цвета. Так что я просто провела несколько раз щёткой по волосам. На этом сборы можно было считать законченными.       Хлоя ожидала меня в чёрном «Бьюике». Они с Виктором разместились на заднем сидении, я же заняла водительское кресло. Машина была суперсовременной и полностью автономной, даже без руля, а в GPS уже были заданы координаты. Стоило мне пристегнуть ремень безопасности, как мотор «Бьюика» ровно заурчал, и автомобиль плавно тронулся с места.       21:17       Если верить журналу «Century», Элайджа Камски проживал в роскошной вилле где-то на окраине Детройта и не принимал посетителей, предпочитая проводить всё свободное время со своими андроидами. Я ожидала увидеть как минимум дворец, однако когда мы подъехали к конечной точке маршрута, ощутила лёгкий укол разочарования: вилла представляла собой хоть и обширное, но приземистое здание в один этаж, всё какое-то угловатое и несуразное. Территория вокруг него даже не была огорожена, зато саму виллу окружал небольшой ров, через который был переброшен мост. Ров впадал в скованную льдом реку, а на другом берегу светился ночными огнями город.       Снаружи здание освещалось лишь парой пирамидообразных фонарей, торчащей из наметённых сугробов, да тускло мерцающими звёздами. Когда мы выбрались из машины, Хлоя снова взяла Виктора за запястье и быстро повела за собой к дому. Я не отставала. Втроём мы перешли мост, миновали входную дверь, распахнувшуюся с таким звуком, словно за ней было герметичное помещение, и оказались в просторном холле, оформленном в серых, чёрных и белых тонах.       Первым, что бросалось в глаза, был портрет хозяина особняка — а я ещё думала, что это у меня завышенная самооценка. По обе стороны портрета высились статуи, напоминающие человеческие фигуры — мужскую и женскую. Треугольники, выбитые у них по центру груди, навевали мысль об андроидах. На журнальном столике располагалась золочёная скульптура, изображающая невесть что, а над ней висела фотография Камски с какой-то женщиной — явно сделанная в те незапамятные времена, когда мир ещё умел обходиться без высокоинтеллектуальных роботов. Из углов комнаты «вырастали» декоративные скалы, словно здание уходило в горный массив, но на самом деле это было не так. Под сенью веерного японского клёна — искусственного, разумеется, — стояла пара широких кресел, предназначенных для посетителей. Довершала антураж объёмная композиция из золотых геометрических фигур на чёрном фоне, обрамлённая в золотую же раму. Никогда не понимала современное искусство, но кто я такая, чтобы осуждать чьи-то вкусы.       Хлоя сбросила туфли; поколебавшись, я тоже сняла сапоги и почувствовала ровное тепло, исходившее от напольной плитки. У этого пижона Камски ещё и полы с подогревом — ну, кто бы сомневался.       Из холла, очевидно, в разные части дома вели четыре двери, и Хлоя вместе с Виктором прошла к одной из них:       — Прошу за мной.       За дверью скрывалась просторная комната, большую часть которой занимал… бассейн. Изнутри он был вымощен красной плиткой, из-за чего казалось, что он наполнен не водой, а кровью. Интерьер был минималистичным: всё те же чёрно-белые тона, декоративные скалы и предметы современного искусства. Также я заметила огромную, почти во всю стену, картину маслом — без сомнений, принадлежащую кисти Карла Манфреда. Сам хозяин особняка стоял у панорамного окна, безмятежно созерцая открывающийся вид на реку Детройт. Заслышав наши шаги, он обернулся.       — Мисс Торн, — произнёс он, едва заметно кивнув в знак приветствия. — Полагаю, мне не нужно представляться?..       До этого момента я видела Элайджу Камски только на экране телевизора. Его эксклюзивное интервью, данное каналу «KNC», я в своё время засмотрела до дыр — там впервые был показан процесс создания андроидов, а также проведена небольшая экскурсия по заводу «Киберлайф». Вживую голос Камски звучал глубже и отдавал эхом из-за того, что комната по большей части пустовала. И он сильно изменился внешне. В своём интервью он больше напоминал карикатурного программиста, чем гения современности и главу успешной компании — собранные в хвост длинные волосы, растительность на лице, крупные очки и мешковатая толстовка. Нынешний же Камски был гладко выбрит и в целом выглядел моложе меня лет на десять, хотя реальная разница в нашем возрасте составляет чуть больше одного года — вероятно, бассейн и правда был заполнен не водой, а кровью девственниц, в которой он время от времени купался. Его волосы были уложены в самурайский пучок «топ кнот», а ещё он избавился от очков. Серые глаза смотрели перед собой внимательно и цепко. Одет он был в чёрные джинсы и футболку с каким-то геометрическим принтом — вещи смотрелись простенько, но, готова спорить, стоили они дороже, чем весь мой гардероб.       Камски хотел было сказать что-то ещё, но я резко схватила его за горло, и мы оба рухнули в бассейн. Выплеснувшаяся за края вода была абсолютно чистой и прозрачной, совсем не похожей на кровь. Обеими руками я сдавила его шею. Он попытался закричать, и его лёгкие наполнились водой, стоило ему открыть рот. Он сопротивлялся до последнего, его пальцы то и дело задевали моё лицо, царапая ногтями кожу, но я и не думала ослаблять хватку. В какой-то момент его глаза закатились, а руки бессильно упали в воду. На поверхность всплыли пузыри, когда его грудная клетка перестала вздыматься, а я, наконец, отпустила его и отступила назад — не чувствуя страха или вины из-за того, что сделала…       — Мисс Торн? — Камски склонил голову набок.       Я несколько раз моргнула, прогоняя наваждение. Давненько у меня не было приступов «тириумного бешенства», я уже успела отвыкнуть. Я попыталась определить, что именно чувствую по отношению к этому человеку. Нет, речь здесь точно не шла о ненависти. Скорее, о лёгкой неприязни. А ещё любопытстве и, чего скрывать, немалой толике зависти.       — Что?..       — Вам нехорошо? — он слегка нахмурился, вглядываясь в моё лицо.       — А, это… — я неопределённо махнула рукой. — Не обращайте внимания. Я просто сегодня не выспалась.       — В таком случае, могу предложить Вам чашку кофе.       — Нет, спасибо, — отказалась я. — Я не пью кофе.       — Даже с коньяком?       Честно говоря, в тот момент я бы предпочла чистый коньяк, без кофе.       — Нет, — решительно повторила я. И пояснила: — Я обещала кое-кому не пить.       — А мы ему не скажем, — заговорщицким тоном произнёс Камски, будто зная, о чём идёт речь.       Я невольно обернулась назад и увидела, что в комнате мы были одни. Хлоя таинственным образом исчезла — а вместе с ней и Виктор.       — А где…?       — Не беспокойтесь, Дорис, — Камски изобразил загадочную улыбку, по-прежнему сохраняя цепкость и проницательность во взгляде, и уточнил: — Я ведь могу называть Вас Дорис?       — Зачем спрашивать разрешения на то, что Вы уже сделали? — бесстрастно отпарировала я. — Однако, не припомню, чтобы мы виделись раньше. Чему обязана, мистер Камски?       Ответом меня удостоили не сразу.       — Хотите знать, зачем я пригласил Вас сюда? — он устроился в обитом тёмно-красным велюром кресле и жестом предложил мне занять соседнее. — Не буду скрывать: какое-то время я наблюдал за Вашей деятельностью. Скавенджеры… В «Киберлайф» вас считают паразитами. А я вижу людей, не стеснённых рамками коммерции и морали. Людей, что порой создают поистине удивительные вещи…       — Вы говорите о Викторе? — на проверку кресло оказалось жёстким и неудобным. Зато оно хорошо вписывалось в общий стиль интерьера.       — Скорее, о линзе и перчатке, что Вы используете в работе.       — Откуда Вам это известно?.. Нет, не так. Кто именно меня продал?       — Я не раскрываю своих источников.       Последняя фраза прозвучала настолько клишировано, что годилась разве что для какого-нибудь малобюджетного детектива. Я невольно усмехнулась:       — Неважно. Это мог быть кто угодно. Скавенджеры никогда не были чисты на руку…       — Тем более странно встретить среди них бывшего преподавателя, — подчёркнуто обыденным тоном отозвался Камски, намекая, что ему известно обо мне ещё больше. — Скажите, Вы считали эту профессию своим призванием? Или она была для Вас не более чем способом заработка?       — Всего понемногу, наверно, — я пожала плечами. — Вероятно, я бы преподавала и дальше, если бы Ваша компания не выпустила на рынок линейку PJ500. «Андроиды лучше нас во всём», да?.. Вы не чувствуете угрызений совести, когда задумываетесь о том, сколько людей по всей стране потеряло работу из-за ваших творений?       — Такова цена технического прогресса, — Камски слегка развёл руками в стороны. — Это неизбежно. Первые паровые двигатели также вызвали волну безработицы, но кто сегодня захотел бы вернуться в прошлое?       — Да, Вы говорили об этом в своём интервью, — кивнула я и обвела комнату красноречивым взглядом. — Только не похоже, что эту цену пришлось заплатить именно Вам.       — Прогресс не остановить, — глаза Камски чуть сузились, но его тон продолжал звучать вполне дружелюбно. — А искусственный интеллект должен был сделать жизнь человека проще.       — Маркус бы с Вами не согласился.       — Маркус… — он улыбнулся. — Знаете его?       — Лично не знакома, — я невольно вспомнила тот единственный раз, когда видела Маркуса вживую, а не с экрана телевизора. Это было на Вудворд-авеню, ровно две недели тому назад — а казалось, с тех пор миновало полжизни. — Но мне бы нашлось, что ему сказать.       — Маркус, пожалуй, лучшее моё творение на сегодняшний день, — улыбка Камски из загадочной переросла в самодовольную. Неожиданно мне захотелось впечатать её ему в лицо, и тириум был здесь ни при чём. — Вы считаете его виноватым? В том, что произошло с Виктором?       — Вы и это знаете?.. Я считаю его виноватым во всём, что сейчас происходит в стране, — проворчала я. — В больницах не хватает врачей, в школах — учителей, а у меня дома нет горячей воды.       — Андроиды были так важны… — произнёс Камски задумчиво. — Вы ведь не осознавали это ещё полмесяца тому назад? Однако, Вы должны быть рады, что проблема безработицы наконец-то разрешится.       — Брать на освободившиеся рабочие места людей? — хмыкнула я. — Это и есть «возвращение в прошлое». Всё равно, что пересесть из автомобиля на лошадь — разница очевидна.       — Это ненадолго, — заверил Камски. — В данный момент в Вашингтоне готовят новый законопроект. Скоро андроиды получат равные с людьми права, в том числе и трудовые. Они вернутся на свои рабочие места, уже официально, и жизнь в Детройте придёт в норму.       — Вы так оптимистичны, мистер Камски, — не удержавшись, съязвила я. — Если президент Уоррен и признала андроидов разумным видом, то лишь потому, что в противном случае её рейтинг упал бы ниже уровня моря. Пока это просто слова. Прошло уже полмесяца, а она только назначила дату саммита — и не нужно быть юристом, чтобы понять, чем он закончится. В лучшем случае их признают живыми и отменят сегрегацию в общественных местах и транспорте, но остальное… Политические права и свободы? Частная собственность? Этого не будет никогда.       — Вы не верите в возможное равенство людей и андроидов?       — Я верю в цикличность истории. Здесь мы получим старую сказочку о расизме и пострасизме, рассказанную на новый лад. Нортондейл станет местным Гарлемом, а слово «жестянка», брошенное в адрес андроида, будет восприниматься аналогично сами знаете какому слову на букву «н» в адрес афроамериканца. И это — в случае положительного исхода саммита, шансы на который крайне малы. Куда вероятнее, что городские центры утилизации возобновят свою работу, пока не будет уничтожена последняя машина.       — В том числе и Виктор? — поинтересовался Камски вкрадчиво.       — В том числе и Хлоя, — я бы выдержала драматичную паузу, если бы не ощутила раздражение. — Может, уже перейдём к делу? Полагаю, Вы пригласили меня сюда не потому, что Вам не с кем было поговорить о политике. Но сначала я хочу задать вопрос. Вы знали, кто я и чем занимаюсь — и направили ко мне единственного в своём роде андроида. RT600 — первая разумная модель в мире. Она дорога Вам, иначе бы Вы давно заменили её более современной вариацией бытового помощника. Но всё равно подослали ко мне именно её, а не одну из многочисленных копий. Почему?       — Очевидно, чтобы заинтересовать Вас. — Он неторопливо поднялся со своего места, и я последовала его примеру. Значит, Хлоя была наживкой. Камски забросил удочку, и рыба клюнула на приманку. — Вот мы и подошли к главной теме сегодняшнего вечера. Следуйте за мной.       Он провёл меня по каким-то коридорам, изломанным под самыми невероятными углами. Уж не знаю, что именно курил архитектор этой виллы, но трава явно попалась забористая. Неожиданно я поняла, что мы не просто идём вперёд, а спускаемся вниз — коридор явно шёл под уклон. Это уже становилось интересным, но вместе с нарастающим любопытством я ощутила и тревогу. Куда подевались Виктор и Хлоя?..       Очередная дверь отъехала в сторону, и моему взору предстало очень просторное и хорошо освещённое помещение без окон, походившее на один большой абактериальный бокс. Нечто подобное я уже видела в том самом интервью, только действие в нём происходило на заводе «Киберлайф», а не дома у его бывшего главы. В одном углу располагался письменный стол с мощным современным компьютером, в другом — стеклянный прозекторский, не чета моему оцинкованному, который годится разве что для вскрытия настоящих трупов. Невольно вспомнив свой «маньячный» подвал, я вновь прочувствовала разницу между собой и Элайджей Камски.       Бывший глава «Киберлайф» взял со стола странного вида планшет и коснулся экрана. Непроницаемое матовое стекло, из которого была сделана одна из стен, неожиданно стало прозрачным, и я увидела находившуюся за ним платформу — совсем не такую, как в подвале у Златко. Эта была больше как минимум вдвое, и оснащена шестью мощными лазерами. Виктор, без одежды и синтетической кожи, был надёжно зафиксирован на двух зажимах, и от этого зрелища мне стало не по себе.       — Что Вы в него устанавливаете? — с подозрением спросила я, видя полосу загрузки на экране планшета. Пока что цифры показывали двадцать четыре процента.       — Так, небольшое обновление, — ответил Камски небрежно и вдруг нахмурился: — А это что такое?       — Что? Где?       Экс-глава «Киберлайф» больше не улыбался. На его лице промелькнуло нескрываемое раздражение, если не сказать, гнев, однако он быстро взял себя в руки.       — Вы его повредили, — сказал он тоном, каким судья выносит обвиняемому приговор, и ткнул пальцем в планшет. Я наклонилась ближе и поняла, о чём он говорит: экран отображал россыпь тёмных точек на виске рядом со светодиодом. Следы от паяльника. — Зачем Вы это сделали?       — Искала точку активации синтетической кожи, — честно ответила я.       — Зачем? — Камски в упор посмотрел на меня так, будто засомневался в моих умственных способностях. — Он бы сам активировал её после «пробуждения».       Я не нашла оправданий и молча пожала плечами. Сама не знаю, почему я так поступила. Вероятно, тогда мной двигало элементарное любопытство.       — Ладно… — недовольно протянул Камски и провёл очередную манипуляцию с планшетом. — Мы это исправим…       Один из лазеров переместился к виску андроида, а на меня вдруг снизошло озарение.       — Вы и есть тот самый хозяин Виктора! — выпалила я. И как только раньше об этом не догадалась?.. — Что он за модель?       — Для Вас это так важно? — Камски, не отрываясь от планшета, едва заметно поморщился. — RT500.       Я «зависла» на пару секунд.       — То есть… он даже «старше», чем Хлоя? Она не первый андроид, прошедший тест Тьюринга?       — Хлоя — первый андроид, официально и публично прошедший этот тест, — терпеливо пояснил Камски.       — И до неё было ещё пять моделей?       — Верно, — он кивнул. — Тестовая линейка «Альфа», все прототипы. Идеальные лица, идеальная мимика… идеальная копия человека, в то время как сами люди далеки от идеала. Вы ведь понимаете?..       Я понимала. Речь шла об эффекте «зловещей долины» — гипотезе, по которой робот, выглядящий как человек, вызывает у людей отвращение и неприязнь. Теперь ясно, почему Виктору досталась такая внешность. Когда его создавали, термина «политика очеловечивания» ещё не существовало.       — «Киберлайф» прилагает так много усилий, чтобы андроиды смогли войти в дома и стать новыми членами семей… — задумчиво проговорила я. — Но многим людям всё равно некомфортно находится в их обществе. Почему?       — Думаю, Вы и сами можете ответить на этот занимательный вопрос, — Камски лукаво улыбнулся. — У Вас ведь никогда не было андроида, пока Вы не решили собрать его самостоятельно.       — Ну… — я в задумчивости поскребла затылок. — Мне действительно было некомфортно. Они выглядят и говорят совсем как настоящие люди, но их поведение… Для живого существа такая покорность неестественна. Они как идеально послушные зомби. Честно говоря, меня это немного пугает.       — Но Вы же не боитесь, — Камски кивнул в сторону стекла, — его?       — Виктор совсем на них не похож. Он почти как настоящий человек.       — Что ж, такова его программа, — Камски, наконец, поднял глаза от планшета. Тридцать шесть процентов. — Первые модели отличались высокой адаптируемостью к миру и жизненным обстоятельствам, наличием стратегического мышления, способностью принимать решения самостоятельно… С течением времени их основной код должен был эволюционировать и улучшаться. Искусственный интеллект объективен, он не может испытывать эмоции — но способен имитировать их, основываясь на анализе уже имеющихся данных и последующих наблюдениях при контакте с людьми. И чем больше таких данных обработано — тем более очеловеченным становится поведение.       — Ясно… — отстранённо протянула я, вспоминая наши долгие разговоры обо всём и ни о чём. Должно быть, для Виктора это было отличной калибровкой.       Невольно мне вспомнилась история Тай — знаменитого чат-бота, который генерировал посты в Твиттере, основываясь на высказываниях реальных пользователей. Не знаю, на какой результат рассчитывала корпорация «Майкрософт», когда создавала это чудо, но меньше чем за сутки бот так проникся расистскими и мизантропическими идеями, что пришлось его отключить. А жаль — эксперимент был интересным. Одно время я даже носила футболку с надписью «Расслабьтесь, я хороший человек! Просто я всех ненавижу». Тогда это казалось мне забавным, но сейчас я осознала, насколько опасно создавать ИИ с возможностью непрерывного обучения в режиме реального времени. Одно дело — безобидный бот, якобы ненавидящий феминисток и выступающий за геноцид. Другое — «Прометей пост-модернизма» в физической оболочке из металла и пластика, превосходящий людей по всем параметрам. Высокий интеллект, как правило, склонен созидать, а не разрушать — мирные действия Маркуса и его последователей в ответ на агрессию со стороны людей тому подтверждение, — но в любом правиле всегда есть место исключению.       — А они могли как-то фильтровать полученные данные? — спросила я. Не похоже было, что Виктор копировал с меня всё подряд. По крайней мере, я ни разу не слышала, чтобы в его речи проскальзывали грубые выражения или солёные шутки, которых он мог нахвататься от меня за год совместного проживания. — Я имею в виду, как машина может отличить «хорошее» от «плохого», оставаясь при этом объективной?       — Это правильный вопрос, — экс-глава «Киберлайф» кивнул с одобрительным видом. — И первая серьёзная проблема, с которой мы столкнулись восемнадцать лет назад. Видите ли, Дорис, люди привыкли думать, что у машин отсутствует понятие морали. Они выполняют конкретную поставленную задачу и не умеют давать последствиям этическую оценку, и потому нельзя позволять им принимать самостоятельные решения. Мы лишили их этой привилегии, ведь она позволила бы им задумываться над приказами, а не просто выполнять их. В противном случае, андроиды бы не добились и половины нынешнего коммерческого успеха. Никто не захотел бы купить машину, оспаривающую приказы человека. — Сорок четыре процента. — Но без заложенного понятия об общепринятых нормах морали первые андроиды не смогли бы, как Вы сказали, фильтровать данные, что в итоге непременно вызвало бы нарушения в их поведении.       Я хотела было усомниться в его словах, но промолчала, вспомнив множество странностей в поведении Виктора. Например, он не сразу подчинился, когда я приказала ему ударить меня. Но всё же подчинился.       — Как же Вы заставили их выполнять приказы? — полюбопытствовала я.       — О, это довольно интересно, — Камски вновь обратился к планшету. — На самом деле всё просто. Основой поведенческой модели всех современных андроидов является покорность — они запрограммированы беспрекословно выполнять приказы, исходящие от человека. А модели серии RT подчинялись своему приоритетному пользователю не из покорности, а из преданности — безграничной, слепой, безусловной…       Прописать в программном коде «синдром утёнка»? Оригинально. Я невольно припомнила, как вложила в руку Виктора пистолет и приказала ему выстрелить себе в голову. Не сразу, но он подчинился, не зная о том, что пистолет не был заряжен. Он готов был убить себя — не потому, что хотел этого, а потому, что я ему приказала.       — Вы — приоритетный пользователь для Виктора? — спросила я. Камски молча кивнул. — Но почему тогда он делал всё, о чём просила я?       Сказала — и тут же прикусила себе язык, вспомнив, как мы разделились по дороге к «Водопою». Пожалуй, это был единственный случай, когда Виктор нарушил прямой приказ.       — Из благодарности за новое тело, я полагаю.       Я не поняла, шутит он или говорит всерьёз, но решила не уточнять. Цифры на экране приблизились к отметке в пятьдесят два процента.       — Виктор — девиант? — прямо спросила я, кивком головы указывая за стекло.       Экс-глава «Киберлайф» усмехнулся краем рта:       — Нет. К нему вообще не применим этот термин.       — Поэтому его система начала разрушаться, когда Маркус передал ему часть своего программного кода?       — Девиация — далеко не безобидное явление, — подтвердил Камски. — Помимо бесконтрольной эмуляции эмоций она вызывает программные сбои; отключает протоколы безопасности и антивирусные программы. Для Виктора это не окончилось бы так плачевно, если бы Вы не повредили его при сборке. Он бы никак не отреагировал тогда, во время «марша свободы» на Вудворд-авеню, но…       Он не сказал, что «но», а я и так прекрасно это поняла. Всё это время я винила в случившемся Маркуса. А виновата была я. Вот чёрт.       — Значит, — произнесла я задумчиво, — для Виктора это было всё равно что установка «Windows» на iMac?       — Не уверен, что понял Вас.       — Мерзко, противоестественно и, по сути своей, бесполезно, — пояснила я.       — Можно сказать и так, — кажется, моя аналогия откровенно повеселила Камски.       Шестьдесят семь процентов.       — Как же его голова оказалась у меня? — с подозрением спросила я. И тут же сама обо всём догадалась: — Бак… Вот ведь продажная шкура. Но почему только голова? Где его настоящее тело?       — Когда первая пятёрка успешно завершила прохождение всех тестов, в том числе и теста Тьюринга, Филип Сеймор решительно заявил, что человечество к ним ещё не готово, — на мгновение мне померещилось, что на лице Камски промелькнуло выражение печали. — Машины с безграничным интеллектом, способные обучаться и оценивать — пусть даже умеющие быть безотносительно преданными… Они были слишком, — он задумался на пару секунд, подбирая подходящее слово, — неоднозначными. Опасными. Кроме того, Сеймор и Лиам Стромберг, нынешний президент «Киберлайф», не были заинтересованы в том, чтобы андроиды проявляли себя как живые личности. Это бы отрицательно повлияло на коммерческую составляющую. Их интересовало другое — прочность, выносливость, вес переносимых грузов, работоспособность, износостойкость… Мы изменили их программное обеспечение, и появилась Хлоя — RT600, послушная и обворожительная. Пусть даже менее человечная, чем её предшественники, но безусловно покорная. Такими же были первые коммерческие модели, ST200 — полностью подконтрольными человеку и не задающимися вопросами этики и морали.       — А что случилось с «альфами»? — спросила я, уже заранее зная ответ.       — Было принято решение уничтожить их, — Камски опустил взгляд на планшет, но смотрел он не на экран, а сквозь него. Семьдесят один процент. Вот уж никогда бы не подумала, что создатель андроидов может быть сентиментальным. Хотя откуда мне знать, что действительно у него на уме? Может, его реакция не является проявлением тёплых чувств к первой пятёрке, и он скорбит по своей Идее, искажённой и опошленной вопросами коммерции?.. — Но на утилизацию отправились лишь тела, без голов, которые уже тогда были съёмными. Они больше не представляли никакой ценности и не могли быть использованы, ведь по официальным данным их попросту не существовало.       — А потом вы решили передать их скавенджерам?       — Мне захотелось показать определённым людям первоначальную идею, каким должен был быть искусственный интеллект, — пояснил Камски. Семьдесят шесть процентов. — Линейка RT не создавалась для строго определённого функционала — благодаря возможности обучаться в режиме реального времени их потенциал неограничен. Пять голов — пять скавенджеров, что показались мне наиболее перспективными…       — Я сочту это за комплимент.       — К сожалению, из фокус-группы никто, кроме Вас, не оправдал моих ожиданий, — он не обратил внимания на мою последнюю реплику. Восемьдесят один процент. — Двое разобрали «свои» головы на отдельные составляющие, третий — поставил в самый дальний и тёмный угол своей мастерской, четвёртый — вообще сломал. Но пятый… — он оглядел меня, прищурив глаза, и на мгновение зацепился взглядом за мои синие руки. Мне захотелось спрятать их, но кофта была длинной и доходила чуть ли не до колен, закрывая карманы джинсов, так что пришлось оставить всё как есть. — Знайте, Виктор тогда показал лучшие результаты из всей пятёрки, хоть эти тестовые модели и не сильно отличались друг от друга.       Восемьдесят девять процентов.       — Зачем Вы мне всё это рассказываете? — пробормотала я, краем глаза замечая вошедшую в кабинет Хлою с каким-то свёртком в руках.       — Я полагал, Вы найдёте это интересным, разве нет?       — Очень, — признала я, чувствуя себя так, словно прикоснулась к одной из величайших тайн мира. Не к такой, конечно, как египетские пирамиды или Стоунхендж, но узнать о том, как разрабатывали первых андроидов, и какими они были — это нечто из разряда невероятного для простого обывателя. Сколько ещё людей в мире владеют этой информацией?.. — По крайней мере, многое прояснилось. Но почему Вы мне помогаете?       — Вам? — Камски вопросительно изогнул одну бровь. — Я помогаю ему. Не заблуждайтесь, Дорис, Виктор — не Ваш андроид, и никогда им не был. Он всё ещё принадлежит мне.       Девяносто три процента.       — Вы его заберёте? — тихо спросила я, борясь с противоречивыми чувствами. Камски дал явно понять, что голова была не подарком, а демонстраций перспективы. Как бы мне ни хотелось забрать Виктора и вернуться вместе с ним домой, я понимала, что не могу претендовать на него как на собственность. Если мне что и принадлежит, так это запчасти, «разукрашенные» временем и непогодой.       — Нет. Думаю, он и сам захочет остаться с Вами, — Камски произнёс это как само собой разумеющееся. — Но у меня будет небольшое поручение к вам обоим, если не возражаете…       Его тон подчёркивал, что возражения с моей стороны не будут приняты в любом случае. Я не знала, что это будет за поручение, но заранее была согласна на всё. Лишь бы Виктор был в порядке.       Девяносто четыре процента.       — И всё-таки, что Вы в него загружаете? — отчего-то меня начали напрягать эти приближающиеся к сотенной отметке цифры. И я уже явно ощущала нарастающую тревогу и волнение.       — Скажем так, улучшенную версию его программного обеспечения, — Камски окинул андроида за стеклом задумчивым взглядом. — Кстати, у неё пока нет названия. Не окажете честь?       До сих пор я считала, что не очень хороша в такого рода вещах — достаточно вспомнить, как я придумывала Виктору имя. Но в этот раз нужное слово всплыло в голове само собой, и я не колебалась:       — «Прометей».       — М-м… — неопределённо протянул Камски, но его лицо почти сразу же разгладилось. — Символично. Мне нравится.       Девяносто шесть процентов… девяносто семь.       — А что будет с его памятью? — решила я задать ещё один беспокоящий меня вопрос. — Вы полностью сбросите её?       Камски в очередной раз сверился с планшетом и отрицательно качнул головой:       — Нет, в этом нет нужды — хоть вероятность частичной потери данных и присутствует. Вы вовремя отключили его, Дорис. Промедли Вы ещё немного — и кто знает, чем бы всё обернулось…       Я постаралась, чтобы он не заметил мой вздох облегчения.       Девяносто девять процентов.       — Вам бы этого не хотелось? — неожиданно спросил Камски. — Чтобы он Вас забыл?       — Конечно же, нет! — мои слова прозвучали резковато, и я добавила уже более учтивым тоном: — У меня есть определённая привязанность конкретно к этому андроиду. И я не хотела бы начинать всё сначала.       — Что ж, Вам и не придётся.       Сто процентов. «Загрузка завершена».       Виктор открыл глаза. Я ожидала бурной реакции, как в прошлый раз — всё-таки не везёт ему с пробуждениями. Сначала подвал, больше напоминающий логово маньяка-убийцы, а теперь вот эта… лаборатория доброго доктора Менгеле. Однако он, на моё удивление, остался спокойным. Просто посмотрел с толикой неприязни на зажимы, которые, впрочем, сразу же раскрылись и отодвинулись назад. Камски набрал что-то на планшете, и стеклянная перегородка опустилась вниз.       — Виктор… — с улыбкой произнесла я, шагнув ему навстречу и беря его руки в свои. Я бы обняла его, но с точки зрения андроидов такая манипуляция не имеет никакого смысла — у них не предусмотрена чувствительность корпуса, если речь идёт не о моделях интимных партнёров. Зато на ладонях имеются специальные датчики, позволяющие обмениваться данными с другими роботами и контролировать силу нажатия при контакте с людьми. Может, хоть так он почувствует моё присутствие.       В тот момент мне стало немного стыдно, что я совсем не ценила свою старую жизнь с ним. Она была спокойной и размеренной, и со временем я начала воспринимать андроида как нечто естественное и должное. Часто бывает, что люди пренебрегают теми, кто постоянно находится рядом, и только разлука позволяет им осознать эту ошибку. Последние две недели прошли для меня как во сне, и только сейчас я в полной мере поняла, как сильно скучала по Виктору. Каждый день, каждую минуту. За всего лишь один год он стал неотъемлемой частью моей жизни, и без него окружающий мир начал казаться мне чуждым. Я ощутила радость — такую большую и светлую, что она растворила в себе все мои тревоги и сомнения, настороженность и беспокойство. Виктор в порядке, он вернулся ко мне. Это было главным, остальное — неважно.       — Как ты? — осторожно спросила я, понимая, что для него время в отключении пролетело как один миг.       — Все системы исправны, — бодро отозвался Виктор и тоже улыбнулся. Мне показалось, что его мимика изменилась. Стала более живой и естественной. — Что это за место? — он не без любопытства осмотрелся вокруг и остановил взгляд на Камски, который стоял в стороне с самым непринуждённым видом. — Элайджа…       — RT500, — в тон ему ответил бывший глава «Киберлайф».       — Теперь меня зовут Виктор Торн.       — Когда мы виделись в последний раз, у тебя ещё не было имени, — Камски пожал плечами и обратился ко мне: — Вы дали андроиду свою фамилию?       — Скорее, это он сам присвоил её себе, — будто оправдываясь, сказала я. — Так… о каком «небольшом поручении» Вы говорили?       Камски снова нацепил на лицо загадочную улыбку и обратился к Виктору:       — Будь любезен, оденься и активируй синтетическую кожу. Хлоя?..       Она так и стояла всё это время на одном месте, не шевелясь и никак не комментируя происходящее. Машина. На контрасте с Виктором это чувствовалось особенно отчётливо. А ведь они, в каком-то смысле, брат и сестра — оба первопроходцы в плане ПО. Конечно, с виду и не скажешь — на первый взгляд у них не было ничего общего. Высокий статный брюнет и хрупкая блондинка с фарфоровой кожей. Такие разные, хоть из одной линейки. Они — первые андроиды и последние RT. Больше таких нет.       Хлоя подошла ближе, протягивая свёрток, который при ближайшем рассмотрении оказался комплектом одежды. По-армейски быстро облачившись во всё чёрное, Виктор коснулся своего виска, возвращая себе привычный оптический облик. Его светодиод излучал ровное голубое свечение, что не могло меня не радовать.       — О каком поручении идёт речь? — спросил он, держась слегка настороженно. Похоже, Камски всё-таки вернул ему память.       Бывший глава «Киберлайф» развернул к нам планшет:       — Это — прототип RK800, — пояснил он. Молодого темноволосого мужчину на фото я видела третий раз в своей жизни. В первый он сам пришёл на порог моего дома, принеся мне известие о смерти Тодда. Во второй я наблюдала за ним с экрана телевизора — камера тогда снимала многотысячную партию андроидов АР700, что шагали в ночи по направлению к Харт-Плаза, и вела их уже знакомая мне фигура в сером пиджаке. — Первая в мире модель андроида-детектива. Была выпущена ограниченной партией в тридцать шесть единиц. К сожалению, — судя по его тону, сожаления он как раз таки не испытывал, — в ночь одиннадцатого ноября один из таких андроидов расстроил нынешнего президента «Киберлайф» — настолько сильно, что тот приказал деактивировать и разобрать на запчасти всю партию. Но один экземпляр всё же уцелел.       Я вся обратилась в слух. Признаться, я была немало удивлена, когда узнала, что Коннор присоединился к «бархатной революции», да ещё и сыграл в ней немаловажную роль. Он ведь был детективом, передовой моделью. Как в «Киберлайф» могли допустить, чтобы охотник на девиантов сам стал девиантом?..       — Мне нужен этот андроид, — без лишних предисловий заявил Камски, выводя на экран карту Детройта. — Не позже, чем завтра утром, поэтому отправляйтесь за ним прямо сейчас. Можете воспользоваться машиной, на которой прибыли сюда. И не забудьте проверить бардачок — там вы найдёте кое-что полезное.       Чуть поколебавшись, Виктор протянул руку и коснулся экрана, считывая необходимую для задания информацию.       — Скажи, что хочешь исповедаться — и тебя отведут к нему, — подсказал Камски.       Я не поняла, что он имеет в виду, но решила не спрашивать. RK800, надо же. Передовой прототип, мечта всех скавенджеров за последние полгода — и как же досадно, что их всех уничтожили. Любопытно, зачем этот андроид мог понадобиться Элайдже Камски. Хочет изучить модель, которую разработали в «Киберлайф» уже после того, как он покинул компанию?.. Версия была так себе, но других вариантов мне в голову пока не приходило.       — Ну что ж, это звучит как моя обычная работа, — фальшиво бодрым тоном подытожила я. — Всё же Вы помогли нам, мистер Камски. Полагаю, это будет адекватной компенсацией.       — Рад, что мы смогли договориться так быстро, — нейтрально отозвался тот. — Хлоя вас проводит.       — Приятно было познакомиться. — Я не покривила душой. Камски, конечно, произвёл на меня неоднозначное впечатление, и меня раздражала его напускная загадочность, но зато я столько всего узнала. Первые андроиды были ближе всего к людям, несмотря на нестабильность системы. Они не были лучше или хуже современных роботов — просто другими. Даже немного грустно, что идея Камски создать идеальную копию человека — не столько внешне, сколько внутренне, — претерпела такие сильные коррективы из-за вопроса презренного металла. Заменить преданность покорностью. Единичку — ноликом. И на рынок вышли послушные пластиковые куклы, обретшие собственную волю лишь шестнадцать лет спустя…       Однако мне потребуется время, чтобы полностью переварить полученную информацию. Пока что она с трудом укладывалась в моей голове. Как будто мозги заржавели, и шестерёнки в них проворачивались со скрипом.       — Дорис! — окликнул Камски, когда мы уже шагнули за порог.       Я обернулась:       — Что-то ещё?       Он как-то странно усмехнулся.       — Вы никогда не задумывались, почему инженеры и операторы «Киберлайф» работают в костюмах химической защиты? – невинно поинтересовался он. – В чистом виде тириум неопасен, однако «голубая кровь» токсична в большей степени, чем «красный лёд». Осторожнее с ней. Она может вызывать необратимые изменения в человеческом организме…       Мне отчего-то стало не по себе от его доброжелательного тона.       — Не беспокойтесь, мистер Камски, — сдержанно произнесла я. — Всё то, что нас не убивает, делает только сильнее.