Персик расцветает

      Всё-таки, она зря его ни о чём не попросила. Медсёстры с ней не разговаривали, только молча давали таблетки и уходили, лишь поглядывали странными, неприятными взглядами. Охрана за дверью переговаривалась невнятно, так как тихо, как будто им приказали её не тревожить, а шагов в коридоре слышалось очень мало, и девушка вскоре догадалась, что её палату попросту обходят десятой дорогой, возможно, даже без дополнительных просьб и приказов.       Конечно, она могла бы попросить у охраны всё, что угодно — Фон же сказал. Но Фон вообще много чего сказал, а если она даже у него ничего просить не стала, то… у охраны? Незнакомых сомнительных типов из триады? Он правда думал, что она что-то подобное сделает? Или, быть может, скорее только потому и сказал, что знал, что охране напрягаться не придётся?       …А какая ей вообще разница?       Что-то делать быстро перехотелось, равно как и думать об этом. То ли чудодейственное непонятно что Фона наконец перестало действовать, то ли просто. Скорее всего, первое. И через некоторое время к Тсунаёши потихонечку подкрались мысли другие — о том, что она устала и о том, что она действительно, как и говорил Реборн, никчёмна. Потому что… потому что она ведь знала, она ведь предчувствовала, у неё ведь дар её странный, она ведь должна была, она ведь не могла не, она ведь точно знала, что ничем хорошим это всё не кончится. Она ведь… она должна была сопротивляться, она должна была не дать себя во всё это впихнуть, она должна была сказать своё «нет» железным тоном, не пускать Реборна и всех этих людей в свою жизнь. И, разумеется, она не должна была давать себе почувствовать по отношению к ним что-то тёплое и приятное. И уж тем более — не должна была доверять.       Потом начала подкатывать апатия. Сначала — волнами, и на приливе Тсуна смотрела в потолок, не имея сил закрыть глаза, на отливе — в окно на солнце. Солнце смотрело на неё и почему-то совсем не напоминало ни Реборна, ни Рёхея, ни Шоичи, ни прочих. Потом Тсунаёши погрузилась в это полностью.       Она не знала, сколько прошло времени, только солнце давно уже зашло, но она совсем не обратила на это внимания, и кромешная тьма за окном её бы даже удивила, если бы она чувствовала себя способной удивляться. Но в какой-то момент пришёл Фон, почти сразу после ухода медсестры с очередной порцией таблеток, снова положил ей руку на лоб, снова наполнил чем-то там непонятным, но несомненно чудодейственным, и она снова начала что-то осознавать и о чём-то думать.       — Плохо? — спросил он.       — Нормально.       Как будто могла она что-то другое ему сказать, честное слово.       — У меня такое ощущение, что это же вы сказали бы и вчера, и позавчера, и неделю назад, и… простите, — запнулся он.       Да, это банальная, всем в этом мире привычная ложь. Вот только все нормальные люди принимают эту нехитрую игру и соглашаются отвечать той же ложью, а он вот… и за что он вообще извиняется?       — Всё нормально, — зачем-то повторила девушка. — Я, правда, совсем не понимаю, зачем я вам нужна, но так как вы вряд ли мне на этот вопрос ответите, всё нормально абсолютно.       Он вздохнул и посмотрел в окно. Тсунаёши впервые подумала, что это окно её уже очень достало. Только она раньше этого не замечала, потому что не замечала ничего вообще. А теперь вот это поняла.       Вообще-то, её всё уже достало… но об этом точно лучше было не думать. Молчать про себя. Иначе опять придётся во всё это, доставшее, упасть.       Впрочем, это Тсунаёши просто знала наперёд, сейчас ей падать никуда не хотелось. В себя — Фон не даст, уже не дал. Не в себя… что ж, в конце концов её наверняка и правда убьют, но сейчас этого всё равно не хотелось, пусть оно и было неизбежно.       — Ты права, — с лёгкой, но немного напряжённой улыбкой ответил Фон, — на этот вопрос я ответить пока затрудняюсь. Но твоё понимание нормального меня всё равно напрягает. Я принёс тебе твой телефон, там есть пропущенные от кого-то и несколько непрочитанных сообщений в социальных сетях, — он положил телефон ей на стол, — но это не важно. Хм. Реборн учил тебя медитировать?       Что-то такое вроде когда-то было. Но тогда Реборн, кажется, счёл её безнадёжной настолько, что учить дальше просто не стал. Вроде бы. Тсунаёши очень быстро об этом забыла — в то время вообще сложно было помнить такие мелочи. В то время и собственное имя забыть можно было…       Без него, впрочем, тоже.       — Наверное. В любом случае, я этого точно не умею.       Фон укоризненно покачал головой. Тсуна шестым чувством поняла, что укоризна эта относилась совсем не к ней, а к Реборну, от которого Фон, правда, ничего путного и не ждал. Но спрашивать ничего не стала.       — Ладно, — сказал он. — Учить тебя этому я явно буду не сейчас.       Тсуна сначала просто кивнула.       Потом сообразила.       — А зачем вам меня учить?       Как-то она излишне привыкла к тому, что всем вокруг зачем-то надо чему-то её научить. А она ещё должна воспринимать это с благодарностью, но у неё обязательно ничего не получится, потому что она же никчёмная, да. Именно.       — Если ты не хочешь, я, конечно же, не буду тебя заставлять. Но это поможет тебе скорее прийти в норму и чувствовать себя лучше. Да и просто… не помешает. Я не… Я не Реборн, Тсунаёши.       Да уж.       — Я понимаю, что вы не Реборн. Но я не понимаю, зачем вам это всё делать.       Тсунаёши чувствовала, что доверять ему можно. Но умом понимала, нет, точно знала, что нельзя. Нельзя в таких ситуациях никому доверять. Не то чтобы, правда, это поможет, но всё же. Нельзя.       — Давай я на этот вопрос тоже пока не буду отвечать. Я понимаю, что ты удивлена, не уверенна и не знаешь, чего от меня ожидать, но если я сейчас скажу тебе правду, ты мне точно не поверишь. Ты сейчас просто не сможешь допустить, что такое возможно.       — То есть, вы просто предлагаете мне пока что плыть по течению? — без удивления спросила девушка.       Первой части этого заявления она ожидала, а вторую не поняла, но спрашивать не хотела.       — Если тебе так удобнее, — ответил он спокойно. — Завтра я заберу тебя отсюда.       — Хорошо, — только и сказала она.       Что на это ещё сказать, она просто не знала.