***
— Готова к Рождеству? — перед Мари предстал сначала слизеринский галстук, а затем и его обладатель. Абраксас Малфой был самым высоким среди первокурсников, чем он особенно гордился. Девочка не считала это огромным достижением. В темном коридоре мальчик казался ещё белее обычного. Ничего не выдавало в нем благородного происхождения, за исключением туго завязанных лентой светлых волос и сверкающих запонок с изумрудными вкраплениями. Малфой и в холщовом мешке будет Малфоем, как говорит Септимус при любом удобном случае. — Да, завтра пойду с Симонсом покупать подарки, — уловив вопросительный взгляд, она мысленно дала себе оплеуху. Откуда Малфою знать, кто такой Симонс, — Это наш дворецкий, он очень хороший. — О, это наверное весело, выбирать подарки, — почесал макушку однокурсник, задумчиво глядя куда-то вверх, — У нас подарками занимается мама, — он даже не мог и припомнить, когда кто-то другой занимался праздниками в доме. Отец все время сидит в начищенном кабинете, а при удобном случае уезжает в министерство, чтобы договориться об очередном «замечательном деле», как он любил говорить за ужином. — Если ты будешь покупать все сам, твой отец получит в подарок метлу, а мать — учебник по квиддичу, — Мари улыбнулась, заметив мечтательное выражение сокурсника. Абраксас уже не мог дождаться окончания первого курса, чтобы пройти отборочные в команду. — Квиддич — игра всех времён, — громогласно обьявил Абраксас, воинственно выставив ногу вперёд на манер средневекового рыцаря, — А ты, потрясающая невежда, Гриндевальд. — А ты, потрясающий олух, — стукнув друга по плечу, Мари услышала громкий вечерний звон, возвещавший об ужине даже тех, кто находился в самых отдаленных уголках замка, — Нам пора, — дождавшись согласного кивка от Малфоя, первокурсники засеменили в сторону большого зала. — Джози, ты видела сегодня мантию Элладоры? — Нелла Паркинсон восторженно смотрела на шестикурсницу, сидевшую чуть поодаль от них, — Хочу попросить такую же. — Лукреция говорит, что нельзя покупать что-то такое же, как у других, — вспомнила Элла слова своей тети, которая слывет одной из красивейших женщин Англии. — Это та Лукреция Гринграсс? — с удивлением покосилась на однокурсницу Паркинсон, приоткрывая рот, — Жена Поллукса Блэка? — Да, а что? — Элладора непонимающе смотрела на подругу, когда она испуганно озиралась по сторонам. Будто бы убедившись в чем-то своём, Нелла повернулась к однокурснице, намереваясь рассказать той что-то определено важное. — Моя мама рассказывала, что в доме Блэков пытают магглов, — тихо, и как можно таинственнее произнесла девочка, приложив ладошку ко рту. — Совершенно верно, ещё мы едим младенцев и убиваем драконов каждые выходные, — отозвалась вовремя подошедшая Мари, плюхнувшись рядом с Элладорой на скамью, — Паркинсон, сделай лицо попроще, — заливисто засмеявшись, Гриндевальд перемигивалась с Малфоем, которого страшно душил смех. Слизеринку отвлёк чей-то тихий и очень низкий смешок, который казался ей очень знакомым. Но никто более за столом не смеялся, отчего Мари стала размышлять о маггловских психиатрических болезнях, которыми её пугала Ирма. — Остра на язык, прям как твоя тетка Блэк, — голос в её голове был явно мужским, — Ну же, я буквально слышу, как в твоей голове крутятся шестерёнки. — Мистер Гриндевальд? — пугливо оглядев всех и убедившись, что никто не заметил её разговоров с самой собой, девочка прикрыла прядями раскрасневшееся лицо. — Пять очков Слизерину, — усмехнувшись, сказал собеседник, — Привыкай ко мне, — наваждение исчезло, но девочка продолжала вглядываться в каждого, кто мог заметить её странное поведение. Никто не обратил на неё внимание, кроме Тома Реддла, который наблюдал уже добрых пять минут за странными манипуляциями однокурсницы. Нервно ему улыбнувшись, Мари вспомнила про вечерний визит к Слизнорту, который он сегодня им назначил. — Слизнорт меня убьёт, — причитала слизеринка, обречённо вглядываясь в лицо декана, который с довольным видом покушался на засахаренные ананасы. — Благодаря твоей известной фамилии, — по-взрослому начал Абраксас, раскладывая вокруг себя приборы по наставлению матери, — Ничего серьезнее выговора ты не получишь, — закончив с сервировкой, мальчик удовлетворенно хмыкнул. — А Реддл? — Мари старалась не смотреть в сторону своего напарника по ночной вылазке, чувствуя вину за все произошедшее, — Ему тоже ничего не будет? — Он из маггловского приюта, — важно отозвался Нотт, сидевший возле Абраксаса, — Слизнорт может отправить туда письмо с жалобой. — Тебе то что? — Малфой нахмурился, указав ножом в сторону Тома, — Он знал, на что шёл. — Ничего, забудьте, — Гриндевальд нервно улыбнулась, залпом осушив стакан тыквенного сока. Ужинать не было никакого желания, поэтому визит к Слизнорту было решено не откладывать. За преподавательским Альбус Дамблдор вглядывался в лица учеников своего факультета, пытаясь угадать, кто и кем станет после выпуска. Эта игра казалась ему удивительной, ещё ни разу профессор не смог обыграть непредсказуемую судьбу. Тодеуш Уизли громко вещал однокурсникам о подвигах своего знаменитого деда-мракоборца, Дамблдор невольно увидел в этом рыжем мальчике будущего аврора с палочкой наизготовку. Но будучи опытным игроком, он не исключал и того, что через несколько лет он будет очень удивлён своим учеником. Проследив за тем, как стайка первокурсников Гриффиндора сворачивает головы в сторону выхода, Альбус заметил Гриндевальд, которая медленно шаркала к дверям, понуро опустив кудрявую голову. — Гораций, — дождавшись, когда коллега обратит на него свой взгляд, профессор загадочно улыбнулся, — Мне кажется, к тебе идут с повинной. — Совесть — лучший палач, Альбус, — довольно улыбнувшись блестящими от жира губами, Слизнорт промокнул рот салфеткой, намереваясь закончить ужин, — Не буду заставлять гостью ждать, — пожелав всем приятного вечера, профессор зельеварения поспешно встал из-за стола, оправив натянувшийся на округлом животе неизменный сюртук. Мари никогда не видела Хогвартс таким пустым. Большинство студентов ещё, а большом зале, из-за чего коридоры кажутся куда больше обычного. Темные коридоры подземелий давят, а удушливый запах сырости заставлять дышать медленнее. Первокурсница, вздрагивая от собственных шагов, задумалась о том, почему такие невысокие каблуки так шумят. Ноги сами принесли её к знакомой толстой двери, давно заросшей мхом в области креплений. Из помещения тянуло тёплом и запахом ладана, что сквозняком проникал за пределы кабинета. — Мисс Гриндевальд, я не могу ждать вас вечно, — произнёс слащавый голос, заставляя Мари от неожиданности втянуть голову в плечи. Несмело толкнув дверь, слизеринка воровато огляделась вокруг. Несколько факелов по периметру было явно недостаточно для работы, кроме профессорского стола ничего не видно, да и на самом предмете мебели невозможно что-либо разглядеть. Слизнорт почти утонул в своём стуле, отдаленно напоминающем кресло с резными деревянными ручками. Из-за несовпадения фигуры профессора с вместимостью фурнитуры, короткие ноги в замшевых башмаках не доставали до пола, что вынудило его приобрести небольшую подставку. Руками зельевар покровительственно обхватил ручки кресла, представляя себя явно куда презентабельнее, чем выглядел. — Что вы хотели мне сказать, моя дорогая? — тон смягчился, что вернуло ребёнку здоровый цвет лица и надежду остаться в Хогвартсе. Исподлобья глядя на декана, Мария судорожно складывала слова в предложения. — Я заставила Тома пойти со мной в Выручай-комнату, — тихо начала она, приобретая уверенность с каждым сказанным словом, — Мне было страшно идти одной. — Шантаж? — дождавшись согласного всхлипа, Гораций лишь усмехнулся, — Оправдываете выбор распределяющей шляпы, — профессор подался вперёд, чтобы лучше рассмотреть подопечную. — У меня есть «История Хогвартса» со всеми вставками дедушки, — на последнем слове она запнулась, заметив изменения в лице Слизнорта, который стал смотреть ещё пристальнее, — Я обещала отдать её Тому. — Что я могу сказать, мисс Гриндевальд, — зельевар сложил руки в молитвенном жесте, как будто задумываясь о вынесении вердикта, — Вы совершили ошибку. Но кто из нас не ошибается, ведь так? — приторно улыбнувшись, профессор лишь мельком взглянул на дверной проем позади ученицы, — Мистер Гриндевальд получит письмо от меня, этого невозможно избежать. Но вы поступили правильно, рассказав правду. Иначе бы невинный мальчик получил взыскание. — Профессор, вы хотели меня видеть? — в дверях показалась тёмная макушка, а затем и слизеринский галстук. — Добрый вечер, Том, — приветливо отозвался Слизнорт, морщась от холода, который первокурсник запустил в кабинет, — Мисс Гриндевальд уже поведала мне обо всех ваших странствиях. — Я вернусь обратно? — c ужасом в глазах произнёс мальчик, обеими руками держась за дверь, словно его заберут отсюда прямо сейчас. — Ну что вы, не стоит так бояться, — Гораций выудил из нагрудного кармана две конфеты в блестящей золотистой обёртке, — Тем более, вы виноваты лишь в том, что имеете тягу к знаниям, мистер Реддл, — всучив детям угощение, он подтолкнул обоих к выходу, удовлетворённый положением дел, — Отправляйтесь в гостиную, юные исследователи. — Спасибо вам, профессор, — искренне улыбнулась Мари, крепко зажав конфету в руках, — Счастливого Рождества! — И вам того же, — пробурчал профессор, не удержавшись от лёгкого смешка. В такие моменты он думал, что профессии лучше, чем учитель, и вовсе не существует. Парочка не сдвинулась с места, пока округлый силуэт зельевара полностью не скрылся из виду. Мари, довольная собой и всем вокруг, чинно вышагивала рядом с насупившимся однокурсником. — Зачем ты это сделала? — Том сердито сопел, выдавливая каждое слово по слогам, как будто ему было сложно говорить. — Чтобы тебя не наказали, — спокойно отозвалась та, — Иначе мне не с кем будет гулять после отбоя. — Я тебя об этом не просил, — мальчик сощурил глаза, чем напомнил кошку перед прыжком, — Тебя, значит, не накажут? — Со мной ничего не случится, можешь не волноваться, — со смехом ответила Мари, возвращая непослушные кудри под заколку, — Считай это моим подарком на Рождество, Том, — она юркнула за подошедшей старостой в гостиную, теряясь среди обилия мантий и зелёных галстуков.Подарок на Рождество.
19 марта 2020 г. в 19:58
Приближение Рождества ощущал каждый обитатель дома на Гриммо, в котором уже вовсю кипела работа. Ирма, поблескивая новой тростью с набалдашником в виде когтистой птичьей лапы, уверенно раздавала указания слугам, размахивая свободной рукой для наглядности сказанного. С годами когда-то томный голос стал тягучим и тяжелым, как патока, не теряя низкого тембра и громкости. Не внимать таким приказам было попросту невозможно. Миссис Блэк сузила глаза, смотря на портрет своего мужа, который презрительно уставился на супругу из-за лаковой резной рамы.
— Милый, что-то не так? — сверкнув улыбкой, женщина подошла к окнам, занавешенным со дня смерти Арктукуса Блэка, и уверенно одернула портьеры, пустив золотистые лучи в комнату. Довольно осмотрев свои труды, она лишь кивнула пустующей раме, — Ты никогда не любил свет.
— Поэтому и женился на тебе, милая, — язвительно ответили с картины, где Кассиопея Блэк должна была в одиночестве распивать розоватый пунш в своём саду. Сын трусливо сидел подле матери, сердито всматриваясь в нарушительницу покоя, — Ты не имеешь права сюда заходить, — ещё при жизни он считал кабинет своей личной обителью и никоим образом не хотел менять его облик. Дом всегда чувствителен к пожеланиям хозяев, пусть даже и не совсем живым. Несмотря на тщетные усилия Ирмы сдвинуть с места хотя бы пепельницу, магия возвращала все к первозданному виду. Просторная комната, венцом которой можно было смело считать стол с мраморной столешницей, обросла слоем пыли, который было невозможно смести даже маггловским способом. Массивные резные ножки в форме кошачьих лап оставили вмятины на пушистом сером ковре, два больших кисета для сигар, которые никто никогда больше не откроет, и пухлые тома, которые не откроются без ущерба для особо любопытного. Вот и все, что оставил после себя глумливый и не самый удачный отпрыск великого семейства. Все портреты кроме материнского Блэк занавесил, как только обзавёлся собственным кабинетом. Насыщенно синие обои с витиеватыми рисунками цветов перекликались с коричневыми плинтусами холодных оттенков, обрамлявших пол по периметру комнаты. Арктукус терпеть не мог слизеринские цвета жены, поэтому сам отдавал предпочтение Когтеврану, за что не раз терпел насмешки от всей семьи. Кассиопея говорила, что гордые умники лишь умеют разминать свой мозг ненужными загадками, в то время как слизеринцы по-настоящему думают. И сейчас, уныло посматривая на свою жену, он готов был признать её правоту.
— Ты женился на мне, потому что такова была моя воля, Арктукус, — женщина, смотревшая с полотна, поджала ассиметричные губы в подобии усмешки, чинно возвращая чашку на свое место, — Ирма, — сухо кивнув родственнице, она продолжила трапезу.
— Ты умер в борделе, — волшебница усмехнулась, вспоминая один из счастливейших дней в своей жизни, — Скажи спасибо, что все сплетницы Англии валят твою кончину на мои хрупкие плечи.
— Благодарен до смерти, — съязвил Блэк, уходя в тень деревьев под смех супруги, которая не нашла в себе сил даже на то, чтобы прикрыть рот рукой.
— Чувство юмора было одной из причин, почему я вышла за тебя, — Ирма расправила невидимые складки на платье, рассматривая свои руки, — После фамилии конечно, — Удостоверившись, что в кабинете больше ничего не достойно её внимания, она вышла за дверь, сопровождаемая мерным стуком трости.
— Госпожа, спальни готовы, будут ещё указания? — Симонс учтиво кивнул в такт словам, вытянувшись и выпятив грудь на манер офицерской стойки.
— Можешь идти, — женщина устало плюхнулась на софу, призывно поблескивающую темно-зелёными пуговками в бархатных подушках, — Завтра после обеда едем на Кингс-Кросс, — она вытянула ноги вперёд, давая себе время для передышки. Кокетливые туфли на высоком, заострённом к низу каблуке заставляли её чувствовать себя снова двадцатилетней, да только боль в мышцах давала о себе знать все чаще, — Никогда бы не подумала, что женщиной быть настолько утомительно.
Умиротворение и покой хозяйки поместья нарушил яростный зелёный всполох, поваливший из камина, который давно уже не выполнял своей маггловской функции. Как только треск от искр сошёл на нет, а дымок прекратил виться вокруг новоприбывших, Ирма разглядела Поллукса и его жену, держащую маленького сына на руках. Розовощекий Мариус в недоумении вертел маленькой головкой, по-матерински жестоко скованную чепчиком, и внимательно следил за всем происходящим большими карими глазами.
— Добро пожаловать, — гостеприимно клюнув Лукрецию в щеку и потрепав брата по плечу, женщина кивнула малышу, взяв его маленькую ладошку в свою, — Мистер Мариус Блэк, в прошлый раз вы были менее готовы к общению. Почему ребёнок одет как капуста? — красные, непомерно раздутые щеки говорили о том, что вышеупомянутый крайне недоволен своим одеянием.
— Мы были на смотринах, — Поллукс смущенно поправил и без того идеально сидящее пальто, намереваясь выпрямиться, но под взглядом сёстры сжался и оперся спиной на холодный мраморный камин, — У Розье есть прекрасная дочь, Друэлла Амелия Розье, — отрезюмировал он, справившись наконец-то с верхней одеждой, передавая все в руки вовремя подоспевшему Кикимеру.
— Эван обзавёлся дочерью? Я совсем отстала от этих новостей, — холодно отозвалась волшебница и хитро подмигнула племяннику, дёрнув завязки несчастного чепчика, что повергло мальчика в неистовое счастье, — Не рано ли вы это все затеяли?
— Ты отличалась демократичностью взглядов ещё в детстве, Ирма, — под размеренный и тихий голос мужчины, компания прошла в гостиную, где Мариусу предоставили полную свободу действий, пока Симонс разносил гостям предложенный чай, — Но мы хотим быть уверенными в будущем сына уже сейчас, — он устало откинулся на спинку стула, из-под ресниц посматривая на жену. Лукреция вытянулась и старалась не дышать, чтобы выглядеть как можно презентабельнее. Длинные русые волосы, спускающиеся пушистыми локонами к воротнику «стойке» чопорного английского платья и овальное лицо с большими светло-зелёными глазами пленили не одного джентельмена волшебного мира. Гринграссы всегда славились красивыми невестами, которые не опозорят мужа перед обществом. Лукреция мечтала лишь о том, как бы выйти из тени остальных членов семьи, считая своего мужа истинным главой рода. Никто не стал её переубеждать. Невесты семьи Блэк никогда не имели голоса, а уж тем более свободы действий.
— Дорогой, ты в любом случае можешь не переживать за Мариуса, — Ирма держала фарфоровую чашку двумя руками, пытаясь разглядеть в чаинках что-то важное, — Все семьи готовы отдать вместе со своими дочерьми половину имущества, лишь бы войти в этот дом.
— Ты все так же самодовольна, как и пятнадцать лет назад, когда я вошла в этот дом, — прошелестела Лукреция, сжав полы платья до белых костяшек.
— Потому что я хозяйка этого дома, моя милая сестра, — улыбнулась волшебница одними губами, вкладывая во взгляд весь скрытый подтекст, — Я хочу поговорить с братом наедине.
— Напиши Вальбурге письмо, где и когда мы будем её ждать, — кивнул жене Поллукс, полностью развернувшись к сестре. Под томную улыбку хозяйки дома, Лукреция гордо удалилась, напоследок хлопнув дверьми.
— Розье — предатель и трус, тебе ли не знать, — проговорила женщина, завершая замысловатые движения палочкой. Она не сомневалась, что невестка стоит неподалёку, напрягая все свои способности к подслушиванию.
— Знаю. Лукреция отказывается от Крэббов, потому что их семьи не ладят, — волшебник поднял глаза на сестру. В детстве он часто слышал восторженные слова матери об из схожести. Действительно, те же угловатые черты лица, густые брови и совсем не аристократичный тонкий лисий нос, за который он и получил первое прозвище в Хогвартсе. Ирма выглядела как его отражение, но на этом их родство заканчивалось. Отец часто упрекал Мерлина в том, что характер его детей распределили абсолютно неверно.
— Лукреция уже давно Блэк, пусть забудет о своих распрях с другими семьями, — Ирма с шумом поставила чашку на блюдце, — Крэббы отлично подходят. Алисе Крэбб всего три года, я считаю это идеальным сочетанием. Ты договоришься с Реджинальдом и как можно скорее, — она встала из-за стола, снимая заглушающее заклятие. Лакированное древко поблёскивало в свете послеобеденного солнца, пока хозяйка уверено орудовала заклинаниями.
— Хорошо, — Поллукс лишь кивнул, повторяя движения сестры, — Пойду проверю Мариуса.
— Как скажешь, дорогой, — радостно отозвалась женщина, подбирая подол платья с намерением подняться в свой кабинет, — Дети — цветы жизни, Поллукс.