***
— Ты и правда живёшь здесь? Прямая спина. Каменное лицо. Не плакать. — Да. — Почему здесь такой разгром? Так, чтобы плечи сводило. И не моргать. — Моему двоюродному брату нечего делать. — А твоя мать? Пальцы до боли. Он давно — как очнулся — выкинул всю косметику. А надо было оставить. И выбелить всё лицо. — Уже три месяца как мертва. — Кто? Нет. Не говорить лишних слов. — Ты. Если ты сейчас слицемеришь, брат. Что бы ты ни сказал, брат. — Что я могу тебе сделать? — Уйди. — А ты ещё кто такой?! Мо Цзыюань, оказывается, умел появляться вовремя. Даже он был более братом. — Я его брат, — улыбка всех к себе располагающего, бесконечно доброго, искреннего и вежливого главы ордена Лань Лин Цзинь, — не беспокойтесь, я уже ухожу. Слуги проводили его странными взглядами, какими могут проводить только слуги и только человека в простых одеждах с заклинательским мечом, пришедшего в гости в хлевоподобную хибару к сумасшедшему обрезанному рукаву и назвавшегося его братом. — У него таких полстраны, — презрительно бросил Мо Цзыюань.***
— Я принёс твой меч. — Забери обратно. — Ты так хочешь показать, что тебе ничего от меня не нужно? — А тебе от меня что нужно? Не сорваться в истерику. Не плакать. Не кричать. Не пытаться его бить. Может, и хорошо будет, если за это его убьют, но дать ему забрать у него всё вплоть до последних попыток сохранить крохи достоинства… Не показывать своих истинных чувств. Он его не ненавидит. Он ведь его любит до сих пор. Он ведь до сих пор хотел бы не жестоко отомстить ему за всё, а долго-долго рыдать на его плече, получить утешение и простить всего, до конца, без оглядки даже на то, что брат никогда больше не будет ему доверять, всегда будет ждать удара в спину и желать от него избавиться, он же по-другому не умеет. Он безумно обижен, но он всё же хотел бы верить — быть может, он действительно сошёл с ума безо всякой посторонней помощи, иначе откуда у него такое болезненное желание простить. Но он давно уже понял, что брат не умеет даже видеть в людях людей, не то что кого-то любить. — Я люблю тебя, брат. — Просто уйди. И тем более горько это от него слышать. — Пожалуйста, не говори так. Хотя бы не так сразу. — Зачем тебе это всё? — Я не хочу, чтобы ты гнил здесь заживо. Я хочу видеть тебя в ордене, разговаривать с тобой каждый день и видеть твою солнечную улыбку. Ты вряд ли сможешь меня простить, я понимаю это даже слишком хорошо, и я всего лишь умоляю тебя дать мне второй шанс. — И как же, интересно, ты собираешься это сделать? — Я всегда могу сказать, что тебя заставили сойти с ума. Я могу найти человека. Я могу тех, кто не поверит… — Я не об этом. — Я… — Уйди. — Уйду. Но, пожалуйста, послушай меня, брат… — Я не хочу быть твоим братом. Цзинь Гуанъяо, великий по всем параметрам, всеми (почти, но всё же) любимый и уважаемый, сумевший подняться с последних низов до последних высот, оказывается, совершенно отвык от собственного бессилия. Скорее даже, совершенно не привык, потому что он всегда, в любой ситуации знал, что ему делать, куда идти и чего хотеть. Брат, сам того не понимая, отнял у него даже это. Брат, оказывается, смог его победить. В этом. Даже. — Хорошо, будь кем-нибудь другим. Но, умоляю, не прогоняй меня так быстро, не покидай меня, не оставляй меня. — Это ты меня по… кинул. Выбросил, как собаку, выпнул ногою, понимаешь, не дал даже шанса! Уходи, зачем я тебе теперь? Нет, нет, не срываться в истерику, не кричать, нет, это не те, ненужные чувства, этого не надо, это не то, что брату стоит видеть. — Но ты так навсегда и останешься сумасшедшим пустым местом в этой хибаре! — Ты отнял у меня всё. Зачем мне после этого ты? — Но ведь ты можешь уйти отсюда и без меня. Почему ты продолжаешь находиться здесь? Скажи мне хотя бы это, пожалуйста. На самом деле, он уже понял, что Мо Сюаньюй и сам не знает. Ему настолько плохо, что он не хочет, просто не хочет ничего менять, ничего вообще делать в своей жизни, и не знает, почему. Да, всё настолько плохо. Яо чувствовал себя маленьким ребёнком, ещё не понимающим, что его мать умерла, и пихающий ей в руки полотенце в попытке заставить двигаться. Меча брат даже не коснулся, повторяя, как мантру, своё пустое «уйди», но не пытался реально прогнать и сам никуда не ушёл, хотя мог. Собственная воля выпадала у него из рук, как будто они окостенели. Брата, оказывается, было так просто сломать. — Я не буду тебе отвечать. Распахнутая дверь больно ударила по спине. Но всё же недостаточно больно. — Ты тут каждый второй день ошиваешься. Не надоело ещё? Он скользнул равнодушно-безучастным взглядом по нарушителю их личной беседы. Пришёл бы лучше раньше, пока их с братом разговор не успел упасть на такое дно. — Никогда не надоест. Конечно, сказал он это брату. — Что, и бегать к нему не далековато? — Лань Лин близко. Вошедший растерянно заткнулся. Да, два часа лёта на мече, но откуда ему это знать. Нет, верховному заклинателю есть, чем заняться.***
— Я нашёл одного очень милого последователя тёмного пути, который, подражая Вэй У Сяню, управлял мертвецами игрой на флейте. Но не только мертвецами, он мог влиять на разум живых людей, понимаешь?! Брат, ты… — Уже нашёл? — Уже заставил во всём признаться и обелил твоё имя, тонко намекнул, что если кто усомнится… — Просто уйди. Опять, да? — Только с тобой. — Зачем я тебе? Какой уже раз ты ко мне приходишь? Я не считал, но я точно знаю, что ты ни разу — ни разу! — не ответил мне правды на этот вопрос. Мо Сюаньюй сегодня особенно бледен, как будто давно не ел. В последнее время на нём стало появляться всё больше и больше синяков, попытки разговора о которых он каждый раз жёстко прерывал. Яо пока ещё не мог быть ни капли настойчивее. Если сейчас заставить его испытывать чуть более сильные эмоции по ненужному поводу… Повод должен быть только один. — Ты не поверишь этой правде, брат. — Всё равно. — И она покажется тебе издевательством. — Всё равно. — И ты возненавидишь меня ещё больше. — Всё равно. — И я покажусь тебе полным идиотом. — Всё равно. Цзинь Гуанъяо всё это время был с братом максимально настоящим, каким Сюаньюй привык видеть его без всех его масок, точно зная, что до того глупого переломного момента брат от него ни за чем не скрывался. И такое отчаяние в его голосе стало уже почти привычным. Но вместе с такими глупыми словами это было совсем уж странно, показалось даже, что это совсем и не брат, как будто его подменили. Впервые проскользнул интерес к тому, что же с ним такое случилось. — Хорошо, я скажу. Но ты сам пожелал это услышать, брат. — Говори. — Я люблю тебя, брат. Горький смешок. — Нет, не как… не как брата… Пощёчина. Не уклоняясь. Наконец-то он прикоснулся. — Так ты заставил меня… — Нет, нет… я просто не хотел тебя убивать и думал, как бы этого не сделать. И нет смысла говорить ему, что эта музыка должна была заставить его всего лишь явить на свет и выполнить свои самые сокровенные желания. Это всё равно уже не может быть так. Не после всего. — А доверять ты мне не пробовал? Вот. Сейчас. Скоро. Ему давно надо было перестать сдерживать себя… — Я… я честно постараюсь научиться. Ещё одна пощёчина. Всё. Истерика. Вот. Вперёд. Наконец-то. — А приходил я сюда ровно сорок три раза, не считая этого. И ты сейчас впервые ударил меня. Я счастлив. — Ты не умеешь быть счастлив! — Я только что научился. — Ты… Всё. Можно. Обнять. И переждать, пока он закончит биться в этих объятьях. Кажется, когда всё же удастся забрать его в орден, количество синяков на них обоих сравняется. Вот бы ещё иметь счастье самому наносить на тело брата целебные мази со всей той нежностью, на которую только способна его подлая, но такая несчастная душа… не стоит пока об этом думать. — Плачь, — тихо прошептал он, прижав брата к себе, — я буду оберегать даже твои слёзы. — Отпусти меня! — Нет. — Уйди! — Нет. — Не смей меня трогать! — Не… тц! Бей меня, кричи, выпускай всё, что за это время в тебе накопилось, можешь забить до смерти, я не буду сопротивляться. Но я тебя не отпущу. Интересно, в такой ситуации уместно беспокоиться о том, что верховному заклинателю не следует ходить с фингалом на пол-лица? Яо знал, что совершенно неуместно, но и ненавидеть себя за эти мысли тоже не получалось, получалось только думать о том, какой же он идиот. Ну и о том, что нужно убить уже наконец жену, и можно будет воспользоваться её косметикой. Мо Сюаньюй успокоился, только поставив второй фингал и чуть не сломав Яо рёбра, согласился просто тихо плакать, уткнувшись в плечо брата. Тот начал осторожно поглаживать его по спине, думая о том, что нормальную жизнь он брату всё же обеспечит, даже если всё остальное уже не получится. На то, чтобы обеспечить брата себе, надеяться уже точно не приходилось. Сюаньюй рыдал долго, Яо даже успел осмелеть и уткнуться носом в его пыльные волосы. Возможно, прежнему ему стало бы от этого противно, но слишком долгие мечтания, полные скорби сны и впервые в жизни проснувшаяся совесть как будто отсеивали всю пыль и грязь, оставляя лишь собственный, такой родной запах брата. — Но ты уйдёшь, — раздался в тишине тихий голос, больше похожий на длинный всхлип, — а я ещё подумаю. — Хорошо, — на это Яо уже был согласен. — Но я очень скоро приду. Дверь уже привычно распахнулась без стука. За всё то время, пока они, так сказать, встречались, жители деревни Мо нарушали подобным образом все возможные правила приличия чуть ли не каждый третий раз, то и чаще. Раньше Яо это терпел, честно терпел, чтобы к брату не относились ещё хуже, но теперь, когда ему остался всего один раз, чтобы там его милый А-Юй ни ответил… возможно, если на него теперь вызверятся больше, сам же Яо потом выступит в роли ласкового утешителя, заполучив себе ещё немного времени наедине с братом… он эгоистичная сволочь, но как же хорошо такой сволочью быть!.. Пока не испортил всё своим сволочизмом, да. Совесть очень любила возвращать его в реальность самыми неприятными из возможных способов. Тупые и крайне невежливые слуги госпожи Мо и её ещё более противный сын в любом случае достали. — Я уже третий месяц здесь появляюсь, а мой брат уже полгода тут живёт. За всё это время вы так и не научились стучаться? — холодно спросил он, слегка обернувшись. — Опять ты? — проигнорировал его слова Мо Цзыюань. — Этот паршивец живёт на моей земле и ест мой рис. Захожу куда хочу, когда хочу, как хочу и зачем хочу. Хм. Жаль, что эту землю защищает орден Гу Су Лань. Впрочем, можно заставить их прожить всю жизнь в страхе, стоит лишь намекнуть, кто он такой — мелочно и банально, зато действенно — так что пока не стоило обращать на лишних людей своё драгоценное внимание. — Зачем ты снова явился? — Спросил Сюаньюй, не отрываясь, впрочем, от плеча брата. Наконец-то они с Цзыюанем поменялись местами. Наконец-то этот вопрос задан не ему. Только излишне счастливую улыбку надо бы скрыть, а то его тоже могут счесть сумасшедшим. Не то чтобы это важно, просто не очень приятно. — В деревню прилетели ученики из именитого ордена для уничтожения ходячих мертвецов. Они сейчас разговаривают с моей матерью, а тебя велено запереть, чтобы не мешался. Надо же, этот боров не способен запомнить даже, какой орден защищает их земли. Впрочем, важнее другое. — И давно у вас есть ходячие мертвецы? — Понятия не имею, — ответил Сюаньюй таким тоном, что даже недавно прошедшая истерика не мешала понять: нарисовать на каком-нибудь живом существе флаг для привлечения всяческой нечисти он вполне мог и вряд ли постеснялся. Всё-таки, без его присутствия, но явно его стараниями брат начал оживать задолго до этой встречи. — А ты настолько паршивый заклинатель, что уже вторую неделю их не замечаешь, хотя сам здесь чуть ли не поселился? Жирный Мо издевательски фыркнул, счёл, что этот разговор ему надоел, захлопнул дверь и на самом деле запер. Сюаньюй поднял голову и вгляделся в едва заметное в темноте хмурое лицо брата. — Что случилось? — Печать Стигийскую с собой не взял. — Ты верховный заклинатель, зачем тебе каким-то крестьянам так мелко гадить? — Хочется. И Печать — это не мелко. — И всё же. Ланьские ученики, к тому же, ничего плохого никому не сделали. — Ничего, им полезно. Ты сюда мертвецов притащил? Как? — Нарисовал кровью флаг на осле, — так вот откуда тот порез на руке… — Он быстро стёрся, но они всё же пришли, и даже не очень слабые. Яо погладил брата по спине и осторожно спросил: — А… ты меня простишь? Хоть когда-нибудь? Сюаньюй помолчал немного, заставляя брата представить пять вариантов возможного будущего, из которых самые лучшие заканчивались новой истерикой, а худшие — и думать не хотелось даже, чем. Не надо было этого спрашивать. — Глупый ты мой брат… Я уже… как ты думаешь, как я к тебе отношусь? — Ты меня любил, — неуверенно ответил Яо, — но я не уверен, что теперь ты способен… — Откуда ты знаешь? — Та мелодия заставляла осуществлять свои самые тайные желания. Я тогда не понял, я знаю, я просто омерзительный идиот, я… — Понятно, — Сюаньюй вздохнул. — Мне очень… противно это признавать, но я до сих пор не способен перестать это чувствовать. Но я всё ещё очень обижен, я сам удивляюсь, почему я стою лишь на грани ненависти и… Договорить ему не дали, прижав к себе всем телом и счастливо уткнувшись в шею. — И… поцеловать можно? — Быстро ты, брат. Н… нельзя. Как приговор. Но, что ж, спасибо и на этом. Спрашивать, почему, точно не стоило, но Яо всегда только такое и делал, только очень тайно, пока никто не видит и когда никто не понимает. — Ты уверен? — с нежной улыбкой спросил он. — Я знаю, что я теперь от тебя не отвяжусь, — серьёзно ответил ему брат. — Но, пожалуйста, не так сразу. Мне… — Страшно? — а ещё Цзинь Гуанъяо хорошо умел понимать людей. Сюаньюй опустил голову. — Чего именно ты боишься, брат? Вопрос остался без ответа. Конечно, трудно было не понимать, чего он боится. Это было очень нелогично, и, кажется, это было всем абсолютно понятно, и как будто даже стыдно было это произносить. Но — страшно. И, что самое главное и самое неприятное, Цзинь Гуанъяо понимал: его брат теперь, после всего, начал — дожили — его ещё и бояться. И себя, за компанию, вместе со своими чувствами. А ещё не хотелось бы продолжения истерики, он же только что успокоился. Только вот как объяснить столь ранимому брату, что не стоит ничего, а в особенности его, бояться, что надо ему, наконец, поверить? — Я ведь теперь от тебя не отстану, ты же понимаешь. Я буду носить тебя на руках, целовать тебе ноги и исполнять все твои желания, и каждый твой каприз будет становиться правилом ордена. Я уничтожу всю эту деревню, пока Сюэ Ян будет пытать тех адептов, что посмеют не извиниться перед тобой по возвращении в орден. Я убью жену, чтобы она нам не мешала. Я уничтожу весь её клан, если только ты захочешь. Я люблю тебя, брат, и я сделаю для тебя всё, что угодно, понимаешь? Ничего из того, что случилось, никогда не повторится, и я не причиню тебе больше ни капли боли. Я не буду тебе в этом клясться, ведь ты не поверишь мне, клятвопреступнику, и я не буду тебе ничего обещать, ведь все обещания я когда-нибудь нарушаю, но, пожалуйста, поверь мне так, брат. А если ты мне и не веришь, если ты думаешь, что всё кончится также, то разве хуже тебе станет от этого? Хуже ведь не бывает, брат, ты не можешь этого понимать. И тогда разве хуже тебе станет, если ты свою смертельную серость разбавишь капелькой счастья, и не будешь это счастье отравлять себе горькими мыслями? Если вдруг ты думаешь, что через месяц я тебя убью, то почему же ты не хочешь побыть счастливым этот месяц? — Выглядит так, как будто ты исподтишка признаёшься в истинных целях, — горько сказал Мо Сюаньюй. Опять. Ну почему он опять несёт какую-то чушь? — Нет. Выглядит, как будто я идиот, не умеющий красиво говорить и признаваться в любви. То есть, не как будто. Брат покачал головой. Не поверил. Кажется, стало только хуже. Но, может, со временем поверит? Яо всю жизнь топил великие льды, Яо ведь… умеет? — Ну поцелуй меня, если так хочешь. …Так просто? — Можно? Точно? Брат кивнул. Яо хорошо умел целоваться, но сейчас ему всё казалось, что он просто ужасен и ни на что не способен. Он старался излить всю свою нежность, вину и, куда же теперь без неё, надежду, но ему снова казалось, что этого не достаточно, и он уже просто не знал, что делать и где достать ему возможность всё это высказать, всё это смочь. Он даже не знал, от чего он испытывает больше наслаждения — от того, что целуется с обожаемым братом, или же от того, что ему, наконец, это позволено. Оторвавшись от любимых губ, он начал пятнать поцелуями солёное лицо, уши, шею… когда брат попытался осторожно отстраниться, он аккуратно перехватил его руки и начал обцеловывать уже их. — Извини, я так долго об этом мечтал… — Нет, нет, я не против, просто… я же очень грязный, не надо тебе так много меня целовать! — Надо. Сколько угодно, как угодно и какого угодно. Ещё? Сигнальный огонь ордена Гу Су Лань озарил небо за разбитым окном. Сюаньюй мгновенно нахмурился. — Там ведь не должно было быть ничего настолько страшного, — ответил он на вопросительный взгляд брата. И поднялся. — Надо бы сходить посмотреть. — Зачем? — А вдруг будут жертвы? — А тебе не всё равно? — Нет. — Но… — Я не ты, брат. Поможешь мне выломать дверь? — Опять нас прерывают на самом интересном моменте, — поморщился Яо. — Нет, ты туда не пойдёшь. — Сказал же, что пойду. — Вдруг там действительно что-то страшное? Посиди здесь, я сам проверю. Скоро вернусь, — Яо быстро поцеловал его в уголок губ, взъерошил ему волосы и вылетел на мече через окно, поленившись выбивать запертую дверь. — Деревню уничтожать не смей! — полетело ему вслед. Вернулся он всё же совсем не скоро — большая белая звезда успела сделать дугу от одного края окна до другого. Сюаньюй успел испугаться, что его не услышали, потом решить, что всё же услышали, спокойно подождать, поразмышлять над своей странной участью, дойти в своих мыслях до очень радостных и очень безрадостных мыслей, потом испугаться, что его всё же зачем-то бросили, погоревать об этом, понять, что его всё же не бросили бы просто так и, наконец дойти до мысли, что с Гуанъяо что-то случилось. Он собирался уже выйти проверить, но тут в окне показалась знакомая фигура, целая и чем-то очень довольная. — Ты не поверишь, брат, но ты меня спас, — потом он заметил хмурое обеспокоенное лицо. — Извини, пожалуйста, я не хотел так долго. Там просто эти малолетние Лани до неприличности настойчиво интересовались, что тут делает верховный заклинатель, пришлось для вида даже пролететь немного к Лань Лину. Хочешь больше никогда меня не терять? — и он искушающе улыбнулся, уже зная, что сломал сейчас последнюю из стен, которыми отгородился от него брат.