Ведьма и её кот

      Сегодняшний день в каком-то смысле был уникальным. Но не из-за чудесной погоды, не из-за свежего ветра, принесшего из деревни запахи свежей мяты и свежескошенной травы, даже не из-за неба, бывшего сегодня таким пронзительно-синим, что все цвета в мире словно блекли по сравнению с ним, нет. Это, конечно, тоже привносило в него нечто особенное, но поражало другое. Сегодня кот наконец нормально заговорил.       Маринетт села переливать собранную до рассвета под серповым месяцем росу, как вдруг кот ни с того, ни с сего подсел рядом и принялся наблюдать за её работой. Это настолько отличалось от его прежних недружелюбия и замкнутости, что Мари не смогла сдержать удивлённого возгласа:       — Ух ты, сегодня какой-то особый день?       Эдриан, который сегодня был в на редкость хорошем расположении духа, всё же не сдержался и презрительно фыркнул, хоть и обещал себе не делать так в отношении Маринетт. Он никогда не был каким-то особенно хорошим человеком (да что тут говорить, и человеком, и котом он был просто отвратительным), но тем не менее умел быть благодарным и ценить оказанные ему услуги. Или по крайней мере думал, что умел.       Девушка подумала, что это неплохой момент, чтобы узнать о коте побольше. Часто ли он вообще бывает в хорошем настроении?       — Зачем ты тогда пришёл? Ну, за мной в лес. Я так поняла, ты хотел уйти, — осторожно спросила девушка, перебирая онемевшими от холода пальцами капли росы и незаметно косясь на кота. Тот резко выдохнул, как будто хотел заранее насмешливо фыркнуть, но после её слов неожиданно передумал. Очень уж не хотелось ему признавать, что он за неё испугался. Потому что, ну, с чего бы? Да и сам себе кот удивлялся. Сейчас, в кошачьей шкуре, у него появилось море времени, чтобы о многом подумать. Например, о том, почему он стал котом. И кое-какие мысли назрели. Все они вертелись вокруг осознания того, что, в бытность человеком, он успел многим насолить, и натворить много всяких дел. Разумеется, далёких от того, чтобы называть их подвигами.       — Мало ли, что там у тебя стряслось, проверить хотел… — вдруг смутился он. Её расспросы ему не понравились, потому что инстинктивно, с ещё от человеческой сущности оставшейся проницательностью кот осознал, что девушка не остановится. Уж слишком ведьма оказалась любопытна.       — Послушай, а ты уверен, что не можешь расколдоваться? — задумчиво наклонив голову, спросила вдруг девушка. Пара прядей отливающих синевой волос упали ей на лицо, и она осторожно заправила их за ухо.       Все хорошее расположение духа у кота как рукой сняло, при чём он и сам не понял, что его так разозлило. Шерсть на загривке неожиданно для него самого встала дыбом, и кот прошипел:       — Думаешь, я могу, но до сих пор ничего не сделал? Ради забавы тут сижу? Как-будто мне в радость быть таким! Прокляли меня, ясно тебе?       Маринетт, уже пожалевшая, что вообще затеяла весь этот разговор, вдруг озадаченно нахмурилась и пристально вгляделась коту в глаза. Тот, казалось, растерялся, но вида не подал, и продолжал тяжело дышать, едва сдерживая злость. Хвост будто вообще жил отдельной жизнью и то и дело подёргивался, что тоже очень бесило: всё-таки в том, чтобы быть котом, есть свои минусы. Они застыли друг напротив друга, почти не двигаясь и даже не моргая: Маринетт внимательно изучала его глаза, а кот в свою очередь с вызовом дерзко и открыто смотрел в ответ, пока девушка наконец не отодвинулась. Она спрятала лицо в ладони и крепко зажмурилась на несколько секунд, будто долго смотрела на яркий свет и хотела дать глазам немного отдохнуть.       — Ты не проклят, — всё ещё не убирая рук тихо произнесла она, — Скорее просто зачарован. При чём очень сильно.       Кот совсем уже растерянно моргнул и машинально переспросил:       — Зачарован? А в чём разница?       Маринетт наконец открыла глаза и со слабой, будто очень уставшей улыбкой объяснила:       — Проклятье — это нечто очень вредоносное, тебе же не желали причинять большого зла. По крайней мере, в теории.       — Ну, конечно, за исключением того, чтобы запихнуть меня в чужую шкуру! — желчно пробормотал кот, но, увидев, как поникла Мари после этих насыщенных злобой слов, поправился, — Да, прости. Продолжай.       Девушка с благодарностью кивнула:       — Так вот: такие чары, в отличие от проклятий, может снять кто угодно. Главное найти способ, который предусмотрел тот, кто колдовал, — глядя на недоумение, прямо-таки написанное на морде собеседника, девушка задумалась, — Как бы тебе объяснить… Чары словно дверь. Только найди нужный ключ — и она открыта. И сделать это может любой.       Кот очень заинтересованно оглядел Маринетт, словно видел её впервые.       — Откуда ты всё это знаешь? Про чары, проклятья и вообще… Даже я столько не знал.       Настала очередь Мари удивляться:       — Даже ты? Выходит, ты колдун? Я так и знала!       Кот лишь дёрнул усами и нарочито спокойно ответил, даже не смотря на девушку, а уставившись на свой роскошный пушистый хвост, который теперь смирно лежал, обернувшись вокруг лап:       — Не важно, не бери в голову.       — У меня в роду гадалка была, — задумчиво произнесла Маринетт, а кот тут же ошалело поперхнулся, — Так что вот я тебе, собственно, и погадала.       Сказать, что кот был удивлён — значит не сказать ничего. Хотя, Мари, впрочем, примерно такой реакции и ожидала. Для людей разницы практически нет, а вот в волшебном мире гадалки — низшая ступень. А уж порядочным ведьмам и колдунам с ними вообще не рекомендовалось иметь никаких дел. Считалось, что гадалки лишены магии, потому и носят такое название.       — В жизни не поверю, что потомок гадалки может так хорошо колдовать. Они на то и годны, чтобы угадывать только, — упрямо и с некоторой долей подозрения сказал кот, — Одним словом — не верю.       Девушка звонко рассмеялась и встала:       — Ну, верь — не верь, а всё так и есть. Зато какой бонус вот получила. Будем теперь гадать, что с тобой делать, пушистая вредина.       Коту не хотелось огрызаться. Честно-честно.       — Ну-ну. Буду премного благодарен, а то надоело уже собственную шерсть глотать.